Соц. лифт в угоне

Сергей Шаргунов о тотальном тромбозе, грозящем стране

Начну с конкретной истории. Мне написал молодой 32-летний Дмитрий, готовый к серьезной интеллектуальной работе. У него особо непростая ситуация, поэтому не могу не привести его письмо.

«Я практически незрячий. В возрасте трех лет почти полностью потерял зрение после операции. У меня два высших образования: МГППУ („Информационные технологии“), и РПУ св. Иоанна Богослова (философско-богословский факультет). Свободно владею английским языком (читаю, говорю, перевожу); имею многолетний опыт перевода с английского и на английский. Несмотря на потерю зрения, практически свободно работаю с компьютером, используя программу экранного доступа JAWS со встроенными синтезаторами речи. Мое искреннее желание — быть максимально востребованным, используя свое образование и опыт на благо общества. На протяжении лет я обращался во многие фонды и организации по поводу трудоустройства, но рассматривавшие мои заявления люди, несмотря на мое резюме, недоумевали, как же я, незрячий человек, могу пользоваться компьютером, и, тем более, работать. Моя просьба: если можете, помогите мне, пожалуйста, найти работу. Опубликованы десятки моих оригинальных статей и очерков о культуре, истории, православных святых и святынях древней Церкви в Великобритании и других европейских странах. В 2012 году в Лондоне была опубликована книга, где я автор-составитель и переводчик. Это первая объемная (более 600 стр.) книга по глубокой исторической теме на русском языке. Также я имею опыт преподавания английского языка в качестве репетитора по скайпу (с 2011 г). Что же касается организации моей работы, я оснащен всем необходимым».

Такое письмо. Давайте поможем одаренному парню в его беде. Имя и координаты его у меня.

Но такая же беда — невостребованность — и у несметного множества зрячих ровесников Дмитрия.

За депутатский период я получил, наверное, уже тысячу писем от людей со всей страны (в основном — молодых), которые сочувствуют, поддерживают и сами просят о поддержке.

У них есть общественный темперамент, интерес к новейшей истории, страсть к борьбе за справедливость, честолюбивый азарт, таланты выступать и писать, желание помогать людям и делать страну лучше, но сами они никому не нужны.

Конечно, им нужен импульс для деятельности, нужна, пусть небольшая, но материальная подпитка. Но откуда?

Что я могу им предложить? У меня нет ресурса, чтобы собирать лучших, обзаводиться штатом помощников, практически всё приходится делать в одиночку.

В каждой студенческой аудитории наша новая интеллигенция (хоть и твердят, что она вся перевелась) спрашивает: как пригодиться России? как реализоваться? как вырваться из заколдованного круга безвестности и беспомощности?

Журналисты, политологи, филологи, историки, которым хотелось бы участвовать в судьбе своей страны…

Социальная активность в природе человека, и без таких людей страна не живет.

Есть заезженное словосочетание «социальный лифт», но в сознании огромной части молодежи все соц. лифты безнадежно угнаны, и сколько ни нажимай на кнопку вызова, толку никакого.

Сколькие пытавшиеся карабкаться по лифтовой шахте покоятся на ее дне…

Это реальность — особенно в провинции. Попытка участия в общественной жизни — и в ответ то или иное наказание: от равнодушия до прессинга, после чего — разочарование, ожесточение, отчуждение…

О тех, кто хотел бы развить свои способности в науке и технологиях, надеюсь, напишу еще отдельно. Пока же о тех, кому везет.

Народ судит так: в редких случаях везет везунчикам, малому проценту случайно подвернувшихся; почти всегда сынкам и прочим родственничкам начальства; и наконец, тускло-исполнительным и прилежно-угодливым.

Прорыв наверх любого самостоятельно мыслящего — всегда вызов и аномалия.

Вижу драму государства, которое ждет от «харизматиков» — мятежа, и, памятуя родную историю, подстраховывается.

Но оборотная сторона этой самой подстраховки, отменяющей живую конкуренцию людей и идей, — тотальный тромбоз.

Имитационный «оживляж» не спасет ситуацию, и отказ от подлинных, а не мнимых уступок самой жизни ведет к очередным сокрушительным сценариям для страны.

Недавно на встрече с новыми губернаторами президент призвал их открыто формировать команды в регионах. Администрации поручено организовать работу по открытому отбору кадров: «Чтобы и молодые люди у нас понимали, чувствовали, видели, что их, как сейчас модно говорить, лифты социальные работают вне зависимости от каких-то левых сил, правых сил, каких-то связей, а их профессиональный рост связан прежде всего с их личными деловыми качествами, с их уровнем подготовки, желанием и умением работать в интересах людей».

Отлично сказано. Что ж, о том же говорю из года в год, хотя сам себя уже давно не причисляю к молодежи. Стране нужен рывок в развитии. За счет чего? Возможно, через конкурсы, которые обеспечат приток новых подходов, идей, а главное, кадров. Есть опыт Германии и других европейских стран, где качество работы неотделимо от перманентной учебы, и в самых разных профессиональных областях каждый, даже небольшой пройденный курс повышения квалификации означает продвижение по службе и рост зарплаты.

А, к примеру, в том же Китае за много веков сформировалось занятное понятие: «экзаменационная власть». Еще в древности любой крестьянин имел право сдать экзамен и доказать квалификацию. Если он проходил экзамен, то автоматически получал должность. И сейчас в этой стране, если выпускник вуза сдает экзамены не ниже определенного уровня, то и должность получает соответствующую. Сложная и небесспорная механика, но показательно, что на эту систему не могут повлиять ни связи, ни родственники.

Наше государство сегодня не может не озаботиться «кадровым завтра», поскольку это вопрос и элементарной безопасности России, и форм ее дальнейшего существования. Такая озабоченность вызывает приязнь и надежды, но главной проблемы пока не снимает.

Те, кто ниже, боятся высовываться, а те, кто над ними, боятся тех, кто высовывается.

Пытаясь помогать гражданам, обычным нашим людям и отчитываясь об этом у себя в соцсетях, я сталкиваюсь с дичайшим раздражением разных чиновников и депутатов.

Ну, зачем кому-то помогать? И тем более, зачем об этом заявлять?

Ведь деятельность должна состоять в другом — в непрерывном церемониале, в кафкианском блуждании с одного заседания на другое, в умножении мертвых слов…

Подобное отчуждение «знати» от остальных было бы привычно и даже мило, если бы не привычный для нас сценарий потрясения, который следует вслед за тромбозом — от гангрены к ампутации.

Тромб не излечишь словами, зато словесно можно убедить больного не медлить с лечением.

Источник