ОН НАМ НУЖЕН?
Однажды вечером я возвращался домой. Проходя мимо аптеки, я увидел в луже на дороге маленького котенка. Он так громко мяукал, что все внутри сжималось от боли, но не успел я подойти к нему, как из аптеки выбежала маленькая девочка. Опрятно одетая, она взяла мокрого и грязного котенка на руки. Из аптеки вышла женщина и подошла к девочке, видимо, ее мама, и я услышал следующий диалог:
Девочка:
— Мама, смотри, какой милый, давай возьмем его с собой?
Женщина:
— А он нам нужен?
— Да, очень нужен!!!
— А мы... Мы ему нужны?
— Да, конечно, нужны... Ему нужна забота и любовь!
Тогда женщина взяла котенка на руки и сказала: «Добро пожаловать в семью!»
Взяла дочку за руку и отправилась домой.
ОХОТА
Когда дочка была маленькая, она однажды напросилась со мной на охоту. Рано утром, еще затемно, пошли с ней к реке.
— Папуль! Так темно! Мне страшно!
— Ничего, доченька, скоро рассветет. Шагай быстрей, а то утки все улетят.
Она была сонная, и ноги у нее заплетались. Я посадил дочку себе на шею, подвинув увесистый рюкзак. Вес взят. На берегу я ссадил ее и стал доставать из чехла ружье.
— Пап, мне холодно! — поежилась дочка. Я снял с себя куртку и стал укутывать дочку поплотней. Да, холодок-то теперь почувствовался.
— Пап, я кушать хочу, — тут же заявила эта пигалица.
— А чтоб тебе! — подумал я и стал вынимать из рюкзака бутерброды и термос. В это время, слышу, над головой характерный свист. Стая уток пронеслась. Я с тоской посмотрел им вслед. Дочка начала было жевать бутерброд, но уронила его. Я поднял бутерброд, отряхнул от травы и дал ей.
— Он грязный! — резонно заметила она. Но, сохраняя терпение, я вытащил из пакета кусок колбасы.
— Не хочу колбасу — обиженно заявила эта вредина. Я и сунул ей яблоко. В это время вижу, летят. Приготовился, вскинул ружье. И тут она дергает меня за рукав:
— Пап, я писать хочу.
Все равно стреляю. Ба-бах!.. Мимо! Вот невезуха! И тут слышу тихое поскуливание. Смотрю, малышка стоит, испуганно заткнув уши. Колготки мокрые. Это она так отреагировала, когда бабахнуло. А переодеть-то ее не во что. Запасных колготок нет.
Сложил ружье, засунул в чехол, собрал рюкзак и, мысленно чертыхаясь, потопал с дочкой домой. Когда вернулись, она переоделась в сухие колготки и крепко меня обняла:
— Папочка, я тебя так люблю!..
И я почувствовал, что возьму ее с собой снова.
РАССКАЗ ФРАНЦУЗСКОГО ПИСАТЕЛЯ
Многие американцы знают и любят «Маленького принца» Антуана де Сент-Экзюпери. Дети видят в нем волшебную сказку, взрослые — серьезное, заставляющее задуматься чтение. Однако мало кто читал другие романы и рассказы Экзюпери, и не многие слышали, что автор был военным летчиком во время Второй мировой войны и погиб в бою с нацистами, а до войны сражался в Испании против фашистов. О гражданской войне в Испании он написал замечательный рассказ «Улыбка». Этой историей я и хочу с вами поделиться. Не знаю, правда это или вымысел, но хочется верить, что правда.
В Испании Антуана де Сент-Экзюпери захватили в плен и бросили в тюрьму. Обходились с ним очень грубо, и он сразу решил, что долго его в камере держать не станут — расстреляют, и дело с концом. Дальше буду рассказывать от первого лица своими словами, как запомнилось.
Я не сомневался, что меня скоро поведут на расстрел. Настроение от этого, конечно, не улучшалось, и я стал нервно шарить по карманам: а вдруг там завалялась пачка сигарет, которую не отобрали при обыске. Сигареты и правда нашлись. Дрожащей рукой я сунул одну в рот. А вот спичек не было.
Сквозь прутья решетки я поглядел на моего надзирателя, но ответного взгляда не дождался. Для тюремщика я уже труп — чего зря смотреть? Тогда я окликнул его:
— Огоньку не найдется?
Опять же не глядя, он пожал плечами и подошел, чтобы дать мне прикурить. Чиркнула спичка, и тут наши глаза невольно встретились. Я улыбнулся — сам не знаю почему. То ли нервное, то ли просто, когда оказываешься с человеком лицом к лицу, трудно ему не улыбнуться. Вот я и улыбнулся. И в этот миг между нами словно искры пробежала. Казалось, моя улыбка просочилась сквозь прутья и зажгла ответную в его глазах. Он поднес мне огонек, но не отошел и не отвел взгляда. Так и остался стоять, глядя мне прямо в глаза и улыбаясь.
Я тоже продолжал улыбаться, теперь уже видя в нем человека, а не просто тюремщика. Похоже, и он видел во мне не только врага.
— Дети есть?
— Да, сейчас покажу.
Я порылся в бумажнике и вытащил несколько семейных снимков. Он тоже достал фотографии детей, показал мне и принялся рассказывать о них, строить планы на будущее.
У меня защипало в глазах, и я сказал, что своих детей, наверное, уже не увижу. Его глаза тоже увлажнились.
И вдруг, ни слова не говоря, он отпер дверь моей камеры, потихоньку, какими-то закоулками, вывел меня на городскую окраину и все так же молча ушел.
Мою жизнь спасла улыбка. Да, улыбка. И та естественная, бескорыстная общность, какую она вызывает у людей. Я решил написать об этом, чтобы люди не забывали о том, что за всеми крепостными стенами, которые мы воздвигаем для самообороны — за оплотом титулов, степеней, статуса, престижа и прочего, — таится наша подлинная человеческая суть. Я не боюсь назвать ее душой, потому что верю: если мы распознаем наши души за всеми заслонами, то никогда не будем врагами. И не будет в нас ненависти, зависти, страха. А пока крепостные стены отделяют нас друг от друга и мешают человеческому общению.
Я ЛЮБЛЮ ТЕХ, КТО...
Я очень люблю людей, которые после того, как вывезти из супермаркета полную тележку к машине, везут ее (уже пустую) назад в магазин, тех, кто ходит на базар не с кульком, а с тряпичной сумкой, тех, кто, бросив в урну мусор и не попав, остановится, поднимут его и бросят снова, тех, кто откликается на просьбу друзей и знакомых всегда (!) и с первого раза, тех, кто думает о других не реже, чем о себе, тех, кто улыбается безо всякой на то причины, тех, кто подает руку упавшему человеку, тех, кто может в любой конфликтной ситуации решить вопрос с улыбкой и без крика, тех, кто внимательно относится к людям, которые их окружают, тех, кто НЕ отвечает на звонок мобильного в момент, когда с тобой разговаривает, тем самым показывая свое уважение, тех, кто умеет красиво выражать свои мысли без матов, тех, кто любит и ценит свою семью и себя, тех, кто каждой клеточкой своего тела сейчас понимает то, о чем я пишу...
Спасибо, дорогие, что вы есть!
ТОЛСТОЛОБИК
Посмотришь на детей — как много и с любовью они по-детски трудятся: и то им надо, и другое желательно проверить, и третье обязательно необходимо достать, узнать, впитать в себя. И все они в делах неугомонных. Мудрецы говорили, что у философов и у детей есть одна благородная черта — они не придают значения никаким различиям между людьми — ни социальным, ни умственным, ни внешним. Все это еще впереди, ибо всем этим взрослым «прелестям» они вынуждены будут научиться у родителей, школы, улицы. Но все-таки и среди нас, взрослых, остались еще такие, а вернее, это те, кто возродили в себе чувства духовной близости со всем окружающим миром.
Одна наша хорошая знакомая по академии здоровья рассказала о себе такую невыдуманную историю. Как-то по случаю на базаре она купила толстолобика килограмма под три у тех, кто продает рыбу прямо из бочки. Продавец, получая деньги за прыгающую на весах рыбину и видя недоумение покупательницы, поучал: «Придете домой, и перед тем, как разделывать тушку, ударьте ее по голове молотком пару раз, и она успокоится». Принесла хозяйка толстолобика домой, достала молоток и уже собралась нанести удар, да вздумалось ей взглянуть на рыбину. И увидела глаза ее, смотрящие прямо ей в лицо. В немецком языке это называется «Unter vier Augen» (в дословном переводе — внутри четырех глаз), то есть глаза в глаза по-нашему.
И рука опустилась — она поняла, что убить рыбу она не сможет. Но что делать? Налила в ванну воды и пустила серебристую пленницу в родную стихию. Наутро взяла пластмассовое ведро, плеснула туда воды, затем аккуратно уложила туда же рыбу, понятливо помахивающую хвостом, обвязала старым платком верх временного аквариума и пошла с поклажей на остановку. Дождавшись дачного автобуса, поехала на Кравцово озеро, километров за пятнадцать от города. Но, оказалось, что озеро огорожено и у ворот охрана. Она начала объяснять: мол, привезла рыбину выпустить в водоем. Стража не поверила и велела показать, а убедившись в наличии живности, все равно сказали: не велено. Можешь отдать нам, мы, мол, позаботимся о ее судьбе. Но наша знакомая заподозрила неладное и ответила отказом: «Нет, я сама хочу выпустить ее на волю».
Тогда раздосадованный вахтер стал указывать, что рыбалка платная и проход к водоему надо оплатить. Наша знакомая показала последние пятьдесят рублей и посетовала, что это деньги на обратный проезд. И тогда, видя, что от нее никак не отделаться, охранник подозрительно спросил, а не сбежала ли она из психушки.
Закончилось все мирно — рыбина, попав в родную стихию, благодарно ударив хвостом по водной глади, уплыла в свое подводное царство. А недовольный охранник напоследок сказал: «Ну и дура же ты, все равно ее кто-нибудь выловит», — на что наша знакомая ответила: «Я свое дело сделала, и у меня отлегло от сердца, а что будет дальше с рыбой, так это уже не мои заботы».
Мудрые говорили, что будущее (грядущий день) каждый из нас бессознательно готовит задолго до своего появления. Но каждый из нас готовит его по-своему, поэтому-то и результаты у всех различные.
Василий СКАКУН
ПРО ДЕДА
Про деда своего я, к сожалению, мало что помню и знаю. Так, общие факты биографии. И несколько историй.
В первую мировую деда мобилизовали. Воевал в кавалерии. Вся жизнь у него с лошадьми связана. Дезертировал. Я так понимаю, смута в войсках тому виной. Потому что дед был не робкого десятка и Георгиевским кавалером к тому времени. Прятался от жандармов в русской печке. То отдельная история. Потом революция, гражданская. Воевал у Щорса ординарцем. Потом крестьянствовал и заведовал чем-то типа конефермы.
В Отечественную практически с первых дней на фронте. Вместе со своими лошадьми. В сорок третьем пришла похоронка. Бабка поубивалась, а четверых сыновей надо было доводить до ума. Пятый, старший, уже воевал.
В сорок пятом, в начале весны, пришла еще одна похоронка на деда. Решили, что ошибка. Но на всякий случай еще раз отплакали.
А в сорок шестом вернулся сам. С Германии, с оккупационных войск. Привез патефон. Радовался, что не попал на Дальний Восток. И что бабка его дождалась несмотря на две похоронки. Похоронки по пьянке торжественно спалил на костре во дворе дома. Устроив общедеревенское шоу. С песнями и плясками. Жаль.
Награды свои, ордена, медали, держал (сказать «хранил» язык не поворачивается) в деревянном ящике в мастерской. Вперемежку, и царские, и советские. Давал внукам поиграться с «цацками». Без пиетета, вообщем, относился. Бабка следила, чтоб ничего не растеряли. А, все равно, половину похерили.
Награды своего погибшего фронтового друга хранил отдельно, на бархатной подушечке, в комоде. Внукам даже заикаться про них не велено было. По праздникам, выпив, доставал, показывал, в руки не давал.
Был у него перед тем дружком должок. Должен он был, по их взаимному уговору, в случае смерти разыскать и удочерить его ребенка. Очень его этот долг тяготил. Разыскать в то время по детдомам осиротевшего ребенка…
Разыскал. И удочерил. И вырастил. То тоже отдельная история. О том, что тетка моя любимая, несмотря на отчество, мне по крови совсем не родная, я узнал, уже будучи взрослым.
После войны опять стал заниматься своими лошадьми. Потом, уже на пенсии, все равно работал конюхом. Не мог без лошадей. Как рассказывают, с лошадьми и про лошадей говорил намного больше, чем с людьми и про людей.
Ну и вот история. Была у него в конюшне кобыла. В хозяйстве бесполезная совершенно. Своенравная, необъезженная, неуправляемая, цыганских, что ли, кровей. Ни пустить на колбасу, ни продать дед ее почему-то не давал. Авторитет его в конюшнях, несмотря на должность конюха, был непререкаем.
Кобылка забеременела и ожеребилась. Жеребенок обещал быть добрым конем. Повел их дед как-то вечером купать на реку. Кобылу и жеребенка. Привязал жеребенка на берегу — искупал кобылу. Потом привязал кобылу и повел жеребенка. Не знаю, почему не вместе.
Прожил дед всю жизнь на реке, а плавать так и не научился. И реки форсировал, держась за коня. А тут жеребенок малой. То ли в яму дед попал, то ли что. Стал тонуть. Ухватился за жеребенка. А тот и сам уже из последних сил ноздрями пузыри пускает. Сносит их к середине. Сам бы утонул и жеребенка утопил. Кричи — не кричи, если близко никого нет.
Как кобыла справилась с коновязью? Как-то справилась. Бросилась в реку. Стала выталкивать их к берегу. Вытолкала. Километра за два ниже по течению. Дед, хоть и был практически без сознания, так в жеребенка вцепился, что долго потом не мог руку разжать. Свело. Говорил, что когда пришел в себя, долго боялся открыть глаза, ожидая увидеть архангела Гавриила. Когда открыл, — увидел склоненную лошадиную морду.
А народ, кто слышал крики с реки о помощи и побежал туда, уже доложили бабке, что дед утонул. Одежду с берега принесли. В очередной раз скончался, короче. Пока его часа через три не привезла на себе необъезженная (!) кобыла. Еле живого. В трусах. Но веселого.
После этого чтобы кто-то словом, или, упаси Бог, делом, обидел кобылу… Лучшее стойло, лучшее зерно, сахар с руки… Они и умерли с дедом, говорят, чуть ли не в один день. По крайней мере, если и разминулись, то немного.
И НА ВОЙНЕ — ЛЮДИ КАК ЛЮДИ
СССР. Время моей счастливой юности. Собираем дары природы с папиным товарищем по работе — он «сидит» на соседнем кусте. Сам процесс сбора довольно скучный, поэтому общие темы для беседы найти очень легко. Даже между мелким пацаном и человеком «старшего возраста».
— Ого! Так вы и войну застали? И фашистов вживую видели? Правду по телевизору показывают, что это звери были, а не люди?
Далее его рассказ:
— По-разному... Жили мы тогда в маленьком селе в Западной Украине, отца с братом сразу мобилизовали. Потом прошли бои, и от села ничего не осталось. Остались мы с сестрой одни. Мне 6 лет, сестре — 9. Все лето жили в чудом сохранившемся сарае, а осенью стало холодно, надо что-то делать дальше... Решили идти к тете на другой конец Украины, хоть какая-то родня. Шли от деревни к деревне, попрошайничали.
В одном селе стучимся. Видно, что дом богатый, нетронутый — староста или еще кто важный. Высовывается хозяйка, мы — «подайте хлебушка». А хозяйка отвечает:
— Ну-ка быстро отсюда, сейчас собак спущу.
А во дворе у нее рвется с цепи здоровая злая псина. Мы сразу от того дома побежали, только хозяйка все равно собаку спустила. Чесанули по улице, но разве от зверюги убежишь? Сестра чуть отстала, чтобы мне шансы дать. Сзади рычание — вот-вот на сестру накинется. И тут из-за закутка нам дорогу перегораживает огромный немец в полной форме с оружием. Настоящий ариец — молодой, под два метра, светловолосый, голубые глаза и лицо недоброе. И автомат начинает снимать. Сзади бешеная собака — спереди немец! Все, нам конец! Время замедлилось.
А он, наконец, снимает автомат и поверх наших с сестрой голов очередью собаку срубает. Потом снимает свой «рюкзак», достает кусок хлеба, ломает на две части и протягивает нам с сестрой. Еще консервы достает. Сестра опомнилась от испуга, давай его благодарить, оставалась у нас еще последняя ценная вещь — мамино кольцо. А он рукой отодвигает: «Найн!».
Так что и на войне — человек всегда человек!
ОБЕТ
Работаю я юристом в детском социальном приюте и хочу рассказать историю, которая случилась совсем недавно. Пришла в приют женщина лет 30-35 и положила на стол 150 тысяч рублей для детей. Администрация приюта сказала, что деньги не нужны, а пусть она сама купит на эти деньги детям сладостей, так как рацион в этом плане у приютских детей скудноват.
Через час эта женщина приносит каждому ребенку по пакетику, в котором были фрукты и сладости. На оставшиеся средства она купила тетрадок, альбомов для рисования, а также чистящих и моющих средств.
Мы попросили у женщины оставить свои данные, так как подобные случаи очень редко происходят и мы хотели бы ее поблагодарить через местную газету. Однако женщина наотрез отказалась сообщать что-либо о себе, зато рассказала историю:
— Пошла я как-то по клюкву и заблудилась в болоте (а болота на Полесье страшные). Стало темнеть, и дала я обет перед Богом, что если выйду на дорогу, то все деньги, вырученные от продажи клюквы, отдам детям в приют. Так я и сделала...
Иннара ОСТАПЧУК
Надежда рождает веру!
Кир Август Бартол
Несколько лет назад одна учительница получила приглашение позаниматься с маленькими пациентами большой городской больницы. Она должна была помогать детям делать уроки, чтобы за время болезни те не слишком отстали от школьной программы.
Однажды ей позвонили и попросили позаниматься с новым пациентом. Продиктовали имя и фамилию ученика, номер больницы и палаты, в которой он лежал, и сказали (на другом конце провода тоже была учительница): «Мы сейчас проходим существительные и наречия. Я была бы вам благодарна, если б вы помогли ему делать домашние задания, чтобы мальчик не отстал от одноклассников».
И только у самой двери палаты учительница поняла, что попала в ожоговый центр. Никто не предупредил ее, что ждет ее по ту сторону двери. Прежде чем войти, ей пришлось облачиться в стерильный халат и шапочку, чтобы не занести инфекцию. Ее попросили не прикасаться ни к мальчику, ни к его кровати. Около пациента можно было стоять, но говорить следовало через специальную маску.
Когда с предварительными приготовлениями было покончено — учительница вымыла лицо и руки, надела все, что ей сказали надеть, — она набрала в легкие побольше воздуха и пошла в палату. Мальчик, страшно обгорелый, очень страдал от боли. Девушке стало неудобно, она не знала, что сказать, но развернуться и уйти она тоже не могла — она уже слишком далеко зашла. Наконец она пробормотала:
— Я учитель, помогаю лежащим в больницах школьникам не отстать от программы. Твоя преподавательница попросила меня помочь тебе разобраться с существительными и наречиями.
После занятия она подумала, что бывали у нее уроки и полегче.
На следующее утро она пришла в ожоговый центр снова, и одна из медсестер спросила:
— Что вы сделали с тем мальчиком?
Учительница принялась рассыпаться в извинениях, но медсестра ее перебила:
— Вы не поняли. Мы тревожились за его жизнь, но после вашего визита его словно подменили. Организм начал бороться, реагирует на лечение… мальчик словно бы решил жить.
Сам мальчик потом вспоминал, что тогда он перестал надеяться и чувствовал, что умирает, — пока не увидел ту учительницу. С ее приходом все изменилось: мальчик понял одну простую вещь — его будто осенило. По щекам паренька, ожоги которого были так серьезны, что он даже перестал надеяться, катились слезы счастья; озарившую его мысль он сформулировал так: «К умирающему не отрядили бы учителя для занятий существительными и наречиями, правда?».
Из книги «Мгновения для мамы»
Источник: газета "Однако, жизнь!", 2011 г.
Оценили 55 человек
62 кармы