Интересные, я вам скажу, новости приходят:
Женщина вставляла в рот своего малолетнего сына резиновое изделие и выставляла фото этого процесса в соцсети.
Пользователи Сети активно подписывают электронную петицию, в которой призывается забрать малолетнего ребёнка у "неадекватной матери" из Москвы. Людей возмутили фотографии в её соцсети, где своего грудного ребёнка девушка "кормит" фаллоимитатором.
— Крик о помощи! Женщина с явным расстройством засовывает в рот своему ребёнку разные предметы в презервативе и роняет его на пол. Пожалуйста, не останьтесь равнодушными! Всё, что мы знаем, — проживает в городе Москва. В районе станции "Менделеевская", — говорится в тексте петиции, созданной Дарьей Лысенко из Москвы.
Отметим, помимо возмущённых граждан ранее историей заинтересовался Следственный комитет России. Сотрудники СК РФ начали доследственную проверку после появления информации о том, что девушка фотографировала и снимала на видео младенца с фаллоимитатором. Позже сама молодая мать заявила, что использовала резиновую секс-игрушку, потому что у сына режутся зубки.
https://life.ru/t/новости/1000485/v_sieti_startovala_pietitsiia_chtoby_zabrat_riebionka_ot_matieri_s_falloimitatorom
Ну и так далее, в новостных разделах целая подборка. Кто хочет, тот прочтет.
Кому лень читать, вот вам видео.
Ребенка отобрали, на мать одели смирительную рубашку.
Но что мы видим дальше?
Никакой реакции от записных КОНТовских борцунов с "ювенальным педофильским лобби" не последовало!!!
Как же так, граждане?
Ведь это же беспредел!
Посмотрите, что творится!
Ребенка лишают семьи, отбирают у родной матери!
А ведь мы все знаем, что никакой детдом матери не заменит!
Почему до сих пор не слышно возмущения?
Почему до сих пор не создана петиция "В защиту мамки-затейницы!"?
Почему молчат хрюша-катюша, всякие малюты, россидзины, блоховеды и проч.?
Для тех, кто до сих пор не понял, объясняю:
это, конечно, стёб.
Я уже давно пытаюсь здесь, на КОНТе, на пальцах объяснить, что деятельность борцунов с "ювенальной юстицией в России" основана сплошь на спекуляциях и манипуляциях, и надеюсь, что этот случай отрезвит максимально большое количество людей, которых зомбируют "ужасами ювеналки" и пугают перспективой отобрания у них детей без законных оснований.
В России нет ювенальной юстиции!
В России есть законодательные механизмы, позволяющие обеспечить защиту прав ребенка тогда, когда его близкие родственники или условия жизни ребенка, которые эти люди обеспечивают, становятся для ребенка опасными.
ВСЁ!!!
Нет никаких очередей из педофилов, которые ждут, когда же они смогут усыновить ребеночка, отобранного у нормальной, вменяемой семьи специально для того, чтобы они могли удовлетворить свои порочные страсти!
Нет системы, в рамках которой государство изымает детей, чтобы торговать их органами!
Государство пытается оградить детей от родителей, которые стали преступниками, маргиналами или шизофрениками!
Именно поэтому ювенальные борцуны засунули языки в жопу и не комментируют мамашу с фаллоимитатором.
Им нечего сказать!!!
Механизм у пропагандистов прост до неприличия:
они, как правило, пиарят тот фрагмент каждой конкретной истории, в котором ребенка отбирают, стоит плач, крик, применяется физическая сила уполномоченными органами.
А тот ужас, шизофрения, преступления, которые предшествовали всему этому, замалчивается.
Когда вменяемые люди, начинают говорить, послушайте, но ведь там, в доме, действительно ужасающие условия для проживания детей, то сразу в ответ орут "Да похер на это!!! Ребенку лучше всего жить только с родными мамой и папой, какими бы они ни были". Про антисанитарию и прочий ужас нагло говорят "А бедность вообще не порок, безобразие - детей отбирают за бедность родителей!".
Для тех, кому стало интересно, вот еще одна иллюстрация.
Вот видео смонтированное так называемым Родительским Всероссийским Сопротивлением исключительно в манипулятивных и спекулятивных целях.
А здесь очень подробно о той, "семье", которая запечатлена на кадрах задержания правоохранительными органами, когда истошно кричит ребенок. Вся история, вся подоплека. Без манипуляций. Делайте выводы сами.
10 лет назад супруги Никитины из Тамбова одними из первых в России взяли под опеку девочку с ВИЧ. Все это время они отказывались ставить ее на учет в Центр-СПИД, надеясь, что «все само рассосется». Сейчас девочку изъяли с боем, она в тяжелом состоянии с диагнозом СПИД, гепатит и туберкулез, а главе семьи грозит до 10 лет
Съемка любительской камерой: полиция изымает ребенка у опекунов. Камера стоит на столе криво, как-то случайно, в объектив попадает кусок комнаты с розовыми обоями и часть коридора. По комнате бессмысленно мечется женщина и девочка лет 13. Девочка приговаривает: «Что же делать?!» Неожиданно в кадр вваливаются люди, кидают кого-то на пол и начинают бить ногами. За кадром – жуткий детский визг. Девочка визжит так страшно, что у меня начинает болеть сердце. Она кричит: «Не трогайте папу! Я сдаюсь! Я сдаюсь!» Видно, как ее уводят за руку, камера остается на столе незамеченной и продолжает снимать пустую комнату…
Так забирали девочку с ВИЧ-инфекцией у опекунов, которые 10 лет пытались доказать, что она здорова.
Девочку зовут Юля. Мужчину на полу, которого бьют ногами, — Сергей Никитин. Он муж Юлиного опекуна – Марины Никитиной. Но Марина комментариев прессе не дает, и даже на той съемке ее лицо затерто квадратиками.
Кстати, в отличие от лица девочки.
Семья Никитиных – одна из первых, кто 10 лет назад взял в семью ребенка с ВИЧ из московского дома малютки №7.
В 2005 году это была очень смелая мысль. Даже сегодня детей с ВИЧ берут в семью только очень сведущие в теме люди, которых не пугают сложности типа регулярных анализов крови и лечения. А 10 лет назад не было ни таблеток, ни информации, а вот отказников с ВИЧ-инфекцией было довольно много. И дом ребенка № 7 в Москве прикладывал все усилия, чтобы пристроить их в семью.
Юле тогда было два или три года. Никитины услышали о ней по радио, скачали из базы фото на рабочий стол компьютера, потом приехали в Москву, навестили девочку, быcтро оформили опеку и увезли ее домой, в Тамбов.
С Сергеем Никитиным мы общаемся по скайпу. Он надевает большие наушники, садится перед компьютером и обстоятельно рассказывает мне, как было дело.
— На сайте было написано, что у девочки ВИЧ. Мы и ехали за ребенком с ВИЧ, — говорит он. – Но Крейдич (директор дома ребенка № 7 – ТД.) нам сказал: «Вообще-то, белки неопределяемые, остались антитела матери, все может рассосаться». Но когда мы получили ее медкарту на руки, там такого не было! А стоял диагноз «ВИЧ». Так мы поняли, что нас обманывают.
В Тамбов они приехали с рекомендацией встать на учет в Центр по профилактике и борьбе со СПИД, раз в четыре месяца там показываться и пить лекарства: сироп девочке дали с собой.
— Выдали сироп, — ворчит Никитин, — но я сомневаюсь, что она его в доме ребенка получала. Это было чисто воровство лекарства… Приехали в Тамбов, копию справки с диагнозом отдали в опеку.
— А в Центр-СПИД пошли? — интересуюсь я.
— Нет, зачем? Никаких проявлений ВИЧ у нее не было. Я же сразу сел за книги американские, начал читать, полез в интернет. У нее все показатели хорошие были. Клетки СД4 – 2000. (СД4 — иммунные клетки. В норме их должно быть 800-1000. Ниже 500 начинают лечение — ТД.) Мы же думали как: заболеет — надо в Центр-СПИД. А она не болеет! Так что туда мы не пошли. Прикинули, что дело нечисто. Мы действовали в интересах ребенка, которому скорее всего поставили неверный диагноз на неизвестно чьей крови …
Никитины решили с документами на руках доказать, что ВИЧ-инфекции у девочки нет. И что врачи, ошибочно поставив Юле диагноз при рождении, защищают «честь халата».
Никитин говорит, что в Тамбове они «проверяли в двух местах», но результаты их не устроили. И они решили сдать кровь анонимно в местном Центре-СПИД.
То есть они привели трехлетнего ребенка анонимно сдать кровь на ВИЧ.
Врачам Центра-СПИД это тоже показалось странным. Но таким образом Юлю первый раз увидел педиатр Центра-СПИД. Врач начала задавать вопросы, просить документы, чтобы поставить ее на диспансерный учет и наблюдать за здоровьем. Никитины сочли такое внимание чрезмерным и решили сменить Центр-СПИД. Для начала они поехали в Москву.
— Мы сунулись в Федеральный Центр-СПИД. А в этот момент заведующая тамбовским Центром-СПИД Марина Цыкина пишет на нас в опеку, что Юля не состоит на учете, и ребенка надо отбирать…
Поставить девочку на учет в Федеральном Центре-СПИД отказались, так как у них не было лицензии на лечение детей, да и вообще им показалось странным, зачем из Тамбова ехать за учетом в Москву? Отказались ставить и в Липецке, когда поняли, что ребенка регулярно обследовать им не дадут. А вот в Рязани Никитины выдали себя за бездомных, и их прикрепили к Центру-СПИД, в который они, впрочем, не собирались ходить. Случилось это только в 2008 году.
И тогда же Марина Никитина была первый раз отстранена от обязанностей опекуна за отказ обследовать ребенка у врачей.
Впрочем, по апелляции ей удалось восстановиться. Никитина успела предъявить справку, что Юля стоит на учете в Рязани. Суд решил, что «какого-либо злостного или преднамеренного уклонения опекуна от обследовании девочки не установлено», но закрепил за Никитиными обязанность приводить ребенка к врачам.
— Но больница продолжала портить нам кровь, — говорит Никитин, — а опека снова начала готовиться к суду. Им всем надо было только одного – доказать, что у ребенка ВИЧ. Больше их ничего не интересовало…
***
— Девочка попала к нам странно, — вспоминает заведующая центром по профилактике и борьбе со СПИДом ОГБУЗ «Тамбовская инфекционная клиническая больница» Марина Цыкина. — Приходит наша процедурная сестра с округленными глазами и говорит: «Там пришел человек, который хочет анонимно проверить трехлетнего ребенка на ВИЧ».
Медсестра сказала, что Никитин вел себя очень странно, просто прилип к окну процедурной, пока у девочки забирали кровь.
— С 3 мая по 20 июля 2007 года опекун с ребенком была на приеме шесть раз, — говорит врач. — Опекун четыре раза отказалась от осмотра, каждый раз давая согласие на отдельные обследования. Это было непонятно: они говорили о любви к ребенку, а пришлось несколько раз проводить забор крови у маленькой девочки из вены, хотя можно было все сделать за один раз. Да и потом они бесконечно в частных лабораториях перепроверяли, опять проводя забор крови из вены. А ребенка мы больше не видели, несмотря на неоднократные выходы на дом, письменные вызовы и так далее. Но ребенка с ВИЧ нам обязаны показывать регулярно! Поэтому через какое-то время мы обратились в органы опеки. Так мы узнали, что ребенок не наблюдался ни в одном государственном учреждении здравоохранения. А в частных клиниках о диагнозе ребенка опекун умалчивала. Опека опешила – эта семья казалась такой приличной. Причем в документах опеки есть запись опекуна, что она ознакомлена с диагнозом девочки. И разумеется, директор того дома малютки никогда не говорил, что «ВИЧ у нее рассосется»! Все опекуны знали! И началась эпопея.
Марина Никитина подала встречный иск на Центр-СПИД. Ее заявления на 300 листах с длинными выписками из интернета приходилось носить в пакете. Одновременно она начала искать лояльный Центр-СПИД, в котором можно будет числиться, но не наблюдаться. Поэтому вскоре тамбовским коллегам позвонили раздраженные врачи из Липецка: «Что такое? Почему не оказываете помощь ребенку?» Разумеется, они нашли у девочки и ВИЧ-инфекцию уже с высокой вирусной нагрузкой, и гепатит С. Но вскоре и в Липецке разобрались и постарались отделаться от странной семьи.
— Никитины уехали в Рязань, — продолжает врач. — Там их поставили на учет, но и там тоже надо было наблюдаться! Поэтому рязанские специалисты в конце концов обратились к нам, так как после единственного визита девочка там не появлялась. Дальше начались суды, но не спрашивайте подробности. Их было много и не по одному заседанию. У меня папка судебных документов толщиной 12 сантиметров. Судьи сначала смотрели недоверчиво на все это: такая женщина хорошая, положительная, доцент. Но Марина Никитина очень изменилась со времени своего замужества.
Под угрозой изъятия ребенка Никитина в конце концов написала заявление в тамбовский Центр-СПИД: «Прошу поставить на учет в центр мою подопечную. От повторного освидетельствования, первичного и периодического обследования отказываемся в письменной форме».
— А так нельзя! – говорит врач. – Мы не документы на учет ставим, а ставим пациента с документами. Я ее поставлю на учет, а потом выяснится, что ребенка в живых нет. Мы же ее не видели. Ее вообще мало кто видел. Девочка все эти годы не встречалась с другими детьми, училась дистанционно в Рязани. А последний год, что они скрывались, Юля просто не выходила из дома. Вообще судьба девочки очень печальна, у нее уже сломана психика. У нее, когда в приют забирали второй раз, нашли нож и электрошокер. Опекуны так ее к жизни готовили.
***
Одного лишения прав на опеку в 2008 году Марине Никитиной удалось избежать. Но в 2014 году она от обязанностей опекуна была отстранена окончательно. Рассказ Сергея Никитина о том времени звучит просто завораживающе. Человек включал дурачка, и об это разбивалась вся судебная и медицинская система Тамбовской области. И именно в его власти была жизнь Юли, так как хоть он и не был опекуном, но, похоже, манипулировал женой. Хочу – лечу. Не хочу – не буду лечить.
А я не хочу!
Дело не стоило выеденного яйца. При выявлении вируса иммунодефицита в организме человека ставят на учет. То есть его посчитали, зафиксировали.
А затем он должен прийти в Центр-СПИД по месту жительства и там наблюдаться у врача. Это называется диспансерный учет.
И вот Никитин несколько лет ухитрялся морочить всем голову. Ему говорят: «Почему не лечите ребенка, почему он не стоит на учете в Центре-СПИД?» А Никитин отвечает: «Как это не стоит? Да ее при рождении поставили на учет! Вот запись! Какого учета вам еще надо?»
Тем не менее, в начале 2014 года органы опеки администрации Тамбова в очередной раз потребовали поставить девочку на диспансерный учет и заниматься здоровьем Юли по существу.
— А это обязанность инфекциониста — ставить на учет, — раздраженно говорит Никитин. — Нам зачем это делать? Даже лучше, если не стоит на учете. Значит, и болезни нет.
Но бесконечно увиливать Никитиным не удалось: 4 июня 2014 года Марине пришло постановление об отмене опекунства.
— А 11 июня – звонок, — говорит Никитин. — Открываю, стоят двое из опеки, трое из полиции. Поймали момент, когда жены-опекуна дома не было. Так сейчас по всей стране идет, когда ребенка из семьи забрать хотят. Звоню жене, но… В общем, сломали мне руку, по морде надавали.
Так Юлю изъяли первый раз. Ее отправили в Мичуринск в приют «Семейный родник», где поставили диагноз: «ВИЧ в 4А стадии (вторичных заболеваний в фазе прогрессирования, — ТД). Количество СД клеток — 151 (это очень мало даже для взрослого, — ТД). Вирусная нагрузка — 126.923. Хронический гепатит С, стадия ремиссии. Рекомендовано начать лечение».
9 июля приют получил лекарства для ребенка. А 14 июля после приема одной таблетки лечение было прервано, потому что опекуны Юлю выкрали.
— Мы ходили вокруг приюта, нас не пускали, — гордится Никитин. – Юля же все это время думала, что я труп. Она перешагивала через меня, когда я лежал в коридоре, а ее увозили. Агеев, директор приюта, не разрешил встречаться. Через месяц ей начали давать лекарства, и она оттуда деру дала. Поймала момент, когда дверь была открыта, и убежала. Позвонила нам, мы приехали, в кустах ее нашли. Забрали.
На Никитиных подала иск прокуратура, они подали в суд на опеку и полицию. Параллельно они подавали апелляции по поводу прекращения опеки. Но даже когда Никитина получила на руки постановление об изъятии ребенка, она сначала оспорила постановление о взыскании исполнительного сбора в 5 тысяч, потом подала жалобу на Центр-СПИД о взыскании исполнительного сбора в 5 тысяч с них, а затем обратилась в суд с просьбой отсрочки, чтобы ее муж успел собрать документы на удочерение Юли.
Типичное заявление Марины Никитиной: «Врач Цыкина М. Н. неоднократно органам опеки заявляла, что в соответствии со стандартами оказания помощи ВИЧ-инфицированным, мы обязаны проходить диспансерное наблюдение 4 раза в год. В методических рекомендациях «Диспансерное наблюдение» указано, что частота обследований зависит от клинического состояния пациента… То есть, назначая более частое обследование, Цыкина М.Н. нарушает рекомендации Минздрава, занимается растратой государственных средств и зарабатыванием денег, так как любое действие медперсонала оплачивается из государственного или местного бюджета, то есть присутствует меркантильный интерес, а не интересы пациента. Это упорное стремление назначить лечение и выписывать лекарства наводит на мысль, что ОГУЗ ТИБ списывает на ребенка лекарства и диагностические средства, которые потом разворовывают. Прошу Цыкину М.Н. уволить за нарушение прав пациента, нарушение законов и аморальное поведение».
Так шло весь год, пока постановление не вступило в силу. Но параллельно Никитины искали жилье. И однажды они пропали: сняли квартиру в двухэтажном доме в частном секторе Тамбова.
— Нам писали, чтобы мы сами ребенка привели, — говорит Никитин. — Но мы решили: хотят отбирать, пусть отбирают, сами не отдадим. А тут полиция завела дело о похищении Юли. Сказали, что ребенка никто не видел с октября 2014 года. Как это никто не видел?! Мы ее видели, соседи…
Но сначала-то дело завели об убийстве! Чтобы доказать следователю, что ребенок жив, Никитин снял Юлю со свежим журналом в руках и отправил видео следователю. Вот после таких фокусов и случилась сцена, снятая на домашнюю камеру Никитиных.
— Они постучали в дверь, но не представились, — вспоминает Никитин. — А я слышу, что сосед Серега орет, хочет мне морду набить. А это такой двор, там драки постоянно, зачем мне это? Я взял с подоконника молоток. Они высверлили замок. Дверь распахивается, там МЧС. Две секунды, и я лечу уже на пол. А там был начальник областного угрозыска, и этот молоток ему вскользь царапает по башке, когда я упал. Вот так вот без постановления на обыск они ко мне вломились. Повалили, начали бить ногами по ребрам. Решили, что если я с молотком в руке, то представляю какую-то опасность. Это вот неадекватное мышление, характерное для психов, — укоризненно мотает головой Никитин.
На видео зафиксировано, как человека валят на пол и бьют, чем придется. Но потом отчетливо слышны крики: «Кислота! Это кислота!» Вопрос с кислотой Никитин поясняет так же охотно, как и все остальное, и так же страшно.
— А это у них под ногами оказалась банка с кислотой. У нас на чайнике накипь была на дне, и мы купили. У нас на рынке это запросто, соляной кислоты сколько хочешь. И вот немного оставалось, я ее в коридоре поставил. А кислота открытая была, и она у них под ногами разливается. У меня мошонка обожжена, ноги, на брюки где попало, — Никитин закатывает рукав и показывает рубец на запястье. – Вот здесь были наручники, и кислота пропитала рубашку. Им тоже досталось, но они смыли.
Молоток упал, кислота сама разлилась. Никитин говорит, что полицейских от процесса избиения отвлекла Юля, когда разбила окно. Но сотрудники опеки уверяют: опекунша пыталась вытолкнуть девочку в окно, чтобы Юля сбежала. Все происходило на втором этаже.
Сцена с окном в съемку не вошла. Все заканчивается диким криком девочки, на глазах которой ногами лупят человека, которого она всю жизнь считала отцом, и ее задыхающийся голос: «Я сдаюсь! Сдаюсь! Не бейте его».
Никитина забрали в отделение на 48 часов. Юлю – в приют «Орешек».
— Жена с претензиями в полицию сначала не обращалась, я ее обучаю психологии поведения в таких ситуациях, как вести себя в полиции, — говорит Никитин. – А Юлю отправили в приют, поместили в изолятор, в бокс на четырех человек. И вот к ним приехал ребенок с кашлем. У Юли поднялась температура. И они — вот не знают, что делать люди! – вместо больницы отвозят ее в Центр-СПИД, а потом в туберкулезную. Сказали, что у нее туберкулез. Кого они хотят одурачить! Я же немного в медицине разбираюсь. Они поместили ее к детям с открытой формой, чтобы она заразилась. И там ее заразили!
Поначалу Никитины навещали Юлю, пока Управление образования не направило в больницу бумагу, что они ее уже один раз выкрали. А врачи, увидев, что у ребенка поднимается вирусная нагрузка, стали подозревать, что девочка, подученная опекуном, выплевывает таблетки. С тех пор опекуна с мужем в больницу не пускают.
***
Никитиным не вернут девочку, которую они воспитывали 10 лет. Юля находится на лечении семь месяцев. Да, туберкулез лечится трудно и долго, не менее года. Особенно трудно идет лечение, если туберкулез сочетается с ВИЧ-инфекцией. Это так и называют: «турбович» — лидирующая причина смерти при ВИЧ.
— По 19 таблеток ребенок в день пьет, — сокрушается Никитин. – Но там не откажешься, следят.
— Теперь по 19 таблеток ребенку приходится глотать, — говорит Марина Цыкина, — из-за того, что так ее запустили. Помимо гепатита С сейчас у Юли туберкулез легких и очень низкий иммунный статус.
Я спросила Сергея Никитина, что бы он изменил в прошлом, будь у него такая возможность. Я думала, он скажет: пошел бы в Центр-СПИД, выполнял все указания врачей. И тогда бы у меня не отняли ребенка.
Но он ответил:
— Не нужно было опеку делать. Надо сразу усыновлять было. У кого усыновление – сразу уезжают. У нас все уезжают. В Екатеринбурге тоже вечно идут склоки из-за детей…
Да, именно в Екатеринбурге находится «штаб-квартира» ВИЧ-отрицателей, которые убеждают матерей не лечить своих детей. На сегодняшний день из-за этого умерло не меньше семи малышей.
Сейчас Сергею Никитину грозит до 10 лет тюрьмы по ст. 318, ч. 2 «Применение насилия в отношении представителя власти».
— Я на них всех тоже в суд подал, — бурчит Никитин. — Еще неизвестно, кто из нас первый в тюрьме окажется.
https://takiedela.ru/2016/06/t...
Оценили 9 человек
19 кармы