Крестьяне села Чегоршки подают заявления о вступлении в колхоз. 1930 год.
На протяжении долгих лет, начиная с перестроечной «гласности», либеральные дрессировщики пытались выработать у масс условный рефлекс, как у собаки Павлова, у которой при звучании колокольчика тут же начиналась выработка желудочного сока. Рефлекс этот заключался в том, чтобы определенное слово, например «Сталин», и словосочетание, например «диктатура пролетариата», сразу вызывало у обывателя рвотные позывы, либо любую иную неприятную реакцию. Невзирая на вой в прессе и телеящике самых натасканных разбойников пера, невзирая на тонны грубой и мерзкой лжи, вылитой на СССР, либералы так и не смогли достичь тех результатов, на которые было затрачено столь много ресурсов - им не удалось привить широким пролетарским массам стойкую ненависть к советскому прошлому, поэтому сценарий декоммунизации (в той редакции, которая реализуется сейчас на Украине) пришлось отложить на неопределенный срок. Более того! Своей безудержной клептоманией и полным отсутствием совести либералы выработали презрение у масс как раз к себе, да такое презрение, что само слово «либерал» из философско-политического словаря быстро перекочевало в разряд грубых ругательств.
Можно с удовлетворением констатировать, что по мере отдаления от нас советской эпохи, интерес к СССР и социализму не только не угасает, а напротив - постепенно усиливается, невзирая на неустанные либеральные вопли про тоталитаризм, на чем, кстати, паразитируют разные буржуазно-патриотические деятели. Молодые люди начинают интересоваться тем, каким образом была устроена та или иная хозяйственная деятельность СССР. В частности, мною было обнаружено, что наши граждане проявляют интерес к теме советских колхозов, сначала один человек, а следом и другой спрашивали у меня, каким образом шло распределение продуктов внутри колхоза, кому принадлежала земля и т. д.; к моему удивлению, современные люди довольно смутно себе представляет, что такое колхоз. У меня спрашивали, мог ли колхозник, выйдя из колхоза, забрать свою долю, то есть колхозник в современном представлении это нечто вроде дольщика! И я понял, что тема колхозов нуждается сегодня в детальном освещении.
Начнем с вопроса о том, для чего вообще советской власти было необходимо создавать колхозы? Здесь нам следует немного окунуться в историю вопроса.
Россия начала XX века представляла собой довольно печальное зрелище: крестьянская страна, где более половины населения - землепашцы, что в 1916 году составляло 21 млн. индивидуальных хозяйств, при этом 65% крестьянства состояло из бедноты, из общего числа хозяйств 30% не имело лошадей, 34% инвентаря, а 15% посева1.
«Техника сельского хозяйства была крайне отсталой, рутинной. Основными орудиями труда крестьян были сохи, косули, деревянные плуга и бороны. Достижения агрономической науки бедняцко-середняцким массам крестьян были недоступны. Характерными чертами крестьянского земледелия были низкие урожаи и их крайняя неустойчивость; по урожайности Россия занимала одно из последних мест в Европе»2.
Читатель наверняка наслышан о «хрустобулочных» баснях про царскую Россию, которая полмира кормила хлебом. Действительно, до революции Россия была крупнейшим экспортером хлеба (25,74% от мирового хлебного экспорта), впрочем о том, чтобы кормить «полмира» речи идти не могло по той простой причине, что 98% российского экспорта шло в Европу. «Ну и ладно! - воскликнут хрустобулочные патриоты. - Зато пол-Европы кормили, пока не пришли большевики и всё не разрушили». Однако и Европу накормить не получалось: по данным за 1913 год Европа потребила 8336,8 млн. пудов основных культур, из которых собственный сбор составил 81%, а чистый ввоз зерна - 1581,6 млн. пудов (19%), где доля России составляет 6,3%3.
Может сложиться впечатление, что в России, раз она была крупным экспортером, хлеба было предостаточно. Но это не так. Голод, или, как звали его в ту пору, Царь-голод, был в дореволюционной России обычным явлением. Например, в 1891 году голод охватил громадный район в 29 губерний. В 1901 году случился голод в 17 губерниях центра, юга и востока, а в 1905 году голод свирепствовал уже в 22 губерниях, после чего пошла вереница голодных годов: 1906, 1907, 1908, а также 19114. Чтобы читатель мог понять, насколько всё было плохо с едой, приведу свидетельства М. Меньшикова, сотрудника консервативной газеты «Новое время»:
«С каждым годом армия русская становится всё более хворой и физически неспособной. <...> Плохое питание в деревне, бродячая жизнь на заработках, ранние браки, требующие усиленного труда в почти юношеский возраст, - вот причины физического истощения. <...> Сказать страшно, какие лишения до службы претерпевает иногда новобранец. Около 40 проц. новобранцев почти в первый раз ели мясо по поступлении на военную службу. На службе солдат ест кроме хорошего хлеба отличные мясные щи и кашу, т. е. то, о чем многие не имеют уже понятия в деревне» (статья за 1909 год).
Итак, перед нами отсталая аграрная страна, состоящая из миллионов мелких, нищенских хозяйств, не способных прокормить самих себя. Бедность крестьянского хозяйства, а, следовательно, его отсталость, была связана с тем, что у крестьян было слишком мало земли - ее узурпировали помещики и церковь. О чем говорить, если 30 тыс. помещиков владели почти таким же количеством земли, каким владело 10 млн. крестьянских дворов! Так называемый «крестьянский вопрос» назрел еще с XIX века, а к 1917 году он перезрел уже настолько, что самостоятельно решался крестьянами путем погромов помещичьих усадеб и самозахвата земли. Ленинский декрет о земле, во многом, лишь фиксировал уже сложившийся порядок вещей, придавая ему более культурную форму.
Либеральная пропаганда старательно закладывает в головы людей мыслишку о том, что большевики, мол, обещали крестьянам землю, но так и не дали ее. Что же, рассмотрим данный вопрос, опираясь на факты. Декрет о земле отменял помещичью и частную собственность на землю, вся конфискованная у помещиков земля переходила в государственную (общенародную) собственность и безвозмездно отдавалась в пользование крестьян. Распределение земли поручалось местным и областным органам самоуправления и земельным комитетам, причем:
«землепользование должно быть уравнительным, т. е. земля распределяется между трудящимися, смотря по местным условиям, по трудовой или потребительной норме. Формы пользования землей должны быть совершенно свободны». Кроме того: «земельный фонд подвергается периодическим переделам в зависимости от прироста населения и поднятия производительности и культуры сельского хозяйства».
Мерой распределения земли обычно служил едок (потребительская норма) или трудоспособный (трудовая норма). По числу едоков или трудоспособных делились главным образом пахотные земли. Другие угодья, например сенокосы, делились во многих случаях по количеству скота, что было выгодно кулацким хозяйствам. Право первоочередного получения земли предоставлялось сельхозрабочим, безземельным и малоземельным крестьянам, однако кроме этого часто землей наделяли в зависимости от наличия живого и «мертвого» инвентаря. Земельные участки с высококультурными хозяйствами (плантации, рассадники, оранжереи) разделу не подлежали и на их месте организовывались совхозы (советские, т. е. государственные хозяйства). По сведениям Центрального Управления Землеустройства к концу 1920 года по 36 губерниям Европейской России из общего количества фонда нетрудовых земель в размере 22,847,916 десятин в распоряжение крестьянства поступило 21,407,152 дес., колхозами 391,614 и совхозами 1,049,150. Это увеличило площадь крестьянских земель с 80% до 99,8% из общей площади всех удобных земель5.
Таким образом, как мы можем видеть из вышеизложенных данных, говорить о том, что крестьяне не увидели от большевиков земли, значит вступать в грубое противоречие с фактами. Но ведь крестьяне не могли продать, заложить, подарить или сдать в аренду землю, - могут возразить мне, - а раз так, значит, большевики всё-таки обманули крестьян: обещали, что дадут им землю, а сами ее «прикарманили» и сделали крестьян наемными работниками. Минуточку, отвечу я, так оказывается дело не в том, что большевики «не дали» землю крестьянам, а в том, что они не дали ее в частную собственность! Вот это уже ближе к истине! Однако разве большевики вводили крестьян в заблуждение, будто им выдадут землю именно в форме частной собственности? Нигде такого не было. И действительно ли большевики ранили интересы крестьян, не отдав им землю в частную собственность? Конечно, отдельных субъектов, отравленных рыночным мышлением, коробит тот факт, что крестьяне не могли продать или заложить свою землю, однако какая им в том была нужда? Государство давало землю в бессрочное пользование, причем бесплатно, со временем, при росте населения и производительности хозяйства, земельные наделы увеличивались, кроме этого государство предоставляло сельхозтехнику (на этой теме мы остановимся позже), в довершение всего земледельцы, утратившие вследствие старости или травмы возможность лично обрабатывать землю, получали пенсионное обеспечение. Ну чего еще желать для счастья? Вместе с тем, если бы в деревне установились капиталистические, рыночные отношения это бы привело к массовому разорению беднейшего крестьянства. Куда деваться безземельному крестьянину? Идти в город, пополняя армию безработных? Или же батрачить на кулака за гроши? А может уйти в разбойники? Благо оружия на тот момент было в избытке… Поэтому с какой стороны не глянь, а большевики действовали в интересах крестьянства, в первую очередь - беднейшего, которое, как мы помним, составляло более половины от общего числа.
Но для чего же советской власти было необходимо организовывать колхозы? Если вся земля переходила в общенародную собственность, почему нельзя было организовать всюду совхозы? А всё дело в мелкобуржуазной, эгоистической позиции большинства крестьян. Из-под пера М. Булгакова, наряду с религиозно-мистической шелухой, вышел довольно противоречивый роман «Белая Гвардия», в котором чаяния определённой части крестьян отображались вот в таком диалоге:
- Вся земля мужикам.
- Каждому по сто десятин.
- Чтобы никаких помещиков и духу не было.
- И чтобы на каждые эти сто десятин верная гербовая бумага с печатью - во владение вечное, наследственное, от деда к отцу, от отца к сыну, к внуку и так далее.
- Чтобы никакая шпана из Города не приезжала требовать хлеб. Хлеб наш, мужицкий, никому его не дадим, что сами не съедим, закопаем в землю.
- Чтобы из Города привозили керосин.
Такова она собственническая психология: «всё мое! Никому не дам! Лучше в землю закопаю, но не дам!». Эта психология принесла молодой советской республике много бед и в том числе самим же крестьянам. Между прочим, из-за того, что крестьяне прятали хлеб, чтобы «никакая шпана из Города не приезжала требовать», советская власть была вынуждена создавать продотряды, чтобы обеспечить провизией голодающие города.
Положение крестьянина двояко: с одной стороны это усердный труженик, следовательно, родственный по духу пролетариату, а с другой - владелец средств производства и товара, тяготеющий, соответственно, к буржуазии. Если бы большевики пошли на экспроприацию крестьян, это бы, несомненно, надолго сделало их врагами советской власти, врагами рабочего класса. Но, как было уже сказано, положение крестьянина двойственно, поэтому он может стать как врагом, так и союзником рабочего класса, ибо, как писал Ленин:
«коренного расхождения интересов наемных рабочих с интересами трудящихся и эксплуатируемых крестьян нет. Социализм вполне может удовлетворить интересы тех и других. Только социализм может удовлетворить их интересы»6.
Путь объединения миллионов мелких хозяйств в единое крупное хозяйство лежал через кооперацию крестьян. Следует понимать, что кооперация возникает и действует в системе определенного общественного строя, в системе конкретных производственных отношений. Поэтому надо различать кооперацию 20-30-хх гг. и кооперацию, запущенную горбачевской перестройкой. Указом Андропова, этого неприметного деятеля, сыгравшего поистине роковую роль в судьбе СССР, все советские предприятия переходили на полный хозрасчет, это означает, что целью предприятия стало не удовлетворение потребностей населения, а максимальная прибыль. Полный хозрасчет, в купе с подорванным влиянием Госплана, значительно сузил коммунистический сектор советской экономики, расширив, тем самым, рыночный сектор. Таким образом, к началу перестроечной кооперации в СССР господствовал уже капиталистический уклад, поэтому и кооперация носила рыночной, т. е. антикоммунистический характер.
Совсем по-иному дело обстояло с кооперацией ленинской и сталинской поры, когда крепла плановая экономика, рыночный сектор экономики неуклонно сокращался, а поскольку природа не терпит пустоты, освободившееся пространство уверенно занимал коммунистический уклад.
Итак, целью колхозного строительства было, не ранив мелкобуржуазные по своей природе интересы крестьян, создать единый мощный аграрный комплекс, включенный в систему планирования. В либеральной среде коллективизацию принято считать чуть ли не величайшей трагедией, ежегодно о ней издается десяток статей и книг, их авторы: академики, доктора, профессора и просто случайные проходимцы рисуют нам столь жуткие картинки коллективизации, что впору фильм ужасов снимать! В реальности, конечно, всё было не так. Да, действительно, перегибы на местах были и осуществлялись они не только пустоголовыми партбюрократами, желавшими выслужиться перед руководством и добивавшимися роста коллективизации фиктивным, а то и насильственным путем, но также и ярыми противниками решений съездов партии (утвердивших сталинскую линию по развитию сельского хозяйства), в том числе и главой УССР, тайным троцкистом, Никиткой Хрущевым. Однако центральное руководство во главе со Сталиным по мере сил и возможности пресекали подобные безобразия. В одной из статей Сталин специально подчеркивал:
«успехи нашей колхозной политики объясняются между прочим тем, что она, эта политика, опирается на добровольность колхозного движения и учет разнообразия условий в различных районах СССР. Нельзя насаждать колхозы силой. Это было бы глупо и реакционно. Колхозное движение должно опираться на активную поддержку со стороны основных масс крестьянства»7.
Сталину, конечно, было известно о «творчестве» местных управленцев, и он задавал вопрос в той же статье: «а что иногда происходит у нас на деле? Можно ли сказать, что принцип добровольности и учета местных особенностей не нарушается в ряде районов? Нет, нельзя этого сказать, к сожалению». Далее Сталин приводил примеры злоупотреблений и перегибов и под конец справедливо указывал: «кому нужны эти искривления, это чиновничье декретирование колхозного движения, эти недостойные угрозы по отношению к крестьянам? Никому, кроме наших врагов». Когда дурака заставляют совершать религиозные обряды это, как известно, заканчивается увечьями для последнего; когда же дураку доверяют руководство группой людей это, обыкновенно, заканчивается увечьями для окружающих… Дураков и просто некомпетентных лиц в органах советской власти, к сожалению, было немало. Разумеется, какой-нибудь ехидный субъект в этот момент может полюбопытствовать: а что же Сталин, если он был таким мудрым руководителем, ставил на ответственные должности дураков и головотяпов? Но дело в том, что большевики, Ленин, а затем Сталин, были вынуждены работать с тем человеческим материалом, который они имели. И не нужно впадать в ту нелепейшую идиллию, будто бы за какой-то десяток лет (из которого 3 года съела Гражданская война) советская власть способна была перековать темную, грубую и забитую массу, которую оставил ей царизм. Любого простого человека, который демонстрировал хоть какие-то организационные способности, а самое главное - желание учиться, сразу же брали «в оборот» и стремительно продвигали на самые верхи. Стране позарез нужны были руководители, поэтому часто случалось так, что в кресла высоких начальников сажали людей не способных, в силу недостаточного уровня компетенции, потянуть груз возложенных на них задач, что приводило порою к весьма негативным последствиям. Между прочим, есть основания думать, что печально известный нарком Ежов первоначально не был тем изувером и предателем, которым он стал впоследствии. Он очутился не на своем месте, пост наркома Внутренних дел оказался слишком высок для Ежова и он от обилия власти, что называется, пошел по наклонной и, в конце концов, примкнул к троцкистской группе заговорщиков.
Наконец, надо понимать и то, что коллективизация вызвала резкое обострение классовой борьбы: колхозное строительство шло вразрез с интересами класса кулаков. Кулак - это отнюдь не зажиточный крестьянин, не «крепкий хозяйственник», каким его рисуют нынче антисоветчики, кулак - это сельский капиталист, мироед («миром» называли крестьянскую общину), беспощадно разоряющий собственных односельчан. Именно деятельность кулаков и их ставленников в местных органах самоуправления часто приводила к тем негативным эпизодам, которые либералы пытаются приписать большевикам и Сталину.
Отношения между колхозами и государством
Для начала стоит указать, что колхозная организация была отнюдь не однородной. Колхозы имели три основные формы организации: коммуна, артель и ТОЗ (товарищество по совместной обработке земли).
Коммуна объединяла в общую собственность все средства производства (постройки, инвентарь, скот), при этом распределение было почти коммунистическим: не по потребностям, но по едокам.
При артельной форме кооперации колхозники имели в личной собственности дом и подсобное хозяйство (включая продуктивный скот), размер которого определялся уставом артели. Распределение доходов шло по трудодням.
И, наконец, товарищества: в них в общей собственности находилась только земля. Машины, инвентарь, скот и т. д. оставались в личной собственности крестьян. Размер доходов, в отличие от артели, определялся не только по трудодням, но и в зависимости от размеров паевых взносов, а также ценности средств производства, предоставленных товариществу каждым его членом.
В годы, предшествовавшие коллективизации, преобладающей формой колхозов (около 60% от общего числа) были ТОЗы. Данная форма организации - ТОЗ - слишком ограниченная: она не позволяла в полной мере реализовать преимущества коллективной обработки земли и категорически не подходила для эффективного планирования, поэтому колхозное движение довольно быстро перешагнуло эту форму. К коммунам, требовавшим высочайшего уровня культуры и организованности, крестьянство было еще не готово, поэтому основным звеном колхозного движения, его преобладающей формой должна была стать сельскохозяйственная артель. Таким образом, если в 1929 году артели составляли 33,6% от общего числа колхозов, то уже в 1934 году они составили 96,3%8. К июню 1938 году за колхозами было закреплено государственными актами 335,3 млн. гектаров земли, что составляло почти 70% всей колхозной земли. В процессе закрепления советское правительство, идя навстречу интересам колхозов, дополнительно передало колхозам больше 20 млн. гектаров, ранее принадлежавших совхозам. А ранее, в феврале 1935 года, был принят устав сельскохозяйственной артели, сыгравший важную роль в укреплении колхозного хозяйства.
Определенные споры вызывает сегодня вопрос о том, какие формы собственности существовали в СССР; например небезызвестный профессор М. В. Попов считает, что в Союзе была одна форма собственности - общественная и делилась она на две разновидности: государственную и кооперативно-колхозную. Однако в 5 статье Конституции СССР четко указывалось:
«Социалистическая собственность в СССР имеет либо форму государственной собственности (всенародное достояние), либо форму кооперативно-колхозной собственности (собственность отдельных колхозов, собственность кооперативных объединений)».
Таким образом, в СССР было две разные формы собственности: государственная (общенародная) и кооперативно-колхозная. В чем же заключалась разница между ними? Сталин в своей последней и, пожалуй, одной из самых важных работ «Экономические проблемы социализма в СССР» писал:
«В государственных предприятиях средства производства и продукция производства составляют всенародную собственность. В колхозных же предприятиях, хотя средства производства (земля, машины) и принадлежат государству, однако продукция производства составляет собственность отдельных колхозов, так как труд в колхозах, как и семена, - свой собственный, а землей, которая передана колхозам в вечное пользование, колхозы распоряжаются фактически как своей собственностью, несмотря на то, что они не могут ее продать, купить, сдать в аренду или заложить».
Государство не может распоряжаться сельхозпродукцией - она находится в собственности колхозов, кроме того, колхозы являются товаропроизводителями, т. е. их целью является прибыль; следовательно, хоть земля и находится в общенародной собственности, но ДЕ-ФАКТО колхозы распоряжаются ею, как своей собственностью, причем частной, ибо земля закреплялась за конкретным колхозом и никто не мог посягнуть на эту землю. Из-за своей мелкобуржуазной природы крестьяне не хотят отчуждать продукт своего труда иначе, как через форму товара (а товар есть продукт, произведенный исключительно с целью обмена), таким образом, единственная возможная связь города и деревни лишь через куплю-продажу. Но если в сельском хозяйстве господствует товарное производство, значит, работают законы рынка: крестьяне сеют те культуры, которые имеют спрос, а производить что-либо, руководствуясь колебаниями «спрос-предложение», значит производить как бог на душу положит - на лицо, следовательно, анархия производства. Если же в сельском хозяйстве царит анархия, разве может нормально развиваться промышленный сектор? Не может, а в таком случае и сельхозсектор также не сможет эффективно функционировать, ведь без новой техники, которую предоставляет тяжелая промышленность, нечем будет обрабатывать землю и собирать урожай. О строительстве коммунизма при таких обстоятельствах и говорить нечего.
Каким же образом решалась эта проблема? А вот каким: земля предоставлялась колхозникам в бесплатное и бессрочное пользование, но технику колхозники иметь не могли, ее нужно было арендовать у специальных государственных учреждений - МТС (моторно-тракторные станции). Технику выдавали в первую очередь лишь тем колхозам, которые брались выполнить подряд - засеять определенное количество определенной культуры, - который определял Госплан. После того, как урожай собран, государство покупало его по фиксированным ценам, еще часть урожая колхозники отдавали МТС за аренду техники, а оставшийся прибавочный продукт переходил в распоряжение колхоза - продукты продавали по свободным ценам на колхозных рынках, полученную прибыль делили сообразно вложенного труда каждого работника. При помощи описанной системы товаропроизводители - колхозы - вовлекались в систему научного планирования.
Однако данная система, конечно, не могла на определенном этапе не встать поперек строительства коммунизма. Коммунизм требует полного уничтожения товарного производства, изживания товарно-денежных отношений. Сущность коллективной собственности при социализме двойственна: с одной стороны это общественная собственность, следовательно, с ней нельзя поступить как с капиталистической - просто взять и национализировать, но с другой - эта собственность не общественная, так как продукты труда присваиваются самими кооператорами и отчуждаются ими исключительно в форме товара. Возникает вопрос, каким же образом поднять коллективную собственность до уровня общественной? Сталин дает следующий ответ на данный вопрос:
«Чтобы поднять колхозную собственность до уровня общенародной собственности, нужно выключить излишки колхозного производства из системы товарного обращения и включить их в систему продуктообмена между государственной промышленностью и колхозами. В этом суть. У нас нет еще развитой системы продуктообмена, но есть зачатки продуктообмена в виде «отоваривания» сельскохозяйственных продуктов. <…> Задача состоит в том, чтобы эти зачатки продуктообмена организовать во всех отраслях сельского хозяйства и развить их в широкую систему продуктообмена с тем, чтобы колхозы получали за свою продукцию не только деньги, а главным образом необходимые изделия. Такая система потребует громадного увеличения продукции, отпускаемой городом деревне, поэтому ее придется вводить без особой торопливости, по мере накопления городских изделий. Но вводить ее нужно неуклонно, без колебаний, шаг за шагом сокращая сферу действия товарного обращения и расширяя сферу действия продуктообмена. Такая система, сокращая сферу действия товарного обращения, облегчит переход от социализма к коммунизму. Кроме того, она даст возможность включить основную собственность колхозов, продукцию колхозного производства в общую систему общенародного планирования. Это и будет реальным и решающим средством для повышения колхозной собственности до уровня общенародной собственности при наших современных условиях».
Из этого следует, что отмирание кооперативной формы собственности невозможно без отмирания товарного производства, а оно, в свою очередь, изживается путем развития продуктообмена, т. е. прямого распределения продукта, а этого можно добиться лишь путем колоссального роста производительности труда. Замечу, однако же, что из этого отнюдь не следует, что рост производительности труда сам по себе ведет к бестоварному производству, к коммунизму, точно так же, как национализация при капитализме сама по себе еще не рождает социализм. Для того, чтобы рост производительности труда вел к коммунизму необходимо, во-первых, уничтожение частной собственности и эксплуатации наемного труда, а во-вторых, замена анархии производства централизованным научным планированием.
Большевики, как мы смогли убедиться, в своих действиях старались, по возможности, учитывать интересы крестьянства, но в кривых зеркалах либерализма каждый шаг большевиков отображается в уродливом, лживом свете. О, сколько же истеричных воплей и стенаний слышится от либеральствующих субъектов про «колхозное рабство» и «крепостничество»! До сих пор фраза: «а вы знаете, что колхозникам не выдавали паспорта аж до 1974 года!» вызывает у обывателя невольное содрогание, еще бы! Сегодня ведь без паспорта и билет на поезд не купить, да что там, даже на улицу выходить, не взяв с собою паспорт, как-то неуютно, а если нарвешься на патруль? Но надо понимать, что современная паспортная система отнюдь не то же самое, что было при сталинском СССР, в то время вообще мало придавали значения этой книжечке с гербом.
Оценили 39 человек
69 кармы