Запад: «невозможность решения никаких вопросов…»

На фото: Детройт, США, бывший "город моторов"...

Вообразите себе самого классического капиталиста – но живущего в нормальной, крепкой, традиционной семье. У этого капиталиста много детей, а там, глядишь, и внуки пошли, и расчёт есть на правнуков… Если капиталист живёт в таком укладе, то, может быть, сам того не понимая – он закладывает очень и очень далёкий горизонт по времени. А всякое отдаление горизонта есть возрастающая конструктивность поступков (таков открытый нами закон экономики).

Недаром о хорошем человеке говорят, как будто бы это синоним нравственности: «он думает о будущем». Ну, и выражение «он не думает о будущем» - тоже понятно кого представляет вам перед мысленным взором. Правда?

Когда в расчёты «мозгового калькулятора» попадают род и вера (религиозная) – это очень и очень существенно влияет на расчёты. Поведение становится не просто другим, чем у временщика, но зачастую даже и противоположным.

Способность думать о будущем (а в религиозном идеале – о Вечности) отличает мыслящее существо от неодушевлённого предмета. Ведь способность двигаться есть и у того, и у другого! Вода, например, течёт вниз, только наклони! Но она же неодушевлённая. Если бы вода была одушевлённой – она бы сперва думала, надо ли ей в данной ситуации течь вниз, или нет. А так наклонили – полилась. Тот, кто наклонял – знает, зачем. А вода – понятия не имеет…

+++

Самая главная проблема либерального капитализма – это схлопывание горизонтов планирования. Чем меньше человек думает о будущем, тем ближе он в своих движениях к неодушевлённому предмету. Почему вода льётся вниз? Потому что она идёт по ЛИНИИ НАИМЕНЬШЕГО СОПРОТИВЛЕНИЯ.

+++

Каждый из нас, если доучился хотя бы до 8 класса самой средней школы, знает такое условие постановки задачи как «при прочих равных условиях». Это очень просто, освежим в памяти: один и тот же товар (при прочих равных условиях) стоит в одном месте 2 рубля, а в другом 5. Где выгоднее его купить? Очевидно и первоклашке: там, где он дешевле. Но! «При прочих равных условиях».

Потому что если ввести вводное (простите за тавтологию) – скажем, что по 2 рубля продают краденый товар, и за покупку, как соучастник, можешь присесть лет на пять, то решение совсем уже не очевидно, как «при прочих равных».

Стремясь куда-то быстрее попасть – мы выбираем короткую дорогу. Очевидно же? А если на короткой дороге волки, или бандиты, а длинная – безопасна? Тогда совсем другое дело…

+++

Именно существование вводных условий в задачу и заставляет Разум очень часто отвергать очевидную линию наименьшего сопротивления. То есть делать то, на что у неодушевлённых предметов воли нет. Течь вверх, хотя вниз течь легче. Идти в гору, хотя под гору катиться – сами понимаете…

Человек жил и действовал отнюдь не всегда по линии наименьшего сопротивления – не потому, что не мог её вычислить, определить (обычно она очевидна) – а по причине вводных условий задачи. Главной из которых является планирование будущего, прогностика, построенная на понимании причинно-следственных связей.

И так было, пока не пришёл либерализм, как наиболее логически-завершённая и наиболее деструктивная форма атеизма-материализма-эволюционизма. Пока капиталисты не стали "свободными плейбоями", а потом и хуже: вообще "чайлдфри"...

Само по себе отрицание души (как мистической потусторонней тайны) уравнивает одушевлённое с неодушевлённым. Часы, конечно, сложнее молотка, но из одного металла деланы, и одними законами механики управляемы.

Практический вывод из отсутствия души либерализм тут же и сделал: надо вести себя, как неодушевлённые предметы, то есть всегда двигаться по линии наименьшего сопротивления, туда, куда проще всего, веселее всего, приятнее всего, быстрее всего и т.п.

То есть: всегда вниз, всегда под гору. Причём для либералов это не аморальное разложение бытия, а фундаментальный закон природы, высшая мудрость Вселенной: часы, которые перестанут подчинятся механическому детерминизму – сломанные часы, а не какой-то там «высший организм»…

Кстати сказать, фрейдизм и особенно неофрейдизм так и рассматривают все сложные формы человеческой деятельности: как сублимацию неудовлетворённых низших инстинктов. Почему вода потекла наверх, против своего естества? Ей не дали течь вниз, её нагнетают насосом – вот она и потекла. Откройте воде слив – и она перестанет заниматься «противоестественными практиками» (такими, как наука, искусство, поиски справедливости, сложные формы абстрагирования идей и т.п.).

Развивая эту тему, либерализм наплодил много теорий, о которых нет времени подробно говорить (кому интересно – погуглите сами):

- о человеке как о больной, свихнувшейся обезьяне; 
- о человеке, как обезьяне, мутировавшей возле источников радиации;
- о членораздельной речи, как ошибке природы; 
- о культуре – как увечьи, психической травме нанесённой дикарю, и т.д.

Понять их в общих чертах, надёжа-государь, немудрено: если человек вместо служения занимается самоудовлетворением, то формы этого самоудовлетворения всё грубее и примитивнее, что тоже закон. «Пережитки культуры» растворяются в эгоизме, как в кислоте: потребности деградируют до удовлетворения чисто-животных инстинктов.

+++

«Мы хотим, чего хотим, а делаем, что можем». Смысл в том, что наши действия стремятся к нашим желаниям, но это не значит – совпадать с ними. Вообразите: поезд выехал из Владивостока, и стремится в Москву, но пока он ещё в Чите. И можно сказать, что поезд ошибся, что вместо Москвы он приехал в Читу, куда ему совсем не нужно было… Но умный человек понимает, что Чита – станция по пути поезда, стремящегося в Москву.

Для христианина свобода – это «свобода от греха». Весьма специфическое и в корне чуждое либеральному понимание свободы. Для капиталистов XIX века, которых описывал Маркс (сам будучи продуктом их среды) – свобода есть «осознанная необходимость».

В нашей аллегории это расшифровывается так: «я не хочу в Читу, но я хочу в Читу». Я не хочу в Читу, потому что Чита не является целью моего путешествия. Но в то же время (диалектика!) я хочу в Читу, потому что не миновав этой станции, мой поезд не приедет, куда мне хочется.

Пока капиталист видит в свободе «осознанную необходимость» - он, хоть и жесток, но часть человеческой цивилизации. Антицивилизацией он становится когда начинает понимать свободу по либеральному. Когда диалектика «не хочу, но хочу» «снимается», и остаётся одно только сиюминутное, лишённое представлений о будущем и причинно-следственных связях «хочу».

+++

И вот когда человек оказывается в таком (либеральном) состоянии духа - всякое решение всякой проблемы становится для верхов накладно, а для низов – «напряжно».

Верхи сами руками не работают, и потому для них «решение проблемы настоящим образом» - это расходы, вопрос скаредности. Например: чтобы удалить корни проблемы «Х» нужно 10 млн. А для того, чтобы просто убрать, ненадолго, её поверхностные симптомы – 1 млн.

Если прибегнуть к «паллиативному средству», то очевидна экономия в 9 млн. Проблема не будет решена, но ты от неё временно отвяжешься, а там, глядишь, и помрёшь – и вообще это уже не твоя проблема будет.

Найдите такого капиталиста, который будет тратить 10 млн там, где можно обойтись одним. Да если и найдётся – он же в рыночной экономике в трубу вылетит!

Но вопросами «экономии», актуальными для верхов, проблема либерализма не исчерпывается. Низы работают руками, они выделяют не деньги, а труд (включая и умственный). И там, где верхи экономят свои капиталы – низам просто «вломы» напрягаться.

Что такое 10 млн вместо 1 для низов? Это в десять раз больше работы (ведь средства, если их не осваивать, не существуют). И растленные либерализмом низы начинают поддерживать верхи в их «экономности средств», в поиске паллиативных средств.

Чем строить капитально – легче «времянку» на скорую руку быстренько сделать, а там, глядишь, и сам вопрос отпадёт. Как говорил Ходжа Насреддин, обещая калифу за 30 лет обучить осла говорить – «за тридцать лет кто-нибудь обязательно умрёт: или я, или калиф, или осёл».

+++

В итоге либерализм создал ситуацию, при которой «на торгах» всегда побеждает тот, кто предложит самое дешёвое и простое (пусть и нисколько не эффективное) решение. Это не только закон юридический (хотя таково основное правило госторгов), это ещё и философский подход к жизни.

Если мы видим её вечной – то и стремимся к вечному, а если мы приняли её временной и скоротечной, то и лучшим решением будет самое дешёвое, временное, паллиативное решение проблемы.

Напрямую и открыто цель обворовать потомков, взяв «в долю» современников, сказала М. Тэтчер в 1979 году (через год, в 1980-м это повторил Р. Рейган). Хотя, справедливости ради, укажем, что англосаксы всегда так делали (островное положение соблазнило их стать «паразитом континента» более чем 500 лет назад).

Хитрость «рейганомики» в том, что если снять деньги со всех долгосрочных программ, то образуется колоссальный фонд, который народ может потратить на своё текущее потребление. Рейган и не скрывал, что если снять финансирование с формирования и поддержания инфраструктуры, образования, культуры и т.п., то экономия будет сразу, а с проблемами «падающих мостов» и «тупых дегенератов» столкнётся уже другой президент. А какое дело Рони Рейгану до 2024 года – он к тому времени уже умрёт (и действительно, уже умер).

+++

Паллиативные средства не удаляют проблему – они лишь снимают её поверхностные симптомы. Вместо лечения сифилиса покупают замазки, пудру, прикрывают язвы – и какое-то время действительно кажется, что нет сифилиса. А насколько это дешевле, чем качественное лечение сложного и опасного заболевания, сами посудите!

Либеральный капитализм делает то, чего классический капитализм (при всём негодовании на него) – не делал: заметает проблемы «под коврик». Классический капитализм жил с прибыли – либеральный в долг, то есть с убытков. Классический капитализм строился на накоплениях (добываемых кровью и потом, но «монетка к монетке»). Либеральный проел все сбережения предшественников и давно уже ушёл в неоплатные долги, все его деньги (если мы говорим о США и Европе) – давно уже отрицательны.

У либерализма есть универсальный метод (и мы каждый день его видим): если выявлена проблема, в любой сфере – вместо её решения начинается её забалтывание, «институализация», попытки нажиться на её спекулятивных решениях. Решения номинальны, они декларативны, они не идут вглубь, они удаляют не болезнь, а лишь её внешние проявления.

+++

Самое страшное – возникающий в растленном либерализмом обществе консенсус верхов и низов на тему «и так сойдёт». Комедия становится основным, самым востребованным жанром не только в искусстве, но и саму жизнь либералы пытаются строить в жанре комедии. В их понимании проблема должна стать смешной и решаться легко, играючи.

Если проблема отказывается быть весёлой и легко решаемой (как у героев кинокомедий) – то либералы говорят «я так не играю», потому что они инфантильны, процесс умственного взросления у них сорван растлением. Если сравнивать их с плодами растений – то они сгнили прежде, чем успели созреть.

Итогом «комедизации» жизни, когда жизнь обязали быть лёгкой и весёлой, без страданий, переживаний, всегда сладкой, всегда приятной (а если не сладко и не приятно – то «надо что-то менять») – стало то, что никакие вопросы либерализм решить не в состоянии.

Этим либерализм отличается от побеждённого им советского социализма, который, при всех его маразмах и неудачных ходах, всё же, в основе своей, ставил задачу решать проблемы в корне, изучив их, поняв до конца их природу, и полностью искоренив. Таково наследство христианской цивилизации, построенной на аскезе и служении, которое социализм в СССР получил в первом поколении, а к четвёртому уже промотал.

Когда же масса растлена либерализмом (и зачастую не идейным, а бытовым либерализмом, выражающемся в «приколизме» несерьёзного отношения ко всему в жизни, в идиотизме вечного смеха и осмеяния всего) – масса начинает поддерживать вместо патриотов – «паллиотов».

- Предложи мне – требует быдло – дешёвое и быстрое решение. Проверять настоящее оно, или шарлатанское я не буду, у меня на это ума нет, да и желания, и времени. Мне, быдлану, главное, чтобы оно было простым, чтобы «раз – и в ферзи».

А в этом месте вступает в силу закон энтропии: быдланы вдруг открывают для себя, что не делать всё время легче, чем делать. Не учится легче, чем учится, не работать легче, чем работать, не служить легче, чем служить и так далее.

Накапливаясь, энтропия «свободы» (когда делаешь только чего хочется, а чего не хочется – не делаешь) порождает разорение и нищету, развал хозяйства, культуры и общества. Быдлу это не нравится, и оно начинает требовать от своих политиков:

- Вынь да положь! Что значит – не заработали?! Мы тебя зачем выбирали – чтобы ты нам нотации читал и к труду принуждал?! Мы тебя выбрали, чтобы ты нам всё обеспечил! Не знаем где, но достань деньги и раздай нам!

Либеральное общество, начинавшее с ненасилия, оборачивается гиперагрессивным хищником. Работать и своими руками (умом) создавать блага оно не хочет, ему нужна добыча, а отсюда нацизм, войны, колониальный грабёж, расслоение внутри общества.

Богатый не хочет быть «просто богатым». Он – в силу конфигурации зоологических инстинктов – хочет быть богатым без проблем, без напрягов, без труда и быстро. Он, не без оснований, рассуждает так:

- Если я буду ночевать на фабрике, как традиционный фабрикант, отдавая все силы её работе – то зачем мне деньги?! Они же мне нужны, чтобы наслаждаться жизнью, а не просто перебирать их!

Лёгкая и быстрая схема обогащения известна человечеству с древних времён: единственная с ней беда – она требует трофического лимита, кого-то, кого сожрут. Ведь где грабители – там всегда есть и ограбленные, иначе грабители просто не смогут существовать!

+++

Не то, чтобы все либерализированные этого не понимали (среди них есть и дьявольски умные) – но объединяет их другое: напрягаться никому не охота.

От этого и следует всё более и более наезженная колея: движение по линии наименьшего сопротивления. То есть раз за разом, снова и снова, выбор минимальных затрат из всего спектра возможных решений.

Поскольку эта схема паллиатизации жизни (попытка превратить драму и трагедию жизни в лёгкую комедию) действует уже около полувека, «золотые деньки» её давно прошли. Пенки с наследия монотеистических цивилизаций, оставивших великое и материальное, и культурное наследие давно сняты, основной капитал давно растрачен.

При всяком столкновении с проблемой либерализм показывает себя, в буквальном смысле слова, безруким. Его болтовня, которой он стремится заменить действие, его «дебаты» - по самому формату своему вечные, потому что у демократии нет и не может быть никакого решения окончательным – становятся всё более и более бессодержательными, беспочвенными и пустопорожними.

Привычка побеждать в виртуальном пространстве, где всегда есть возможность «подшаманить» редакторской правкой, режиссурой постановочных событий – не только бессильна перед объективной реальностью, но и вообще теряет представление о какой-то там объективной, за рамками сценария комедии выборов, реальности.

Либерализм не решает никаких проблем не потому, что не хочет: он очень, может быть, хочет.

Но он не может.

Всякий серьёзный подход к серьёзному решению серьёзной проблемы – требует выхода из либеральных ценностей, либеральных привычек, либеральных свобод и либеральной распущенности человека. Не без оснований либерал видит во всяком серьёзном решении проблемы «инквизицию, цензуру, ГУЛАГ, расстрелы, тоталитаризм, драму, ломающую судьбы, и у многих людей» и т.п.

И, дойдя до этой черты – либерализм шарахается в привычную ему болтовню и «институализацию»: надо просто говорить о наркомании, или росте преступности, или о разжигании войн, или о геноцидах, говорить много, красиво, гладко, за это, если повезёт, ещё и денежку дадут. Будешь чистым: ты сказал, предупредил, «смело обличил», был послан в задницу, и гордо туда ушёл.

А если решать серьёзно – то и меры серьёзные. Если по-взрослому, то и меры взрослые. Значит, никакого разгильдяйства, никакого шараханья по сторонам и «плюразизму»:

И если решать, то давай, решай,
А ЕСЛИ РЕШИЛ – за дело…

Но либеральная схема демократии перейти к делу органически не может, потому что она ничего не может решить. «Неподавление оппонентов» приводит к хронической шизофрении общества, которое – в прямом и буквальном смысле слова, не может сказать, чего хочет. На всякий голос найдётся голос протеста, возражения, и всё опять по кругу…

Нет ровным счётом удивительного, что этот балаган заканчивается на наших глазах фашизмом. Чем больше падает в США «уставших мостов» - тем больше соблазна применить единственное известное капитализму средство – «открытую террористическую диктатуру».

Ал. Берберов, команда ЭиМ