Буквально через несколько дней у нас уже был новый «квартирант» - им оказался бербер по имени Мустафа. Редкий случай, когда араба селили к европейцам, но тут был повод – он работал на кухне, а значит, как трудяге, ему полагалось улучшение жилищных условий, в данном случае, переезд в соседний модуль. Мустафа был жизнерадостным мужиком, лет около 40. Он, как и большинство, ждал суда, за что уже не припомню, но за какую-то мелочевку. Мустафа сразу поставил нас в известность, что парень он спокойный и не собирается отравлять нам жизнь своим присутствием. Работа на кухне подразумевала ранний уход из камеры, т.е. раньше чем выпускают всех остальных, и приход уже после отбоя.
Время на отдых у него оставалось практически только ночью, поэтому он спросил нас, не будем ли мы против, если он повесит простыню, которая бы закрывала его шконку, чтобы ночью свет в камере или от телевизора не мешал ему спать. И еще иногда он раскатывал коврик и молился, что тоже нам не особо мешало.
Прошло пару недель прежде чем мы заметили некоторые странности поведения Мустафы. Как то поздно вечером мы смотрели телек, а он уже спал. Шконки у нас были двухъярусные, Мустафа спал на нижней, а Серго над ним. Причем расстояние между ярусами не давало возможность сидеть на нижнем.
Вдруг мы услышали какое-то чрезмерно активное шевеление за занавеской, где спал Мустафа, а Серго почувствовал сильный удар снизу по шконке. Сразу после этого Мустафа вывалился на пол, глазами размером с блюдце осмотрелся вокруг, залез обратно за шторку и затих. Мы его позвали, чтобы узнать, что, собственно, это было, но ответа не последовало. На утро мы лицезрели огромную гематому на лбу Мустафы – тот удар был произведен головой. Поскольку с утра времени разговаривать с ним не было, наше общение было перенесено на вечер.
Весь день нас дергали то охрана, то земляки Мустафы с вопросом, не мы ли «отоварили» этого милого человека. Вечером все прояснилось. Оказалось, что он с детства страдал каким-то не опасным психическим заболеванием и только попав в Испанию местные доктора смогли его как-то купировать, а ночной подскок был остаточной реакцией, так что теперь Мустафа блистал огромной синей шишкой на лбу.
Близился конец года, со всеми его праздниками. Не очень то веселое время для нас из-за того, что по причине праздничных дней на долгое время закрывают фабрику и школу и становится скучно. Невыносимо скучно. Скука - основной бич заключенного и справиться с ней по началу очень трудно.
В повседневной жизни мы приобрели привычку постоянно что-то делать, чем-то заниматься. Мы не на секунду не оставляем себе времени на то, чтобы услышать самих себя – нас пугает это состояние. Нужно создавать постоянную суету и движение вокруг, чтобы заглушить это ощущение. А тут еще прибавляется давление внешних обстоятельств, не позволяющих организовать привычный образ жизни и в голове происходит некий коллапс. За скукой идет тоска, а там и до депрессии рукой подать.
Конечно администрация отчасти это знает и прикладывает некоторые усилия для того, что бы нас как-то занять. Усилия эти отработаны годами и уже ими не являются. Поэтому директор, перед тем как смотаться на отдых, дает задание организовать все как всегда. Это «всегда» в себя включает: проведение Рождественской мессы местным священником утром 24, после, раздача им же вонючих сигар (довольно странный обычай травить никотином несчастных), раздача рождественских подарков администрацией, праздничный ужин вечером 24, и, наверное, все.
Теперь все по порядку.
Куда обращает свои взоры попавший в безвыходную ситуацию человек? Классики революции 17 года называли это опиумом для народа, а для не столь искушенных граждан – это просто религия. Вот к ней и остается прибегнуть, когда все остальные источники исчерпаны. Испания богата католическими обычаями, но как и любая другая религия в наше время находится в деградированном состоянии.
Однако в тюрьме это не так заметно, если не сказать наоборот. В застенках очень даже поощряется любой культ. В Испании созданы все возможные условия для того, чтобы священнослужитель мог пообщаться с заключенным и наоборот. В больших тюрьмах существует специальное место - capilla , за которой закреплены священники и в которой они проводят мессы по выходным и праздничным дням. Это что касается католицизма.
Другие культы, как мусульманство, различные свидетели, евангелисты, адвентисты и близкие нам православные также имеют доступ в эту часовню, но только по специальному разрешению администрации, поэтому они не очень частые гости тюрем. В общем, католики практически в одиночку тащат на себе эту «божью» ношу, но не особо надрываются при этом. Т.к. Рождество это один из основных праздников в христианстве, то он и празднуется на широкую ногу.
В Жироне, по причине малочисленности «населения» и тесных жилищных условий, часовни не было и по выходным мессу не служили. По праздникам для этих целей использовали библиотеку – из нее выносили все столы, ставили рядами стулья и совершали прописанные для конкретного случая таинства. Первым сюрпризом на рождественской мессе оказалось то, что на нее пригласили особей женского пола, которых также содержали в Жироне. Девочек было всего 5 или 6, но в любом случае они внесли некоторую приятную новизну в нашу небогатую на впечатления жизнь. Ну и для них это было в некотором роде развлечение – если в мужском модуле проживало около 100 человек и происходила хоть какая-то смена лиц, то в женском было совсем грустно – постоянно одни и те же лица и разговоры, спятить можно.
Кстати правила внутреннего распорядка разрешают письменно общаться разнополым заключенным и не только это, но об этом позже. Так вот, все желающие, вне зависимости от вероисповедания, набились в библиотеку на мессу (а на самом деле на девок поглазеть, конечно). Поп принес синтезатор, привел с собой несколько старых кашелок, которые ему подпевали и под общее ликование провел мессу.
После этого он всем желающим раздал по сигаре, по отечески выслушал обычные в этих заведениях слезные истории и был таков. А утреннее действо завершилось чем-то типа небольших танцев. Не плохо, да? И никакого ОМОНА, все чинно и спокойно. Мы, конечно, наблюдали все это с реально открытыми ртами. Андрей с Сашей наблюдали тоже самое в прошлом году, поэтому по-доброму смеялись над нами, видимо вспоминая свою аналогичную реакцию, а также рассказали, что нас еще немало удивят сегодня.
Где то ближе к обеду нас стали вызывать пофамильно и вручать рождественский подарок. Он представлял из себя картонную коробку с ручками наполненную различной подобающей для случая снедью – шоколадом, турронами , пакетированным соком, сырокопченой колбасой и еще Бог знает какими вкусностями. Тут же начался взаимообмен содержимого между зеками – вкусы у всех разные.
Пока мы набивали животы конфетами пришло время ужина. На ужин были: икра черная, икра красная, икра заморская…тут я приврал, конечно, но не сильно. Для начала на каждый стол поставили по большой бутылке кока-колы. Потом принесли тигровых креветок, штук по 5 на человека. А в основном блюде я сначала не разобрался. Это была какая-то птичка, чем-то нафаршированная, по вкусу ничего из ранее съеденного не напоминавшая. Животина эта оказалась не чем иным как перепелом. Вот так ужин, да?
Мы точно могли ожидать что угодно от этого дня, но не такого финала. Причем местные аборигены нам рассказали, что в этой тюрьме подобное празднование Рождества обычное дело. Не известно, вспомнил ли кто-нибудь во время трапезы про Христа, но уж точно все пошли спать сытые и довольные.
Здесь сама собой напрашивается ассоциация с известным произведением о бравом солдате Швейке, когда группа симулянтов, косивших от фронта, набила в лазарете свои животы жареной курицей и им потом делали промывание желудка, дабы им служба медом не казалась. И вполне логичным продолжением моей тюремной истории было бы то, что после отбоя нас бы снова подняли и чем-нибудь испортили бы процесс пищеварения и день вообще. Но вопреки общепринятой на нашей Родине логике этого не произошло – у охраны не было желания причинять нам неудобства, им просто хотелось скорее закончить свою смену и идти в бар пить вино.
Предновогоднее время шло медленно. Фабрика, школа, кружки – все приостановило свою работу на 2 недели, до окончания праздников. В соответствии с этим изменился и наш день: проснулись, позавтракали, погуляли, пообедали, поспали, опять погуляли, поужинали и спать. Скука неимоверная. В воздухе витал праздничный настрой, создаваемый телевизором и радио, а нам то что было до него? Вроде как и радостно, а с другой стороны совсем грустно – в чужой стране, вдали от семьи и друзей, и еще в тюрьме. Но, как я говорил ранее, ритм жизни заметно замедлился, все меньше оставалось друзей, с которыми поддерживали связь, хотя всегда было приятно лишний раз позвонить домой и пообщаться с родственниками.
Очень было приятно получать письма из дома, особенно когда в них не было каких-нибудь грустных новостей. А кроме как из дома никто и не писал. Первый год жена присылала даже кое-какие журналы – невиданная вещь в наших краях. Эту подшивку я таскал с собой года 2 или три пока не понял, что информация, содержащаяся в них, устарела и журнальчики можно смело выбросить.
Встреча нового года ничем особенным отмечена не была. В Испании не принято бурно отмечать новый год. На ужин нам выдали по пакетику с виноградом. На вопрос «зачем?» нам пояснили, что по местной традиции нужно съедать по одной виноградине на каждый бой местных курантов, загадать желание и если успеешь, то оно сбудется. Не надо быть провидцем, чтобы угадать, что мы загадали. Не поверите, но желание это сбылось, правда мы его неправильно желали, наверное, т.к. произошло это событие только через несколько лет.
Сама новогодняя ночь ознаменовалась сольным выступлением придурка по имени Микус. Это дитя Словении не очень дружило с головой из-за пристрастия к различным дурманящим сознание средствам. По началу мы как-то с ним общались, но потом стало ясно, что кроме головной боли от общения с ним ничего не получить и мы отстранились. Так вот, нанюхавшись то ли клея, то ли еще чего непонятно где добытого, он разгромил свою камеру, оторвал все, что там можно было оторвать и выбросил через решетку на патио, а в завершение поджег рулон туалетной бумаги и выкинул его туда же.
Никакой реакции со стороны охраны на это действо не последовало, а с утра первым же делом его забрали в aislamiento . Дня через 3 он вышел оттуда довольный жизнью, как обычно. Но через пару недель его перевели в другую тюрьму, видимо покрупнее и не столь лояльную к его выходкам.
После встречи Нового года нас ждал еще один праздник – Día de Reyes , отмечаемый по числам как православное Рождество. На завтрак, вместо обычного кофе-булочки нам выдали по куску интересного пирога с цукатами и по бумажной короне. Оказалось, что по местным обычаям нужно надеть на голову эту корону, съесть пирог и будет тебе счастье в жизни.
Мы, конечно же, исполнили этот номер. Особо счастья не прибавилось.
До окончания праздников предстояло выстоять еще неделю.
И как же нам убить столько времени? Вариантов не было, единственное, что нас как то отвлекало было хождение взад-вперед по патио и болтовня с коллегами. А коллег, с которыми можно было пообщаться, было не так уж и много. К этому времени только Борис начал худо-бедно говорить по испански, мы же с Серго только надували щеки – иностранный язык никак нам не давался.
Это сужало круг нашего общения до представителей стран бывшего соцлагеря, благо что они, также как и мы, не обошли своим вниманием эту жаркую страну. Помимо поляков, о которых я уже упоминал, была еще группа чехов, причем сидели они за тоже преступление, что и мы. Их также было трое: Зденек, Михаил и третий, Норберт, о котором все рассказывали, но лицезреть его персонально мы не могли, т.к. он находился в Мадриде, ожидая экстрадиции в Чехию (он и там имел проблемы с законом).
Зденек был персонажем уникальным, в своем роде. В свои 50 с лишним лет (а сколько ему было лет на самом деле он, по-моему, и сам не помнил. Однажды я его спросил об этом, и получил ответ – смотря по какому из паспортов – при задержании у него их изъяли целую пачку) он посидел в тюрьмах всех стран мира, ну или почти всех. Мужчиной он был спокойным и разговорчивым, по-русски немного понимал и говорил, так что он всегда болтал с нами. Хотя он, будучи юношей, и участвовал в закидывании камнями советских танков во время нашей агрессии в Чехословакию, на нас он зла не держал.
Будучи в возрасте 20 с небольшим лет он с женой и 2 детьми решил эмигрировать в США, что и сделал. Но пахать там как папа Карло для достижения американской мечты он совсем не собирался. Зденек решил податься в наркобизнес. Выписав из Чехии своего брата, они стали возить марихуану из Мексики в США. И все бы хорошо, но в одну из таких поездок их поймала полиция. После нескольких дней в участке их привезли в суд, где строгий судья потребовал от них объяснений, что это, собственно, за трава и куда они ее везли.
Зденек сказал, что его брат имеет проблемы со зрением, а они читали, что именно эта трава чрезвычайно полезна для глаз. Судья предложил им на выбор 6 месяцев тюрьмы или выдворение на родину с запретом на въезд в США. Они выбрали тюрьму. По выходу они решили поработать над логистикой своего предприятия. Вместо перевозки марихуаны из Мексики им пришла в голову гениальнейшая идея - выращивать ее прямо в Штатах. Благо жили они в солнечной Калифорнии, где климат благоприятствовал для всякого рода огородничества.
Построив в подходящем, по их мнению, месте парничек, они засеяли его дурман-травой и сели ждать урожая. Через пару месяцев их саженцы приобрели почти зрелый вид, но на беду мимо пролетал полицейский вертолет и заинтересовался их постройкой. В общем братья еле ноги унесли не солоно хлебавши. И таких историй у Зденека было море разливанное.
Второй чех, Михаил, был прямой противоположностью Зденека. Ростом около 2 метров, с волосами до пояса и бородой, он, в свои 30 лет, внешне был вылитым Иисусом. Дружбы он ни с кем не водил и в разговоры не вступал. Миша, как и Зденек, трудились на тюремной фабрике, при этом Миша вкалывал как электромотор – без устали. Зденек нам рассказывал, что Миша раньше был наркоманом, но потом бросил, а сейчас своим трудом содержал семью в Чехии. В их банде Мише была отведена довольно странная роль – стоять на шухере. Из-за этого их и поймали – пока Зденек и Норберт опустошали банкоматы, Миша стоял снаружи и контролировал ситуацию. «Незаметный» Миша, который терся долгое время у банкоматов, привлек внимание местных жителей, а те сразу настучали в полицию и через 5 минут они втроем уже сидели в полицейской машине.
Испания хоть и жаркая страна, но местами зимой там прохладно. В Жироне холодало, но замерзнуть нам не дали. В каждой камере находился шикарный чугунный радиатор, столь бесполезный летом и нужный зимой. Еще удивляло в его конструкции то, что подводка к нему была изготовлена из медных труб, что, как вы понимаете, удовольствие не из дешевых. Нагревался радиатор дико, но всегда можно было открыть окно и проветрить. Особо горячекровные жаловались на температуру, но варианта было только два – или так или вообще без отопления, и поэтому все потихоньку привыкли.
Где-то в середине января мне пришло неожиданное письмо от человека из «прошлой» жизни.
Это был представитель службы безопасности одной из платежных систем, с которым я был знаком по работе в милиции, назовем его Игорь. Он просил меня о встрече. Я был заинтригован и написал ему об этом, тем более, что персонально эту компанию мы никак не «обидели». В один из дней в середине февраля, вечером, меня вызвал Jefe de Servicios. Я попросил, чтобы позвали кого-нибудь из говорящих ребят для перевода, но он отказал, сказав, что я и так пойму. В двух словах он сказал, что пришел какой-то человек, связанный с барселонской полицией, и просит встречи со мной, и если я не хочу его видеть, то могу отказаться от встречи с ним.
Я объяснил ему, как мог, что я знаю об этой встрече и согласен на нее. Меня проводили в locutorios, где через стекло нам разрешили пообщаться. Игорь скупо посочувствовал мне в связи с пришедшим. Его интересовало исключительно вовлечение в эту историю моих бывших коллег по работе. Не знаю, чьи интересы он представлял и защищал, но сказал я ему единственную возможную правду на тот момент – что никто ничего не знал, и что содеянное целиком и полностью только моя вина. Не знаю, поверил он или нет. В любом случае это было действительно так. Никаких полезных новостей по делу он мне не сообщил и поболтав минут 40 мы расстались.
Моих подельников очень интересовали мотивы приезда Игоря. Но что я им мог сказать? Ничего ровным счетом. Разговор у нас получился не о чем.
Прошло несколько противных и дождливых зимних дней. Как-то после сиесты охранник, открывая камеры, сказал, чтобы мы собирали свои вещи и переезжали в другой модуль - №3, где проживали заключенные, работавшие в обслуге или в мастерской. В принципе, это считалось «улучшением» жилищных условий, но на самом деле ничего не поменялось в лучшую сторону, даже произошло некоторое «уплотнение» - в этих камерах проживало строго 4-5 человек, не меньше. Переезд был стрессом, для меня, во всяком случае. Не очень-то это приятно, когда тебя срывают с уже обжитого места и тащат в другое.
Приходится приспосабливаться к новым условиям и людям. В результате переезда нас расселили – Борис и Серго попали в одну камеру, а я в другую, через одну от них. Моими новыми соседями оказались чех Михаил и два испанца, Серхио и Фернандо. С Мишей я вас уже знакомил. Серхио дружил с Андреем, и я знал его. Андрей по-доброму посочувствовал мне, рассказав, что у Серхио есть одна маленькая проблемка – он ночью, во сне, скрипит зубами, причем довольно громко, чем мешает спать окружающим, а в остальном он хороший парень. Фернандо было лет 45-50, выглядел он на все 65, и он работал на супер блатной должности – продавца в экономате.
Это означало его близость к администрации, охране и другой вольной тюремной обслуге, а еще то, что он был на 148% стукачем. В камеру он практически приходил только ночевать, все остальное время он терся у себя в магазине. Курил он не переставая вонючие сигареты Ducatos, отрава еще та. Но Миша, как самый рослый из нас, доходчиво объяснил Фернандо, что если тот будет курить и в камере, то эти сигареты могут оказаться в один прекрасный момент у него в известном всем месте, причем велика вероятность, что в зажженном состоянии, и то это исключительно учитывая добрый Мишин нрав.
Фернандо с этим аргументом согласился безоговорочно.
А вообще, в камере была дружелюбная обстановка, не смотря на такую разницу в персонажах ее населявших. Все были вменяемыми людьми и понимали, что находятся здесь не по своей воле и нужно как-то уживаться вместе.
Прошел февраль, начался март, а ситуация с нашим делом не менялась. Эта непонятность уже начинала давить нам на психику.
Больше всего нас травмировало то, что прошло уже полгода, а ничего не происходило – нас никто не о чем не спрашивал, никакие документы не приносил и вообще никак нами не интересовался. Серго настаивал на идее того, что нужно дать время, чтобы все забылось, и только после этого предпринимать какие-то действия. На тот момент это был скорее некий способ обмануть нашу психику, чтобы не сойти с ума, чем действительно реальная стратегия поведения в данной ситуации. Чтобы мы не решали или о чем бы мы не говорили, а невидимая рука стресса держала нас за горло, влияя на наше поведение каждую минуту.
Первым сорвался Борис, но об этом чуть позже.
Недели через 3 освободилось место в камере, где жил Серго с Борей и мне разрешили переехать туда. Теперь нас было пятеро – нас трое, Зденек и француз Альберт. Про Зденека вы уже слышали, а вот Альберт персонаж новый в моей истории – этакий толстый боров лет 50-55, с не в меру завышенным самомнением и претензиями на принадлежность к королевской крови. Как бы это не показалось странным, но Альберт сидел по той же статье, что и мы. В этом модуле он находился потому, что работал на второй по значимости после экономата блатной должности – в лавандерии, или просто в прачке.
Он обслуживал две огромные стиральные машины, которые обстирывали всю тюрьму – от охраны до зеков. Раз уж мы коснулись вопроса чистоты то стоит упомянуть, что стирка вещей заключенных проводилась централизованно два раза в неделю – раз для белого и раз для цветного. В свободное от закидывания в стиралку вещей время Альберт трепался с охраной или ласково мурлыкал с поварихой, в общем, он был в курсе всех тюремных сплетен.
Между тем я получил «повышение» на фабрике. Не знаю, чем и кому я там приглянулся, но меня направили на обучение к Александру, в работу которого входил монтаж дорогих альбомов для фотографий. Их дороговизна заключалась исключительно в материале, который их покрывал – это мог быть кожаный «крокодил» или «змея» или еще какой диковинный зверь. Если производство всех остальных альбомов было разделено между всеми рабочими, занятыми на их производстве, то здесь вся работа была сосредоточена в руках одного человека. В помощь ему были 2 станка. Вот на их освоение меня и отправили. А поскольку этой работой занимался Александр, то под его руководство я и попал.
Все вроде как бы шло своим чередом, но…однажды Борису приспичило позвонить домой в рабочее время. Никакого «криминала» в этом не было, но Боря потратил на это несколько часов. Нет, не на разговор, а на ожидание в очереди к телефону. Помещение, где находился телефон было отделено от фабрики железной дверью. Что бы ее открыли нужно было в нее постучать, причем громко, и когда у охранника было время, он тебя выпускал. Бывало, что у телефона образовывалась очередь из 2-3 человек и нужно было ждать.
В такой момент как раз и попал Боря. Он метался между работой и дверью, потом между дверью, телефоном и очередью, в общем, поднимал много пыли своими движениями. Хотя у него реально не было жизненной необходимости в этом звонке, но ему приспичило и все тут. То ли это заметил сам Франциско, то ли ему позвонила охрана, история умалчивает, но он сделал Боре замечание, что тот вместо работы где-то шатался. Боря высказал ему в резкой форме, что у него была необходимость в звонке. Франциско вроде был и не против звонков в рабочее время, но указал на недопустимость тратить на это столько времени.
Так слово за слово Боря завелся и отослал директора фабрики куда подальше с его работой. Франциско вида не показал, что обиделся, но ответил, что это время нужно отработать после обеда. На том они и порешили, но Боря уже вошел в роль и остановиться не мог. Вечером он вышел на работу, но при этом постоянно бубнил про то, какой Франциско жестокосердный гад, и что ему нужно было срочно звонить и.т.п., чем достал окружающих. В камере он продолжил свои жалобы и тут не выдержал Серго и довольно в грубой форме объяснил Борису куда ему нужно было бы идти со своими жалобами, что мол он сам идиот, что создал ситуацию, которая может отразиться на всех нас. Вышел неслабый скандал в результате которого Серго и Борис разорвали всяческие отношения. Мне пришлось при этом занять сторону Серго.
Так через полгода с небольшим мы перестали общаться с Борисом. Серго совсем, я – частично. Должен заметить, что если с Серго я познакомился в Москве, то про Бориса я не знал вообще ничего до приезда в Испанию и был поставлен в известность о его приезде туда уже будучи за границей. Поэтому я считал нужным поддержать именно Серго, а не Бориса. Хоть мы и продолжали жить в одной камере, но разговоры не поддерживали и делали вид, что друг друга не замечаем.
Боря выдержал на фабрике еще несколько дней, а потом по собственной воле ушел, сказав, что если ему понадобятся деньги, то с воли ему друзья всегда пришлют, и гнуть свою спину на этого козла Франциско он не собирается. Так закончилась его трудовая карьера в Жироне.
Одним из последствий ухода Бори с фабрики должен был быть его перевод в другой модуль, но этого не случилось, и вот почему. Каждого заключенного, будь он осужден или нет, каждый месяц оценивают. На руки выдается бумага в которой обозначено все то, чем ты занимался этот месяц. Напротив каждого вида деятельности стоят пункты, которые тебе начислили.
В результате собирается некая сумма, в зависимости от которой ты и можешь претендовать на тюремные блага типа дополнительного визависа, телефонного звонка или еще чего-либо на усмотрение администрации. Также количество этих пунктов частично влияет на тот модуль, где ты проживаешь.
Чтобы как-то занять освободившееся от работы на фабрике время Боря записался в недавно открытый класс каталанского языка. И тут как ни кстати пригодилась его природная черта – неуемная болтливость и связанная с этим легкость в освоении языков. Он прилагал минимум усилий и получал отличный результат, ведь ему нужно было с кем- то болтать, мы с ним не общались и Боре оставалось только разговаривать с испанцами.
При очередном подсчете начисленных пунктов оказалось, что благодаря этому классу Боря может жить где жил и не работая.
В это же время произошло очередное событие, оказавшее влияние на мое миропонимание. Как я уже упоминал, с каждым днем, проведенным в заключении, количество контактов с внешним миром уменьшалось. А лучше даже сказать, что количество тех, кто раньше назывался друзьями стремилось к нулю. И связанно это было, прежде всего, с реальным их отсутствием.
Я жил в придуманном мною мире с придуманными друзьями, а тут подвернулась интересная возможность приподнять занавес и обозреть немного реальности. Реальность часто оказывается зла и травматична, вот мы и придумываем себе некий эрзац, ограждающий нас от того, что мы есть сами и что представляет из себя наше окружение. Итак, всего лишь ценой полугода изоляции мне удалось узнать, что настоящих друзей у меня вроде как бы и не было.
Оценили 12 человек
12 кармы