ЛЕСОПОВАЛ

Когда рубят лес, то не только щепки летят, но, случается, падают с этими щепками на землю и сами лесорубы. Кто-то от полученных травм, кто-то от непривычно-тяжёлой работы, кто-то от элементарных недугов.

И вот результат...

За полчаса до утреннего обхода в четырёхместную палату районной больницы входит высохшая от чужих страданий старшая медсестра тётя Роза, и говорит:

- Дорогие мои!.. Сиротко, зачем вам в чистой постели грязная кошка? Кто вам её принёс? Перестаньте, пожалуйста, морочить мою голову! Это животное из нашей кочегарки! Идите, и поставьте его на место - дядя Вася по нему рыдает уже целых пять часов!.. Федякин, уберите свой большой живот под одеяло - грыжи у вас нет, успокойтесь!.. А теперь я желаю спросить вас, уважаемый сердцеед Ерзин: кто эта Надя Узарова из лесного хозяйства Кордон? От её телефонных звонков у меня завяло одно ухо!

Строгая чистенькая тётя Роза церемонно поправляет на маленькой головке белоснежный колпачок, строго смотрит, поочерёдно, на трёх обитателей палаты, и вдруг расплывается в весёлой улыбке.

- Чёрт бы вас всех побрал! - говорит она. - Где вы, скажите, находились, когда мне было восемнадцать!

По замёрзшим окнам ахает снежным зарядом. На воле печально скрипнули старые ели.

- Я хотела сообщить что-то важное, - говорит потом старенькая тётя Роза, потирая лоб. - Но что именно... пусть подскажет мне этот кошатник Сиротко!

- «Дорогие мои!» - подсказывает больной водитель лесовоза.

- Да! - вскидывает руку вверх тётя Роза. - Дорогие мои! Мы хотим подселить к вам больного Цыбулько из участка Терси. Ничего особенного - подозрение на обыкновенный остеохондроз, но пан Цыбулько радикулитом никогда не болел и уже решил, что наступил конец света. Прошу вас как мать: будьте сердобольными к ещё одной жертве сибирской зимы!

Тётя Роза прячет руку в карман накрахмаленного халата, склоняет гордую головку набок и достойно удаляется…

Огромный, перекошенный недугом «подозреваемый» Цыбулько оказался на редкость капризным и недоверчивым пациентом. Ко всем назначенным процедурам и лекарствам он относился подозрительно и враждебно.

- А это мне ещё зачем? - пучил он раненые болезнью глаза. - А то не врэдно?.. Та на шо мне эти токи Бернара? Шоб импотентом стал?!

Укладываясь на кровать, он продолжительно стонал, но засыпал мгновенно.

– Видимо, с первого дня лечение пошло на пользу. - говорила внимательная тётя Роза, удовлетворённо глядя на безмятежно спящего богатыря.

А когда его вызывали на очередные процедуры, потревоженный Цыбулько жалобно и раздражённо причитал:

- Ёй, господи, господи! Та на шо они сдались, ваши процедуры! Дайте человеку спокойно полежать - на делянке дёргают, тут дёргают… Шо вы за люди, нэ понимаю! И так будет, что ли, все двадцать дней, которые прописал мне доктор?..

И, скрюченный в три погибели, еле передвигая ноги, не переставал возмущаться:

- Отак и гроблять людей! Посмотрите: я ж ходить совсем неспособный! Где ваши коляски, на которых положено возить тяжёлых больных? Вы ж принимали присягу!

За три дня он сильно надоел своим соседям по палате и, несмотря на материнскую просьбу уважаемой тёти Розы, большинство из них начало потихоньку роптать.

Ближайший его сосед по койке вальщик леса Федякин, у которого вместо грыжи обнаружили непроходимость газов, багровея от неимоверных усилий, принялся эти газы из себя демонстративно исторгать. Сучкоруб Ерзин безуспешно запросился в другую палату. И только водитель лесовоза Сиротко молча наблюдал за своим немощным земляком: иногда он заботливо отводил стенающего Цыбулько на процедуры, иногда приводил назад... Приглядывался к нему, прислушивался к его каждому вздоху, сочувственно кивал головой. А однажды, когда Цыбулько мучился особенно громко, сходил в ординаторскую и принёс оттуда полстакана прозрачной жидкости.

- Выпей! - сказал он, искренне сострадая.

- А шо то е? - насторожился Цыбулько.

- Успокоительное.

- А то не врэдно, земеля? Не?.. Та выключи ты, пойди, отой телевизор! Болеть сюда люди прыходять, чи наслаждаться отой брехнёй про ополченцев: то заняли той аэропорт, то освободили! Нэ понимаю!

Закатив измученные глаза, бессильный великан с трудом опустошил стакан, устало смежил веки и мирно засопел.

Федякин и Ерзин с облегченьем вздохнули. А заботливый Сиротко осторожно присел на свою кровать и, периодически поглядывая на ручные часы, уткнулся в недочитанную книгу.

Через четверть часа больной Цыбулько внезапно проснулся.

- Сиротко, друг! - прошептал он ошеломлённо. - Шо то такое ты мне дал?

- Тс-с! - шёпотом же откликнулся Сиротко. - Молчи, бедолаго! Ещё чуть-чуть!

Цыбулько замер… Потом спросил тревожно:

- Шо ты мени дав, убивец?

Сиротко захлопнул книгу и, глядя на часы, стал монотонно считать:

- Раз… два… три…

Когда он досчитал до десяти, Цыбулько взвыл на всю больницу.

Был день. Сидевшие в холле, у телевизора, хворые лесовики испуганно выдернули из розетки штепсель. В палату примчались дежурный врач и тётя Роза:

- В чём дело? Что случилось?

Сиротко, не отрываясь от циферблата своих часов, раздельно произнёс:

- Я… ему… дал… выпить… тройную… дозу… слабительного… Двадцать пять… двадцать шесть…

Больной Цыбулько неожиданно лихо вскочил с кровати и прытким бегом вымчал вон.

Спустя полтора часа обоих земляков из больницы выписали. Сиротко - как завершившего курс лечения, а Цыбулько - как симулянта.