АЗБУКА.28.Савельев С.В. Биологические сообщества.

ИЗДАТЕЛЬСТВО ВЕДИ

http://vedimed.ru/

САВЕЛЬЕВ С.В.

НИЩЕТА МОЗГА.

АЗБУКА 25.САВЕЛЬЕВ С.В. НИЩЕТА МОЗГА. ПРЕДИСЛОВИЕ.ГЛАВА 1-2

(в сокращении, ознакомительный материал)

https://cont.ws/@prox/670570

АЗБУКА 14.САВЕЛЬЕВ С.В. НИЩЕТА МОЗГА. ГЛАВА 5.ИНСТИНКТЫ БЕЗ МОЗГА

https://cont.ws/@prox/427051

ГЛАВА 9. БИОЛОГИЧЕСКИЕ СООБЩЕСТВА.

http://flibusta.is/b/447837/read#t9

(в сокращенном виде, только для предварительного ознакомления)

9. БИОЛОГИЧЕСКИЕ СООБЩЕСТВА

Рассматривая возникновение современного человека как результат биологической и социальной эволюции, мы обязаны затронуть ключевой вопрос происхождения механизма скоротечного развития мозга. За невиданно небольшой период времени человеческий мозг увеличился в объёме в три раза. Парадоксальность ситуации состоит в том, что, если не считать последнего тысячелетия, видимых причин для столь быстрого роста было немного. Десятки и сотни тысяч лет прогресс в материальной культуре был минимален, а мозг продолжал интенсивно увеличиваться. Даже в последнем прошедшем тысячелетии люди продолжали широко применять каменные орудия и инструменты. Так, обладатели современного мозга во время битвы при Гастингсе (Battle of Hastings) в 1066 году использовали около трети каменных орудий, которые существовали задолго до завоевания норманнами Британских островов. Без дополнительных примеров заметно очевидное несоответствие между рассудочным потенциалом огромного мозга и убогостью результатов его деятельности. На протяжении сотен тысяч лет наш мозг уже обладал современными размерами и возможностями, но заметных плодов его рассудочной деятельности почти не видно (Савельев, 2010).

Этот странный парадокс наталкивает нас на неприятный вывод о том, что большой мозг ранних Homo sapiens существенно отличался по внутренней структуре от нашего, уменьшенного на 250 г. Если бы внутренних отличий не существовало, то ранние сапиенсы и неандертальцы могли бы создать письменность, увлекаться математикой и философией на уровне древних греков. В этом случае остались бы хоть минимальные свидетельства их творческой деятельности. Однако дальше мучительного перехода от каменных орудий к микролитической технике дело не пошло. Если это так, то необходимо понять причины последующих внутренних структурных изменений мозга. По сути дела, речь идёт о движущих силах эволюции мозга человека современного типа. Есть большое подозрение, что при внешне стабильной соматической организации человека эволюционные изменения нервной системы только ускорились. По строению скелета, внутренних органов и метаболизму мы не отличаемся от наших предков, живших около 240–250 тыс. лет назад. Вместе с тем наш мозг радикально перестроился. Последняя четверть миллиона лет в эволюции человека была потрачена на скрытое совершенствование его мозга.

Глубокое изменение морфофункциональной организации мозга за четверть миллиона лет возможно только при появлении какого-либо необычного механизма эволюции. Должен был возникнуть чудовищный по жестокости и бескомпромиссный по сути способ отбора мозга людей с требуемыми свойствами. Этот процесс включает в себя постановку цепочки чётких задач по структурным изменениям мозга. Для их реализации был необходим эффективный метод отбора заданных свойств и уничтожения носителей ненужных признаков. Все эти события должны были происходить постоянно и в гигантских масштабах. На этом фоне массовое уничтожение животных в селекционной работе кажется торжеством гуманизма. К сожалению, никаких признаков трансцендентных или инопланетных селекционеров обнаружить пока не удаётся. По этой причине попробуем найти более простое объяснение причин и механизмов невероятно быстрой эволюции нашего мозга.

Самый поверхностный взгляд на человеческую историю связывает начало пути нашей цивилизации с появлением локальных поселений, а затем и городов. До этого люди уже более 200 тыс. лет обладали сходным по размерам мозгом, но продолжали жить в пещерах и естественных укрытиях. По этой причине необходимо понять нейробиологические основы становления, развития и исчезновения естественных сообществ людей. Иначе говоря, необходимо понять, по каким причинам сапиенсы объединялись в общины, племена и государства.

В рамках культовых и государственных мифов принято считать, что в основе современных государств лежат гуманистические и рациональные принципы, порождённые человеческим разумом. Предполагается, что это лучший вариант самоорганизации человечества, выстраданный нашей тысячелетней историей. Стабильная убогость и неразумность организации человеческих сообществ объясняются несовершенством общественных отношений и наличием людей с архаичным мировоззрением. Допустим, что все люди равны по восприятию и оценке окружающего мира, а основная проблема нестабильности сообщества заключается в недостатке воспитания и образования части населения. По этой причине асоциальных особей надо терпеливо воспитывать, учить и вырабатывать у них прекрасные нравственные идеалы. Если же воспитание не даёт результатов, то необходимы педагогическая изоляция, принудительные работы, публичное осуждение и умерщвление. В сути подхода подразумевается, что почти все особи не безнадёжны, а аморальными и жестокими единицами можно пренебречь.

Такие идеи льстят самовлюблённому и наивному человечеству, внушают надежду на светлое будущее, всеобщую любовь, взаимопонимание и равенство. Вполне понятно, что подобный взгляд на устройство человеческого сообщества вдохновляет религиозных теологов, которые энергично используют сходные мармеладные идеи в собственных интересах.

...

Иногда для переноса ответственности за неудачи таких сообществ используется тезис о неравномерности социально-технического развития взаимодействующих семейных и неродственных кланов, территориально ограниченных сообществ или государств. В этом случае возникает странная идея о принудительном выравнивании эволюционных особенностей этнографического или территориального становления мозга. Вполне понятно, что насильное прививание диковатым земледельцам социальных инстинктов постиндустриального общества заканчивается конфликтами. Пользоваться плодами длительной реализации чужих социальных инстинктов биологически выгодно, а жить по их правилам — нет. Если мозг обитателей конкретной популяции не выработал в своей среде похожие социальные инстинкты и их наследственное воспроизведение, то никакой интеграции самых благожелательных и мирных сообществ быть не может.

...

Если результаты есть, то они скорее демонстрируют торжество авантюрных фантазий, скрытую биологическую логику и полное непонимание законов эволюции мозга, что постоянно приводит к масштабным катастрофам. Построение иллюзорных социальных конструкций регулярно вызывает массовое самоистребление, метисацию, увеличение полиморфизма мозга и смену принципов искусственного отбора. С точки зрения аморальной биологической эволюции человечества все эти события позитивны. Наивные изобретатели социальных перестроек и гуманисты-интеграторы в данном случае выступают в качестве жестоких селекционеров. Совершенно не понимая механизмов гоминидной эволюции, они стимулируют внутренние конфликты и ускоряют искусственный отбор. Если при стабильных архаичных отношениях требуется физическое вымирание двух-трёх поколений для смены структуры социальных инстинктов, то с гильотиной и револьверами дело идёт быстрее.

Иначе говоря, гетерохронная эволюция мозга и социальных инстинктов в разделённых разными причинами популяциях не позволяет их безопасно объединять. По этой причине реального изменения структуры сообщества не происходит. Оно, как и тысячи лет назад, построено на системном насилии, принуждении и скрытом грабеже одних в пользу других. Большая или меньшая личная свобода носит демонстрационный характер и мало соответствует реальному положению дел. Методы принудительных ограничений в ответ вызывают всё более изощрённые формы имитации общих, но неестественных социальных инстинктов. Создаётся видимость гуманистического поведения, которое скрывает прямо противоположные инстинктивно-гормональные цели и мотивации поведения.

Альтернативой гуманистической модели развития человечества является гадкий социальный дарвинизм, намекающий на наши обезьяньи корни. Его сторонники предполагают, что современные объединения сапиенсов были основаны на естественных общебиологических принципах. Это означает, что в основе структуры любого сообщества лежит немного замаскированный смысл существования любого социализированного животного: размножение, пища и доминантность. Вполне понятно, что это отвратительное предположение никому не может понравиться. Публично называть себя обезьяной столь же неприлично, как и декларировать биологическую сущность межличностных отношений.

Намного приятнее и престижнее тешить самолюбие тезисом о своём божественном или внеземном происхождении. Завышенная самооценка способствует стремлению оплодотворять чужих жён, объедаться, развлекаться и бездельничать. Уверенность в собственном принципиальном отличии от животного мира и высокой духовности не мешает красть всё, что плохо лежит, и публично доказывать свою доминантность, декларируя самые дикие или странные гуманистические цели. К сожалению, эта буйная деятельность только подтверждает наше единение с природой. У африканских обезьян, при дефиците спорткаров фирмы «Феррари», самым лучшим доказательством всех перечисленных успехов является демонстрация больших красных ягодиц.

Проблема неискушённого ума состоит в том, что простые биологические цели каждой особи не очевидны в социальной среде искусственного отбора. Сложнейшая система законов и социальных правил регулярно вынуждает людей осуществлять действия, не приносящие исключительно личной выгоды. Следовательно, система построена на скрытом социальном насилии, имеет низкую эффективность и постоянно нарушается изобретательными согражданами. Острое нежелание отдельных особей делиться своими биологическими активами вполне понятно и ведёт к неустойчивости любого государства или другого объединения людей. Иначе говоря, любое сообщество построено на биологических принципах, что делает его асоциальным по сути и гуманистическим — по имитационным формам поведения и мечтам. Надо оговориться, что перед угрозой понижения своего биологического статуса, потери достигнутого уровня метаболизма или стабильности репродукции обитатели любой социальной системы мгновенно объединяются. Это не означает осознания своего единства, которое называют патриотизмом. Популяционные конфликты, приводящие к истреблению друг друга, вынуждают создавать защитные системы перед очевидными биологическими опасностями.

Если эти предположения верны, то в настоящее время мы имеем не сообщество разумных людей, а продукт самой жестокой и бескомпромиссной эволюции. Последствиями такой естественной, а затем и искусственной эволюции стали успешные, но абсолютно биологичные объединения особей со сложным и крупным мозгом. Большой мозг позволяет прекрасно имитировать небиологичные формы поведения, скрывая архаичную биологическую основу индивидуальных мотиваций. Единственным источником равновесия может стать выработка новых типов социальных инстинктов. Однако они бесполезны, если не возникнут области мозга для их хранения и развития. Следовательно, необходима долгая и методичная работа в рамках существующего искусственного отбора по изменению структуры мозга. Если этого не делать, то любые попытки внедрения самых лучших гуманистических идей обречены на провал и будут неизбежно превращаться в свою полную противоположность.

...

 Эволюция гибридных биологических и социальных мотиваций возможна только в крупных и жизнеспособных объединениях людей, где действует направленный искусственный отбор.

Начиная анализ внутреннего устройства различных сообществ гоминид, необходимо подчеркнуть первичную природу этого явления. С биологической точки зрения совсем не очевидна необходимость создания родовых племён, государств, религиозных объединений и других форм внутривидовых взаимодействий. На спорность необходимости законодательной или теологической формализации отношений между отдельными особями многократно указывали известные идеологи анархизма. П. Ж. Прудон, М. Штирнер, М. А. Бакунин и П. А. Кропоткин прекрасно показали полную несостоятельность социальной структуры любого государства.

Действительно, при существующем противоречии между повсеместно провозглашаемыми человеческими ценностями и реальной системой капитализма, социализма, феодализма и прочих плодов гоминидной самоорганизации лежит непреодолимая пропасть. Относительную устойчивость таким системам самоорганизации придаёт только умелая гибридизация социальных ценностей и инстинктивных мотиваций. Так, инстинкт размножения обычно связывается с материальной обеспеченностью, что заставляет отдельных особей изнурительно трудиться или отчаянно воровать. Если такая социально-инстинктивная гибридизация проводится умело, то стабильность сообщества достаточно высока. При этом абсолютно не важно, что именно является структурообразующим принципом. Это могут быть идеи, деньги, общественно полезный труд, системное воровство, централизованная ложь или очередной культ. Как правило, перечисленные явления внутри государств сочетаются в разных пропорциях, что сути дела не меняет.

Противоречие между благими пожеланиями меньшинства идеалистов и биологическими устремлениями обывателей преодолеть невозможно. Ни одно сообщество не может противостоять изменчивости мозга и инстинктивным целям конкретных людей. Абсолютная биологическая целеустремлённость любой особи, направленная на еду, размножение и доминантность, разрушит самую стабильную и разумную социальную структуру. По этой же причине отчаянно наивны и бесполезны идеи современных анархистов, призывающих к рассудочным, а не инстинктивным ценностям. Показательна выдержка из публикаций П.В. Рябова, который писал: «Анархисты апеллируют к совести, самосознанию, духу протеста, человеческому достоинству в человеке, тогда как, например, патриоты апеллируют к стадности, зверству и нетерпимости; государственники — к инерции, страху и стремлению к безопасности и безответственности; а либералы — к холодному бухгалтерскому расчёту, вечно высчитывающему баланс выгод и затрат» (Рябов, 2012). Вполне понятно, что взывать к совести, самосознанию, духу протеста и человеческому достоинству у гоминид, живущих под руководством инстинктивно-ориентированного мозга, не только бесполезно, но и очень опасно.

 Задолго до практического создания российского социализма проницательный М.А. Бакунин предупреждал о проблемах построения светлого будущего, о котором мечтал. Он говорил: «Свобода без социализма — это привилегия и несправедливость. Социализм без свободы — это рабство и скотство». В России с большим успехом был реализован последний вариант бакунинского парадокса. Проблема состоит в том, что миллионы гоминид, живущих по инстинктивным биологическим принципам, не могут поддерживать самые привлекательные, но умозрительные социальные системы. Если в предлагаемой гоминидам системе нет очевидной и привлекательной биологической перспективы, то она обречена на самоуничтожение.

....

Убогость этих подходов состоит в том, что они не предлагают никаких реальных инструментов решения двух основных противоречий любого сообщества. Первое противоречие обусловлено тем, что любые социальные идеи, направленные на создание справедливого и гуманного сообщества, вступают в конфликт с индивидуальными биологическими целями каждого отдельного человека. Второе противоречие обусловлено индивидуальной изменчивостью мозга, которая не позволяет принимать полностью согласованные решения. Все члены социализированной группы решают одну и ту же задачу каждый по-своему. В результате закономерно и неизбежно возникают социальные конфликты, которые завершаются неизбежным насилием. Эти два скрытых противоречия переплетаются самым неожиданным образом и не могут быть урегулированы ни в одной из существующих социальных систем.

Парадоксальность и неразрешимость противоречий искусственных социальных систем подводят нас к тривиальному выводу о естественной природе социального объединения людей в больших популяциях. Под «естественной природой» следует понимать не мифологические и лингвистические ужимки историков и социологов, а биологический смысл. Никаких существ на этой планете невозможно объединить вместе, если они не получат свою долю от содеянного. Людей можно обмануть или заставить, но организаторы процесса всё равно получат очевидную выгоду, которая говорит о биологической вынужденности происходящих процессов. Попробуем рассмотреть церебральный смысл и механизмы эволюции сообществ гоминид.

Предположим, что развитие человеческих отношений или смена общественных формаций были одним из компонентов механизма эволюции мозга. В этом случае базовой изменчивостью становятся индивидуальный полиморфизм мозга и автономная церебральная специализация отдельных народов и изолированных популяций. Однако из этой бесконечной изменчивости мозга разных людей надо отбирать и размножать тех, чей мозг в данный момент времени даёт наилучший биологический результат. Узнать содержание мыслей конкретного человека невозможно, что вынуждает создавать условия для поступков. Только повседневное поведение на протяжении всей эволюции было критерием работы мозга. Следовательно, скрытый искусственный отбор мозга был возможен при создании изменяющейся среды обитания. Функции среды выполняли отношения, которые принято называть общественно-экономическими формациями. Если принять эту точку зрения, то под сменой общественно-экономической формации необходимо понимать простое изменение критериев или правил искусственного отбора мозга. Вполне понятно, что такая смена правил искусственного отбора происходила интуитивно и неосознанно. Никто не понимал, что происходит, но все знали, что так, наверное, будет лучше, хотя непонятно, почему. Попробуем рассмотреть неосознанную природу возникновения изменений.

Постулируем, что основой всех типов социальных объединений гоминид является структурная эволюция мозга. Результатом для каждого из значимых этапов морфологической перестройки мозга становится новая социальная среда. Эту новую среду можно называть племенем, рабовладельческим обществом, республикой, империей или просто государством. Такие способы интеграции гоминид обладают важнейшим общим свойством, которое ярко проявляется на первых этапах возникновения ранее не существовавшей структуры отношений. Любые социальные новообразования объединяет то, что в них люди создают неизвестные, но — в ожиданиях — значительно лучшие условия для выживания и размножения. Мечты о светлом будущем при использовании биологических методов перестройки сообществ обычно не оправдываются, что не смущает новые поколения социальных фантазёров и буйных революционеров.

Проблема сводится к простейшему вопросу о том, какие индивидуальные особенности поведения станут критичными для выживания и размножения. Те особи, которые проявляют эти свойства, осуществляют репродуктивный процесс, а те, кому не повезло, — элиминируются. Ускорение мозговой селекции любят называть революциями, которые особенно ярко проводят эффективный отбор людей с новыми свойствами нервной системы. После первичного периода интенсивного церебрального сортинга обычно наступает перерыв в два-три поколения, когда накапливаются люди с наиболее востребованными свойствами мозга и поведения для возникшего сообщества. Однако этот процесс далеко не однозначен. Пройдя через сито нового социального отбора, мозг приобретает дополнительную изменчивость, ранее никогда не встречавшуюся. Она служит источником медленного накопления людей с новыми свойствами, для которых предыдущее поколение горячих новаторов и революционеров уже рассматривается как социальная обуза, ретрограды. Когда побочные плоды очередного витка искусственного отбора достигают значимого количества, начинается новый цикл революций и смены целей искусственного отбора мозга.

...

Чудовищное по сути, бескомпромиссное и массовое истребление людей по особенностям поведения стало своеобразным ускорителем искусственного отбора мозга. Быстрое изменение критериев оценки поведения обычно приводит к уничтожению нескольких смен участников революций. Вчерашние организаторы массового гильотинирования искусственно создают локальную популяцию обладателей революционного мозга. Вполне понятно, что в этом новом сообществе культивируются ещё более революционные критерии поведения, чем раньше. Результат предсказуем и всегда одинаков — родоначальники процесса переставали соответствовать новым критериям отбора и отправлялись на гильотину. С небольшими вариациями эти истории смены критериев искусственного отбора мозга воспроизводятся непрерывно, что не меняет их эволюционной сути. При этом не имеют никакого значения причины, цели и характер процесса, которые обычно мгновенно забываются или многократно меняются по ходу дела. В этих явлениях зачастую отсутствуют даже признаки социальной осмысленности. Так, наиболее драматичны религиозные или этнические конфликты. Их непримиримость достигает максимальной силы между близкими популяциями, ведущими сходный образ жизни и имеющими общее антропологическое происхождение. Этот тип межпопуляционного искусственного отбора мозга усиливается инстинктивными конфликтами за репродуктивные ресурсы, что делает его неразрешимым.

Поясню эту циклическую закономерность на более конкретном и ясном примере. Представим себе эволюционный переход от жизни в небольших семейных группах к крупным племенным объединениям. На уровне семейной группы на мозг гоминид действовали те же условия среды, что и на современных шимпанзе. При этом не имеет особого значения, были ли это австралопитеки, человек умелый или выпрямленный. Видимо, такая ситуация много раз возникала в истории. При переходе к племенному объединению надо решить две сложные задачи, обусловленные инстинктивными принципами работы мозга: необходимо избегать индивидуальных и межсемейных конфликтов и делиться пищей. Это примерно так же сложно, как в настоящее время публично, честно и пропорционально работе делить деньги в самом дружном и однородном коллективе.

...

В качестве механизма использовался всё тот же искусственный отбор особей с ясными признаками социального конформизма и способностью делиться пищей. Тех, кто не делился пищей, или изгоняли из сообщества, или съедали, что было намного эффективнее.

...

На этом примере становятся понятны цикличность и социальная природа искусственного отбора мозга человека. Иначе говоря, каждая новая социальная система является только необходимой средой для отбора ранее неизвестных или плохо выраженных форм поведения человека. Чем глубже цивилизационные изменения и эффективнее искусственный отбор, тем быстрее накапливаются изменения в структуре мозга.

Следовательно, искусственный отбор по социально значимым формам поведения приводит к изменению структурной организации мозга, которая завершается возникновением новой формы объединения гоминид. Очередной уровень развития цивилизации создаёт значимые биологические преимущества у отдельных особей. Новые условия увеличивают репродуктивные возможности, обеспеченность пищей и стабилизируют правила иерархических отношений. По понятным причинам в новой форме социального объединения гоминид постепенно изменяются правила отношений как между отдельными особями, так и между их иерархическими группами. В результате возникают биологические запросы на ещё более свежие формы поведения, о которых ранее даже не догадывались. Такая смена критериев искусственного отбора становится временным инструментом эволюции, накапливающим в популяции новые особенности структурной организации мозга. В конце концов на вершину социальной лестницы начинают заглядываться особи с новой адаптивной организацией поведения, что запускает следующий цикл искусственного сортинга мозга. Если внимательно присмотреться к истории человечества, то появление феодализма, религиозные чистки и смена верований, появление капитализма, социализма и утопических сообществ всегда схожи. Иногда они отягощаются перемешиванием инстинктивно-гормональных целей выживания с культивируемыми социальными инстинктами. При этом сущность процесса смены критериев эволюции нервной системы в больших популяциях людей не меняется.

По сути дела, единственной целью исторической смены социальных объединений, государств или цивилизаций является создание условий для искусственного отбора мозга с новыми свойствами. Парадокс эволюции цивилизаций состоит в том, что каждый раз, создавая небывалые условия отбора мозга, они программируют свою собственную гибель. При этом чем эффективнее идёт социальный отбор особей с необходимой конструкцией мозга, тем быстрее будет разрушена очередная цивилизация. Процесс отбора иногда ускоряется, а иногда замедляется в зависимости от внешних условий и экономической ситуации. Тем не менее смена цивилизационных сред является побочным следствием и инструментом искусственного отбора и динамичной эволюции мозга.

Эти общие закономерности имеют многочисленные особенности и обрастают разнообразными яркими деталями в каждой конкретной цивилизации или сообществе гоминид. Однако суть движущих сил, построенных на искусственном отборе свойств поведения (мозга) и закономерной смене отношений, не меняется. Поразительно то, что вся описанная выше социально-эволюционная система развития человечества базируется на самых примитивных биологических целях, свойственных большинству животных и растений, обитающих на этой планете.

Стремление к еде, размножению и доминантности является столь простым и архаичным, что остаётся только удивляться изощрённости мозга человека в социальной маскировке этих незатейливых инстинктов.

...

Следовательно, историческая смена общественно-политических формаций является побочным результатом эволюции мозга. Этот циклический процесс всегда начинается с того, что среди обитателей архаичной социальной системы появляются особи с увеличенной изменчивостью мозга. В результате искусственного отбора происходит селекция людей, обладающих наиболее эффективным мозгом, для данной среды и системы отношений. Обладателям востребованных конструкций мозга создаются наиболее благоприятные условия для жизни и размножения. Воспроизводство селекционированных вариантов строения мозга приводит к увеличению численности людей с похожими социальными взглядами на развитие общества.

Когда численность обладателей искусственно культивированной конструкции мозга достигает 10–15%, приходит пора замены системы социальных инстинктов. Это случается не сразу, а по мере распространения социальных фантазий обладателей новой конструкции мозга. Сходство организации их мозга гарантирует иллюзию широкого общественного признания и поддержку самых необычных идей. Привыкание к идеям свежей социальной модели отношений обычно приводит к революционной смене формации. Вполне понятно, что новая структура общества требовательно отбирает людей, отвечающих её целям. Перемешивание различных слоёв общества увеличивает полиморфизм мозга, который становится источником появления людей с необычными вариантами его изменчивости. Обладатели востребованного мозга вновь получают материальные и репродуктивные преимущества. Начинается новый цикл искусственного отбора, который продолжит эволюцию нашего головного мозга.