Исламизация в московских тюрьмах

«Бутырка». Мой сосед, парень из Енакиево (ныне Донецкая народная республика) получает по дороге «мульку» (внутритюремная переписка в условиях скуки и безделья ведется весьма активно) от знакомого. Читает, меняется в лице и без единого слова передает мне: «Ассаламу алейкум» —пишет вчерашний Вова — «вчера я принял Ислам, называй меня теперь Иса. Мусульманская вера самая верная и крепкая, я хочу помочь и тебе открыть свет истины».

Ситуация достаточно типичная для московских СИЗО, где православные славяне давно в меньшинстве. Это отражает и меняющуюся этно-религиозную структуру и города Москвы, и преступного мира. При этом следует учитывать, что уровень религиозности / вовлеченности в церковную жизнь у нас значительно ниже, нежели у выходцев из среднеазиатских и кавказских регионов.

Оказываясь в меньшинстве, формально православные зачастую вынуждены под постоянным давлением инославных принимать чужое и чуждое вероисповедание. Наблюдал множество подобных случаев, а о еще большем количестве слышал. Находясь долгое время в атмосфере средневекового мракобесия, которую формируют носители определенной ментальности, где преобладают такие темы для обсуждения, как джинны,у кого и как их изгоняли, к кому ночью приходил шайтан, почему нельзя спать на животе (придет шайтан и совершит действия развратного характера), судьба женщины-крысы (она топтала Коран и Аллах превратил ее в крысу и теперь ее возят в клетке по мечетям и показывают в назидание), человек, помещенный в подобное окружение, постепенно и сам меняется, изменяется его психологическое состояние, искажается картина мира. Он погружается в эту атмосферу вязкого безумия, где практически все связанное с отношениями с женщиной является грязным и запретным, а вот, например, близкая дружба с осликами — это ОК и даже обязательно для юношей, чтобы быть принятыми в круг взрослых мужчин, и его сознание тоже трансформируется.

Одновременно ему ненавязчиво объясняют, что свинину есть вредно, что туалетной бумагой пользоваться не надо — есть бутылка с водой, потом предлагают книгу, где есть ответы на все прочие простые и сложные вопросы, и в какой-то момент человек, не обладающий сформированным религиозным мировоззрением, искренне решает, что надо делать намаз вместе со всеми, джамаатом. Есть в этом и элементы мимикрии, и стокгольмского синдрома. Надо учитывать также и особенности восприятия человека, чей окружающий мир искусственно сужен до тесной, душной камеры и людей в ней, а поток внешней информации также резко ограничен (в некоторых СИЗО не то что специально не дают телевизоров, но не допускают и книги / периодики, а переписку серьезно усложняют, вплоть до уничтожения входящих / исходящих писем — все это для создания атмосферы вакуума и подавления воли того, кто в нем содержится).

Почему происходит акт перемены веры? Примитивное, архаичное сознание воспринимает вне-религиозного человека (т.е. атеиста, коими является процентов 50 славян, по крайней мере, в момент попадания в тюрьму, потом уровень верующих людей растёт, вопрос лишь в том к какой из религий они придут) как «кафира», которого необходимо «спасти», то есть обратить. Верующий человек, христианин, «человек книги» всегда сможет установить с инославными, например теми же мусульманами, паритет, его они поймут. А вот тот, кто определяется как атеист, им непонятен, при этом такой человек и дискутировать на религиозные темы на должном уровне (т.е. отстоять свою точку зрения, право на независимость) как правило, не может, а уйти от подобного мировоззренческого разговора в условиях заключения невозможно. При этом всё вышеописанное свойственно, в основном, гражданам иностранных государств, в основном Средней Азии. Наш Северный Кавказ в массе своей проявляет вменяемость и негативно относится как к прозелитизму/обращению, так и к самому факту перемены веры.

Бывают и иные случаи. Например, принимают ислам в обмен на решение проблемы — проиграл в карты крупную сумму, а отдавать нечем. Попросил заступничества у чеченцев, остальная умма опасается их из-за их чрезвычайной сплочённости, а в обмен за решение своих проблем пообещал принять ислам. Тут надо учитывать, что вести даават, т.е. призыв к вере, обязанность каждого мусульманина, так сказано в Коране, поэтому отказать подобному просителю они просто не могут, но какое-то уважение в их среде он вряд ли заслужит.

Надо сказать, что сотрудники ФСИН, а точнее оперчастей, прекрасно знают всё это, поэтому используют помещение в камеры к инославным/угрозу этого в качестве меры давления на славян. Формально, всё по закону, но по факту, когда в камере 15 мусульман и 1 русский, для него это пресс-хата. Выходов у него немного. Или он примет ислам, или его достаточно быстро с очень большой вероятностью «зашнырят». Ещё он может уйти из камеры, но по внутритюремным установкам это не приветствуется, мол, не смог ужиться с людьми, «сломился», а значит, почти автоматически перешёл в иную касту - «ломовых» или «шерсти», перестал быть «порядочным». Но в целом для ФСИН это не какая-то стратегия отношений, а сиюминутные, ситуационные решения в условиях стремительно меняющегося этно-религиозного состава «спецконтингента».

Есть примеры обращения в ислам не только русских, но и армян, и китайцев (то что видел я лично). На «Бутырке» вообще часто можно увидеть русского с молельным ковриком подмышкой и Кораном в руках. Но зачастую такое принятие ислама носит ситуационный, имитационный характер — например, на моих глазах один такой новообращённый, поменяв камеру и оказавшись вдалеке от своих «духовных наставников», сразу же побежал к батюшке каяться и исповедоваться.

Но много случаев и намеренного прозелитизма. Им занимаются сторонники т.н. радикального ислама. Среди самих мусульман сильно разделение на «тарикатовских» (традиционных) и «джамаатовских» (радикальных). Именно джамаатовские занимаются активным прозелитизмом. т.е. вербовкой, как среди традиционных мусульман, так и среди внерелигиозных славян. т.н. «атеистов». А это уже питательная среда для религиозного экстремизма, который и порождает террор, а тут как известно, неофиты, т.е. вновь обращённые, а к тому же славяне, опаснее всего.

Процитирую же «За имя Его» философа Дмитрия Борисова из сборника его работ «Пляски Макабра»: «Исламисты мастера пропаганды. И борьба с ней сугубо репрессивными методами мало эффективна. Сегодня в российских тюрьмах и лагерях они успешно переформатируют души тех, кто только по рождению православный. Они дают простые, чёткие ответы на самые сложные вопросы. И главный из них всё тот же: «Делай Джихад» и всё прочее приложится… И вот горят церкви. «Русские» ваххабиты, уходя в дагестанские горы, с Кораном и автоматом в поисках света всё глубже погружаются во тьму. И возвращаются в русские горы уже живыми бомбами...».

Процессы исламизации являются угрозой и для ФСИН. т.к. «джамаатовские», не признавая традиционную тюремную иерархию, через которую ФСИН и контролирует свои богадельни, выстраивают свою параллельную, никому не подконтрольную иерархию. Яркий пример — ситуация в дагестанский лагерях «Тюбе» и «Шамхал», где граница между «джамаатовскими» и остальными заключёнными уже окрашена кровью.

Обратить внимание на данную проблему должна и Русская Православная Церковь, чьи иерархи имеют влияние на руководство ФСИН. На сегодня же пастырское служение, по крайней мере, в московских СИЗО, зачастую носит абсолютно формальный характер. Могу утверждать это по опыту содержания в 3-х московских СИЗО и сравнивать с работой Сербской Православной Церкви в Белградской тюрьме (CZ Beograd), сравнение далеко не в пользу отечественного опыта.

Епископ красногорский Иринарх, глава Синодального отдела РПЦ МП по тюремному служению в интервью газете «Мир Всем» №7-8 за 2014г., издающейся этим же отделом, заявил, что «в тюрьмах России, как и на свободе, около 80% заключённых причисляет себя к Православию». Не знаю про тюрьмы всей России, но в московских СИЗО славян от 30% до 50%, причём примерно половина из них, как впрочем и на воле, определяется как атеисты. И вот как раз борьбу за их души РПЦ исламистам проигрывает. Есть ощущение, что РПЦ и не в курсе, что такая борьба ведётся. Для понимания этно-религиозного состава в московских СИЗО приведу в качестве примера статистику по спецблоку СИЗО 77/7 «Капотня» на середину апреля 2015 года. 8 камер, 34 человека. Из 34 человек — 19 граждане России. Из них 13 формально христиане (т.е. этнические славяне) и 6 мусульман (Северный Кавказ).

Из 15 иностранцев: 3 гражданина КНР, 2 — Молдавии (Христиане). 1 — Абхазии (христианин), 3 — Армении (армянин — христианин, езид — христианин и езид — мусульманин), 1 — Узбекистана (мусульманин), 4 — Таджикистана (мусульмане), 1 — Азербайджана (мусульманин).

Итого: 18 христиан, 13 мусульман, 3 китайца. И тут надо учитывать, что уровень религиозности у мусульман в среднем выше, чем у христиан.

Кстати, рядовые священники, несущие пастырское служение в СИЗО г. Москвы данную проблему вполне осознают, формальность их присутствия в тюрьмах не их вина, а скорее бюрократический препон внутри ФСИН. Единственный раз на службе в храме за 1,5 года в российских СИЗО я был в феврале 2014 г. на «Бутырке». Помимо меня, там было всего лишь 12 человек (из около 2 тысяч содержащихся там). Попросту не вывозят в храм, а когда вывозят, то приглашают далеко не всех. И о чём была проповедь батюшки? О басурманах и брани духовной. Видимо, наболело.

Изложив суть проблемы, верно было бы указать пути её решения.

Необходимые поправки в 76-й федеральный закон «Об общественном контроле соблюдения прав человека в местах принудительного содержания», в соответствии с которым функционирует ОНК (Общественная Наблюдательная Комиссия), которые позволят религиозным организациям напрямую выдвигать своих представителей в ОНК. А далее батюшки уже как члены ОНК будут иметь возможность мониторить ситуацию и через руководство синодального отдела по церковному служению в тюрьмах оказывать давление на ФСИН, дабы пресекать факты прозелитизма со стороны исламистов, т.е. попросту говоря, следить за тем, чтобы один русский не оказывался в камере с десятком таджиков.

В целом же, необходимо стремиться к раздельному содержанию граждан РФ и иностранцев. Было бы разумно также отделять и «джамаатовских» и традиционных мусульман — именно этим должны заниматься оперчасти СИЗО и ИК, а не созданием индивидуальных «пресс-хат», сажая вместе заведомо несовместимых людей. Задача СИЗО — содержание под стражей, не более того. Меры оказания разного рода давления на содержащихся в СИЗО через изменение их бытовых условий должны быть исключены из функционала ФСИН, а наиболее прямой путь к этому — упразднение оперчастей. Задача ФСИН — содержание под стражей, а не выдавливание нужных следствию показаний из людей. Как мирно и по сравнению с российским СИЗО способна выглядеть тюрьма в Юго-Восточной Европе, т.е. в Сербии, где оперчасть просто отсутствует, я видел своими глазами.

Автор: Илья Горячев, СИЗО