"ИСТОРИЯ ИНДИЙ"(часть 2) Бартоломе де Лас Касас. О захвате и порабощении цивилизаций Северной и Южной Америк, которые до прихода европейцев назывались одним словом - Индия.

Бартоломе-де-Лас-Касас. 
История Индий. Книга 1, часть 2.

Третье путешествие Х.Колумба

Итак, наш первый адмирал вышел «во имя святой троицы» (как он говорит и как говорил он всегда) из гавани Сан-Лукар-де-Баррамеда в среду, 30 мая 1498 года, с намерением открыть новую землю, доныне еще не открытую, имея шесть кораблей, достаточно утомленный своим прежним путешествием, ибо «когда я отправился из Индии, — говорит он, — моя кручина возросла вдвое», а так как в то время разразилась война с Францией (2), то ведомо было, что французская флотилия подстерегает у мыса Сан-Висенте адмирала, желая захватить его в плен. Поэтому, желая избежать опасности, он сделал крюк и направился прямо к острову Мадейре, 7 июня он прибыл на остров Пуэрто-Санто (3), где задержался, чтобы взять воду, дрова и припасы, и там отслужил мессу. Остров застал он охваченным тревогой. Все было поднято на ноги, вывозилось имущество, угонялся скот — жители опасались прихода французов. В ту же ночь он отправился к острову Мадейре и прибыл к его берегам в следующее воскресенье, 10 июня. В городе оказан был ему хороший прием, и встреча оказалась радушной, ибо здесь адмирала знали прекрасно — ведь он был некоторое время жителем этого города. Тут адмирал пробыл 6 дней, пополняя запасы дров и воды и всего необходимого для путешествия.

В субботу, 16 июня, покинул он остров Мадейру и в следующий вторник прибыл на остров Гомеру. Здесь застал он французский корсарский корабль, который сопровождало еще одно французское судно и два корабля, захваченные у кастильцев. Когда французский корсар заметил, что к нему приближаются 6 кораблей адмирала, он снялся с якоря и, оставив одно из захваченных в плен судов, обратился в бегство, уводя с собой второй кастильский корабль. За оставленным судном корсар выслал корабль, а затем, когда увидел, что шесть испанских кораблей идут к полоненному судну, чтобы отбить его, он призвал на помощь 6 французских кораблей, которые стояли на страже, и, силой загнав экипаж кастильского судна в трюм, увел этот корабль с собой. Здесь, на острове Гомере, адмирал решил отправить три корабля прямо к острову Эспаньоле. Поступил он так, чтобы, в случае если бы ему пришлось задержаться в пути, эти корабли дошли до острова с вестями о нем и обрадовали и утешили христиан свежими припасами. Главным же образом он хотел обрадовать своих братьев-аделантадо (4) и дона Диего, которые очень беспокоились о судьбе адмирала.

На один из кораблей назначил он капитаном некоего Педро-де-Арану, уроженца Кордовы, человека весьма уважаемого и разумного, брата матери Эрнандо Колумба, второго сына адмирала и двоюродного брата того самого Араны, который остался с 38 христианами (В Навидаде было оставлено не 38, а 39 человек. — Прим. перев.) в крепости Навидад. Людей же этих адмирал нашел по возвращении своем на Эспаньолу убитыми. На другом корабле капитан звался Алонсо Санчес-де-Карвахаль. Был он рехидором (5) города Басы, достойным рыцарем. На третьем корабле капитаном был Хуан Антонио Коломбо (6), генуэзец, родственник адмирала, человек опытный, прозорливый и авторитетный, с которым я не раз беседовал. Адмирал дал им надлежащие инструкции и в этих инструкциях указывал, что каждый из капитанов сменяет друг друга на посту капитан-генерала (7) флотилии из трех кораблей по истечении недели. В части навигационной требовал он, чтобы ночью зажигались сигнальные фонари — лампы, которые помещаются на корме корабля и дают возможность другим судам флотилии следовать за своим флагманом в направлении, в котором он ведет эскадру.

Адмирал приказал капитанам трех кораблей следовать курсом на запад, четверть к юго-западу, 850 лиг вплоть до острова Доминики. А от Доминики плыть к западо-северо-западу, к острову Сан-Хуан, и достичь южного его берега, ибо таков был прямой путь к Новой Изабелле, ныне называемой Санто-Доминго. Пройдя остров Сан-Хуан, следовало оставить к северу остров Мону и направиться к тому пункту Эспаньолы, что носил название Сан-Рафаэль и который ныне называется «мысом Обмана». Оттуда же надлежало идти к Саоне, бухте, о которой адмирал отзывался как о хорошей гавани, лежащей между Сан-Рафаэлем и Новой Изабеллой. В семи лигах далее находится еще один остров, от которого Новая Изабелла расположена в 25 лигах и который теперь называется Санта-Катерина. Адмирал приказал капитанам кораблей в любом месте, куда бы они ни пришли и где бы они ни высаживались, запасаться свежей провизией и путем обмена добывать все, в чем явится необходимость. Ведь как бы мало ни давали они индейцам, пусть даже каннибалам, которые, как говорят, едят человеческое мясо, они тогда имели бы возможность получить все, чего только они пожелали бы, и индейцы давали бы им все, чем они владеют. Однако, если бы испанцы применили силу, индейцы постарались бы спрятать свое достояние и настроились бы на враждебный лад.

Далее указывалось в инструкции, что сам адмирал идет к островам Зеленого мыса, которые в старину одни называли «Горгодами», а другие «Гесперидами» (8), с именем святой троицы на устах и с намерением плыть далее к югу вплоть до линии экватора, а оттуда следовать на запад в поисках новых островов и земель до тех пор, пока не останется на северо-западе остров Эспаньола. «Господь наш, — говорит адмирал, — да ведет меня и да позволит мне выполнить то, что угодно ему и королю с королевой, нашим сеньорам, и что направлено к славе христиан; ибо верю я, что никто еще не ходил никогда этим путем, и море это совсем неведомое». Так заканчивает адмирал свою инструкцию.

Итак, взяв воду, дрова и провизию, в частности сыр, а сыра на Гомере много и отличного на вкус, адмирал приказал поднять паруса и со своими шестью кораблями вышел в путь в четверг 21 июня, по направлению к острову Иерро, который находится примерно в 15 лигах от Гомеры и является самым западным из всех семи островов Канарской группы. Пройдя остров Иерро, адмирал с одним кораблем и двумя каравеллами отправился дальше своим путем и во имя святой троицы отослал другие три корабля. На заходе солнца корабли разлучились, и три судна взяли курс на остров Эспаньолу. В этом месте дневника адмирал напоминает королям о договоре, заключенном с королем Португалии, в котором говорится, что португальцы не должны заходить к западу от Азорских островов и островов Зеленого мыса, а также о том, как призвали его, адмирала, короли для того, чтобы он участвовал в работах по демаркации; он не мог, однако, приехать из-за тяжелого недуга, которым заболел, открывая материковую землю Индий, т. е. Кубу, которую он всегда считал материком, ибо не мог он обойти ее вокруг, и добавляет, что в то же самое время умер король дон Жуан II и кончина его произошла прежде чем оказалось возможным осуществить работы по демаркации (9).

Следуя своим путем, адмирал дошел до островов Зеленого мыса, которые, по его мнению, названы так ошибочно, — он не видел здесь ни одной травинки — сухи и бесплодны эти земли. Первым замечен был остров Саль, и было это в четверг, 27 июня. Остров этот мал. Оттуда адмирал направился к другому острову, который известен под именем Буэнависта, бесплодному из бесплоднейших островов. Здесь стали корабли на якорь в заливе, за крохотным островком. На остров Буэнависту привозят для лечения всех португальских прокаженных. Всего же на нем шесть или семь домов. Адмирал приказал послать к берегу лодки и запастись солью и мясом. Мяса здесь много, так как на острове имеется множество коз. Прибыл на корабли мажордом, в чьем владении состоит остров, Родриго Алонсо, эскривано асьенды короля Португалии (10).

Он предложил адмиралу все, чем располагал и что могло потребоваться гостю. Адмирал поблагодарил мажордома и пригласил его отведать кастильские яства, и португалец был этим очень обрадован. Родриго Алонсо рассказал, почему прибывают сюда на лечение прокаженные. На острове множество черепах, и они обычно бывают величиной с большой щит. От черепашьего мяса и многократных омовений кровью этих тварей больные излечиваются от проказы. В течение трех месяцев в году — в июне, июле и августе — на остров приходит бесчисленное множество черепах с берегов материка, т. е. из Эфиопии. Черепахи откладывают яйца в песке, вырывая лапами ямки. В эти ямки откладывают они по 15 и более яиц, величиной с куриные. Но черепашьи яйца не имеют твердой скорлупы. У них есть лишь мягкая пленка, подобная той, что облекает желток куриного яйца. Яйца, отложенные в ямку, черепахи присыпают песком, и высиживает их солнце. Молодые черепашки, как только рождаются на свет, сразу же бегут к морю и ищут воду, как будто прежде жили они в воде и вышли из нее, а не из песка. Ловят здесь черепах таким образом. Ночью выходят на берег с факелами и отыскивают по следам крупных черепах. Когда же находят спящую черепаху, быстро хватают ее, переворачивают с брюха на спину и оставляют ее в таком состоянии, в твердой уверенности, что она не сможет сама перевернуться, а затем продолжают поиски. Здоровые люди, живущие на этом острове, ведут жизнь, полную лишений — даже пресной воды они не имеют здесь и вынуждены пользоваться соленой из колодцев. На острове всего шесть или семь обитателей, и основное их занятие — охота на коз и выделка козьих шкур. Шкуры вывозятся отсюда в Португалию на каравеллах, которые приходят на остров специально для этой цели. При этом охотникам иногда удается забить столько коз и отправить такое количество шкур, что доход их оценивается мажордомом, в чьем ведении находится остров, в 2 000 дукатов. Все эти стада — потомство, выведенное от завезенных на остров восьми коз. Случается, что люди, которые здесь живут, в течение четырех или пяти месяцев не видят хлеба и вина и питаются только козлятиной, рыбой и черепахами. Все это рассказали адмиралу.

Адмирал вышел отсюда вечером в субботу, 30 июня, и направился к острову Сантьяго, куда прибыл в воскресенье вечером, что и понятно; так как остров Сантьяго лежит всего лишь в 28 лигах от Буэнависты. Сантьяго — главный остров в архипелаге Зеленого мыса. Здесь адмирал намерен был взять рогатый скот, чтобы завезти его на Эспаньолу, потому что так приказали король и королева. Для этого он пробыл на острове 8 дней, но скот ему все же приобрести не удалось. А так как местность здесь нездоровая и люди на острове погибают от жары и заболевать стали многие из спутников адмирала, он решил отправиться в путь. Адмирал снова говорит здесь, что он желает идти к югу, потому что надеется с помощью святой троицы открыть острова и земли на радость богу и на пользу их высочествам и всему христианскому миру.

Кроме того, он желает знать, каковы были намерения короля Жуана португальского, который говорил, что на юге должен находиться материк, и в связи с этим адмирал отмечает, что имеются разногласия у короля Португалии с королями Кастилии, и в заключение указывает он, что границы владений португальского короля проходят в 370 лигах к западу от островов Зеленого мыса и следуют с севера на юг от полюса до полюса; и что король дон Жуан был уверен, что в пределах его владений можно открыть изумительные земли (11). Адмирала посетили знатные люди с острова Сантьяго и сказали ему, что к юго-западу от острова Уего (Имеется в виду остров Фогу. — Прим. перев.), одного из островов Зеленого мыса, расположенного в 12 лигах от Сантьяго, видели некий остров. Они сообщили также, что король дон Жуан весьма склонялся к тому, чтобы послать в юго-западную сторону экспедицию для открытия новых земель и что были обнаружены каноэ, которые плавали от берегов Гвинеи к западу с различными товарами. Здесь снова, адмирал начинает говорить так, как будто обращается к королям: «Тот, кто имеет три ипостаси, да поведет меня, будучи милосердным и кротким, по пути, на котором я послужу ему и вашим высочествам к вашей великой радости и на пользу всему христианскому миру, подобно тому, как это было при открытии Индий, весть о котором прозвучала на весь мир».

В среду, 4 июля, адмирал приказал поднять якоря и отправился в путь, покинув остров Сантьяго, над которым, как он говорит, с тех пор как пришли сюда корабли, люди ни разу не видели солнца и звезд: небо было все время покрыто столь густыми тучами, что казалось, будто их можно резать ножом. А жара стояла изнурительная. Адмирал приказал следовать на юго-запад, т. е. в том направлении, которым от этих островов можно пройти к югу. Он говорит, что принял это решение во имя святой троицы, ибо находился в тот момент к западу от земель Сьерра-Леоне и мыса Санта-Анны, что в Гвинее, лежащих на экваторе, т. е. на той параллели, где находится больше всего золота и ценностей. Затем, уповая на бога, плыл он к западу и оттуда прошел к Эспаньоле. Следуя этим путем, он видел, как подтверждается упомянутое выше мнение короля дона Жуана. Он желал проверить рассказы индейцев Эспаньолы, которые говорили, будто на их остров приходят с юга и юго-востока черные люди. Они принесли ему обломок асегая из металла, который назывался «гуанин». В этом обломке, посланном королю и королеве, как показало испытание, из 32 частей 18 приходилось на золото, 6 на серебро и 8 на медь (12).

Следуя своим путем к юго-западу, адмирал встретил в море травы, подобные тем, что попадались ему, когда он шел в Индии прямым путем. И он говорит, что, когда прошел 480 миль, или 120 лиг, и с наступлением темноты стал определять высоту стояния Полярной звезды, то обнаружил, что она стоит на высоте пяти градусов, но мне кажется, что он должен был пройти больше 200 лиг и что цифра эта ошибочная, ибо большее расстояние отделяет от островов Зеленого мыса и Сантьяго тот пункт, в котором он определил высоту стояния звезды, равную 5 градусам от экватора. В этом любой моряк может убедиться по карте и по тому же определению высоты Полярной звезды. И он отмечает, что здесь, во вторник, 13 июля, ветер стих, и жара и зной стали настолько нестерпимы, что он опасался, не будут ли спалены его корабли и не погибнут ли люди. И так внезапно стих ветер, и так быстро наступила неимоверная и ни с чем несообразная жара, что не было на корабле человека, который решился бы спуститься в подпалубное пространство и привести в порядок бочки, где хранилось вино и вода. А бочки лопались и разрывали стягивающие их обручи. Зерно накалилось, как огонь. Мясо и ветчина тухли и гнили. Жара удерживалась 8 дней. В первый день небо было ясное, и нестерпимо палило солнце. Но бог озаботился, чтобы причинен был меньший ущерб, ибо в течение последующих 7 дней шел дождь и небо было затянуто тучами. Но при всем этом люди не могли найти средства, которое вселило бы в них надежду, что не погибнут они, спаленные зноем. И если не случилось это в первый день, когда небо было ясное, то такая участь постигла бы людей на протяжении семи последующих дней, не будь дождей. И адмирал говорит, что было бы невозможно сохранить жизнь людей и чудесным образом были все спасены, когда разразились ливни и небо покрылось на несколько дней тучами.

Адмирал решил, если бы дал ему бог попутный ветер, чтобы выйти из этой маяты, направиться на запад и плыть так до тех пор, пока не изменилась бы к лучшему погода, после чего он снова повернул бы к югу, ибо путь на юг был именно тот, которого он желал придерживаться. «Да ведет меня господь наш, — говорит адмирал,— и да окажет он мне милость, чтобы я мог ему быть полезен своей службой и принести радостные вести вашим высочествам». Адмирал, находясь в этих жарких местах, припомнил, что всегда, когда в былых плаваниях он ходил в Индии, он наблюдал, пройдя 100 лиг, на широте Азорских островов изменение температуры, как это бывает, когда с севера продвигаешься к югу. Поэтому и желал он идти к западу, чтобы попасть в места, лежащие на этих широтах (13). Адмирал говорит, что в субботу, 14 июля, когда Стражницы были по правую руку, Полярная звезда стояла на высоте 6 градусов. Видел он черных и белых ворон, птиц, которые не удаляются на значительное расстояние от земли, и счел это признаком близости берега. Он захворал в этом путешествии подагрой и страдал от бессонницы, но, несмотря на болезнь, продолжал бодрствовать и трудился прилежно и рачительно.

В воскресенье и в понедельник видели тех же птиц. Замечены были также жаворонки. В море появились рыбы, которые носят название «botos» («тупые»). Они чуть поменьше крупных телят и имеют тупорылые головы. Адмирал попутно отмечает, что Азорские острова, в древности известные как «Касситериды», расположены у предела зоны пятого климата. В четверг, 19 июля, стояла такая нестерпимая и всеопаляющая жара, что казалось, будто она сожжет корабли и людей. Но так как наш господь в противовес горьким испытаниям, которые он посылает нам, обычно стремится и облегчить их, то в милосердии своем он пришел на помощь и по истечении семи или восьми дней послал адмиралу добрую погоду, которая позволила выбраться из этого пекла. И при попутном ветре адмирал шел к западу 17 дней, все время намереваясь повернуть на юг и попасть в область, относительно которой Эспаньола осталась бы на севере. Он надеялся найти землю, не доходя до этих мест, или далее к западу от них и на берегах этой земли отремонтировать корабли, которые из-за жары стали давать течь, и пополнить запасы провианта. У него было много припасов, ибо необходимо было доставить часть их на Эспаньолу, несмотря на то, что вывоз их из Кастилии был связан с большими издержками; но почти все они подверглись порче и гибели в пути.

В воскресенье, 22 июля, вечером, когда установилась уже хорошая погода, видели неисчислимые стаи птиц, которые с западо-юго-запада летели к северо-востоку. Адмирал говорит, что то была верная примета близости земли. То же самое замечено было в понедельник и в последующие дни, когда однажды на адмиральский корабль залетел глупыш. Появились также птицы, которые называются «вилохвостками». Адмирал, судя по таким признакам, как появление птиц, предполагал увидеть землю на 17-й день плавания при хорошей погоде. Но так как в понедельник земля не показалась, он решил на следующий день, во вторник, 31 июля, когда стал ощущаться недостаток пресной воды, изменить западный курс, которым он шел, и, приняв вправо, направиться к острову Доминике или к одному из островов, населенных каннибалами. Поэтому он приказал взять на север, четверть к северо-востоку, и шел в этом направлении до полудня. «Но, — говорит он, — так как его небесное величество всегда относилось ко мне милосердно, случилось так, что на мою удачу и по воле случая один моряк из Уэльвы, мой приближенный по имени Алонсо Перес, поднялся на габию (марс) и увидел на западе землю, а было до нее 15 лиг, и то, что приметил он, было похоже на три скирды или три холма». Таковы его слова. Землю эту он назвал островом Тринидад (15), так как еще до этого он принял решение назвать так первую землю, которую доведется ему открыть. «И угодно было господу нашему, — говорит он, — что по его державной воле сразу же замечены были стоящие рядом три стога или три горы, обозримые одним взглядом. Всемогущий бог по кротости своей да ведет меня так, чтобы я принес ему наибольшую пользу, а вашим высочествам доставил бы много радости. Ибо воистину было чудом открыть в этой стороне землю, таким же чудом, каким было открытие, совершенное в первом путешествии». По своему обычаю он вознес хвалу богу. И все восхваляли доброту всевышнего и с радостью и восторгом пропели «Salve Regina» и другие молитвы и божественные тексты, содержащие хвалу богу и нашей владычице, как то водится у моряков, по крайней мере, наших, испанских, повторяющих эти молитвы и в горе и в радости.

Здесь адмирал делает отступление и говорит о всем, что совершено было им для короля и королевы и о своем постоянном стремлении служить им — и «не так, как о том говорят из зависти злые языки и лжесвидетели». Он вспоминает о жаре, которую ему пришлось перенести, и говорит о том, что теперь он шел на той же параллели, чтобы приблизиться к земле, к которой он наметил путь, приняв курс на запад, потому что суша сама по себе несет свежесть. На ней зарождаются источники и реки, которые вызывают мягкость воздуха и умеряют его температуру. И именно по этой причине, как говорит адмирал, португальцы могут плавать в водах Гвинеи под самым экватором: ведь они, как всем известно, в своих плаваньях держатся вдоль берега. Далее он говорит, что находится на той же параллели, где расположены места, откуда приносят золото королю Португалии. И поэтому адмирал полагает, что тот, кто обследует эти моря, найдет там много ценного. И он признается, что нет человека на свете, которому бог оказал бы столько милостей, как ему, и просит господа послать ему нечто такое, от чего возрадовались бы их высочества и весь христианский мир. И он добавляет, что даже если бы ничего сулящего выгоду не было бы найдено в этой стороне, следовало бы премного ценить ее за одну только красоту здешних земель — зеленых, лесистых, поросших пальмами — и столь же привлекательных, как сады Валенсии в мае. Он говорит, что считает чудом, что так близко от экватора, всего лишь в 6 градусах от него, короли Кастилии будут иметь земли; ведь Изабелла отстоит от экватора на 24 градуса 14.

После того, как, к великому утешению для всех, замечена была земля, адмирал отказался идти путем, которым он собирался следовать в поисках одного из каннибальских островов, чтобы запастись там водой, а в ней ощущалась острая нужда, и направился к этой земле. Он проследовал к мысу, который показался на западе. Этот мыс он назвал мысом Галеры, потому что на нем возвышалась скала, издали похожая на идущую под парусами галеру. К этому мысу он подошел в час вечерни. У берегов его обнаружена была хорошая, но не глубокая бухта, и адмирал был очень огорчен тем, что в эту бухту не могли войти корабли. Он продолжал путь по направлению к выступу берега, что виднелся лигах в семи от мыса, но гавани не нашел. Везде на берегу леса доходили до самого моря, зрелище прекраснее всего, что видели до сих пор человеческие глаза. Он говорит, что остров этот должен быть очень большим. Показались люди, видели вдалеке каноэ с людьми, которые, по-видимому, ловили рыбу. Эти люди бежали к берегу, к домам, что виднелись в той стороне, куда они устремились. Земля была хорошо возделана, гориста, прекрасна на вид.

В среду, 1 августа, адмирал спустился вдоль берега к западу на 5 лиг и дошел до мыса, близ которого все три корабля стали на якорь. Здесь взяли воду из ручьев и источников. Обнаружены были следы людей, орудие для ловли рыбы, остатки съеденных коз. Адмирал говорит, что тут было найдено алоэ и что он видел обширные пальмовые рощи и много очень красивых мест. «За все это должна быть вознесена безграничная благодарность святой троице». Таковы его слова. Вдоль берега он видел много возделанных полей и селений. Вдали, на юге, замечен был другой остров, до которого оставалось более 20 лиг. Этот остров адмирал назвал Святым (Isla Sancta). Он говорит, что, не желая возбуждать местных жителей, не захватил на этой земле индейцев. От мыса Галеры до выступа берега, где была взята вода, и который, вероятно, адмирал назвал «мысом Пляжа» (Punta de la Playa), вела большая дорога в направлении с востока на запад. Гаваней на побережье вдоль дороги не было, но земля повсеместно была возделана, населена и многоводна и покрыта густыми лесами. Местность эта прекраснейшая на свете, а леса доходили здесь до самого моря. Остров же, что оставался к югу, казался, как говорит адмирал, очень большим; открывая его, нашел адмирал материк, но полагал он, что это не более как остров.

Адмирал говорит, что в четверг, 2 августа он отправился вдоль берега острова Тринидад на поиски гавани и дошел до крайней оконечности острова, т. е. до мыса, расположенного в западной части Тринидада. Мыс этот он назвал Песчаным (Punta de Arenal). И он вошел в залив, который получил имя Китового (Golfo de la Ballena). Здесь адмирал испытал великий страх и едва не потерял все свои корабли. Он отмечает, что остров Тринидад весьма велик, так как от мыса Галеры до Песчаного мыса насчитывается 35 лиг. Адмирал приказал своим людям высадиться на берегах Песчаного мыса, крайней западной оконечности острова, желая дать им отдых, так как все они чувствовали себя усталыми и истомленными. На берегу обнаружены были многочисленные оленьи следы. Спутники адмирала думали, однако, что следы эти оставили козы.

В тот же четверг, 2 августа, с востока пришло каноэ, в котором было 25 человек. Приблизившись к кораблям на расстояние выстрела из ломбарды, индейцы перестали грести и принялись выкрикивать какие-то слова. Адмирал подумал, что они спрашивают, что за люди пришельцы, как это водится у других индейцев; и отвечено им было не на словах — им показали бронзовые вещички и иные блестящие предметы, чтобы они приблизились к кораблю. К этому побуждали их также знаками. Индейцы несколько приблизились, но затем снова отошли назад. И так как они не желали подойти к кораблям, адмирал приказал вынести на кормовую площадку тамбурин и заставил двух юношей плясать, думая этим привлечь индейцев. Но они поняли все иначе и решили, что музыкой и танцами подается сигнал к битве. Не доверяя пришельцам, индейцы оставили весла и взялись за луки. Прикрывшись щитами, они стали стрелять из луков и осыпали корабли тучей стрел. Видя это, адмирал приказал прекратить игру на тамбурине и пляску и установить на палубе бальесты. Две бальесты были разряжены по индейцам, но с тем, чтобы только устрашить их. Индейцы же, выпустив стрелы, тотчас же, не испытывая ни малейшего страха, подошли к одной из каравелл и завели каноэ под ее корму. Пилот этой каравеллы не менее бесстрашно спустился в каноэ, взяв с собой различные вещицы, которые тут же раздал индейцам. Индейцу, который показался ему самым старшим, он дал куртку и колпак. Индейцы, как бы в благодарность за подарки, знаками дали понять пилоту, что если он высадится на берег, они принесут ему все, что только у них имеется. Он решил отправиться на берег. Сперва к берегу поплыли индейцы, а затем пилот взял лодку и отправился просить у адмирала разрешение. Индейцы же, видя, что он не следует за ними, не стали его ждать и уплыли; и больше адмиралу не доводилось уже встречать ни этих индейцев, ни иных жителей острова. Судя по тому, как взволнованы и раздражены были индейцы игрой на тамбурине и пляской, можно предположить, что они рассматривали и то и другое как военный сигнал.

Адмирал говорил, что все прибывшие в каноэ индейцы были молоды и хорошо сложены и разукрашены. Явились они вооруженные луками, стрелами и щитами. Они не были столь темны, как прочие индейцы: напротив того, кожа их была белее, чем у других обитателей Индии. Они отличались приятными манерами и красотой тела, а волосы их, длинные и мягкие, подстрижены были на кастильский лад. Головы покрыты у них были цветными и искусно выделанными кусками хлопчатой ткани, и адмирал полагал, что эти покрывала подобны мавританским альмайсарам (См. комментарии к письму Колумба королю и королеве о результатах третьего путешествия. — Прим. перев.). Адмирал говорил, что из этих же тканей у них были сделаны пояса и что ею же они прикрывали срамные места. В этом случае они носили нечто подобное коротким штанам. Адмирал отмечает, что люди эти не черны кожей, хотя живут близ экватора, и по цвету таковы же, как и другие индейцы, которых он встречал до сих пор. Телосложение у них изящное, ходят они нагие, нравом воинственны, волосы же носят длинные, как женщины в Кастилии, и вооружены луками и стрелами (15). Стрелы украшены перьями. В качестве наконечников употребляются острые кости с шипом, напоминающие рыболовный крючок. Имеются у них щиты; до сих пор этот род вооружения в Индиях еще не встречался. Судя по их жестам и знакам, можно было понять, что эти индейцы предполагали, будто адмирал прибыл с юга. Это давало повод думать, что на юге находятся обширные земли. По мнению адмирала, климат этой страны мягкий, и он доказывает это, ссылаясь на цвет кожи индейцев и их волосы, прямые и длинные, а также и на обилие в этих местах густых лесов. Он говорит и не раз это повторяет, что не вызывает сомнений следующее явление: в ста лигах к западу от Азорских островов наблюдаются при плавании на запад изменения в расположении небесных светил, в состоянии моря и климата. И это, говорит он, не подлежит сомнению, потому что в той стороне, где он ныне находится, несмотря на близость ее к экватору бывают холодные утренники и солнце такое же, как в Леоне. Течение стремится здесь к западу и несет больше вод, чем река, на которой лежит Севилья, а вода в море прибывает и убывает, подымаясь и опускаясь на 65 шагов, и приливы здесь сильнее, чем в Баррамеде. А сила течения объясняется тем, что оно зажато между двумя островами — Тринидадом и Святым островом, тем самым, который впоследствии адмирал назвал островом Грасия. Обнаружены были здесь плоды, подобные уже известным на Эспаньоле, и множество различных пород дерева и плодородные земли, климат же в этих местах мягкий. Найдено было здесь много огромных улиток, и встречались тут попугаи величиной с кур. Рыбы же в этих водах бесчисленное множество.

Находясь на Песчаном мысе, который является оконечностью острова Тринидад, адмирал заметил на севере, четверть к северо-востоку, на расстоянии 15 лиг, мыс или косу на берегу материка. Думая, что эта земля — остров, не связанный с материком, адмирал назвал его островом Грасия (Благодати). Он говорит, что лежит этот остров на западе и есть на нем высочайшие горы. В субботу, 4 августа, адмирал решил направиться к острову Грасия, чтобы осмотреть его; он приказал поднять якоря и отправиться в путь от берегов Песчаного мыса, где ранее была его якорная стоянка. В проходе, через который он вошел в Китовый залив, ширина была не более 2 лиг, так как он сжат был с одной стороны островом Тринидад, а с другой материком. Вследствие узости этого прохода ток пресной воды в нем был стремительным. От Песчаного мыса острова Тринидад, с его южной стороны, шло чрезвычайно сильное течение, и рокот его был так силен, что все пришли в ужас, не надеясь избежать гибели. Навстречу этому течению шло противное течение, вызванное сопротивлением моря, и воды в месте столкновения двух потоков вздымались наподобие очень высокого холма. Один корабль был вскинут на его вершину, — зрелище еще доселе невиданное, другой же корабль был сорван с якоря и отброшен в сторону. Этот корабль на парусах маневрировал до тех пор, пока не оставил позади упомянутый водяной холм. «Господу угодно было, — говорит здесь адмирал,— чтобы кораблям не был причинен ущерб». Описывая это происшествие в послании к королям, он указывает: «До сих пор от страха пробегают по телу мурашки, когда я вспоминаю, что корабль едва не опрокинулся, подойдя к этому холму». Этому проходу, в память о перенесенной опасности, он присвоил имя «Змеиной Пасти» (Boca de Sierpe).

Дойдя до материка, берег которого он приметил в этой стороне, и полагая, что перед ним остров, адмирал увидел между ним и Тринидадом еще один проход, посреди которого лежали два островка. Мысу, который выдавался в этот проход со стороны материка, он дал имя мыса Раковины (Cabo de Lapa), а мыс, расположенный на берегу Тринидада, он назвал Тупым (Cabo Boto) из-за его грубых очертаний. Один же островок он назвал Улиткой (Caracol), другой Дельфином (Delfin). Он шел вдоль берега материковой земли Пария (Paria), думая, что земля эта — остров, и дал ей имя остров Грасия. А путь он держал на запад в поисках гавани. От Песчаного мыса — оконечности острова Тринидад — до Тупого мыса на том же острове расстояние, по словам адмирала, не превышает 26 больших лиг, между этими двумя мысами остров Тринидад имеет наибольшую ширину; а расположены они — один прямо на север от другого. В проходе имеются два течения противоположных направлений.

Шли сильные ливни, ибо было это время дождей, как уже о том упоминалось выше. Адмирал говорил, что остров Грасия очень высок и весь покрыт лесами, которые спускаются к самому морю. Объясняется же это тем, что залив, в него вдающийся, со всех сторон окружен сушей, и берега его не разрушаются от ударов волн и от прибоя, как то бывает, когда они омываются открытым морем. Адмирал указывает, что, находясь на оконечности этой земли, он видел на северо-востоке еще один высочайший остров на расстоянии 26 лиг. Назвал он его островом Красивых очертаний (Bellaforma), так как издали он таким казался. Однако все эти острова были частью материка. Передвигаясь на кораблях с одного места на другое в пределах залива, окруженного сушей, адмирал видел разрывы в линии берега и участки между этими разрывами принимал за острова и считал их таковыми. В воскресенье, 5 августа, адмирал отошел на 5 лиг от мыса Раковины, восточной оконечности острова Грасия. Он видел много превосходных гаваней, расположенных одна подле другой. Он говорит, что почти вся эта часть моря кажется гаванью, так как она замкнута грядой островов, и поэтому за этим барьером ни одна волна не возмущает спокойствия моря. Он называл островами части материка, а между тем в тех местах только и было земли, что материк да остров Тринидад, которые окаймляли залив, о котором он говорил, как о море.

На берег отправлены были лодки. Обнаружены были следы людей, погасший костер, выловленная рыба и найден большой дом. Отплыв оттуда, прошли 8 лиг до места, где очень высокие горы прорезаны многочисленными долинами и «все они должны быть обитаемыми», так как во многих местах видны возделанные поля. Рек тут очень много — в каждой долине протекает своя река, а долины эти следуют одна за другой через каждую лигу. Найдены были здесь различные плоды и виноград, подобный настоящему винограду, — очень приятный на вкус и некоторые плоды похожи были на яблоки, другие же напоминали апельсины, причем сердцевина была у них такая же, как у фиг. Здесь обнаружено было множество обезьян. Воды же в этих местах, как говорит адмирал, лучшие из всех, какие когда-либо он видел. Он пишет: «Этот остров изобилует гаванями, море тут пресное, хотя, впрочем, и не в совершенной степени. Скорее можно сказать, что вода в нем солоноватая, как в море близ Картахены». Ниже он говорит, что вода в море пресная, словно в реке у Севильи, и его замечание о солоноватом вкусе воды объясняется тем, что он встречал струи идущего из открытого моря течения, которое делало соленым речную воду.

6 августа, в понедельник, пройдя 5 лиг, адмирал вошел в небольшую бухту и увидел на берегу людей. Тотчас же, после того как он вступил в бухту, к одной из каравелл, наиболее приблизившейся к берегу, подошло каноэ, в котором сидело четверо индейцев. Пилот каравеллы окликнул индейцев и сказал им, что желает вместе с ними направиться к берегу. Затем он настиг это каноэ и захватил его, а также индейцев, которые пытались вплавь добраться до берега, и доставил их адмиралу. Адмирал говорит, что цвет кожи у них такой же, как и у прочих жителей Индии. Одни из них носят очень длинные волосы, у других же волосы не длиннее, чем у нас. Нет среди них стриженых, а индейцы на Эспаньоле и в других землях стригут волосы. Телосложение у них красивое, рост очень высокий. Детородный член у них перевязан и прикрыт. Женщины ходят нагие, в чем мать родила. «Этим индейцам, — говорит адмирал, — как только они появились у нас, я дал погремушки, четки, сахар, а затем отправил их на берег, где скопилась огромная толпа индейцев. Как только индейцы узнали, что обращаются с ними хорошо, все они пожелали прийти на корабли. Явилось их множество — все, кто имел каноэ, и все они были приняты хорошо. С ними беседовали ласково, давая им вещи, которые им нравились». Адмирал пытался расспрашивать их, они отвечали, но никто не понимал этих людей. Индейцы принесли хлеб и воду, а также напиток, подобный молодому вину. Все они были вооружены луками, стрелами и щитами, причем к стрелам были прикреплены пучки травы.

Во вторник, 7 августа, прибыло множество индейцев со стороны суши и моря, и все они приносили хлеб, маис и различные съестные припасы, а также сосуды (cantaras) с напитком то молочно-белым, вкусом, как молодое вино, то зеленым, крепким, как старое вино. Адмирал полагает, что напиток этот изготовляется из плодов. У всех к самому острию наконечников стрел прикреплены были пучки травы. За четки они не давали ничего, но все, что имелось у них, предлагали в обмен на погремушки. Все прочие товары спроса не имели, хотя бронзой они очень интересовались. Адмирал отмечает, что, получив любую кастильскую вещь, они тотчас же принимались обнюхивать ее. Они принесли попугаев двух или трех видов и, в частности, той породы, что встречается на острове Гвадалупе,— речь идет о больших попугаях с длинным хвостом. Приносили они превосходно вытканные хлопчатые ткани, по окраске и выделке подобные тканям, которые привозят из Гвинеи, из области Сьерра-Леоне. Разницы не было никакой, хотя, как говорит адмирал, жители этих мест не должны сообщаться с жителями Гвинеи, так как от того места, где он находится, до Гвинеи более 800 лиг. Ниже адмирал говорит, что ткани эти похожи на альмайсары. Адмирал хотел захватить с собой полдюжины индейцев, но не смог этого сделать, так как, прежде чем стемнело, все индейцы покинули корабли. Но на следующий день, в среду, 8 августа, подошло к каравелле каноэ, в котором было 12 индейцев. Всех их захватили в плен и доставили на адмиральский корабль. Адмирал отобрал 6 человек, а остальных отпустил на берег. Затем он отправился в путь к мысу, который назван был им мысом Иглы (Punta de Aguja). Причем он не указывает, когда именно наименовал таким образом этот мыс. А отправившись оттуда, он открыл самые прекраснейшие и самые населенные земли из всех, что видел ранее, и, прибыв в местность, которую он в знак ее красоты назвал «Садами» (Los Jardines), обнаружил там множество домов и людей без числа. Индейцы, которых он только что взял в плен, сказали адмиралу, что люди в этих местах носят одежду, и поэтому адмирал решил стать здесь на якорь. А как только он бросил якорь, к кораблям подошло великое множество каноэ. Таковы слова адмирала. Адмирал говорит, что каждый индеец носил покрывала из хорошо выделанной ткани, похожие на альмайсары. Одним из них повязана была голова, другое же покрывало тело. Некоторые из прибывших на корабли людей носили на шее кусочки золота, и один из индейцев сказал, что в этой стране очень много золота, а из золота делают здесь большие зеркала.

Адмирал говорит «зеркала», ибо когда раздавал он им зеркальца, один индеец знаками дал понять ему, что такие вещи здесь делают из золота. Слово же это осталось для индейцев непонятным. При этом он показал, как собирают золото. Адмирал говорит, что не задержался в этих местах надолго, потому что вынужден был идти очень спешно из-за того, что гибло продовольствие, которое добыл он ценой стольких лишений, а до острова Эспаньолы оставалось еще более трехсот лиг. Между тем он очень хотел пробыть здесь подольше, чтобы открыть еще больше земель. Адмирал отмечает, что везде в этой стороне множество островов и притом прекрасных и густонаселенных,— земли же здесь очень высокие, и среди гор есть много очень больших долин и низин. Люди же здесь более обходительные, чем жители Эспаньолы. Они воинственны, а дома у них красивые. Прибыв к мысу Иглы, адмирал увидел на юге другой, очень большой и высокий остров, расположенный в 15 лигах от этого мыса и простирающийся с юго-востока на северо-запад. Он назвал его «Сабета». Вечером адмирал заметил на западе очень высокую землю. Адмирал стал на якорь в той местности, что названа им была Садами, и тотчас же явилось множество больших и малых каноэ, переполненных людьми.

Затем вечером сошлась к кораблям буквально вся округа, и у многих индейцев на шее висели золотые украшения, величиной с подкову. Казалось, что золота у них много. Все, что было у них, они отдавали за погремушки. Судя по их знакам, они пытались объяснить, что в этой стороне есть острова, где имеется много золота, но на этих островах живут каннибалы. Адмирал говорит, что они считали всех обитателей тех островов каннибалами, потому что относились к ним враждебно. Хотя, быть может, называли они людей, населяющих эти острова, каннибалами потому, что не хотели, чтобы христиане отправились в ту сторону, ибо желали, чтобы пришельцы остались в их собственной стране на всю жизнь. У одного индейца христиане видели кусок золота величиной с яблоко. Прибыло бесчисленное множество каноэ с людьми, и все приносили золото и кораллы и четки различного вида. Головы индейцев повязаны были покрывалами, волосы у них были аккуратно подстрижены, и казались эти люди красивыми. Затем пошел дождь, и индейцы уж больше не появлялись. Приходили женщины, у которых на руках были запястья из бус, и некоторые бусинки оказались чистейшими жемчужинами, при этом были эти жемчужины не красного цвета, подобно тем, что находят на островах Бавуэка. Несколько жемчужин было приобретено, и адмирал говорит, что он направит их королям. Адмирал спросил у индейцев, где вылавливают и находят эти жемчужины. Они показали ему раковины, в которых родится жемчуг, и знаками ясно пояснили, что собирается и родится жемчуг к западу от этого острова у мыса Раковины, мыса Пария и берегов материковой земли, которую адмирал считал островом.

Адмирал направил на берег лодки, чтобы узнать, имеются ли в этой стране дотоле еще невиданные христианами диковинки. Местные жители, которые встретились на берегу, были столь общительны, что хотя моряки не шли к берегу, но к ним явились на каноэ двое именитых индейцев, сопровождаемые обитателями всего селения, и заставили их высадиться. Затем индейцы повели их в большой дом, не с круглой крышей, как у шатра, какие бывают в домах, строящихся на островах, а с двускатной кровлей. Приняты моряки были очень хорошо. В честь их устроено было празднество, и им дали ужин: хлеб и плоды различных видов, а пили белый напиток, который здесь высоко ценится. Из него приготовляют красный напиток (tinto), и одно питье лучше другого, а они вкусом, как наше вино. Все мужчины находились в одной стороне дома, а женщины в другой. После того как моряки поужинали в доме старейшего индейца, самый молодой индеец проводил их в другой дом, где они были приняты точно так же. Вероятно, первый из индейцев был касиком и сеньором, второй его сыном. Затем моряки отправились к лодкам и возвратились на корабли, весьма довольные этими людьми. Таковы слова адмирала. Он прибавляет далее: «у них индейцев красивое телосложение, и все они как один высокого роста». Адмирал полагает, что цветом кожи они белее всех прочих обитателей Индий и что многие из них так же белы, как кастильцы. Волосы у них отличные и ладно стриженные, а речь очень красивая. «Нет в целом свете земель более красивых и зеленых, чем эти. Климат же здесь такой, что в течение всего времени, пока я находился на этом острове, утренние часы были прохладны, хотя и расположена эта земля близ линии экватора. Море здесь пресное. Остров этот назвал я Пария». Так говорит адмирал.

В пятницу, 10 августа, адмирал приказал поднять паруса и отправиться на запад в том направлении, где, как он думал, лежит остров. Адмирал прошел 5 лиг и затем стал на якорь. Опасаясь, что ему не удастся найти достаточно глубокие места, он шел в поисках прохода, которым можно было бы выйти из этого залива, замкнутого цепью островов и материком, который адмирал, однако же, не считал таковым. Он утверждает, что несомненно земля эта [материк] является островом, потому что так говорили ему индейцы. Видимо, адмирал не понял их. Затем адмирал увидел на юге другой остров, который он назвал «Изабетой» (Isabeta), и простирался этот остров с юго-востока на северо-запад; а спустя некоторое время он заметил еще один остров и назвал его «Трамонтана» (Tramontana — буквально загорный, загорная.— Прим, перев.). Этот остров был высок и красив и, как кажется, берега его шли с севера на юг, и был он значительных размеров. Все это было материком.

Насколько можно было понять, индейцы, которых он захватил в плен, говорили ему, что люди, живущие в той стороне,— каннибалы, и что там имеется или родится золото. Жемчуг, подобный тому, что был дан адмиралу, вылавливают на северном берегу Парии. Морская вода в той стороне пресная и мутная, как в реке у Севильи. Адмирал желал направиться к этим островам только затем, чтобы не возвращаться назад, так как он опасался, что погибнут все припасы, которые он вез для христиан на Эспаньоле, а эти припасы он добыл ценой огромных усилий, хлопот и забот. И он часто говорит об этих припасах, потому что тревога за них причиняла ему боль. Адмирал указывает, что, по его мнению, на этих островах должно быть много ценного, потому что все они велики, высоки, изобилуют долинами, равнинами, реками, густо населены и хорошо возделаны, а люди здесь, как об этом свидетельствуют их жесты, весьма разумны, и речь у них красивая.

Таковы слова адмирала. И он говорит, что если жемчуг родится от росы, попадающей в раковины, когда открыты их створки, как о том пишет Плиний, то есть основание предполагать, что здесь будет найдено много жемчуга, ибо росы в этих местах обильны, а жемчужных раковин, и при этом больших, встречается очень много. К тому же море в этих местах спокойно, и бурь тут не бывает, чему свидетельство — леса, что спускаются к самому морю. А подобного никогда не случается там, где море бурное. А на ветвях и на корнях деревьев, что растут у самого моря (корни таких деревьев, на языке жителей Эспаньолы, носят название «манглес») (16), имеется много раковин, прикрепленных к коре. Так что, срывая ветку, видишь, что вся она усеяна раковинами. Раковины эти изнутри белые, и внутренность их очень вкусная, совсем не соленая, так что в пищу их надо употреблять с солью. И он говорит, что не знает, родятся ли они в перламутре. Где бы ни родился здесь жемчуг, но одно несомненно, жемчужины здесь чистейшие и высверленные внутри, как те, что вылавливаются в Венеции (17).

В этом месте адмирал перечисляет многие мысы и острова, которым он дал наименования, причем, судя по этим названиям, упоминаемым в его Itineraries (Путевых записях), кажется, что его родным языком был не кастильский, потому что не всегда ясны для него значения кастильских слов и манера кастильской речи. Он приводит названия — Сухая коса (Punta Seca), остров Изабета (Isla Isabeta), остров Тра-монтана (Isia Tramontane), Ровная коса (Punta Liana), коса Сара (Punta Sara), но при этом решительно ничего не говорит об этих пунктах или хотя бы о некоторых из них. Отмечает он, что все море в этой стороне пресное и не представляет себе, чем подобное явление вызвано, потому что, судя по всему, нет в этой местности больших рек, да и в том случае, если таковые и имелись бы, подобное явление казалось бы чудом.

Желая выйти из Китового залива, окруженного, как уже говорилось, материковой землей и островом Тринидад, адмирал шел к западу вдоль берега материка, который назван им был островом Грасия и дошел до Сухой косы (Punta Seca); где же находится эта коса, он не указывает. Здесь глубина моря не превышала двух локтей. Адмирал послал вперед маленькую каравеллу, чтобы дознаться, есть ли выход из бухты на севере, потому что между материком и другой землей, которую он назвал Изабетой, показался на западе очень высокий и красивый остров. Каравелла возвратилась к адмиралу, и было сказано, что найден большой залив и в нем четыре значительных разрыва в линии берега, которые кажутся маленькими заливами, и в каждый из них впадает река. Этот залив он назвал «Жемчужным» (Golfo de las Perlas). Видимо, залив этот — часть того большого залива, водами которого шел адмирал между материком и островом Тринидад. А четыре разрыва в линии берега, по мнению адмирала, не что иное, как четыре острова; и он думает, что имеются признаки, указывающие на то, что залив этот образован одной рекой, ибо на протяжении 40 лиг вода в море везде пресная. Однако моряки утверждали, что замеченные ими разрывы были устьями рек. Адмирал весьма желал узнать подлинную суть таинственного явления: какова была причина того, что вода в этом заливе, который имел в длину 40 лиг и в ширину 26 лиг, была пресной. И он говорит, что подобное зрелище вызывало у него удивление. Он также хотел раскрыть тайны этих земель, ибо не мог предполагать, что нет здесь ничего ценного или что ценностей нет в Индии. Ведь тут он обнаружил признаки золота и жемчуга, и до него дошли вести о них. Да, кроме того, открыто было столько земель и столько встретилось людей на этих землях, что не трудно было бы дознаться о богатствах, которые тут имеются, Но так как портились добытые с большим трудом съестные припасы, которые он вез на Эспаньолу для людей, добывающих золото в рудниках, адмирал не мог позволить себе дальнейшую задержку. Он говорит, что если бы у него была надежда добыть в скором времени другие припасы, он отложил бы все для того, чтобы открыть больше новых земель и разузнать их тайны.

И, в конце концов, он решил следовать наиболее верным путем и идти к Эспаньоле, а оттуда отправить в Кастилию деньги для закупки провианта и найма людей. Он решил также возможно скорее отправить для продолжения своих открытий и для того, чтобы совершить великие деяния (а он на это надеялся), своего брата — аделантадо, чтобы обрести великие богатства и послужить тем самым богу и королям. И говорит он так: «Господь наш вел меня по милости своей и уготовил мне то, чем был он ублаготворен и от чего ваши величества обрели немалую радость. И воистину вы должны были обрести эту радость, ибо здесь вы обрели нынче нечто значительное и достойное столь великих государей. И глубоко заблуждаются говорящие дурно об этом предприятии, досаждающие государям, потому что нет владыки, которому столько бы милости оказал наш господь, и нет большей победы в деле, столь значительном и славном для великих королевств и державы ваших высочеств. И от этого предприятия сможет предвечный господь иметь много благ, а испанцы — прибежище и выгоды. Ибо ясно, что здесь имеется множество ценностей, и хотя ныне это не признается еще, но придет время, когда сочтут все это дело великим, к посрамлению тех, кто вашим величествам наговаривает против моего предприятия. И хотя кое-что издержано в нем, но было это совершено для дела достойнейшего и значительнейшего из всех, какие доныне предпринимали государи: и вы не устранились от него с черствостью, а, напротив, оказали мне помощь и расположение свое. Короли Португалии истратили и имели мужество истратить в Гвинее в первые четыре или пять лет много денег, не получая выгод, а затем господь сподобил их барышами и золотом. И, по правде говоря, если счесть, сколько португальцев погибло в этом гвинейском предприятии, то окажется, что число это превысит половину населения королевства. Несомненно, величайшим подвигом было сократить доходы в Испании ради этого предприятия, и ничто не стяжает в деятельности ваших высочеств более светлой памяти. Воззрите на содеянное, ведь ни об одном кастильском государе не говорится (и я подобное не мог отыскать ни в книгах, ни в речениях людских), что когда-нибудь удавалось ему обрести землю вне пределов Испании. А ваши высочества обрели такие земли, и их столько, что это иной мир, каковой всему христианскому люду принесет радость, а вере нашей возвеличение. Все это я говорю, движимый чистейшими намерениями, желая, чтобы стали ваши высочества величайшими владыками на свете, иными словами, повелителями всего мира. И да будет сие на благо и на удовлетворение святой троицы, и да обретут ваши высочества к исходу дней своих райскую славу; а что же касается меня, то я надеюсь, вверяя себя богу, что ваши высочества скоро убедятся, сколь справедливы мои слова и какова моя алчность».

Итак, чтобы выйти из этого залива, находясь в котором адмирал со всех сторон окружен был сушей, а выбраться из него было необходимо, чтобы доставить на Эспаньолу съестные припасы, которые подвергались порче, адмирал в субботу, 11 августа, с восходом луны, приказал поднять якоря, поставить паруса и отплыть к востоку, т. е. в ту сторону, где восходит солнце, чтобы выйти в море через проход между выступом материка, который он назвал мысом Раковины (материку он дал название остров Грасия), и между Тупым мысом острова Тринидад.

12 августа, в воскресенье, адмирал достиг очень хорошей гавани, которую назвал Кошачьей (Puerto de las Gatos). Гавань эта расположена была против островков Улитки и Дельфина, между мысом Раковины и Тупым мысом. Он стал на якорь близ этой бухты, имея в виду на следующее утро отправить в путь и выйти из упомянутого прохода в открытое море. Поблизости он обнаружил еще одну гавань и направил туда лодку. Гавань эта была очень красива, и на берегах ее стояло несколько домов, принадлежащих рыбакам. Вода же в гавани была пресная. Эту гавань он назвал Гаванью хижин (Puerto de las Cabanas). Здесь, близ самого моря, найдено было множество устриц, прикрепленных к древесным ветвям, спускавшимся в воду. Створки их были открыты, чтобы принять росу, а от капель росы, попадающих внутрь раковины, зарождается жемчуг, как о том свидетельствует Плиний и словарь «Католикон».

В понедельник, 13 августа, когда взошла луна, адмирал приказал поднять якоря и отправиться к мысу Раковины, что расположен на берегу Парии, желая выйти северным путем из прохода, названного им «Пастью Дракона» (Boca del Drago), из-за опасностей, которым здесь приходится подвергаться. Пасть Дракона, по его словам, это пролив между мысом Раковины, оконечностью земли Грасия и... (Пропуск в тексте. — Прим. перев. ). Он говорит, что расстояние между обоими мысами составляет 3,5 лиги. Вступив в воды этого прохода в час заутрени, адмирал увидел, как борются между собой пресные воды, стремящиеся вступить в море, и соленые воды, которые рвутся в проход, ведущий вглубь залива. Столкновение этих вод настолько сильно, что на поверхности моря вздымается большой холм, подобный высокой горе, и грозный шум и рокот, вызванный схваткой двух вод, разносится далеко к западу.

В Пасти Дракона борются между собой четыре струи воды. Подобно тому, как это уже было в проходе Змеиной Пасти у Песчаного мыса, которым корабли вошли в залив, все опасались, что и здесь, в Пасти Дракона, ждет их гибель. Опасность удвоилась, когда корабли были в Пасти Дракона, еще и потому, что ветер в это время стих и нельзя было выйти из вод пролива. На якорь нельзя было стать, так как в этом месте не удалось обнаружить дно — море здесь было очень глубоко. Поэтому все опасались, как бы борющиеся между собой течения пресных и соленых вод не выбросили корабли на скалы, что могло случиться при таком безветрии. Тогда не было бы надежды на спасение. Говорят (хоть я и не нашел этого в бумагах, писанных рукой адмирала, где я встретил, однако, все, о чем здесь идет речь), будто адмирал заявил, что если удастся избежать здесь гибели, то можно тогда считать, что все вырвались из Пасти Дракона; и именно поэтому, и не без основания, проход получил подобное имя. По воле божьей удалось, однако, выйти из этого прохода невредимыми, и случилось так потому, что поток пресной воды, победив соленую воду, изверг корабли наружу, не повредив их. Таким образом, пришло спасение, а спаслись они потому, что если бог желает кому-нибудь, будь то один человек или многие, сохранить жизнь, то и воду он делает лекарством. Вышли же из упомянутого залива через опасный проход Пасть Дракона в понедельник, 13 августа. Адмирал говорит, что между первой землей острова Тринидад и заливом, открытым моряками в то время, когда он послал вперед каравеллу, расстояние было равно 48 лигам. Речь идет о том самом заливе, в который впадают реки (чему адмирал не верил) и который составляет уголок всего большого залива, окруженного сушей и названного Китовым, водами которого шел адмирал столько дней.

Выйдя из залива Пасти Дракона и избежав опасности, адмирал решил направиться на запад, следуя вдоль берега материка, — который он, однако, считал островом Грасия, — чтобы обойти эту землю вдоль ее северного берега, сравнить этот берег с берегом Жемчужного залива и убедиться, действительно ли поступает столь большое количество пресной воды из рек, как то утверждают моряки. Сам он не верил этому, ибо слышал, что даже Ганг, Евфрат и Нил не несут столько пресной воды. К подобным выводам он пришел еще и потому, что не случалось ему видеть столь большие земли, в которых могли рождаться такие великие реки. «Разве только,— говорит он, — если земля эта — материк» (См. комментарии к письму Колумба королю и королеве о результатах третьего путешествия. — Прим. перев.). Таковы его собственные слова. Итак, направляясь в путь в поисках упомянутого Жемчужного залива, куда впадают упомянутые реки, он полагал, что найдет их, обойдя землю (остров Грасия), ибо он желал убедиться, подлинно ли эта земля — остров и нет ли прохода, отделяющего ее от другой земли на юге. Если бы этот проход не был найден, адмирал пришел бы тогда (как он сам об этом говорит) к заключению, что в залив впадает река, хотя и то и другое полагал бы он великим дивом.

До захода солнца адмирал шел вдоль берега. Везде видел он хорошие гавани и высочайшие земли. На севере, близ берега, он заметил много островов, а на самом берегу материка он открыл немало мысов, которым дал названия: мыс Раковин (Cabo de Conchas), Долгий мыс (Cabo Luengo), мыс Уздечки (Cabo de Sabor), Богатый мыс (Cabo Rico). Земля же эта была высока и очень красива. Адмирал говорит, что на этом пути он встретил множество гаваней и очень крупных заливов, берега которых должны быть обитаемы. По мере того как он удалялся на запад, берег становился все ниже и казался более красивым. При выходе из Пасти Дракона, он заметил на расстоянии 26 лиг к северу от корабля остров, который он назвал островом Успения (Asumpcion), и другой остров, названный им островом Зачатия (Соncepcion), и еще три расположенных друг подле друга островка, которым он дал имя Свидетели (Testigos).

Далее лежал остров Паломника (Romero) и маленькие островки, названные Стражей (Guardias). Затем адмирал подошел к острову Маргарите и назвал его этим именем (Маргарита по-испански — жемчужина.— Прим. перев.), а другому, соседнему с ним острову, дал он имя Мартинет (Martinet). Остров же этот расположен в 9 лигах к северу от острова Маргариты. Идя в этих местах, адмирал страдал глазами от того, что совсем не приходилось ему спать, — путь между всеми этими островами чреват был постоянными опасностями, а в таких случаях обычаем его было бодрствовать. Так должен поступать всякий, кто отвечает за корабли, особенно же пилоты. Адмирал говорит, что здесь он чувствовал себя более усталым, чем когда открывал другой материк, т. е. Кубу, потому что глаза его застилались кровью. Таковы были его ни с чем несравнимые труды на море. Из-за боли в глазах эту ночь он провел в постели, а поутру обнаружил, что корабли находятся дальше в открытом море, чем это было бы, если бы вел он их сам. Таким образом, не должен надеяться и полагаться на моряков усердный, опытный пилот, потому что на его совести и на его ответственности лежит все, что делают люди, находящиеся на корабле. А самое важное и необходимое, что должен он помнить и что связано с его службой, это — бодрствовать и не спать в течение всего периода времени, пока длится плавание.

Видимо, в понедельник и вторник адмирал прошел, выйдя из Пасти Дракона, 30 или 40 лиг. Об этом он не упоминает, так как жалуется, что не может описать все, что должен был у себя отметить, из-за своего недуга. И адмирал, видя, что земля далеко протягивается на запад и все время становится все более низкой и прекрасной и что Жемчужный залив, который он открыл в задней части залива или пресного моря, не имеет выхода, тогда как ранее он полагал, что выход этот должен был быть, и, считая этот материк островом, пришел к заключению, что столь большая земля — не остров, и обращаясь к королям, писал так [далее с некоторыми отступлениями от оригинала приводятся замечания о «пресном море» и о расстоянии между Испанией и Индиями, которые содержатся в письме Колумба королю и королеве о результатах третьего путешествия].

Следуя дальше, адмирал намерен был направиться к Эспаньоле, так как к этому принуждали его обстоятельства, которые во многом ему препятствовали. Во-первых, он шел полный тревоги и подозрений, так как не имел в течение столь долгого времени никаких известий о том, что делается на этом острове. Во-вторых, адмирал беспокоился о своем брате — аделантадо, которого он отправил для совершения дальнейших открытий на материке, начатых им. В-третьих, он спешил на Эспаньолу, опасаясь, что окончательно испортятся и сгниют продукты, предназначенные для тех, кто находится на Эспаньоле. В этих же продуктах была там большая нужда, и, кроме того, адмирал готов был рыдать, когда вспоминал, с каким трудом они ему достались. Он говорит, что в случае утраты провианта он не имел бы возможности получить другую провизию из-за неладов, которые всегда у него были с теми, кто давал советы королям (18). «Они, — говорит адмирал, — вовсе не друзья их высочеств, заботящиеся о чести их высокого титула. Да и издержки отнюдь не таковы, чтобы нельзя было их допустить, по тем соображениям, что не скоро будет получена прибыль, которая их покроет, потому что величайшим благом является дело, совершаемое ради нашего господа — дело распространения его святого имени в неведомых землях. И дело это достойно быть в великой чести у государя, ибо оно духовное и мирское в одно и то же время». И далее адмирал говорит: «Для этого следовало бы израсходовать ренту хорошего епископства или архиепископства, — и прибавляет, — лучшего во всей Испании, где есть столько рент и нет ни одного прелата, который желал бы прибыть сюда, даже зная, что в этой стране живет бесчисленное множество народов (pueblos), и что решено послать особ ученых и разумных и друзей Христа, чтобы попытаться обратить эти народы в христианство или положить тому начало. Уверен, что сумма, необходимая для покрытия издержек, очень скоро будет извлечена отсюда и поступит в Кастилию». Таковы его слова.

Четвертая причина, побудившая адмирала следовать к Эспаньоле, не задерживаясь для дальнейших открытий, — а он очень хотел продолжать плавание, — заключалась, по его словам, в том, что он не был достаточно обеспечен опытными моряками, так как перед уходом из Кастилии не решался открыто сказать, что направляется в путь для совершения открытий. Адмирал опасался, что, скажи он так, ему будут чинить препятствия, чтобы он не просил денег, которых у него не было. Кроме того, адмирал говорит, что люди очень устали в пути (19). В-пятых, корабли, на которых он шел, были чересчур велики для плавания с целью открытий. Один был в 100 тонелад, в другом более 70 тонелад (Тонелада — 5/6 метрической тонны. — Прим. перев.). А для таких плаваний нужны меньшие корабли. И именно потому, что велик был корабль, на котором он шел в первом путешествии, он его потерял в гавани Навидад, в королевстве короля Гуаканагари (20). Шестая причина, которая во многом укрепляла его намерение оставить мысль о дальнейших открытиях и направиться на Эспаньолу, была болезнь глаз, вызванная бессонницей. А не спал он из-за беспрерывных бдений и из-за необходимости зорко следить за всем.

В этом месте адмирал говорит: «Молил я господа нашего вернуть мне очи, ибо он хорошо знал, что я выношу эти труды не из желания обогатиться или найти сокровища для себя (я прекрасно понимаю, что подобное — не что иное, как суета), но потому, что сознаю, что мои труды угодны богу и направлены к чести его и не предприняты для приумножения богатств и тщеславия ради, ни к обретению многих иных благ, которыми мы пользуемся в этом мире и к которым мы более склонны, чем к тому, что сулит нам спасение». Таковы слова адмирала. Итак, приняв решение как можно скорее добраться до острова Эспаньолы, адмирал 15 августа, в день успенья нашей владычицы, приказал после восхода солнца поднять якоря на стоянке, расположенной в проходе, отделяющем остров Маргариту и прочие мелкие острова от материка, и направился к Эспаньоле. Следуя избранным путем, он хорошо осмотрел берега Маргариты и иных островков. По мере того, как он удалялся, открывались его взору все более и более высокие земли на материке. И за день от восхода до захода солнца он прошел 63 лиги, причем сильные течения помогали на этом пути попутному ветру.

На следующий день, 16 августа, адмирал шел на северо-запад, четверть к северу, и сделал, следуя «с помощью божьей», как в таких случаях он обычно говорит, тихим морем 26 лиг. Он отмечает в этом месте одно чудесное явление: когда он шел от Канарских островов к Эспаньоле и отдалился к западу на 300 лиг, тотчас же стали отклоняться на одну четверть к северо-западу иглы компаса, а Полярная звезда не поднималась выше, чем на 5 градусов. Ныне же в этом плавании иглы отклонялись на северо-запад только в ночное время, но при этом более чем на 1,5 четверти, а некоторые стрелки отклонялись на северо-запад на полветра, т. е. на две четверти. И так случалось всегда внезапно, в ночное время(21). Адмирал говорит, что все ночи напролет он дивился переменам, которые наступили в небесах и в климате, когда он открыл земли на таком незначительном расстоянии от экватора. Было это, когда солнце находилось в созвездии Льва, а на земле этой по утрам дули свежие ветры, и жители ее были белее прочих обитателей Индий. Адмирал обнаружил также, что в тех местах, куда он ныне прибыл, Полярная звезда стояла на высоте четырнадцати градусов, после того, как Стражницы проходили от головы промежуток в 2,5 часа.

Он пытается побудить королей продолжать начатое предприятие, убеждает их, что можно получить в этих землях золото, ибо видел здесь несчетное число залежей золота. Следует только приложить к тому смекалку и труд, так как без всего этого нельзя добыть даже железо, в каком бы изобилии оно ни было. И адмирал взял для королей кусок золота весом в двадцать унций и много других образцов. А должно полагать, что в местах, где попадаются такие куски, должно быть много золота. Он захватил также для их высочеств кусок меди весом в 6 арроб (Арроба — 11,5 кг. — Прим. перев.), ляпис-лазурь, амбру, хлопок, перец, корицу, много красящего дерева (brasil), эбенового дерева, сандалового дерева, лимонное дерево, лен, алоэ, имбирь, мирт, тончайший белый жемчуг, красный жемчуг, о котором Марко Поло говорит, что он ценится дороже белого. «Много, бесконечно много я видел здесь, и имеется тут столько пряностей, что я не решаюсь перечислить все их разновидности, чтобы не впасть в многословие». Таковы слова адмирала.

В пятницу, 17 августа, адмирал прошел тихим морем 37 лиг. Он говорит, что то обстоятельство, что не обнаруживается больше островов, свидетельствует, что земля, откуда он идет, должна быть великим материком или местом, где находится рай земной. «Потому что все говорят, — указывает он, — что земля эта — предел востока, и сие верно». В субботу, 18 августа, за день и ночь прошли 39 лиг. В воскресенье, 19 августа, прошел адмирал за день и ночь 33 лиги и достиг земли. И был это крохотный островок, который он назвал Мадам Беата (Madama Beata). Близ него лежал один еще меньший островок, на котором возвышалась высокая гора, похожая на парус. Этот островок адмирал назвал поэтому островом Высокого паруса (Isla del Alto Velo). Я думаю, что Беата была тем местом, которое адмирал назвал островом Св. Катерины, когда плавал вдоль южного берега острова Кубы. От этого острова до гавани Санто-Доминго 25 лиг, так что последняя лежит от него на близком расстоянии. Адмирал сетует на свою усталость и говорит, что никто не должен дивиться его состоянию, потому что все ночи он проводит на ногах: кораблям в этих водах, где так много мелей и островков, приходится все время лавировать. Кроме того, здесь опасны очень сильные течения, которые идут от материка и с западной стороны и могут незаметно увлечь за собой корабли.

20 августа, в понедельник, адмирал стал на якорь в проливе между островками Беаты и Высокого паруса, а ширина этого пролива была две лиги. Он отправил на берег лодки, чтобы призвать индейцев (на этом берегу были селения) и через них передать аделантадо весть о своем прибытии. На корабли дважды являлись 6 индейцев, и один из них принес с собой бальесту с тетивой. Этот индеец сказал: «Богом клянусь, что все это досталось мне не от убитого». А так как из Санто-Доминго видели, что прошли три корабля, и люди там решили, что это идет адмирал, ибо прибытия его ожидали со дня на день, то аделантадо вышел навстречу на каравелле, встретился здесь с адмиралом, и оба были чрезвычайно обрадованы встречей. Когда адмирал спросил аделантадо о состоянии страны, последний рассказал ему о том, как восстал с 80 сообщниками Франсиско, и о том, что произошло на острове с тех пор, как адмирал покинул Эспаньолу. 22 августа, в среду, адмирал вышел в путь и в конце концов, преодолевая многочисленные противные течения и ветры, которые тут всегда длительны, прибыл в гавань Санто-Доминго в пятницу, в последний день августа того же 1498 года, а так как отправился он из Эспаньолы в Кастилию в четверг 10 марта 1496 года, то пробыл в отсутствии, не видя этот остров, 2,5 года без девяти дней.

Комментарии:

1. Описание третьего путешествия, которое дается в настоящем сборнике, принадлежит Лас-Касасу и приведено им в 130, 132, 139, 147 и 149 главах книги 1-й его «Истории Индий». Лас-Касас, как об этом свидетельствует текст его описания, пользовался утраченным дневником третьего путешествия, который вел Колумб. Во многих местах он цитирует отрывки этого дневника, а также дает выдержки из письма адмирала Фердинанду и Изабелле (помещенного в этом сборнике). Описание Ла-Касаса — ценный источник, позволяющий восстановить маршрут третьего плавания.

2. Война с Францией из-за итальянских земель шла в царствование Изабеллы и Фердинанда в течение многих лет. В 1497—1498 годах она достигла наивысшего напряжения. В связи с войной Колумбу пришлось испытать немало трудностей, связанных со снаряжением третьей экспедиции, так как стесненная в деньгах королевская казна почти втрое урезала средства, необходимые для экипировки кораблей и для снабжения судовых команд и населения Эспаньолы.

3. Пуэрто-Санто (по-португальски Порту-Санту) — небольшой (44 кв. км) остров, расположенный в Атлантическом океане в 50 км к северо-востоку от Мадейры. Со времени открытия принадлежит Португалии. Генерал-капитанами этого острова были тесть и шурин Колумба по первому браку (Бартоломе Перестрелло старший и Бартоломе Перестрелло младший). Колумб посещал этот остров в конце 70-х годов.

4. Аделантадо — брат Христофора Колумба — Бартоломе.

5. Рехидор — выборный член городского управления (ayunta-imiento) в Кастилии. Должность эту обычно занимали горожане с солидным достатком.

6. Речь идет о моряке Джовани Антонио Коломбо, уроженце Генуи, дальнем родственнике или однофамильце Христофора Колумба.

7. Генерал-капитан — командующий сухопутной армией или флотилией. Титул этот давался также правителям провинций.

8. Лас-Касас ошибается, когда говорит о том, что островам Зеленого мыса в древности были присвоены определенные наименования. Античным мореплавателям и географам эти острова были неизвестны. «Гесперидами», т. е. западными островами, некогда называли Канарскую группу. Острова Зеленого мыса были открыты в 1456 г. португальцами.

9. Имеется в виду Тордесильясский договор 1494 г. между Испанией и Португалией.

10. Асьенда (acienda, в современном испанском языке hacienda) — ведомство по управлению королевскими финансами и имуществом. Эскривано асьенды — должностное лицо этого ведомства, примерно соответствующее по рангу дьяку из приказа допетровских времен.

11. Речь идет здесь, видимо, об Африке, хотя не исключена возможность, что у португальцев незадолго до открытия Кабралом Бразилии имелись некоторые сведения о восточной оконечности южноамериканского материка. Крайне смутные намеки на это имеются в письмах Кабрала. Вопрос о времени открытия берегов Бразилии до сих пор еще не может считаться окончательно решенным. Восточная оконечность Бразилии находится к востоку от демаркационной линии, намечаемой Тордесильясским соглашением 1494 г., т. е. в португальской сфере.

12. Легенда о посещении гвинейскими неграми земель Нового Света до открытия их европейцами имела широкое распространение как в Португалии, так и в Испании в самом начале XVI столетия. Как и многие географические мифы той эпохи, она основывалась на досужих домыслах, лишенных каких бы то ни было оснований.

13. «Касситериды», или «Острова олова». У древнегреческих географов такое наименование получили не Азорские, а, по видимому, Британские острова.

14. Остров Тринидад лежит на 10—11 градусах северной широты, а Эспаньола на 18—20 градусах северной широты.

15. Здесь у Лас-Касаса явное противоречие. Чуть выше он говорит что индейцы носили покрывала и пояса и стригли волосы на кастильский лад.

16. Имеются в виду мангровые деревья (Rhizophora Mangle L., Avicennia nitida Jack.), растущие в прибрежных лесах тропического пояса. Эти деревья выпускают из стволов многочисленные воздушные корни, которые укрепляются в почве, образуя вокруг деревьев непроходимый живой частокол. У деревьев, растущих на берегах водоемов, корни эти опускаются до самой воды. В мангровых лесах, покрывающих болотистые низины, водится множество разнообразных животных.

17. Во времена Колумба господствовали наивные представления о происхождении жемчуга, которые появились в сознании людей с незапамятных времен. На самом деле жемчуг — это отложение перламутрового вещества в раковинах различных морских и пресноводных моллюсков. Эти отложения возникают и накапливаются вокруг посторонних тел (песчинки, обломки раковин, панцирей диатомовых водорослей). Жемчужины состоят из концентрических слоев органического вещества, пропитанного минеральными солями. Лучшие жемчужины — белого цвета, но нередко встречается бурый, розовый, черный жемчуг.

18. Колумб имел в виду не только «советников королей», но и королевскую чету. В 1497—1498 гг. наметился резкий перелом к худшему во взаимоотношениях адмирала с Изабеллой и Фердинандом. Короли, желая ограничить права Колумба на управление новооткрытыми землями, пользовались любым предлогом для того, чтобы урезать полномочия адмирала. А кастильские поселенцы на Эспаньоле, недовольные правлением Колумба, давали королям достаточно поводов для вмешательства в «индийские дела». С другой стороны, Фонсека, ведавший снабжением Эспаньолы и организовавший заморские экспедиции, фактически лишил Колумба возможности распоряжаться по своему усмотрению в этой важной сфере деятельности. Отправляясь в третье путешествие, Колумб ясно сознавал, что его положение как единоличного правителя Индиями подорвано и что Изабелла и Фердинанд предпримут все возможное, чтобы еще больше ограничить его права и привилегии. Крайне любопытно замечание о прелатах, не желающих отправляться за океан. Вероятно, однако, оно принадлежит Лас-Касасу, который на протяжении многих десятилетий неустанно бичевал своих собственных коллег — монахов и священников, обличая их алчность, леность, невежество и лицемерие.

19. Колумб действительно был крайне стеснен в средствах во время подготовки третьей экспедиции. Официально он выходил в путь не для совершения новых открытий, а для доставки товаров на Эспаньолу. Но и для этой цели отпущенные короной 2 миллиона мараведи были недостаточны, так как необходимо было закупить в Кастилии много продовольствия для жителей Эспаньолы.

20. Замечание это вполне обоснованно. Плаванье у караибских берегов в неведомых водах, изобилующих мелями, было сопряжено с большими опасностями. На легких каравеллах типа «Нинья», быстрых на ходу, маневренных и имеющих небольшую осадку, успешнее можно было осуществлять переходы в коварных морях, омывающих Антильские острова и северный берег южноамериканского материка.

21. Колумб отмечает здесь явление западного магнитного склонения, которое, по его наблюдениям, доходило до 22,5°.

продолжение - https://cont.ws/post/422248

читать сначала - https://cont.ws/post/421627