Дмитрий Евстафьев
... решил я посмотреть на встречу Дональда нашего Трампа, чудившего в Европах по полной программе, с В.В.Путиным, в очередной раз "взявшим паузу", с несколько другой стороны.
С точки зрения экономики. Экономика, она, штука тонкая. А у Трампа на уме одна почти экономика.
Я понимаю, что меня сейчас тапками закидают, но.... У нас же демократия, правда? Вот и почитайте в рамках укрепления демократических институтов нашего общества.
Дмитрий Евстафьев – профессор факультета коммуникаций, медиа и дизайна Высшей школы экономики
Первая полномасштабная встреча президентов России и США обросла мифами, включая ожидания раздела мира между двумя авторитарными лидерами. Сложившаяся атмосфера отражает высокий градус напряженности и политизированности глобальных процессов. Считается, что встреча будет связана с обсуждениями в основном политических вопросов, а ее главным результатом будет изменение политической атмосферы. Впрочем, объективно часть политических вопросов, обозначаемых как основа для диалога, являются либо в принципе тупиковыми (Украина), либо проблемными для демонстрации быстрого положительного результата.
Вопросы контроля над ядерными вооружениями последние недели продвигаются как основа дальнейшей повестки дня для российско-американских отношений. Диалог по данным вопросам возможен и полезен, особенно учитывая дестабилизирующие последствия односторонних действий, например по договору РСМД. Но такие вопросы – тема для долголетней дипломатической и экспертной проработки, а не для постоянного взаимодействия двух президентов, тем более учитывая жизненный опыт и область интересов Дональда Трампа, а также отсутствие у него до сих пор контроля над бюрократией Государственного департамента.
Встречу в Хельсинки нельзя назвать полноценным саммитом. Это скорее консультации, которые дают возможность обозначить круг вопросов для дальнейшего взаимодействия и границы возможных компромиссов. Оба лидера представляют страны, обладающие, хотя и в различной степени, глобальным экономическим и политическим потенциалом. И они заинтересованы в создании благоприятных возможностей для экономического развития собственных стран в условиях глобальной экономической неопределенности.
Когда Дональд Трамп говорит, что США способны действовать в мировой политике в одиночестве, он не лукавит. США доказали свою способность принимать и осуществлять односторонние решения в глобальной политике. Но политическая реальность показала, что, находясь в нарастающей политической изоляции, Трампу крайне сложно добиваться желаемого результата, особенно в те сроки, которые для него по многим причинам критичны. Экономика – еще более сложная система, в которой многое зависит от состояния и направленности действия важнейших глобальных экономических институтов, которые сейчас находятся в кризисе, в том числе в результате действий Трампа. А США находятся в состоянии многовекторной торговой войны практически со всеми крупнейшими глобальным экономическими игроками, за исключением, пожалуй, Японии – и, вероятно, это просто вопрос времени.
Сложилась парадоксальная ситуация: США и Россия находятся в состоянии сравнительно жесткого геополитического противоборства, близкого к прямой военно-политической конфронтации, но с Россией американский президент способен вести конструктивный экономический диалог больше, чем с какой-либо иной страной, даже идеологически и политически близкой. Другой вопрос, что этот диалог будет касаться не собственно российско-американских экономических отношений, которые находятся на относительно низком уровне, а глобальной экономической ситуации, экономических и геоэкономических отношений с третьими странами. В мировой экономике сложилась парадоксальная ситуация, когда поддержка или нейтралитет условных «1,5% глобального ВВП» для глобальной промышленной и финансовой сверхдержавы имеют значение, достаточное для достижения сложных компромиссов. России стоит воспользоваться этим, безусловно временным, положением.
Политика Трампа демонстрирует тесную связь с экономическими приоритетами. К тому же ситуация в мире показывает нарастание экономической напряженности в отношениях между ключевыми игроками глобальной экономики. Для России также являются приоритетными экономические вопросы, прежде всего выход из «гонки санкций», снятие ограничений на доступ к инвестиционным и финансовым ресурсам, не говоря уже о снятии политических ограничений на доступ к ключевым рынкам. Встреча двух лидеров не просто не будет свободна от экономической проблематики: проблемы глобальной экономики будут важным системообразующим фоном для обсуждения текущих политических вопросов.
Возможности обоих лидеров, а не только Трампа, идти на компромисс по важнейшим политическим вопросам сейчас весьма ограничены сложной внутриполитической конъюнктурой. Публично озвучиваемый компромисс по многим вопросам породит неблагоприятные политические процессы внутри страны не только в США, но и в России. В таких условиях при относительной узости публичной повестки дня экономика может быть той самой дискуссионной темой, на базе которой может быть сформировано долгосрочное взаимопонимание.
Эти ожидания отражают объективную реальность: прежняя архитектура глобального политического и особенно экономического миропорядка перестает быть актуальной, подрывая стабильность существующих мирохозяйственных связей. Конечно, влияние США и России в формировании новой архитектуры глобальной экономики несравнимы, но и Москва, как показал опыт 2014-2017 гг., может оказывать решающее влияние в ряде локальных точек глобальной экономики.
Это касается, например, глобального рынка энергетики. Россия способна на мировом рынке энергоносителей сыграть в среднесрочный демпинг, тем самым похоронив надежды американских сланцевиков на выход из депрессии. Влияние России ощущается и в вопросах оборота новых финансовых инструментов, экспорта сельскохозяйственных товаров, на рынке специальной металлургии и в ряде других сегментов, важных не только для глобальной экономики в целом, но и для экономики США в частности.
Заинтересованность в обсуждении экономических вопросов и возможность для обоих лидеров достигать договоренностей, которые могут изменить глобальный расклад сил, – в этом истоки нервной реакции значительной части глобальных игроков: практически любая серьезная договоренность или намек на нее (с учетом нарастающего манипулятивного характера американской внешней политики, допускающей возможность искажения реально достигнутых договоренностей) могут стать источником дестабилизации значимых рынков.
Простой вброс утечек о стратегических договоренностях об отказе России от дальнейшего сближения с КНР неминуемо приведет к серьезному кризису в АТР, связанному с резким повышением рисков для китайской экономики. Согласие Москвы с линией Вашингтона в отношении Ирана или убедительная публичная демонстрация возможности этого приведет к серьезным экономическим проблемам в Европе, и не только на энергетическом рынке.
С учетом дестабилизации большинства значимых глобальных институтов, чтобы вызвать значимый кризис, достаточно будет краткосрочной турбулентности на базе информационных фейков. Критическим фактором является общая готовность глобальных игроков к негативному сценарию. Но именно сейчас Россия может оказать Трампу (как политическому деятелю, отражающему интересы конкретных групп экономических интересов) поддержку в формировании благоприятного для него геоэкономического контекста. Какие же точки соприкосновения геоэкономических интересов России и Трампа и тех групп интересов, которые стоят за ним, можно назвать в качестве предмета неафишируемого диалога в Хельсинки?
Первое. Замедление стратегического сближения с КНР, в особенности с точки зрения обеспечения Китая сырьевыми ресурсами. При большинстве реалистических сценариев по данному вопросу Москва просто не может пойти полностью навстречу Трампу, хотя бы в силу долгосрочности действий Москвы на «китайском» направлении. Но уступки, прежде всего по темпам сближения с Пекином и военно-политической компоненте взаимодействия, могут быть сделаны – естественно, при условии встречных шагов со стороны США в инвестиционно-финансовой области. Для российского руководства «политическая игра» вокруг этой тематики будет хорошим поводом для проверки среднесрочной дееспособности Трампа и возможности выстраивания с ним некоего стратегического взаимодействия за пределами пропагандистских политических действий. Ибо такой компромисс потребует от Трампа демонстрации наличия системного влияния в органах государственной власти США, которое сейчас отсутствует.
На уровне обещаний такой стратегический компромисс вполне возможен. Хотя в реальности ни президент США не сможет (даже с учетом усиления после ноябрьских выборов в Конгресс) начать облегчать давление на Москву, ни Россия не сможет отказаться от обусловленной геоэкономической логикой политики сближения с КНР и в целом от разворота на Восток и на Юг. И для США, и для РФ целью по разным мотивам становится выигрыш времени. США не готовы к переводу противостояния с КНР в военное русло и стараются сохранить отношения в формате «демонстрации силы». Россия не готова делать решительный выбор в пользу стратегического партнерства с КНР на нынешних условиях китайской стороны.
Второе. Выстраивание новой архитектуры глобального рынка углеводородов. Это, естественно, невозможно без прямого благоприятного участия России, которая не просто сохранила, но укрепила свое влияние на рынке энергоносителей в период «кризиса цен». США благоприятный режим торговли углеводородами нужен для извлечения максимальных доходов, часть из которых через различные механизмы можно будет конвертировать в индустриализационные проекты. Вся политика Трампа в сфере глобальной торговли направлена на разворот потоков сырьевой ренты в направлении инвестиций в реальный сектор американской экономики. В данном вопросе он готов и к жестким действиям, и к стратегическим компромиссам, имея перед собой значимую стратегическую цель в виде укрепленного «нефтедоллара», возможно, дополнительно виртуализированного во внешнем инвестиционном пространстве. Главным тактическим, операционным интересом Трампа является неконкурентный доступ США на европейский рынок углеводородов. Это было вполне достижимой целью в формате «атлантического партнерства» по формуле «рынок углеводородов в обмен на рынок промышленных товаров», но в условиях полномасштабной торговой войны решение данной задачи существенно усложнилось, даже с учетом того, что в целом США пока выигрывают конкуренцию у ЕС. Трампу необходимо запустить процесс нового картелирования европейского энергетического рынка с изменением принципов его регулирования.
И Россия, и США заинтересованы в снижении регулятивного давления на энергетических рынках, а главное, в предотвращении возникновения картеля покупателей энергоносителей в противовес картелю поставщиков, о возможности возникновения которого стали говорить в последнее время.
В случае успеха в Европе формат перекартелирования с участием России вполне может быть предложен и для китайского рынка, который объективно будет находиться в состоянии качественной трансформации, и вряд ли ту удастся осуществить без участия США в лице энергетических и технологических компаний.
Третье. Недестабилизирующая политика Москвы в глобальных финансах. Трамп и стоящие за ним группы интересов не заинтересованы в возникновении крупного финансового кризиса, поскольку экономика США, вероятно, пока к полноценному дефолту и отказу от доминирования в глобальных финансах не готова. Хотя Трамп и заинтересован в снижении влияния и самостоятельности сетевых финансовых структур, которые являются опорой «партии глобализма», но не доводя дело до глобального финансового кризиса, к которому экономика США, вероятно, не готова. Вес России в данной сфере незначителен, а заявлявшаяся идея дедолларизации глобальной экономики – лозунг скорее политический. В ряде отраслей Москва может сыграть существенную роль, особенно с точки зрения оборота различных финансово-инвестиционных инструментов, захеджированных с опорой на сырьевые товары. В частности, большую озабоченность в США вызывает возможность подключения Москвы к торговле нефтяными фьючерсами на Шанхайской бирже.
Тревожным «звонком» для США является соглашение между КНР и арабскими странами о создании межбанковского объединения. Хотя заявленный объем ресурсов для объединения относительно невелик, важен сам факт попытки Китая играть на поле, где ранее присутствовали только США и – в ограниченном объеме – страны ЕС: в сфере изъятия нефтяной ренты у ближневосточных экспортеров.
Меньшую озабоченность США вызывает активность России в сфере оборота криптовалют, а также создание под новые финансовые инструменты системы «новых» «цифровых офшоров». Проведение рядом стран (Китай, Россия, Индия, страны Евразии и Восточной Азии) согласованной политики в отношении «цифровых офшоров» может похоронить всю американскую антиофшорную политику последних 12-15 лет, став сильным ударом по американскому доминированию в глобальных финансах.
В русле сохранения контроля над оборотом «серых финансов» лежит и идея признания Крыма российским де-факто, и его интеграции в некое условное правовое пространство, которое бы исключало возможность использования полуострова для формирования офшорного пространства нового типа, которое лежит вне досягаемости американских регуляторов даже формально.
Четвертое. Сохранение американского доминирования в глобальной логистике. Применительно к сегодняшним геополитическим реалиям это будет означать отказ России от принятия китайского операционного и инвестиционного формата реализации новых континентальных транспортных коридоров или, во всяком случае, существенное замедление диалога по данному вопросу. А также отказ от форсированной реализации проекта глобального транспортного коридора «Север-Юг». Для США этот вопрос не является сейчас приоритетным, хотя определенное давление США уже испытывают, в том числе со стороны своих союзников в Европе и Восточной Азии. Для России любые подвижки по данному вопросу означают принятие исключительно серьезных политических решений, которые будут иметь большую геополитическую цену. Тем не менее с учетом сложностей в диалоге с КНР, а также неопределенности по вопросу о будущем российского влияния на постсоветском пространстве и этот аспект может быть как минимум обозначен в ходе переговоров.
Главным вопросом, который даст ответ о принципиальной возможности ведения не только обсуждения, но и сущностных параметров таких переговоров, является уровень доверия между сторонами, который определяется в сегодняшних реалиях односторонне: способностью президента США Трампа обеспечивать не просто выполнение достигнутых договоренностей политической системой США, но и их операционализацию американской бюрократией. А относительно этого есть очевидные сомнения. Так что пока стоит рассматривать встречу в Хельсинки, как и говорилось выше, всего лишь как консультации, призванные ограничить дестабилизирующее воздействие политической напряженности.
Оценили 14 человек
23 кармы