КРЫЛЬЯ

Когда осыпаются последние жёлтые листья с деревьев, а небо становится синим… Когда запоздалые косяки перелётных птиц криком кричат над землёй свою прощальную песню… То хочется не падать вниз вместе с отжившим своё осенним мусором, а взлететь, очертя голову, вверх, к птицам... И, хотя бы, краешком глаза увидеть в жизни то радостное, что видит в ней, к примеру, идущий навстречу этот Димка Корнев… Не идущий, а можно сказать, летящий, не чуя ног под собой.

Ведь, если посмотреть на него со стороны, - ничего выдающегося: невысокий, полноватый, можно сказать, увалень-коротыш, а, подишь ты... С радостной улыбкой на круглом лице. Весь в своих каких-то розовых мыслях.

- Ты откуда и куда мчишься, Дим? - спрашивает его Николай, повстречавшись.

- А?

- Говорю: здравствуй!

- А! Привет, привет!

- Куда мчишься?

- Всё дела, Коля, дела и дела!

- Ну, это понятно, - у всех этих дел невпроворот! Откуда именно и куда мчишься такой?

- Дела!

И дальше летит на невидимых крыльях.

А Николай стоит стройным высоким столбом посреди сельской улицы, смотрит ему вслед, недоумённо качает головой.

Вот и ещё кто-то встречается на пути летящего увальня… А! Лёшка Назаров! Тоже безуспешно пристал с каким-то вопросом к счастливому Димке. И тоже стоит, смотрит ему вслед.

Поджидая Лёшку Назарова, Николай смотрит на свежевыкрашенную серебрянкой металлическую крышу своего ухоженного дома, на фигуру своей красивой жены Нюры, которая развешивает в чистом дворе на верёвку белоснежные простыни... От выстиранного белья идёт пар… В полуоблетевшем саду краснеют на оголившихся ветках яблоки зимних сортов. И всем, в общем, Николай доволен. А крыльев за своей спиной не ощущает. Потому что всё, как у всех. Всё, всё всё - ни радости, ни горя. В основном. Жизнь, как жизнь - день, ночь, день, ночь. А этот Димка просто-таки парит над землёй, хоть жене его Дашке до Николаевой Нюры, как от земли до неба - тоже кургузая, как и сам Димка, невзрачная; дом - куда как хуже, чем у Николая, и зимних яблонь в его саду нет… Ох, ох, ох! Господи, что это с ним?

- Здорово, Николай! - говорит Лёшка Назаров, подходя к стоящему среди улицы односельчанину.

- Здорово, Лёш!

- Ну, как ночевали?

- Нормально.

И идут по улице вверх.

- А мне, знаешь, прошлой ночью снилось, будто у меня выросли крылья и я летаю, как птица, - говорит Лёшка Назаров. - А только проснулся, моя Катюха говорит, что я плакал во сне. Представляешь? У человека выросли крылья, а он плачет. И, главное-то, во сне совсем было не так. Там я, помню, смеялся. А на деле, оказалось, что плакал. И, если б не мокрая подушка под головой, ни за что б Катюхе не поверил… И к чему это, никак не пойму!

- А ты у Димки не спросил?

- О чём?

- Ну, про крылья. Он же тут пролетел, как счастливый пернатый.

- Нет, не спросил. Я хотел узнать у него, открыт ли уже магазин.

- И что?

- Ничего не видел, не помнит. Дела, говорит, и дела! Как с катушки сорвался!

- Может, ему этой ночью снилось, что плакал? - предположил Николай, углубляясь в свои прежние мысли. - Говорят, что, если плачешь во сне, то это - к какой-нибудь радости. Но что может быть радостного у Димки? Трое детишек мал-мала меньше, Дашка его снова на сносях…

- Да, - соглашается Лёшка. - Да... А ты теперь куда?

- Да в медпункт. Надо что-то отцу от кашля купить.

- Понятно. А я уже пришёл - хочу в магазине кое-что посмотреть. - Ну, бывай!

- Будь!..

Идя до медпункта, Николай всё думал о Димке. Откуда это счастье на его круглом лице? Отчего эти невидимые крылья за натруженной спиной неприглядного с виду человека?..

И всё узнал, когда в медпункте услышал, как фельдшерица Наташа кому-то сказала, что Димке Корневу только что вырвали больной зуб.

- Как он всё это время терпел, непонятно, - сказала она. - Там же уже развился околочелюстной абсцесс, боли страшные - мучился, а молчал. Говорит, чтоб не волновать свою Дашку. И работы у него, говорит, на хозяйстве видимо-невидимо, всё надо успеть сделать до нового прибавления в семье!.. Обрадовался, как дитё, что теперь-то успеет.