начался 2й день масленицы.. Пимиентские блинчики

О. Генри.

Когда мы сгоняли гурт скота с тавром "Треугольник-О" в долине Фрио, торчащий сук сухого мескита зацепился за мое деревянное стремя, я вывихнул себе ногу и неделю провалялся в лагере.

На третий день моего вынужденного безделья я выполз к фургону с провизией и беспомощно растянулся под разговорным обстрелом Джедсона Одома, лагерного повара. Джед был рожден для монологов, но судьба, как всегда, ошиблась, навязав ему профессию, в которой он большую часть времени был лишен аудитории.

Таким образом, я был манной небесной в пустыне вынужденного молчания Джеда.

Своевременно во мне заговорило естественное для больного желание поесть чего-нибудь такого, что не входило в опись нашего пайка. Меня посетили видения матушкиного буфета, "что сладостны, как первая любовь, источник горьких сожалений", и я спросил.

- Джед, ты умеешь печь блинчики?

Джед отложил свой шестизарядный револьвер, которым собирался постучать антилопью отбивную, и встал надо мною, как мне показалось, в угрожающей позе. Впечатление его враждебности еще более усилилось, когда он устремил на меня холодный и подозрительный взгляд своих блестящих голубых глаз.

- Слушай, ты, - сказал он с явным, хотя и сдержанным гневом. - Ты издеваешься или серьезно? Кто-нибудь из ребят рассказывал тебе про этот подвох с блинчиками?

- Что ты, Джед, я серьезно, я бы, кажется, променял свою лошадь и седло на горку масленых поджаристых блинчиков с горшочком свежей новоорлеанской патоки. А разве была какая-нибудь история и блинчиками?

Джед сразу смягчился, увидев, что я говорю без намеков. Он притащил из фургона какие-то таинственные мешочки и жестяные баночки и сложил их в тени куста, под которым я примостился. Я следил, как он начал не спеша расставлять их и развязывать многочисленные веревочки.

- Нет, не история, - сказал Джед, продолжав свое дело, - просто логическое несоответствие между мной, красноглазым овчаром из лощины Шелудивого Осла и мисс Уиллелой Лирайт. Что ж, я, пожалуй, расскажу тебе.

Я пас тогда скот у старика Билла Туми на Сан-Мигуэле. Однажды мне страсть как захотелось пожевать какой-нибудь такой консервированной кормежки, которая никогда не мычала, не блеяла, не хрюкала и не отмеривалась гарнцами. Ну я вскакиваю на свою малышку и лечу в лавку дядюшки Эмсли Телфэра у Пимиентской переправы через Нуэсес.

Около трех пополудни я накинул поводья на сук мескита и пешком прошел последние двадцать шагов до лавки дядюшки Эмсли. Я вскочил на прилавок и объявил ему, что, по всем приметам, мировому урожаю фруктов грозит гибель.

Через минуту я имел мешок сухарей, ложку с длинной ручкой и по открытой банке абрикосов, ананасов, вишен и сливы, а рядом трудился дядюшка Эмсли, вырубая топориком желтые крышки. Я чувствовал себя, как Адам до скандала с яблоком, вонзал шпоры в прилавок и орудовал своей двадцатичетырехдюймовой ложкой, как вдруг посмотрел случайно в окно на двор дома дядюшки Эмсли находившегося рядом с лавкой.

Там стояла девушка, неизвестная девушка в полном снаряжении; она вертела в руках крокетный молоток и изучала мой способ поощрения фруктово-консервной промышленности.

Я скатился с прилавка и сунул лопату дядюшке Эмсли.

- Это моя племянница, - сказал он. - Мисс Уиллела Лирайт, приехала погостить из Палестины. - Хочешь, я тебя познакомлю?

"Из святой земли, - сказал я себе, и мои мысли сбились в кучу, как овцы, когда их загоняешь в корраль. А почему нет? Ведь были же ангелы в Палес..." - Конечно, дядюшка Эмсли, - сказал я вслух, - мне было бы страшно приятно познакомиться с мисс Лирайт.

Тогда дядюшка Эмсли вывел меня во двор и представил нас друг другу.

Я никогда не был робок с женщинами. Я никогда не мог понять, почему это некоторые мужчины, способные в два счета укротить мустанга и побриться в темноте, становятся вдруг паралитиками и черт знает как потеют и заикаются, завидев кусок миткаля, обернутый вокруг того, вокруг чего ему полагается быть обернутым. Через восемь минут я и мисс Уиллела дружно гоняли крокетные шары, будто двоюродные брат и сестра. Она съязвила насчет количества уничтоженных мною фруктовых консервов, а я, не очень смущаясь, дал сдачи, напомнив как некая особа, по имени Ева, устроила сцену из-за фруктов на первом свободном пастбище... "кажется, в Палестине, не правда ли?" - говорю я этак легко и спокойно, словно заарканиваю однолетку.

Таким вот манером я сразу расположил к себе мисс Уиллелу Лирайт, и чем дальше, тем наша дружба становилась крепче. Она проживала на Пимиентской переправе ради поправления здоровья, очень хорошего, и ради климата, который был здесь жарче на сорок процентов, чем в Палестине.

Сначала я наезжал повидать ее раз в неделю, а потом рассчитал, что если я удвою число поездок, то буду видеться с ней вдвое чаще.

Как-то на одной неделе я выкроил время для третьей поездки. Вот тут-то и втесались в игру блинчики и красноглазый овчар.

Сидя в тот вечер на прилавке, с персиком и двумя сливами во рту, я спросил дядюшку Эмсли, что поделывает мисс Уиллела.

- А она, - говорит дядюшка Эмсли, - поехала покататься с Джексоном Птицей, овцеводом из лощины Шелудивого Осла.

Я проглотил персиковую косточку и две сливовых. Наверное, кто-нибудь держал прилавок под уздцы, когда я слезал. А потом я вышел и направился по прямой пока не уперся в мескит, где был привязан мой чалый.

- Она поехала кататься, - прошептал я в ухо своей малышке, - с Птицсоном Джеком, Шелудивым Ослом из Овцеводной лощины, понимаешь ты это, друг с копытами?

Мой чалый заплакал на свой манер. Это был ковбойский конь, и он не любил овцеводов.

Я вернулся и спросил дядюшку Эмсли: "Так ты сказал - с овцеводом?"

- Я сказал - с овцеводом, - повторил дядюшка Эмсли. - Ты, верно, слышал о Джексоне Птице. У него восемь участков пастбища и четыре тысячи голов лучших мериносов к югу от северного полюса.

Я вышел, сел на землю в тени лавки и прислонился к кактусу.

Безрассудными руками я сыпал за голенища песок и произносил монологи по поводу птицы из породы Джексонов.

За свою жизнь я не изувечил ни одного овцевода я не считал это необходимым. Как- то я повстречал одного, он ехал верхом и читал латинскую грамматику, - так я его пальцем не тронул. Овцеводы никогда особенно не раздражали меня, не то что других ковбоев. Очень мне нужно уродовать и калечить плюгавцев, которые едят за столом, носят штиблеты и говорят с тобою на всякие темы. Пройдешь, бывало, мимо и поглядишь, как на кролика, еще скажешь что-нибудь приятное и потолкуешь насчет погоды, но, конечно, никаких распивочных и навынос не было. Вообще я не считал нужным с ними связываться.

Так вот потому, что по доброте своей я давал им дышать, один такой разъезжает теперь с мисс Уиллелой Лирайт.

За час до заката они прискакали обратно и остановились у ворот дядюшки Эмсли. Овечья особа, помогла Уиллеле слезть, и некоторое время они постояли, перебрасываясь игривыми и хитроумными фразами. А потом окрыленный Джексон взлетает в седло, приподнимает шляпу-кастрюльку и трусят в направлении своего бараньего ранчо. К тому времени я вытряхнул песок из сапог и отщепился от кактуса. Он не отъехал и полмили от Пимиенты, когда я поравнялся с ним на моем чалом.

Я назвал этого овчара красноглазым, но это не верно. - Его зрительное приспособление было довольно серым, но ресницы были красные, а волосы рыжие, оттого он и казался красноглазым. Овцевод?.. Куда к черту, в лучшем случае ягнятник, козявка какая-то, с желтым шелковым платком вокруг шеи и в башмаках с бантиками.

- Привет! - сказал я ему. - Вы сейчас едете с всадником, которого называют Джедсон Верная Смерть за приемы его стрельбы. Когда я хочу представиться незнакомому человеку, я всегда представляюсь ему до выстрела, потому что терпеть не могу пожимать руку покойнику.

- Вот как! - говорит он совершенно спокойно. - Рад познакомиться с вами, мистер Джедсон. Я Джексон Птица с ранчо Шелудивого Осла.

Как раз в эту минуту один мой глаз увидел куропатку, скачущую по холму с молодым тарантулом в клюве, а другой глаз заметил ястреба, сидевшего на сухом суку вяза. Я хлопнул их для пущей важности одну за другим из своего сорокапятикалиберного.

- Две из трех, - говорю я. - Птицы, должен вам заявить, так и садятся на мои пули.

- Чистая стрельба, - говорит овцевод, не моргнув глазом. - Скажите, а вам не случалось промахнуться на третьем выстреле? Хороший дождик выпал на прошлой неделе, мистер Джедсон, теперь трава так и пойдет.

- Чижик, - говорю я, подъезжая вплотную к его фасонной лошади, - ваши ослепленные родители наделили вас именем Джексон, но вы определенно выродились в чирикающую птицу. Давайте бросим эти самые анализы дождичка и стихий и поговорим о том, что не входит в словарь попугаев. Вы завели дурную привычку кататься с молодыми девицами из Пимиенты. Я знавал пташек, - говорю я, - которых поджаривали за меньшие проступки. Мисс Уиллела, - говорю я, -

совсем не нуждается в гнезде, свитом из овечьей шерсти пичужкой из породы Джексонов. Так вот, намерены ли вы прекратить эти штучки, или желаете галопом наскочить на мою кличку "Верная Смерть", в которой два слова и указание по меньшей мере на одну похоронную процессию?

Джексон Птица слегка покраснел, а потом засмеялся.

- Ах, мистер Джедсон, - говорит он, - вы заблуждаетесь. Я заезжал несколько раз к мисс Лирайт, но не с той целью, как вы думаете. Мой объект чисто гастрономического свойства.

Я потянулся за револьвером.

- Всякий койот, - говорю я, - который осмелится непочтительно...

- Подождите минутку, - говорит эта пташка, - дайте объяснить. К чему мне жена? Посмотрели бы вы на мое ранчо. Я сам себе стряпаю и штопаю. Еда - вот единственное удовольствие, извлекаемое мной из разведения овец. Мистер Джедсон, вы пробовали когда-нибудь блинчики, которые печет мисс Лирайт?

- Я? Нет, - говорю, - я и не знал, что она занимается кулинарными манипуляциями.

- Это же золотые созвездия, - говорит он, - подрумяненные на амброзийном огне Эпикура. Я бы отдал два года жизни за рецепт приготовления этих блинчиков. Вот зачем я ездил к мисс Лирайт, - говорит Джексон Птица, - но мне не удалось узнать его. Это старинный рецепт, он сохраняется в семье уже семьдесят пять лет. Он передается из поколения в поколение, и посторонним его не сообщают. Если бы я мог достать этот рецепт, я пек бы сам себе блинчики на ранчо и был бы счастливым человеком, - говорит Птица.

- Вы уверены, - говорю я ему, - что вы гоняетесь не за ручкой, которая месит блинчики?

- Уверен, - говорит Джексон, - Мисс Лирайт совершенно очаровательная девушка, но, повторяю, мои намерения не выходят за пределы гастро..." - Тут он увидел, что моя рука скользнула к кобуре, и изменил выражение: - За пределы желания достать этот рецепт, заключил он.

- Не такой уж вы плохой человечишко, - говорю я стараясь быть вежливым.

- Я задумал было сделать, ваших овец сиротами, но на этот раз позволю вам улететь. Но помните: приставайте к блинчикам, да покрепче. Как средний блин к горке, и не вздумайте смешать подливку с сентиментами, не то у вас на ранчо будет пение, а вы его не услышите.

- Чтобы убедить вас в своей искренности, - говорит овцевод, - я прошу вас, помочь мне. Мисс Лирайт и вы большие друзья, и, может быть, она сделает для вас то чего не сделала для меня. Если - вы достанете мне этот рецепт, то даю вам слово, я никогда к ней больше не поеду.

- Вот это по-честному, - сказал я и пожал руку Джексона Птицы. - Я рад услужить и сделаю, все, что смогу.

Он повернул к большой заросли кактусов на Пьедре, в направлении Шелудивого Осла, а я взял курс на северо-запад, к ранчо старика Билла Туми.

Только пять дней спустя мне удалось снова заехать на Пимиенту. Мы с мисс Уиллелой очень мило провели вечерок у дядюшки Эмсли. Она спела кое-что, порядочно потерзала пианино цитатами из опер, А я изображал гремучую змею и рассказал ей о новом способе обдирать коров, придуманном Снэки Мак-Фи, и о том, как я однажды ездил в Сент-Луис. Наше взаимное расположение крепло вовсю. И вот, я думаю, если теперь мне удастся убедить Джексона Птицу совершить перелет, дело в шляпе. Тут я вспоминаю его обещание насчет рецепта блинчиков и решаю выведать его у мисс Уиллелы и сообщить ему. И уж тогда, если я снова поймаю здесь птичку из Шелудивого Осла, я ей подрежу крылышки.

И вот часов около десяти я набрасываю на лицо льстивую улыбку и говорю мисс Уиллеле: "Знаете, сели мне что-нибудь и нравится больше вида рыжего быка на зеленой траве, так это вкус хорошего горячего блинника с паточной смазкой".

Мисс Уиллела слегка подпрыгнула на фортепианной табуретке и странно на меня посмотрела.

- Да, - говорит она, - это действительно вкусно. Как вы сказали, называется эта улица в Сент-Луисе, мистер Одом, где вы потеряли шляпу?

- Блинчиковая улица, - говорю я, подмигнув, чтобы показать, что мне, мол, известно о фамильном рецепте и меня не проведешь. - Чего уж там, мисс Уиллела, - говорю, - рассказывайте, как вы их делаете. Блинчики так и вертятся у меня в голове, как фургонные колеса. Да ну же... фунт крупчатки, восемь дюжин яиц и так далее. Что там значится в каталоге ингредиентов?

- Извините меня, я на минуточку, - говорит мисс Уиллела, окидывает меня боковым взглядом и соскальзывает с табуретки. Она рысью выбежала в другую комнату, и вслед за тем оттуда выходят ко мне дядюшка Эмсли в своей жилетке и с кувшином воды. Он поворачивается к столу за стаканом и я вижу в его заднем кармане многозарядку.

"Ну и ну! - думаю я. - Эта семейка, видно, здорово дорожит своими кулинарными рецептами, коли защищает их с оружием. Я знавал семьи, так они не стали бы к нему прибегать даже при фамильной вражде".

- Выпей-ка вот это, - говорит дядюшка Эмсли, протягивая мне стакан воды. - Ты слишком много ездил сегодня верхом. Джед, и все по солнцу.

Попытайся думать о чем-нибудь другом.

- Ты знаешь, как печь блинчики, дядя Эмсли? - спросил я.

- Ну, я не ахти как осведомлен в их анатомии, - говорит дядюшка Эмсли,

- но мне кажется, надо взять побольше сковородок, немного теста, соды и кукурузной муки и смешать все это, как водится, с яйцами и сывороткой. А что, Джед, старик Билл опять собирается по весне гнать скот в Канзас-Сити?

Только эту блинчиковую спецификацию мне и удалось получить в тот вечер.

Не удивительно, что Джексон Птица осекся на этом деле. Одним словом, я бросил эту тему и немного поговорил с дядюшкой Эмсли о скоте и циклонах. А потом вошла мисс Уиллела и сказала: "Спокойной ночи", и я помчался к себе на ранчо.

Неделю спустя я встретил Джексона Птицу, когда он уезжал от дядюшки Эмсли, а я направлялся к нему. Мы остановились на дороге и перекинулись пустяковыми замечаниями.

- Что, еще не достали список деталей для ваших румянчиков? - спросил я его.

- Представьте, нет, - говорит Джексон, - и, по всей видимости, у меня ничего не выйдет. А вы пыталась?

- Пытался, - говорю я, - да это все равно, что выманивать из норы луговую собачку ореховой скорлупой. Этот блинчиковый рецепт - талисман какой-то, судя по тому, как они за него держатся.

- Я почти готов отступиться, - говорит Джексон с таким отчаянием в голосе, что я почувствовал к нему жалость. - Но мне страшно хочется знать, как печь эти блинчики, чтобы лакомиться ими на моем одиноком ранчо. Я не сплю по ночам, все думаю, какие они замечательные.

- Продолжайте добиваться, - говорю я ему, - и я тоже буду. В конце концов кто- нибудь из нас да накинет аркан ему на рога. Ну, до свидания, Джекси.

Сам видишь, что в это время мы были в наимирнейших отношениях. Когда я убедился, что он не гоняется за мисс Уиллелой, я с большим терпением созерцал этого рыжего заморыша. Желая удовлетворить запросы его аппетита, я по прежнему пытался выманить у мисс Уиллелы заветный рецепт. Но стояло мне сказать слово "блинчики", как в ее глазах появлялся оттенок туманности и беспокойства и она старалась переменить тему. Если же я на нее наседал, она выскальзывала из комнаты и высылала ко мне дядюшку Эмсли с кувшином воды и карманной гаубицей.

Однажды я прискакал, к лавочке с большущим букетом голубой вербены, - я набрал его в стаде диких цветов, которое паслось на дугу Отравленной Собаки.

Дядюшка Эмсли посмотрел на букет прищурясь и говорит:

- Не слыхал новость?

- Скот вздорожал?

- Уиллела и Джексон Птица повенчались вчера в Палестине, - говорит он.

- Сегодня утром получил письмо.

Я уронил цветы в бочонок с сухарями и выждал, пока новость, отзвенев в моих ушах и скользнув к верхнему левому карману рубашки, не ударила мне, наконец, в ноги.

- Не можешь ли ты повторить еще раз, дядюшка, Эмсли, - говорю я, - может быть, слух изменил мне и ты лишь сказал, что первоклассные телки идут по четыре восемьдесят за голову или что-нибудь в этом роде?

- Повенчались вчера, - говорит дядюшка Эмсли, - и отправились в свадебное путешествие в Вако и на Ниагарский водопад. Неужели ты все время ничего не замечал? Джексон Птица ухаживал за Уиллелой с того самого дня, как он пригласил ее покататься.

- С того самого дня! - завопил я. - Какого же черта он болтал мне про блинчики? Объясни ты мне...

Когда я сказал "блинчики", дядюшка Эмсли подскочил и попятился.

- Кто-то меня разыграл с этими блинчиками, - говорю я, - и я дознаюсь.

Тебе-то все наверное все известно. Выкладывай, или я, не сходя, с места, замешу, из тебя оладьи.

Я перемахнул через прилавок к дядюшке Эмсли. Он схватился за кобуру, но его пулемет был в ящике и он не дотянулся до него на два дюйма. Я, ухватил его за Ворот рубахи втолкнул в угол.

- Рассказывай про блинчики, - говорю я, - или сам превратишься в блинчик. Мисс Уиллела печет их?

- В жизни ни одного не испекла, а так их вовсе не видел, - убедительно говорит дядюшка Эмсли. - Ну успокойся, Джед, успокойся. Ты разволновался, и рана в голове затемняет твой рассудок, старайся не думать о блинчиках.

- Дядюшка Эмсли, - говорю я, - я не ранен в голову, но я, видно, растерял свои природные мыслительные способности. Джексон Птица сказал мне, что он навешает мисс Уиллелу, чтобы выведать ее способ приготовления блинчиков, и просил меня помочь ему достать список ингредиентов. Я помог и результат налицо. Что он сделал этот красноглазый овчар, накормил меня беленой, что ли?

- Отпусти-ка мой воротник, - говорят дядюшка Эмсли. - и я расскажу тебе. Да, похоже на то, что Джексон Птица малость тебя одурачил. На следующий день после катания с Уиллелой он снова приехал и сказал нам, чтобы мы остерегались тебя, если ты вдруг заговоришь о блинчиках. Он сказал, что однажды у вас в лагере пекли блинчики и кто-то из ребят треснул тебя по башке сковородкой. И после этого стоит тебе разгорячиться или взволноваться, рана начинает тебя беспокоить и ты становишься вроде как сумасшедшим и бредишь блинчиками. Он сказал, что нужно только отвлечь твои мысли и успокоить тебя, и ты не опасен. Ну вот, мы с Уиллелой и старались как могли.

Н-да, говорит дядюшка Эмсли, - таких овцеводов, как этот Джексон Птица, не часто встретишь.

Рассказывая свою историю, Джед не спеша, но бойко смешивал соответствующие порции из своих мешочков и баночек. К концу рассказа он поставил передо мной готовый продукт - пару румяных и пышных блинчиков на оловянной тарелке. Из какого-то секретного хранилища он извлек в придачу кусок превосходного масла и бутылку золотистого сиропа.

- А давно это было? - спросил я его.

- Три года прошло, - сказал Джед. - Они живут теперь на ранчо Шелудивого Осла. Но я ни его, ни ее с тех пор не видал. Говорят, что Джексон Птица украшал свою ферму качалками и гардинами все время пока морочил мне голову этими блинчиками. Ну, я погоревал да и бросил. Но ребята до сих пор надо мной смеются.

- А эти блинчики ты делал по знаменитому рецепту? - спросил я.

- Я же тебе говорю, что никакого рецепта не было, - сказал Джед. - Ребята все кричали о блинчиках, пока сами на них не помешались, и я вырезал этот рецепт из газеты. Как на вкус?

- Чудесно, - ответил я. - Отчего ты сам не попробуешь, Джед?

Мне послышался вздох.

- Я? - спросил Джед. - Я их в рот не беру.

Перевод М. Урнова