Мученик "великой бескровной"
Андрей Иванов, Русская народная линия
http://ruskline.ru/analitika/2...
Воинство Святого Георгия / 15.03.2007
К 90-летию со дня убийства тверского губернатора Николая Георгиевича Бюнтинга (1861 - 1917) …
"Великая бескровная"... Такими словами характеризовали Февральскую революцию, 90-летния годовщина которой исполняется в этом году, ее творцы. Между тем, буквально с первого дня в Петрограде начались никем несанкционированные обыски, грабежи, убийства офицеров, представителей правопорядка и членов их семей, вскоре перекинувшиеся и на другие города империи. Одним из первомучеников той революции стал тверской губернатор Николай Георгиевич фон Бюнтинг, растерзанный озверевшей толпой уже 2 марта 1917 года - в день отречения Государя от Престола.
Николай Георгиевич фон Бюнтинг
Он родился 15 июня 1861 г. в Санкт-Петербурге и был выходцем из дворянского рода остзейских немцев. Мать Бюнтинга - баронесса Мария Николаевна фон Медем (1836 - 1907) - происходила из старинного нижнесаксонского рода, обосновавшегося в Курляндии, была начальницей С.-Петербургского женского училища ордена св. Екатерины. Отец - барон Георг-Вильгельм Карлович фон Бюнтинг (1826 - 1877), так же был представителем древнего дворянского рода, но из Пруссии. Начав службу лейтенантом прусской гвардии, впоследствии он стал генерал-майором свиты Императора Александра II, принимал участие в войне с горцами на Кавказе, оставил изданные в 1855 г. в Берлине воспоминания "Посещение Шамиля". <...> Ветвь рода Бюнтингов, к которой принадлежал Николай Георгиевич, была внесена в дворянскую родословную книгу Псковской губернии. Семье будущего губернатора принадлежало имение Халахальня, расположенное в пригороде исторического Изборска. В имении имелось 950 десятин земли, было организовано прекрасное молочное хозяйство и многопольный севооборот.
Окончив с золотой медалью элитное Императорское училище правоведения в Петербурге (1883), Бюнтинг завершил свое образование в Берлинском университете. Начав службу в Министерстве юстиции, Николай Георгиевич позже был переведен чиновником в Правительствующий Сенат (1884), а затем в Министерство внутренних дел (1891). Помимо гражданской должности Бюнтинг имел и должность придворную - при Государе Александре III Высочайшим приказом по Министерству Императорского Двора он был пожалован в камер-юнкеры, 14 мая 1896 г. принимал участие в коронации Императора Николая II и Императрицы Александры Федоровны.
Постепенно продвигаясь по служебной лестнице, Н.Г.Бюнтинг занимал пост вице-губернатора Курской (с 26.09.1897), губернатора Архангельской (с 10.05.1904) и Эстляндской (8.11.1905 - 21.01.1906) губерний. А 15 апреля 1906 г., в разгар революционных беспорядков действительный статский советник и гофмейстер Высочайшего Двора Н.Г. фон Бюнтинг именным Высочайшим указом был назначен тверским губернатором, сменив в этой должности убитого эсеровской бомбой 25 марта 1906 г. П.А.Слепцова. Как сообщали газеты, 30 апреля, "помолившись и приложившись к мощам святого благоверного князя Михаила Ярославича, фон Бюнтинг прибыл во Дворец (резиденция тверского губернатора - А.И.) и вступил в управление губернией". [5]
Тверским губернатором Н.Г.Бюнтинг прослужил довольно долго - 11 лет, получив немало наград за свою верную службу. Как и многие русские немцы Бюнтинг был человеком православным, а по политическим взглядам - монархистом. Он состоял членом Тверской ученой архивной комиссии (1907), местного благотворительного общества "Доброхотная копейка" (1910), Тверского православного братства святого благословенного князя Михаила Ярославича (1911). Он также был почетным членом общества хоругвеносцев в Старице и Торжке и православного братства святой благоверной княгини Анны Кашинской. По общему мнению, вся семья Бюнтингов была глубоко верующей. А сам тверской губернатор имел репутацию хорошего семьянина и любящего отца. "...Образованный, красивый, скромный, деликатный, любящий жену, обожаемый своими детьми. И утомленный бременем ответственности...", - такую характеристику Николая Георгиевича составила изучавшая его переписку современная исследовательница Л.М.Сорина. [6]
Что же касается политических взглядов Бюнтинга, то их он четко выразил еще в 1904 г. В обращении к Императору: "Не в мятежах и народных волнениях, не от чуждых России форм народоправства - ждет оно (население - А.И.) спокойствия и блага родине, но только от Вас самодержавный Государь". А уже при новой власти, в 1917 г., чья-то рука вывела на его фотографии: "Враг Революции. Тверской губернатор Бюнтинг - верный слуга церкви и царя". [7]
<...> Будучи убежденным монархистом, Бюнтинг вел в Твери жесткую борьбу с революционными беспорядками. Своим отношением к службе и честностью губернатор заслужил уважение жителей губернии. В 1916 г. в честь 10-летия пребывания его губернатором в Твери, вспоминал краевед Н.А.Забелин, чиновники добровольно собрали деньги в качестве подарка и преподнесли Бюнтингу в конверте. Губернатор деньги принял, поблагодарил и тут же распорядился отдать их на стипендии гимназистам. [8] За свою верную службу к 1916 г. тверской губернатор был награжден орденами св. Анны I степени, св. Станислава I степени, св. Владимира 2, 3 и 4 степеней.
Николай Георгиевич был женат на своей кузине баронессе Софии Михайловне Медем (1876 - 1948), происходившей из того же рода, что и мать Бюнтинга. Она окончила Екатерининский институт благородных девиц, затем в Париже занималась на курсах изящных искусств, брала уроки у ведущих художников Петербургской Академии художеств. У супругов было 5 дочерей: Мария (р. 1898), Екатерина (р. 1890), Регина, Маргарита (1907 - 1938) и София (1912 - 1992).
София Михайловна также немало потрудилась на ниве помощи ближним. <...>
Февральская революция застала семью Бюнтингов в Твери. В первые дни государственного переворота здесь образовался "комитет общественной безопасности", преимущественно состоящий из членов кадетской партии и земцев-либералов. Как вспоминал позже митрополит Вениамин (Федченков), бывший в то время ректором Тверской духовной семинарии, "этот комитет взял власть в свои руки и предложил губернатору Н.Г. фон Бюнтингу сдать им дела, а самому куда-нибудь с семьей заблаговременно скрыться от смертной опасности". Н.Г.Бюнтинг отправил своих детей и жену из города, а сам решил быть верным Государю до конца и остался в Твери, отказавшись признать революционный комитет и отправив Царю телеграмму, в которой говорилось, что "он исполнил свой долг до конца и лишь бы жила Россия и благоденствовал Царь!" Но телеграмма эта до Государя не дошла, так как сам он уже был задержан на псковской станции "Дно"...
Всю ночь, рассказывал потом один из чиновников Тверской губернии, Н.Г.Бюнтинг не спал, а приводил в порядок какие-то дела. "А потом, отрываясь от дел, губернатор (хотя его фамилия была явно немецкая, но он был хорошим православным) часто подходил к иконе Божией Матери, стоявшей в его кабинете, и на коленях молился. Несомненно, он ожидал смерти, готовился исполнить свой долг присяги Царю до конца... Что и говорить, это достойно уважения и симпатии во все времена и при всяких образах правления!", - писал владыка Вениамин.
На следующий день, 2-го марта 1917 г., в день отречения Императора Николая II от престола, пьяная и озверевшая толпа солдат и жителей Твери растерзала Николая Георгиевича на Соборной площади города. Увидев утром скопление людей вокруг своего дома, и зная об убийстве чиновника-немца, губернатор, предугадав свою участь, успел связаться с находившимся в Твери викарным епископом и исповедаться ему по телефону. Вскоре рабочие Морозовской мануфактуры вместе с солдатами 196-го Запасного полка ворвались в резиденцию губернатора, располагавшуюся в Путевом дворце, схватили его за рабочим столом и потащили к городской управе, в "комитет общественной безопасности". Затем Н.Г.Бюнтинг под конвоем был отправлен на гауптвахту, но встретившаяся по пути толпа революционно-настроенных рабочих и солдат, увидев "царского сатрапа", выхватила его у сопровождающих, повалила на землю (пенсне губернатора отлетело), и стала яростно топтать его ногами, а какой-то солдат в упор выстрелил из винтовки в спину поверженного несколько раз (по другому свидетельству, в Бюнтинга не стреляли, а закололи штыками).
Наиболее подробно рассказывает об этой трагедии митрополит Вениамин (Федченков): "Губернатору полиция по телефону сообщила обо всем. Видя неизбежный конец, он захотел... исповедаться перед смертью, но было уже поздно. Его личный духовник, прекрасный старец протоиерей Лесоклинский не мог быть осведомлен: времени осталось мало. Тогда губернатор звонит викарному епископу Арсению и просит его исповедать по телефону... Это был, вероятно, единственный в истории случай такой исповеди и разрешения грехов... <...> В это время толпа ворвалась уже в губернаторский дворец <...> Учинила, конечно, разгром. Губернатора схватили, но не убили. По чьему-то совету, не знаю, повели его в тот самый "комитет", который уговаривал его уехать из города <...> Сначала по улице шли мимо архиерейского дома еще редкие солдаты, рабочие и женщины. Потом толпа все сгущалась. Наконец, видим, идет губернатор в черной форменной шинели с красными отворотами и подкладкой. Высокий, плотный, прямой, уже с проседью в волосах и небольшой бороде. Впереди него было еще свободное пространство, но сзади и с боков была многотысячная сплошная масса взбунтовавшегося народа. Он шел точно жертва, не смотря ни на кого. А на него - как сейчас помню - заглядывали с боков солдаты и рабочие с недобрыми взорами. <...> Масса не позволяла его арестовать, а требовала убить тут же. Напрасны были уговоры. <...> Я думал: вот теперь пойти и тоже сказать: не убивайте! Может быть, бесполезно? А, может быть, и нет? Но если и мне пришлось бы получить приклад, все же я исполнил бы свой нравственный долг... Увы, ни я, ни кто другой не сделали этого... И с той поры я всегда чувствовал, что мы, духовенство, оказались не на высоте своей... Несущественно было, к какой политической группировке относился человек. Спаситель похвалил и самарянина, милосердно перевязавшего израненного разбойниками иудея, врага по вере... Думаю, в этот момент мы, представители благостного Евангелия, экзамена не выдержали, ни старый протоиерей, ни молодые монахи... И потому должны были потом отстрадывать.
Толпа требовала смерти. Губернатор, говорили, спросил:
- Я что сделал вам дурного?
- А что ты нам сделал хорошего? - передразнила его женщина. <...>
И тут кто-то, будто бы желая даже прекратить эти мучения, выстрелил из револьвера губернатору в голову. Однако толпа - как всегда бывает в революции - не удовлетворилась этим. Кровь - заразная вещь. Его труп извлекли на главную улицу, к памятнику прежде убитому губернатору Слепцову. Это мы опять видели. Шинель сняли с него и бросили на круглую верхушку небольшого деревца около дороги, красной подкладкой вверх. А бывшего губернатора толпа стала топать ногами... Мы смотрели сверху и опять молчали... Наконец (это было уже, верно, к полудню или позже) все опустело. Лишь на середине улицы лежало растерзанное тело. Никто не смел подойти к нему". [13]
По словам очевидцев, толпа долго издевалась над телом, которое пролежало на главной улице до позднего вечера. В тот же день толпа разгромила кабинет губернатора, сожгла тюрьму, выпустив уголовников на волю, разграбила ряд городских магазинов. Лишь темным вечером викарный епископ Арсений (Смоленец), исповедовавший Бюнтинга утром, вместе с духовником убитого губернатора о. М.Я.Лесоклинским, погрузив тело на возок, увезли его с улицы.
Естественно, что никаких некрологов в местной революционной прессе помещено не было. Во втором номере "Вестника Тверского временного исполнительного комитета", вышедшего 8 марта 1917 г., лаконично сообщалось, что "в Тверской губернии старые власти устранены". О подробностях этого "устранения" не говорилось. В массовое сознание вдалбливался миф о "великой и бескровной". Газета захлебывалась от восторга, вызванного "революционной перестройкой": "Тверь преобразилась. Революция всколыхнула это сонное болото и оно зашевелилось <...> Всякий что-нибудь да делает на ниве народного переустройства" [14]; "Не чудо ли свершилось? И свершилось это чудо удивительно быстро и поразительно искусно. Ни лишних жертв, ни шума ненужного. Словно таинство совершил народ! При таком начале в переустройке [так в тексте - А.И.] жизни народ может создать себе великое будущее...". [15] А тем временем, революционный сброд продолжал вносить свой вклад в "светлое будущее" страны: 16 марта в той же Твери толпа до смерти забила камнями генерала Чеховского, которого караул солдат вел на гауптвахту...
<...>
************************
Очень поучительный текст, мне кажется.
Совсем уж водянистые места из очерка (про 80 швейных машинок, которые должны были бы облегчить судьбу беженцев в губернии и т.п.) я отжал. А что можно понять из оставшегося?
Во-первых, надо отдать должное губернатору. Человек был принципиальный и смелый. Принять пост губернатора после убийства предшественника - это поступок. Входить в оценку политических убеждений Н.Г. Бюнтинга не берусь, ибо материала для этого мало.
Во-вторых, хочется перечислить тех, кто предал Николая Георгиевича Бюнтинга в мартовские дни.
Это:
1) государь император, безвольно сложивший полномочия и обесценивший смерть губернатора;
2) братья по сословию, затеявшие конспирашки в разгар мировой войны;
3) офицеры тверского гарнизона, героически разбежавшиеся во все стороны или перешедшие на сторону революции;
4) губернская полиция, инструктировавшая губернатора дистанционно;
5) жандармерия, надо полагать, тоже была занята более важными делами;
6) святые отцы ограничились напутствиями по телефону;
7) штатные монархисты, не пожелавшие сплотиться вокруг защитника трона;
8) подчинённые, которые как-то не догадались добровольно вооружиться двустволками и взять губернаторский дом под охрану.
На таком фоне поведение самого губернатора, не пожелавшего сбежать, передав власть самозваному комитету, кажется автору очерка подвигом.
А что можно сказать про "пьяную и озверевшую толпу"?
Ну, во-первых, не совсем понятно, каким манером толпа пьяная. В стране сухой закон. Разбили винные склады? Об этом в очерке ничего не говорится. Так что и не факт, что пьяная. А почему толпа озверела?
Читаем Ямщикова.
«СОЛДАТСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ» 1917 ГОДА В ТВЕРСКОЙ ГУБЕРНИИ
С. В. Ямщиков
http://sociosphera.com/publica...
<...>
Весь ход февральско-мартовских событий 1917 г. поставил военные гарнизоны в центр общественно-политической жизни Тверской губернии. Весть о свержении царизма солдатские массы и демократически настроенные офицеры гарнизонов Тверской губернии встретили с энтузиазмом и поддержали революцию. «Можно с полной уверенностью сказать, что это была не революция вообще, а больше солдатская революция. Рабочие начали революцию, а солдаты ее «сделали», буржуазия же ее только оформила, санкционировала», – вспоминал о февральских событиях в Твери солдат 57-го пех. зап. полка В. Захаров.
28 февраля Тверская военная радиостанция получила первые сведения о начавшейся в Петрограде революции. 1 марта начальник Тверского гарнизона генерал Пигулевский созвал совещание командиров частей гарнизона, на котором был выработан план подавления вооруженными силами назревающего в городе переворота. Но Тверской гарнизон встал на сторону забастовавших 1 марта рабочих Русско-Балтийского вагоностроительного завода, Переволоцкой мануфактуры, завода «Урсус и Мещанский», фабрики Берга и Морозовской мануфактуры. Ночью 2 марта начался митинг рабочих и солдат пехотных запасных полков в Жёлтиковской роще. На нем было постановлено «солдатам выступить утром и слиться с рабочими» [Тверской центр документации новейшей истории (далее ТЦДНИ). Ф. 114. Оп. 1. Д. 162. Л. 21].
2 марта утром рабочие с красными знаменами, на которых было написано: «Долой войну!», «Долой самодержавие!», «Да здравствует революция!» направились в казармы на Жёлтиковом поле для соединения с солдатами. Командир 196-го пех. зап. полка генерал-майор Рутковский при приближении рабочих вызвал дежурный взвод полка и приказал стрелять по демонстрантам. Взвод отказался выполнить этот приказ. Солдаты набросились на генерала и тяжело ранили его. Захватив склады оружия, они раздали его рабочим и вместе с ними пошли в город [ТЦДНИ. Ф. 114. Оп. 1. Д. 162. Л. 21].
В Торжке первыми на сторону революции перешли солдаты 1-го коренного железнодорожного парка. К 20-тысячной демонстрации в поддержку новой власти 2 марта присоединились солдаты и офицеры гарнизона. Парад войск принимал командир 48-й пех. зап. бригады генерал-майор Алексеев [ТЦДНИ. Ф. 114. Оп. 1. Д. 15. Л. 15]. Командир 293-го пех. зап. полка телеграфировал военному министру А. И. Гучкову: «Я, все господа офицеры и нижние чины командуемого мною полка сегодня в полном составе торжественно выразили совместно с представителями города, земства и народа наше объединение и полное признание нового государственного строя» [Российский государственный военно-исторический архив (далее РГВИА). Ф. 7952. Оп. 2. Д. 98. Л. 34 об.].
<...>
Революционный порыв февральско-мартовских дней породил у солдат представление, что можно сразу решить все свои проблемы. Массы людей в серых шинелях, не имевшие достаточного политического опыта, требовали от новой власти немедленного осуществления всех своих надежд и чаяний. Годами копившиеся обиды и унижения взорвались в революционные дни с неукротимой яростью. Оторванный от деревни, одичавший в процессе истребления себе подобных, изуродованный нравами войны и казарменной жизнью, крестьянин-солдат вносил в революционные преобразования не созидательное начало, а огромный разрушительный потенциал.
Практически во всей Тверской губернии революционные события февраля – марта 1917 г. сопровождались ростом насилия, жестокости, хулиганства, преступности. Источником анархии, как правило, выступали солдаты. Так, 1 – 2 марта ситуация в Твери была неконтролируемой. В городе господствовал безудержный разгул вооруженной стихии. Действия неорганизованных толп солдат и рабочих сопровождались погромами и насилиями. Солдаты разграбили дом тверского губернатора Н. Г. фон Бюнтинга, а его зверски убили [ТЦДНИ. Ф. 114. Оп. 2. Д. 3. Л. 19]. Солдаты разгромили тверскую тюрьму и освободили заключенных. Арестанты, переодетые в форму офицеров, солдат, студентов, гимназистов, грабили население, чинили беспорядки [РГВИА. Ф. 9681. Оп. 1. Д. 7. Л. 78]. Нижние чины 57-го, 196-го и 232-го пех. зап. полков разграбили пекарню Морозовской фабрики [ТЦДНИ. Ф. 114. Оп. 1. Д. 43. Л. 96–97]. На предприятиях солдаты разоружали караульных, охраняющих находящихся на работах военнопленных [Государственный архив Тверской области (далее ГАТО). Ф. 956. Оп. 1. Д. 4. Л. 56].
<...>
Солдаты обращали свой гнев и ненависть не только против старых органов власти и управления, но и против командно-офицерского состава гарнизонов, который являлся для них воплощением зла. В февральско-мартовские дни произошли массовые стихийные расправы солдат с ненавистными командирами. Без командно-офицерского состава воинские части превращались в неоформленную, неуправляемую массу. Они были полностью разложены как боевые единицы. Солдаты разбредались во все стороны в поисках крова, пищи и безопасности. Так, в первой половине марта 1917 г. из состава запасных частей Западного фронта самовольно отлучились 3000 солдат [РГВИА. Ф. 12664. Оп. 2. Д. 1. Л. 173 об.]. <...>
В ходе февральско-мартовских событий 1917 г. солдаты и офицеры часто являлись инициаторами создания местных советов. Во многих городах Тверской губернии советы солдатских, офицерских, военных депутатов возникли до появления советов рабочих и крестьянских депутатов. Тверской Совет военных депутатов был образован вечером 2 марта. 3 марта в Твери оформился Совет рабочих депутатов. Долгое время военный и рабочий советы губернского центра существовали раздельно.
<...>
******************************
Если уж заводы в городе так дружно забастовали сразу по получении известий и событиях в столице, значит накипело. Бастовать всегда жутковато. Но в мирное время тебя могут уволить, а в военное - отправят на фронт. А на фронт уже никому не хотелось.
К восставшим рабочим присоединяются восставшие солдаты. А восстание в армии - психологически куда более жуткая вещь, чем забастовка. Но и отсиживаться в такой момент невозможно. Иначе завтра погонят на убой, на нелепую и непонятную бойню. Солдаты идут в Тверь защищать революцию, а там - один-единственный защитник старого строя. Он и погибает.
Вечером образуется Совет военных депутатов, на следующий день - Совет рабочих депутатов. Доведись Совету арестовывать губернатора, возможно, он остался бы жив. А, может быть, и не остался бы. Слишком уж сложное было время.
*************************************************************
Николай Георгиевич Бюнтинг, безусловно, заслуживает доброй памяти. Но как так случилось, что глава мощной губернской административной машины в последнюю ночь своей жизни оказался совершенно одинок? Этого вопроса Андрей Иванов перед собой не ставит.
Оценили 5 человек
12 кармы