Земля и Воля

Шанин Т. Революция как момент истины. Россия 1905—1907 гг. —> 1917— 1922 гг.: Пер. с англ.— М.: «Весь Мир», 1997.

rabkrin.org/shanin-teodor-revolyutsiya-kak-moment-istinyi-kniga/

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. РЕВОЛЮЦИЯ

Глава третья. РЕВОЛЮЦИЯ СНИЗУ: ЗЕМЛЯ И ВОЛЯ!

3. КРЕСТЬЯНСКАЯ МЕЧТА

<...>

Несмотря на тот факт, что большинство российских крестьян были безграмотны, имеются обширные свидетельства, относящиеся к изучению коллективного мышления российского крестьянства и особенно его политических взглядов в течение 1905—1907 гг. Сохранились тысячи петиций, приговоров и наказов сельских сходов. Они были адресованы царю, правительству (особенно после указа 17 февраля 1905 г., который призвал направлять их властям), к депутатам Думы и к Всероссийскому Крестьянскому Союзу. На съездах Крестьянского Союза обсуждался и был принят ряд важных резолюций. Позднее крестьянские депутаты обращались к Думе, излагая точку зрения своих избирателей. Доступен также ряд относящихся к делу наблюдений очевидцев и докладов высших полицейских и армейских чинов и государственных администраторов о крестьянских взглядах и

203

настроениях . Сохранились и некоторые воспоминания чиновников, дворян и интеллигенции. Свидетельств здесь множество, хотя они и неравнозначны.

Можно начать обзор крестьянских пожеланий с того типа общества, какой они хотели бы выразить в дебатах и решениях двух съездов Всероссийского Крестьянского Союза в 1905 г.3 На обоих съездах удалось добиться в этом общего согласия. Отдавая себе отчет в ограниченности своих способностей навязать свою волю самодержавному государству, крестьянские делегаты продемонстрировали также высокую степень ясности своих целей. Идеальная Россия их выбора была страной, в которой вся земля принадлежала крестьянам, была разделена между ними и обрабатывалась членами их семьей без использования наемной рабочей силы. Все земли России, пригодные для сельскохозяйственного использования, должны были быть переданы крестьянским общинам, которые установили бы уравнительное землепользование в соответствии с размером семьи или "трудовой нормой", т.е. числом работников в каждой семье. Продажу земли следовало запретить, а частную собственность на землю — отменить. Местные власти, выбираемые для представления всего населения, в равной мере, должны были наделяться обширными полномочиями для контроля над разделом земли и исполнением общественных обязанностей, среди которых особо подчеркивалось бесплатное образование. На государственном уровне крестьянам виделась парламентская монархия, а не республика, с равенством всех перед законом, свободой слова и собраний, с "состраданием", как главным принципом, которым руководствуется государственная политика — примитивная, но мощная формулировка идеи, близкой к "государству всеобщего благосостояния" западного мира. Все чиновники должны были избираться. Женщинам должно быть даровано равное право голоса ("которое может помочь бороться с пьянством"). Выражалась также солидарность по отно-

204

шению "ко всем нашим братьям", вовлеченным в борьбу с правительством: рабочим, солдатам, интеллигенции и этническим меньшинствам.

На съездах Всероссийского Крестьянского Союза наблюдалось также широкое согласие в определении враждебных сил, препятствующих осуществлению крестьянской мечты. На первом месте здесь находились чиновники, охарактеризованные в первоначальном манифесте Крестьянского Союза как "народу вредные". В числе врагов были также названы помещики, кулаки и местные черносотенцы (именно в таком порядке), но они явно стояли на втором месте после "государственного аппарата". В ходе реформ, которых хотели крестьяне, помещики должны были потерять свою землю, кулаки-мироеды — разрушительную способность эксплуатировать соседей, а черносотенцы и местная полиция лишались возможности продолжать террор. Некоторые решения продемонстрировали морально-политическое согласие, соответствующее крестьянскому идеалу общества: отмена смертной казни, требование всеобщей политической амнистии, обличение пьянства и признание антиеврейских погромов "постыдными и грешными". Большая часть споров излагалась с помощью моральных, часто библейских определений правды и неправды, как столь же очевидных для всех добропорядочных людей как разница между днем и ночью. Бесконечно повторяемое утверждение "Земля — божья" — пример миропонимания, морального суждения, политической позиции, стратегического требования — все в одной фразе.

Разногласия на съездах Всероссийского Крестьянского Союза касались в основном путей реализации этих целей, а не их сущности. Доводы в основном относились к проблеме передела земли и форме, которую должна принимать борьба за нее, т.е. в какой степени для этого допустимо применение революционного насилия. В отношении первой проблемы все соглашались, что госу-

205

дарственные, удельные и церковные земли должна быть включены в общий передельный фонд без выкупа. Большинство делегатов августовского съезда предпочитали "крестьянизацию" российской земли, включая возможность ее частичного выкупа у частных собственников за счет государственных средств. Значительное по размерам меньшинство отрицало любые платежи (так как земля "создана духом святым, а не человеком", и к ней нельзя прикрепить ценник)4. В тех случаях, когда речь шла о выкупе земли, в основе тактических предпочтений большинства делегатов явно лежало представление об упорядоченном перераспределении земли и власти и о всеобщем согласии, гарантирующем стабильность этих изменений. Таким же было желание держать государство на расстоянии вытянутой руки в вопросах будущего управления местными делами и землепользованием.

Крестьянские делегаты были явно озабочены конфронтацией с объединенными силами государственной машины и земельного дворянства. В спорах среди членов Крестьянского Союза важным был вопрос о политической тактике. Методы борьбы, в отношении которых удалось прийти к согласию были и легальными, и нелегальными. Они включали бойкот чиновников и назначенных ими лиц, смещение преданных режиму старост посредством перевыборов, создание комитетов Крестьянского Союза, которые должны были взять в свои руки местное управление и вынесение приговоров общинными и волостными сходами. Само распространение отделений, местных организаций и собраний Крестьянского Союза было прямым вызовом властям. Ноябрьский съезд также запретил продажу и аренду земли и объявил, что преследование активистов Союза приведет к отказу от уплаты налогов и поставки рекрутов. В соответствии с позицией, занятой всеми революционными партиями, Союзом Союзов и Санкт-Петербургским Советом рабочих депутатов, ноябрьский съезд

206

решил бойкотировать выборы в Думу впредь до введения в действие демократичного избирательного закона. В то же время Крестьянский Союз выступил против "разборки" поместий, которая была объявлена неэффективной, хотя имеющей объяснение в силе крестьянских обид, горечи и дезорганизованности: "Когда мы были сильны, мы добивались своей цели мирным путем; когда же мы не могли сговориться, тогда прибегали к поджогу и тому подобным средствам. Пока мы не соорганизуемся, до тех пор будут поджоги и кровавые средства"5. Раздел земли, дальнейшее совершенствование крестьянской организации и амнистия всем политическим заключенным должны были решить эту проблему.

Следующим шагом, запланированным в случае возможного обострения борьбы, если правительство решит упорствовать, была общая крестьянская забастовка (решение, несомненно, принятое под свежими впечатлениями от октябрьской забастовки 1905 г.). Общая сельская забастовка означала бы лишение поместий крестьянской рабочей силы и отказ платить арендную плату и налоги. Многие ораторы призывали также организовать отпор силой карательным экспедициям. Всерьез обсуждалась возможность весенних массовых захватов и фактического присвоения всех поместных и государственных земель весной. Рассматривался, но был отвергнут, призыв к вооруженному восстанию.

Отношение к царю было одним из тех вопросов, в которых нашла выражение особая смесь крестьянского радикализма и консерватизма (или осторожности). Крестьяне постоянно упрекали государство и чиновников, но царь обычно оставался "вне этого". Некоторые делегаты, несомненно представлявшие значительную часть крестьянства, все еще верили, что царя должно быть обманывают безнравственные министры, если он не понимает того, что для них было столь очевидным. Хотя растущее число крестьянских активистов явно

207

разбирались в положение вещей лучше, и они предлагали (особенно на ноябрьском съезде) "не трогать его", так как их односельчане могли быть не готовы к такому испытанию, и раскол внутри крестьянства по вопросу преданности монарху мог иметь катастрофические последствия. В то время, когда почти для всех делегатов самым важным делом была борьба за окрестьянивание всех земель и изменение власти на местах, отношение к государству, большим городам и национальным символам было более отстраненным. Один крестьянский делегат выразил это в полушутливом, полусерьезном докладе на ноябрьском съезде. Он с гордостью поведал об ответе волостного схода чиновнику, который, послушав крестьянские споры о будущем, потребовал ответа на вопрос: "Куда вы девали Царя?" Крестьяне ответили: "А мы об нем и не балакали"6. Остроумие в духе бравого солдата Швейка и тактика, позволяющая избежать конфронтации, оставались старым и испытанным крестьянским оружием, прекрасным способом ответить надутому чужаку, вызвав одобрительную ухмылку соседей.

Интеллектуалы, наблюдавшие за крестьянскими съездами, часто выражали удивление или приходили в уныние от несоответствия мощной риторики и умеренности принятых в действительности решений7. Члены революционных партий страстно жаждали действия. Из всех районов России поступали сообщения о случаях крестьянской борьбы. На своих съездах 1905 г. крестьянские делегаты резко говорили о жалобах и требованиях, но не одобрили вооруженных действий (хотя большинство никогда и не отрицало их). Но это были противоречия только с точки зрения интеллектуалов. Каждый крестьянин на сходе знал разницу между настоящим желанием (тщательно скрываемом от посторонних) и реалиями, с которыми нужно жить. Каждый крестьянин знал также простую тактику любого крестьянского рынка и схода: шуми и дави, затем попробуй

208

уладить дело при помощи компромисса "по-честному", который сохранит уступку противоположной стороны. В этом не было ни сдачи позиций, ни отчаяния. Делегаты преимущественно невооруженных и привязанных к земле деревень принимали решение о политическом наступлении, но не были готовы (пока?) принять тактику вооруженной борьбы.

Крестьяне также понимали ограничения собственной политической организации. Для эффективного объединения крестьянской силы в национальном масштабе необходима была либо внешняя база, например, революционная армия, готовая выступить против врагов крестьянства, либо некоторая мера легальности, которая обеспечила бы связи, единство и руководство. Не рассчитывая на выполнение первого условия, крестьянские активисты России пытались использовать и расширить второе, создавая одновременно общесельское единство и власть. Они отбросили в сторону советы, которые им давали революционные партии: как предложение социал-демократов о республике, так и призыв эсеров к вооруженному восстанию. Большинство крестьян, в чьих глазах власть (и особенно местная власть) была самым важным, явно старались свести насилие до минимума, т.е. использовать его ограниченно, выборочно, и в целом, для самообороны8. Тем не менее их выбор не был следствием манипуляции каких-то находящихся далеко от села лидеров, играющих в респектабельные парламентарные игры. Сообщения с мест показывали постоянное недовольство разборками поместий, которое выражали "сознательные" крестьяне. Причиной этого было не отсутствие мужества, поскольку многие крестьянские активисты демонстрировали перед лицом карательных отрядов, тюрем, казней и судов хладнокровие и смелость9, и кроме того, это были те самые Деревни, из которых вышла русская пехота первой Мировой и гражданской войны. Опыт 1905—1907 гг. служит хорошим доказательством трезвого крестьянского

209

реализма, проявленного в понимании превосходства регулярной армии в любом открытом с ней столкновении.

Выступления всех делегатов и активистов Всероссийского Крестьянского Союза дают хорошее представление о том, как понимало свои собственные интересы "сознательное" крестьянство. Характерно, что политический реалист Ленин признал тогда, что: "Это была действительно народная, массовая организация, разделявшая, конечно, ряд крестьянских предрассудков, но, безусловно, "почвенная", реальная организация масс, безусловно, революционная в своей основе... расширявшая размах политического творчества крестьянства"10.

Та степень, в которой взгляды членов Союза были характерны для всего российского крестьянства в целом, была немедленно поставлена под сомнение его тогдашними критиками. Массовая печать, поддерживающая правительство и финансируемая из его "секретных фондов" ("верноподданническая" по выражению правительства, "рептильная" для его врагов), немедленно объявила Всероссийский Крестьянский Союз организацией поджигателей, а его съезды — конклавом интеллигенции, переодетой крестьянами. На другом конце политического спектра делегат от эсеров (Студенцов) заявил, что на ноябрьском съезде доминировал президиум, который представляет интересы интеллигенции и делегатов от богатых крестьян. Он объяснял "умеренность" съезда именно этой причиной11. Шестаков, представлявший большевиков, позже объяснил подобным же образом отказ июльско—августовского съезда объявить о поддержке требования республики и его решение о выплате частичной компенсации земельным собственникам12. Он также упрекнул ноябрьский съезд по поводу его отказа предоставить делегации рабочих — членов РСДРП особую привилегию выступить на равных с избранными делегатами (поскольку, как заявили социал-демократы, крестьяне должны учиться передовому революционному опыту рабочих). Маслов, в то

210

время главный теоретик партии меньшевиков по крестьянскому вопросу, в конце концов, вместе с Лениным, согласился с тем, что съезды 1905 г. правильно отражали крестьянские политические взгляды, но заявил, что они представляют особую позицию крестьянских передельных общин, а значит, ограничены территорией, на которых эти общины существовали13.

Случилось так, что эти сомнения и комментарии современников были незамедлительно подвергнуты серьезному и эффектному испытанию. Как уже упоминалось, массовые аресты и решение Всероссийского Крестьянского Союза бойкотировать выборы означали настоящую "чистку" его активистов. Избранные крестьянские депутаты в своем большинстве не были членами какой-либо организации или политической партии. В ходе избирательной кампании аресты и высылки местной интеллигенции вместе с бойкотом выборов создали стерильно чистые, насколько это возможно, условия для крестьянского выбора, оградив его от вмешательства "политиков". Как было сказано в отчете 1906 г. об атмосфере перед выборами, "результаты выборов были тем более неожиданны, что всякая политическая жизнь в деревне, как казалось, замерла"14. Конституционные демократы, члены единственной партии, проводившей общенациональную кампанию, получили поддержку менее, чем 1/6 депутатов, избранных по крестьянской курии10. Влияние властей чувствовалось больше в давлении, направленном против кандидатов, считавшихся ненадежными, чем в организации собственной проправительственной фракции.

Избранная в результате I Дума с массовым "беспартийным" крестьянским представительством вызвала у властей вздох облегчения: казалось, что консерватизм Думы гарантирован16. Левые партии, как и либералы, полностью согласились с этим прогнозом. То, что последовало в действительности, вызвало на российской политической сцене шок. На какое-то время он даже

211

отвлек внимание от торжества реакции, последовавшей за подавлением революционного подъема конца 1905 г. Самая большая группа "беспартийных" крестьянских депутатов немедленно объединилась в Трудовую фракцию, вобравшую в себя представителей всей России (включая ряд делегатов западных губерний, где передельных общин не было вообще). В течение месяца трудовики выдвинули как аграрные ("Проект 104"), так и более общие требования, касающиеся политической амнистии, демократизации и т.д., совершенно неотличимые от требований, выдвигавшихся Всероссийским Крестьянским Союзом17.

Любое подозрение, что некие секретные агенты левых (или агенты Крестьянского Союза) "похитили" крестьянские голоса, были рассеяны политической позицией тех крестьянских депутатов, которые не принадлежали к фракции трудовиков. К полному удивлению властей, конституционно-демократической фракции Думы и ее радикальных критиков из бойкотирующего лагеря, крестьянские депутаты вдруг заговорили, как отмечал крупный советский историк — знаток того периода, "...языком народников-интеллигентов, обнаружили приверженность к идее национализации, выбросили своим знаменем уравнительность и трудовое начало" — факт, который "встряхнул до основания социально-демократические доктрины"18. Даже те из крестьянских депутатов, которые провозгласили себя консерваторами и монархистами поддержали аграрную программу, поставленную фракцией трудовиков на голосование. Некоторые крестьянские депутаты из этнически нерусских районов присоединились к фракциям национальных меньшинств (автономистам), которые подчеркивали требование самоуправления на этнической основе. Впоследствии они протестовали против всероссийского земельного передельного фонда, образования которого требовала фракция трудовиков, но снова вполне согласились с остальной частью их программы. Крестьянские

212

депутаты, примкнувшие к фракции конституционных демократов, в отличие от трудовиков, поддержали выкупные платежи за все частные земли, подлежащие изъятию, но в то же время настаивали на реквизиции земли и ее распределении в пользу безземельных и малоземельных крестьян. Сметая партийные, этнические и региональные границы, крестьянские требования земли особенно отчетливо вновь прозвучали во время II Думы (1906—1907 гг.), когда крестьяне узнали больше об этом новом учреждении. По словам наказа, который прихожане консервативного и националистически настроенного Красничинского православного прихода Люблинской губернии передали своему депутату во II Думе: "Во всех вопросах можно сделать уступку... в вопросе же земли и леса, нужно примкнуть к крайним воззрениям, т.е. непременно добиваться наделения землей и лесом"19. Большинство крестьян также согласились бы с написанным в то же время приговором схода деревни Шняк Казанской губернии: "Горче нищеты, горче голода угнетает народ полнейшее бесправие... Без разрешения ступить нельзя, слова не вымолвить, не то штраф, кутузка или тюрьма, а то и ссылка в Сибирь; суда нет: вместо суда действует полицейский жандарм"20.

Единство позиций, выработанных крестьянскими общинами и крестьянскими депутатами, окрепло после правительственной декларации о намерениях, провозглашенной на открытии I Думы, в котором любое перераспределение частной земли было категорически отвергнуто. По мере того, как работа Думы 1906 г. продолжалась, оппозиция крестьянских депутатов правительству усиливалась. Это не заставило их встать в единые ряды оппозиции или просто согласиться с руководством со стороны существующих политических партий. "Левое крыло" трудовиков придвинулось ближе к ПСР, сплотившись вокруг "Проекта 33", который призывал Провести отмену собственности на землю в России и

213

"социализацию" всей земли в России. Это было дополнение к более мягкому "Проекту 104"21. Вместе с тем осознание своего особого интереса как и "психологической изоляции" крестьянских депутатов — смесь недоверия к чужим и плебейской гордости — было хорошо выражено в письме депутата-трудовика в свою деревню в Полтавской губернии. В нем говорилось: "...А наша Трудовая крестьянская группа выработала проект насчет земли очень хороший... но это только проект, а как он кончится в Думе неизвестно, потому что нас, крестьян, 141 человек, а то разный сброд" 22.

Следующая стадия и еще одно испытание постоянства, выдвигаемых требований крестьянства, наступила после правительственного запрета на переизбрание большинства депутатов I Думы. Во II Думе, собравшиеся в 1907 г., заседали новые депутаты. Несмотря на сильное давление на избирателей со стороны губернаторов и т.д., эта Дума оказалась даже более радикальной по своему составу, чем ее предшественница. Крестьяне еще в большей степени голосовали там против правительства. Из 53 депутатов, избранных непосредственно крестьянскими представителями, т.е. не на губернских съездах выборщиков, 47 поддерживали оппозицию и только 3 назвали себя верноподдаными. Состав фракции трудовиков обновился почти полностью. Несмотря на отсутствие эффективной внепарламентской организации для сохранения преемственности и работы с избирателями, численность этой фракции почти удвоилась и ее представители немедленно повторили все первоначальные требования трудовиков (особенно их аграрные проекты). Собравшись непосредственно после введения в действие указа о так называемой столыпинской аграрной реформе, поощрявшей приватизацию общинной земли, фракция трудовиков продемонстрировала по отношению к ней полную враждебность. Такая же враждебность была выражена во многих наказах думским депутатам, которые принимали крестьяне по всей России23.

214

И во II Думе другие крестьянские фракции, такие как казачья, снова полностью поддержали требование земли, выдвинутое трудовиками. Примечательно, что даже депутаты Волыни — единственного места, где черносотенцы получили большинство голосов крестьянских избирателей, выдвинули аграрные требования, схожие с теми, которые провозглашались повсюду другими радикально настроенными крестьянами. (В условиях Волыни эти требования были направлены против польских дворян и еврейских купцов. Это обеспечило поддержку полным ксенофобии призывам Союза Русского Народа.) Даже в том подавленном настроении, которое возобладало к концу 1907 г., выборы в III Думу опять показали, что оппозицию поддержало большинство крестьян24. Новые законы о выборах предотвратили ее серьезное влияние в Думе. Небольшая группа все же избранных в Думу трудовиков вновь подтвердила в этом заповеднике консервативных помещиков свою приверженность основным крестьянским требованиям — земельному переделу, выборности всех государственных чиновников и отмену столыпинской аграрной реформы. И вновь в своем требовании перераспределения земли они были поддержаны также крестьянскими депутатами, консервативно настроенными по всем другим вопросам.

Ответом на эти крестьянские требования и доказательством удивления и ярости, которую они вызвали, послужил ряд ядовитых нападок на фракцию трудовиков со стороны "правых" партий. Для примера, одна из подобных публикаций описывала типичного трудовика как "...полуинтеллигентного разночинца, преимущественно недоучки, который слагается из следующих составных частей: 1) природных способностей, развитие которых, за бедностью или вследствие отсутствия выдержки, даваемой систематическим воспитанием, остановилось на полдороге; 2) необыкновенного самомнения, явившегося результатом господства в пределах своего

215

муравейника, уже совершенно не культурного; 3) необузданного дерзания, как законного дитяти от сочетания полуобразования с самомнением; 4) ненависти ко всему, что почище, побелее, потоньше, той ненависти, без которой обыкновенное самомнение и необузданное дерзание сразу бы потеряли всякий смысл и всякое оправдание"20. Автор явно знал все, что можно знать о классовой ненависти и глубине важнейшего классового раскола в стране. Его ярость не случайно концентрировалась на плебейской элите, представляющей основное течение крестьянского движения России, которое поддерживали также многие рабочие и "национальные меньшинства".

* * *

В то время, когда депутаты и делегаты крестьянских съездов и Дум спорили о требованиях и мечтах всего российского крестьянства, каждая деревня в течение 1905—1907 гг. шла через свои собственные, никогда не прекращающиеся дебаты. Отрывки новостей бесконечно пересказывались, обсуждались и приукрашивались, газеты и листовки читались и перечитывались, жажда знаний казалась безграничной. Слух о том, что должен состояться митинг или что в село приехал "знающий человек", разносился повсюду и люди приходили пешком, приезжали на телегах, верхом за много верст. Деревни также отправляли своих ходоков, чтобы "разузнать про дела" и целые депутации, чтобы пригласить "оратора" из местных городов или соседних селений. Одно село на Юге наказывало своим посланцам "прислать студентов и в форме, штатским доверия меньше", а в другом потребовали привести им студента или еврея, чтобы те рассказали последние новости. Еще одна деревня голосовала за то, чтобы заплатить приезжему "оратору" из общинного фонда26. В центре этого необъятного процесса общения была не внешняя пропаганда, а скорее грандиозное и стихийное усилие политического

216

самопознания и самообразования миллионов неграмотных и полуграмотных селян. В бесконечных, медленных, часто неуклюжих и плохо информированных, но всегда жарких дебатах массы крестьян начинали смотреть на свою жизнь и окружение по-новому и критически. Они говорили и созидали то, о чем прежде не задумывались: образ нового мира, мечты о справедливости, требования земли и воли. И вновь, поднимался не один только вопрос о земле.

Там, где имеют дело с крестьянскими движениями, обычно трудно добыть свидетельства местных процессов. Но в России 1905—1907 гг. многие крестьянские мысли были выражены публично, их формулировали и записывали. Англо-саксонский парламент, в котором его члены, однажды избранные, вольны действовать, как они считают нужным, поразил бы российских крестьян как явно несуразный. Опыт общинного самоуправления учил их иному. Депутату ясно говорилось, что именно он должен передать на словах — следовательно, "наказ" как документ напоминал Cahiers de doleances Французских Генеральных Штатов 1789 г. и содержал непосредственные требования в отношении законодательства. Власти и особенно Дума должны были быть поставлены в известность о крестьянских трудностях и нуждах — отсюда приговоры и петиции. Основные потоки этих документов направлялись в ответ на обращение правительства посылать законодательные предложениями в начале 1905 г., единственному легальному съезду Всероссийского Крестьянского Союза, состоявшемуся в ноябре 1905 г., I и II Думе летом 1906 г. и весной 1907 г. соответственно. Общинные и волостные сходы обеспечивали готовый механизм для таких действий и в то время эти документы широко публиковались в газетах. Революционные партии, особенно социал-демократы, возражали против петиций правительству и Думе как утопических и реформистских, но ничего не смогли поделать27.

217

Прямая и представительная природа крестьянских петиций и наказов была очевидной. Документы часто провозглашали это ("сами сочинили"), об этом свидетельствовал и их язык. Об этом же говорили подписи, первой из которых обычно стояла подпись деревенского старосты (заверенная его печатью), за ней — подписи всех грамотных жителей села. Далее следовал длинный ряд крестиков, поставленных неграмотными, подтверждающий не только поддержку взглядов, сформулированных кем-то, но и прямое участие в выработке решений. Тонкость некоторых из них, особенно идущих из регионов, из которых были к тому времени высланы все активные интеллигенты, показывает, до какой степени понимание политики не является привилегией книжников или университетов.

Опубликованное в то время собрание документов, адресованных I Думе из деревень Самарской губернии, содержит множество хороших примеров этого жанра источников28. Из 78 документов 38 были адресованы отдельным депутатам, 31 — Думе в целом и 9 — фракции трудовиков. В них содержались прошения о земле, о снижении ренты, о сельскохозяйственных кредитах и прогрессивном налогообложении доходов. В них также содержались требования всеобщей "свободы", амнистии политическим заключенным, выборности всех чиновников, свободного образования для всех, государственного жалования священникам (что освободило бы крестьянство от необходимости оплачивать их содержание), а также судов, чьи процедуры были бы "равными, безотлагательным, справедливыми и милостивыми". Наиболее частой жалобой, следующей после сетований на недостаток земли, была жалоба, касающаяся произвола, т.е. официального беззакония и внезаконной природы управления местными властями — основной крестьянский антоним свободе, самоуправлению и хорошему порядку. Жители одной из деревень также сообщили депутатам, что они не захватывали земли местных

218

поместий силой "которую можно было легко применить", потому что "нужен закон". Другие призывали депутатов держаться крепко и не отступать от основных требований. Селяне явно оценивали более реалистично, чем российские либералы, что может произойти с крестьянскими депутатами, которые будут так поступать: в одном послании им было сказано "нести их крест, так как они — последняя надежда" и что "с ними Бог и народ". Наконец, один из деревенских сходов объявил Думе свое решение закрыть местную церковь, так как "если бы был Бог, то он не допустил бы таких страданий, таких несправедливостей"29.

Одно из писем в Думу может представить здесь особый интерес, поскольку отражает активность наиболее пренебрегаемой половины крестьянского населения. Оно пришло от крестьянок трех деревень Тверской губернии, которые собрались для его написания на тайную встречу. И вновь, сельская интеллигенция не принимала в нем участия — текст был записан подростком, ученицей местной начальной школы. В письме, адресованном членам Думы, говорилось: "Мужья наши и парни гулять с нами рады, а что касается разговоров, какие ведутся теперь про землю и про новые законы, то говорить о дельном с нами не хотят. Допрежь всего так было, что хотя и побьют иной раз, но о делах наших вместе решали. Теперь же они нам говорят: вы нам не товарищи. Мы пойдем в Государственную Думу и будем государством управлять, или хотя не сами, а будем членов выбирать. Нам надо промеж себя сговориться. Кабы закон нас с вами равнял, тогда мы бы вас спрашивали и выходит теперь, что бабы и девки. Как обойденные, стоят в сторонке и в жизни своей ничего решать не смеют... Господа члены Государственной Думы явите божескую милость: обсудите наше положение...Заявите в Думе, что надо все дела решать По Божески и всех равно допускать в Государственную Думу, и богатых, и бедных, и женщин, и мужчин, а то Не будет правды на земле, а в семье не будет ладу"30.

219

Русские историки пытались количественно проанализировать большое число крестьянских петиций и наказов, сохранившихся в архивах. Такому контент-анализу подверглись упомянутые выше документы из Самарской губернии, 146 наказов из отделений Крестьянского Союза, 458 наказов и около 600 деревенских петиций, направленных во II Думу и т.д.31 И вновь фундаментальная однородность результатов, касающихся документов, которые были составлены различными крестьянскими общинами и группами по всей огромной стране, представляется поразительной. Примером могут служить наказы местных отделений Всероссийского Крестьянского Союза, подытоженные Дубровским32. Требования передачи всей земли крестьянам и отмены частной собственности на землю были всеобщими (содержались в 100% рассмотренных документов) и подавляющее большинство хотели, чтобы эта передача была осуществлена Думой (78%). Требование закона, запрещающего использование наемного труда в сельском хозяйстве, также выдвигалось явным большинством (59%). Взгляды относительно возможной компенсации за землю частным собственникам разделились, почти так же, как на съездах Крестьянского Союза). Было выражено общее неприятие косвенному налогообложению, и требование прогрессивного и прямого подоходного налога (84%). В политических вопросах большинство документов требовали свободных и равных выборов (84%) и отчетности и выборности всех должностных лиц (73%). Амнистия политических заключенных упоминалась в 87% случаев, в то время как всеобщее бесплатное образование стояло как всегда на первом месте в списке крестьянских "неэкономических" требований (100%).

В другом исследовании был предпринят похожий контент-анализ уже упомянутых 78 петиций, направленных во II Думу из Самарской губернии. Результаты были близки к тем, которые получил Дубровский. Кроме того, было рассмотрено отношение крестьян к государ-

220

ственной политике вообще и особенно, к столыпинским реформам как к новой важной проблеме 1907 г. Цифры показали, что эти реформы не нашли поддержки ни в одном из документов. Была также предпринята попытка выявить устойчивые различия между петициями деревень более бедной (северной) части Самарской губернии и ее более богатых районов33. Она показала более активное участие относительно богатых районов в "петиционной кампании". Кроме того, крестьяне этих районов делали больший упор на политических требованиях. С точки зрения социально-экономических показателей, указывалось, что участники петиционного движения были, в основном, "середняками", не безземельной голытьбой, но и не самыми богатыми среди селян. Было показано, что жители больших сел были более активны по сравнению с теми, которые жили в меньших по размерам деревнях. Сравнение результатов этих документальных исследований оставляет в главном впечатление фундаментального сходства — единой идеологии и мечты, удивительной в своем постоянстве, не зависящей от местных различий.

Представляет интерес сама по себе терминология крестьянского политического мышления. Кое-что мы уже упоминали. Слова для выражения нового опыта и требований были найдены в традиции или в легенде, так же как и в языке, на котором писались газетные статьи и разговаривали в городах. Некоторые из этих слов были придуманы интеллигенцией, другие термины пришли из крестьянства и вошли в язык образованных классов. Выражения "золотой манифест" и "вторая свобода" выражали надежду на решение царя о разделе остатка дворянской земли между крестьянами. Концепция "уравнительности" и "трудового начала", т.е. регулирование земельного кодекса в соответствии с трудовыми ресурсами каждой семьи, одинаково использовалась как крестьянством, так и интеллигенцией. Термины "Черный передел" и "Вселенский мир" олицетворяли

221

наиболее радикальные изменения — мир крестьянской справедливости, всеобщего и равного перераспределения всей земли и России как общины общин с очень небольшим социальным пространством, оставленным для некрестьян. Некоторые слова стали употребляться реже, что также свидетельствовало о наступлении новых времен. Слово "смирение", так часто употреблявшееся для описаниях и самоопределении российских крестьян в прошлом, поблекло. Термин "забастовка" стал символизировать классовое наступление и вызов — "Мы забастовали луга" — говорили крестьяне Юга России о захвате пастбищ и сенокосов. Слово "студент" стало синонимом слова "революционер". Правительственная пресса относилась ко всему этому как к зараженности крестьянского сознания сельской интеллигенцией или как к доказательству неграмотности или несознательности крестьянских масс. Но это были слова, в которых находили выражение новые идеи. Такие слова нельзя создать искусственно, так же, как никто не смог бы создать политическую мечту, которая в те дни двигала массами российского крестьянства34.

Природа крестьянской мечты о справедливом обществе, проявившаяся в 1905—1907 гг., была связана и создана образом жизни, который мы называем крестьянским: особой экономикой, структурами власти и общинной жизни, также, как и связанными с ними представлениями. Это была самая суть, скрывавшаяся за упрямым постоянством и общностью крестьянских мечтаний. Это делалось ясным и в ходе сравнения с другими крестьянскими обществами тех дней, и при рассмотрении прошлого России. Лозунг "Земля и воля" выражал эти мечты особенно полно, в той степени, в которой лозунги вообще на это способны, т.е. передавал главное без выхолащивания его содержания. Ведение хозяйства на земле, обычно используемой в трехпольной системе, с семейной рабочей силой как основным фактором производства прямо соответствовало требо-

222

ванию: всю землю тем, кто ее обрабатывает, и никому более. Упор на потребительские нужды был чертой и необходимостью образа жизни, в котором выживание было целью в течение тысячелетий. Это означало также глубокое недоверие ко всем другим держателям земли в этом районе. Заметные трения в каждой общине шли рука об руку с единством при столкновении с чужаками. Свобода понималась в основном как свобода от внешних ограничений. В значительной степени она совпадала с представлением о самоуправлении, хорошо знакомом крестьянским общинам, только более ясно выраженном, улучшенном и приближенном к идеалу. Образование открывало доступ к грамоте и к должности деревенского писаря или учителя, было своеобразным знаком равенства с некрестьянством в той же мере, в какой и путь к новой работе, не связанной с сельским хозяйством, для "лишних" сына или дочери, которых после получения ими образования можно было оторвать от крестьянской жизни. Это был, следовательно, определенно хороший путь, который должен был быть открыт всей крестьянской молодежи. Требования милостивого правления, "справедливых и милосердных судов", выборов чиновников и народного контроля пришли как из крестьянских легенд и жития святых, но, в основном, из негативного сельского опыта. Традиции прошлого смешались с новыми характеристиками крестьянства, находящегося на переломе, которые относят сегодня к кризису многих так называемых "развивающихся обществ". Это ясно показали формы, в которых он выражался: терминологии консерватизма, традиционности, патриархальности, религиозности, ограниченности интересов, полуязыческих верований, дополненные новым радикальным опытом, словами и взглядами, которые использовались для того, чтобы ухватить и сформировать понимание быстро трансформирующегося общества и революции, в которую были вовлечены массы крестьянства35.

223

Крестьянское восстание в России несло в себе многие черты, общие для крестьянства XX в., вышедшего на "тропу войны"36: 1) "кризис власти", связанный с экологическим и демографическим кризисом, с влиянием рынков и "монетаризации", ассоциирующихся с социально-экономической поляризацией и пауперизацией; 2) внешние условия, когда борьба в городах ослабляет, разъединяет и сковывает стоящих у власти, влияя на их способность подчинять себе крестьянство; 3) типичные характеристики социально-политической силы и слабости крестьянского населения — его размер, распространение и монополия на производство продовольствия против сегментации, ограниченного образования и низкой "классовости".

Для понимания характеристик крестьянской борьбы нужно рассмотреть также ее внеэкономические цели и аспекты. Борьба российских крестьян в 1905—1907 гг. ясно показала то, что было названо в другое время и в другом месте крестьянской "моральной экономикой" — крестьянской идеологией справедливости как ядра их борьбы37. Именно в этом представления и мечты непосредственно соединялись с крестьянскими политическими конфронтациями и войнами. Это также причина того, почему идеи, слова и символы российского крестьянства революционной эпохи понимались бы гораздо лучше крестьянами других стран, чем большинством образованных русских, принадлежавших к тому же поколению. Фундаментальная разобщенность между "образованными" и их собственными крестьянами, т.е. крестьянами, имеющими то же этническое происхождение, часто скрывала от российского чиновничества и интеллигенции постоянство и рациональность крестьянских требований и мечтаний. Показная любовь к крестьянскому платью или стихам — от частушек до поэм Клюева или Есенина, была частью этого фундаментального непонимания. И в этом крестьянство России не было исключением.

224

Наконец, вопросы сознательности и политической борьбы не могут быть оторваны от истории. Крестьянские требования часто оправдывались ссылкой на добрые старые времена, истинные и мифические, на старинные несправедливо отнятые права (das alte Recht), за которые сражались крестьяне в Германии XVI в., а также до и после них. В России старшее поколение еще помнило отмену крепостного права в 1861 г., которое принесло и драматические изменения и много разочарования. Тем не менее, можно и нужно идти дальше в прошлое. Существует достаточно фактов, чтобы показать: хорошо спрятанная от "официальной России" память о великих крестьянских восстаниях XVII и XVIII вв. никогда не была вполне искоренена в некоторых областях, особенно на Среднем Поволжье, где крестьянские восстания 1905—1907 гг. были особенно мощными, как, например, в Саратовской губернии38. Веками государство наказывало за одно лишь упоминание Разина и Пугачева, церковь предавала их анафеме, но о них продолжали рассказывать легенды, петь баллады и создавать сказания — хорошо названные современным писателем настоящим "самиздатом неграмотных"39. Эти песни и легенды несли в себе рассказ о крестьянском неповиновении, но также те идеи, вокруг которых могла сформироваться новая идеология. Воспоминания об идее обращения всех крестьян России в казаков — независимые, свободные и самоуправляемые крестьянские сообщества, которые представляли Разин и Пугачев — были еще живы. Жива была и идея земли для всех. Эти образы пронесли через века и секты староверов, которые добавили к ним особый привкус ксенофобии — для них царь Петр был не только началом и символом всякого угнетения, но также и дьявольщины — антихристом, изобретенным немцами.

Крестьяне вышли из революции 1905—1907 гг. в лучшем состоянии, чем некоторые другие социальные группы. Но большинство российских крестьян не "смягчи-

225

лись" и не готовы были уступить то, что в их понимании принадлежало им по праву. Не были они также готовы принять столыпинские реформы взамен того, за что они воевали. Они признали реальность силы государства, но и только. В течение десятилетия это крестьянское сознание и самосознание, глубоко укорененное в крестьянских обычаях и условиях жизни, отграненное опытом 1905—1907 гг., должно было сыграть решающую роль в новой революционной войне, которая закончилась по-другому и сделала Россию на некоторое время более крестьянской, чем когда-либо раньше или когда-либо позднее.

Примечания.

3 Учредительный съезд Всероссийского крестьянского союза. М., 1906; Протоколы делегатского совещания Всероссийского крестьянского союза. М., 1906; Тан (Богораз). Новое крестьянство, М., 1905; Громан В. (Горн). Материалы по крестьянскому вопросу. Ростов, 1905; см. также описание ex post factum, принадлежащее, например, одному из большевистских ораторов на съезде: Васильев-Южин М. В огне революции. М., 1934. С. 133—183.

4 Учредительный съезд... С. 27.

5 "Когда мы сильны, мы прокладываем наш путь мирными мерами, когда мы расколоты, мы обращаемся к поджогам и тому подобным мерам. До тех пор, пока мы не будем организованы, поджоги и кровавые средства будут продолжаться". Выступление делегата от Минской губернии: Протоколы делегатского совещания... С. 61.

6 Там же. С.8.

7 См., например: Тан (Богораз). Указ. соч. С. 45.

8 Протоколы делегатского совещания... С. 18—26; Учредительный съезд... С. 32; Е.Кирюхина определила это количественно, разделив всех выступающих на ноябрьском съезде следующим образом: 30 выступили против вооруженной борьбы, 15 — за нее и 12 — за демонстрацию силы "другими способами, нежели использование оружия". См.: Кирюхина Е. Всероссийский крестьянский союз в 1905 г.: Автореф. дисс. М., 1950. Приведенные ею цифры сторонников вооруженной борьбы по-видимому преувеличены.

9 См., например: Сушкин Т. Аграрники: силуэты 1905—1907 гг. М., 1927.

10 "Это была действительно народная, массовая организация, разделявшая, конечно, ряд крестьянских предрассудков, но безусловно "почвенная", реальная организация масс, безусловно революционная в своей основе... расширявшая размах политического творчества крестьянства" (Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 10. С. 232—233).

11 Студенцов А. Саратовское крестьянское восстание 1905 года. Пенза. 1925. С. 42. 46.

12 Шестаков А. Крестьянская революция 1905—1907 гг. в России. М., 1926; Громан В. (Горн). Материалы по крестьянскому вопросу. Ростов. 1905.

506

13 Маслов П. Аграрный вопрос в России. СПб., 1908. Т. 1. С. 277— 288.

14 Веселовский В. Аграрный вопрос и крестьянское движение в России. СПб., 1907. С. 138.

15 Мартов Ю., Маслов П., Потресов А. Общественное движение в России в начале XX века. СПб, 1909—1912. Т. 2, ч. 2. С. 265. По их подсчетам из депутатов, избранных по крестьянским куриям в I Думу, 24 были кадетами, 68 принадлежали к Трудовой фракции, 15 — к автономистам, 59 были беспартийными, т.е. не определили себя на протяжении всей сессии как принадлежащих к той или иной особой фракции; один был октябристом. См. также: Кроль М. Как прошли выборы в Государственную Думу. СПб, 1906; Emmons Т. The Formation of Political Parties and the First National Election in Russia. Cambridge, 1982. P. III.

16 Например, Великий князь Константин о крестьянских депутатах в Думу (КА. Т. 45, С. 130—146); Мартов Ю. Указ. соч. Т. 4, ч. 2. С. 2 и др.

17 Текст и споры о "Проекте 104-х" см.: Аграрный вопрос в Первой Государственной Думе. Киев, 1906. С. 5—9. Более 4/5 депутатов Трудовой фракции в I и во II Думах были крестьянами, остальные были рабочими и из интеллигенции — в большинстве своем крестьянского происхождения и избранные крестьянами. Цифры см.: Исторические записки. 1975. Т. 95. С. 257.

18 Гефтер М. Историческая наука и некоторые проблемы современности. М, 1969. С. 22.

19 Документы из архивов II Думы цит. по: Василевский Е. Социально-экономическое содержание крестьянских приговоров и наказов // Ученые записки МГУ. 1956. С. 132.

20 Там же. С. 130; Таи (Богораз). Указ. соч. С. 115—126.

21 Свод аграрных программ. СПб, 1907; Колесниченко Д. К вопросу о политической эволюции трудовиков в 1906 г. // Исторические записки. 1973. Т. 92.

22 Цит. по: Симонова М. Исторические записки. 1975. № 95. С. 270. Выражение "психологическая изоляция" заимствовано из работы Л.Хаимсона: Haimson L. The Politics of Rural Russia. Bloomington. 1979. P. 291; он использовал его чтобы выразить партикуляризм крестьянской политики. См. сообщения о систематическом провале на выборах кандидатов в депутаты из среднего класса и помещиков в крестьянских куриях (Вестник Европы. 1906. № 4. С. 369).

23 Результаты выборов во II Думу (и особенно о крестьянских депутатах) см.: Смирнов А. Как прошли выборы во II Государственную Думу. СПб., 1907 (особенно гл. III, VI, VII, IX). Об отношении крестьян к столыпинской реформе см.: Чернышев И. Община после 9 ноября 1906 г. Петроград. 1917; речи трудовиков во II Думе.

507

24 Маслов отметил упорное голосование крестьян за оппозицию и на выборах в III Думу (Маслов П. Указ. соч. С. 395).

25 Васильев Н. Что такое трудовики. СПб., 1917. С. 4. В брошюре содержатся индивидуальные характеристики всех ведущих членов трудовой фракции. Например, об С.Аникине сообщается следующее: "Аникин — мордвин, видом страшный, голосом крайне неприятный: не говорит, а точно по стеклу режет; с глазами, которые, кажется, в каждом кармане каждую копейку давно усчитали и очень этим мучаются. Образовательный ценз — самый трудовой, т.е. сельская школа и ремесленное училище. Профессия — сельский учитель, привлекавшийся то и дело к дознаниям по политическим делам. Специальность — настойчивая агитация среди крестьян" (Там же. С. 35).

26 Маслов П. Указ. соч. С. 323.

27 Там же. С. 214; Шестаков А. Указ. соч. С. 59; Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 13. С. 121. Чтобы дать представление о стиле этих нападок, приведем описание петиционной кампании, которую Калинин, будущий президент СССР, назвал "плодом правительственной демагогии и политической неразвитости крестьян" (Пролетарий. 1905. 9 авг.).

28 Крестьянские наказы Самарской губернии. Самара, 1906. С. 6—80. А также см.: Там же. С. 40, где содержится петиция с 40 подписями и 280 крестами, что в данном случае позволяет определить долю грамотных среди глав крестьянских дворов — 12,5%.

29 Там же.

30 Цит. по: Маслов П. Указ. соч. С. 308.

31 См.: Буховец Н. К методике изучения приговорного движения // История СССР. 1979, ч. 3. О Крестьянском союзе см.: Дубровский С. Указ. соч. С. 111—113. Также об источниках, касающихся I Думы см.: Михайлова В. Советская историческая литература о крестьянских наказах и приговорах. Некоторые проблемы отечественной историографии, источниковедения. Днепропетровск, 1972. О II Думе информации гораздо больше. См. работы: Маслов П. Указ. соч. С. 282—288; Василевский Е. Указ. соч.; Нилъве В. Развитие В.И.Лениным аграрного вопроса в теории научного коммунизма, 1897—1916. М., 1974.

32 Дубровский С. Крестьянское движение в революции 1905— 1907 гг. М., 1956. С. 112.

33 Буховец Н. Указ. соч. С. 101—105, 108—111.

34 Представляет интерес относящаяся к этой теме работа по идеологии российского крестьянства и ее ранних семантических проявлениях: Wada H. The Inner World of Russian Peasants // Annals of the Institution of Social Sciences. Tokyo, 1979. № 20 и его еще не переведенная с японского книга "Мир крестьянской революции". Статья Вады частично построена на недавних работах по

508

крестьянской культуре, опубликованной в СССР А.Клибановым, В.Христовым и М.Громыко. См. также работы В.Данилова (особенно о периоде нэпа).

35 Сравнительный контекст см.: Wolf E.R. Peasants. Englewood Cliffs, 1966. P. 4; Shanin T. Peasants and Peasant Societies. Harmondsworth, 1971. P. 4; Foster G.M. The Peasants and the Image of Limited Good // American Anthropologist. 1965. Vol. 62. N 2; Berger J. Pig Earth. L., 1979; Ladurie E. Le R. Peasants // The New Cambridge Modern History. Cambridge, 1979. P. XIII.

36 См.: Wolf E. Peasant Wars of the Twentieth Century. N.Y., 1969; Shanin T. Op. cit. P. 3; Alavi H. Peasant in Revolution // Socialist Registrar. 1965. N 2; Hobsbawm E.J. Primitive Rebels. L., 1963, etc.

37 Народоволец Н.Кибальчич, о котором мы уже упоминали, сказал в 1880 г. о восставших русских крестьянах: "Ни одна деревня не поднималась только из-за голода... Главным условием почти всех этих народных восстаний являются материальные лишения. Но действительным поводом всегда является некоторое ужесточение закона властями (подлинное или мнимое), или же революционная инициатива, предпринимаемая ядром, близким к народу и его интересам". Shanin Т. Late Marx and the Russian Road. L., 1984. P. 217—218. Выражение "моральная экономика" было использовано в этом смысле Е.П.Томпсоном, в то время как Дж.Скотт говорит также об "этике выживания" и о влиянии на ее нарушения в крестьянских революциях в Юго-Восточной Азии (Moral Economy of the Peasant. L., 1976).

38 См.: Longsworth P. The Subversive Legend of Sten'ka Razin // Strada V. Russia. Turino, 1975. Vol. II. См. также: Avrich P. Russian Rebels. N.Y., 1972. Можно подтвердить сходство в этом вопросе между устным знанием крестьянства России и других стран Европы, например: Hobsbawm E.J. Op. cit.; собрание русских легенд, относящихся к этой теме: Лозанова А. Песни и сказания о Разине и Пугачеве. М., 1935. Исторические источники "повстанческих тенденций" крестьянства остаются до сих пор недостаточно изученными.

39 Longsworth P. Op. cit.