«Розыскание о убиении евреями христианских младенцев и употреблении крови их».

Первое издание этой книги о ритуальных убийствах детей-гоев вышло в 1844 году. Автор утверждает, что «изуверный обряд этот не только не принадлежит всем вообще евреям, но даже, без всякого сомнения, весьма немногим известен». По мнению автора записки, «он существует только в секте хасидов».

Книга вышла крайне малым тиражом (10 экземпляров), причём большинство экземпляров книги было уничтожено. В связи с этим, каждый из этих экземпляров имеет большую библиографическую ценность.

Но и этот тираж мог бы не издаться!

Так как же все таки эта книга дошла до наших дней? Когда Даль её написал, встал вопрос об её издании. Он передал рукопись вроде надежному своему товарищу. И тут так случилось, что типография сгорела случайно вместе с его рукописью! Сами понимаете эти случайности! Но Даль был очень мудрым и у него был ещё один экземпляр рукописи! И вот его-то и издали! Учитесь у Даля!

Почему книга до нас могла не дойти? Далеко ходить не надо. Читаем:

Скупайте, похищайте и уничтожайте, не допускайте к переизданию произведений, раскрывающих нашу тактику и стратегию, представляющих евреев в дурном свете. Народы гоев не должны помнить и знать фактические причины еврейских погромов и гонений. По этим вопросам они должны знать только нашу трактовку.

Это выдержки из КАТЕХИЗИСА (ПРАВИЛА ПОВЕДЕНИЯ) ЕВРЕЯ В СССР.

Почему жыды не любят Олега Даля ?

Почему жиды не любят Владимира Даля

Осенью 2001 года исполнилось 200 лет со дня рождения Владимира Ивановича Даля (он родился 10 ноября 1801 в Луганске). Большинство русских людей о нём ничего не знали и не знают. Более-менее грамотная часть, конечно, слышала о «Словаре Даля». Некоторые знают, что Даль был ещё и писателем (писал под псевдонимом – Казак Луганский). Некоторые знают, что он был ещё и военным врачом. По «россиянским», то есть по жидовским СМИ осенью 2001 года обо всём этом немного вспомнили. Трудно было и опасно жидовским СМИ совсем скрыть эту дату. Ведь даже ЮНЕСКО объявило этот год посвященным Далю. Но об очень важном из биографии Даля жидовские СМИ абсолютно умолчали. Не должен русский народ ничего знать про «это».

Жиды всегда не любили Даля. Не любили за то, что отец его, датчанин по национальности, совсем обрусел в России, а у самого Даля кровь, хотя и смешанная (датская, французская, немецкая и славянская), но по духу он был больше русский, чем многие по генам русские. Когда в печати стал обсуждаться нервно вопрос о немцах Прибалтики, немцы Дерпта строго «попросили» Даля определиться: немец он или русский?

Даль ответил: «Ни прозвание, ни вероисповедание, ни сама кровь предков не делают человека принадлежностью той или другой народности. Дух, душа человека – вот где надо искать принадлежность его к тому или другому народу. Чем же можно определить принадлежность духа? Конечно, проявлением духа – мыслью. Кто на каком языке думает, тот тому народу и принадлежит. Я думаю по-русски». Не все, конечно, согласятся с таким определением, национальность определяется совокупностью многих признаков, но для человека со смешанной кровью признак, указанный Далем, является основным. «Дух, душа человека – вот где надо искать принадлежность человека к тому или другому народу». И, конечно, Даль не был против, чтобы было ещё больше признаков национальности, связывающих его с Россией и русским народом. И когда он услышал от любителей древности, что «Дали по происхождению – славянины», он был чрезвычайно рад.

Жидам не нравилось и его отношение к православной религии. По вероисповеданию он формально был лютеранин, ну и оставался бы таковым, хотя, по жидовским понятиям, быть лютеранином – это тоже плохо. И потому, что лютеранство – это тоже «мерзкое христианство», и потому, что Лютер яростно ненавидел жидов. Но Даль имел намерение перейти в православие. «Наше лютеранство, - говорил он, - дальше всех забрело в дичь и глушь». Он полагал, что даже раскольники «несравненно ближе к христианству, чем лютеране». Лютер – «головорез». Лютер говорил: «верь и спасёшься!» Добрых дел, получается, делать не надо. Но добрые дела – это «самое главное». «Россия погибнет, когда исчезнет в ней православие».

На Ваганькином кладбище Даль как-то раз признался Мельникову-Печёрскому, что очень желал бы, чтобы его здесь похоронили.

- Но вас не пустят!

- Пустят. Я умру православным по форме, хотя уже с юности был православным по вероисповеданию.

И незадолго до смерти Даль действительно перешёл официально в православие, стал православным не только по духу, но и по форме.

( П. И. Мельников (Андрей Печёрский). Краткий библиографический очерк. – В, И. Даль. Полн. собр. соч. СПб., - М, 1897, т. 1, Стр. XC, LXXXV11).

Есть и еще один важный признак национальности: какой народ больше любишь, какому народу служишь. Так вот Даль, что также весьма раздражало и раздражает жидов, всю свою жизнь любил русский народ и Россию и добросовестно, честно и талантливо служил русскому народу и России. Он был в восхищении от живого русского языка. По этой причине писал и сказки, и рассказы. «Не сказки сами по себе были мне важны, а русское слово, которое было у нас в таком загоне, что ему нельзя было показаться в люди без особого предлога и повода – сказки и послужили предлогом…».

«Даль, - писал Мельников-Печерский, - выковывал золото из скрытых рудников народного языка, быта и выставлял его миру напоказ. Золотая руда, добытая Далем, - это его “Толковый словарь живого Великорусского языка”, сборники его пословиц и поговорок». Его «Толковый словарь» – это гигантский труд. Даль составлял его почти 50 лет, до самой своей смерти. Задача стратегов жидофашизма - укоротить жизнь русского языка и жизнь русского народа, а Даль своим словарём продлевал жизнь русского языка и тем самым жизнь русского народа. Не любили и не любят жиды Даля и за то, что он упорно употреблял слов «жид» и наполнил свой словарь и свой сборник о пословицах и поговорках русского народа десятками неприятных пословиц и поговорок «про жидов». Не любили и не любят и за то, что в его словаре есть неприятное слово «жид» и вовсе нет слова «еврей», ибо русский народ два тысячелетия слово «еврей» совсем не употреблял.

Но особенно жиды не любили и не любят Даля, а точнее ненавидели и ненавидят Даля за его правдивую книжку о жидовских ритуальных убийствах. Мало кто ещё знает из русских людей, что в 1841 году Владимир Иванович Даль начал работать в МВД России чиновником особых поручений при министре Л.А. Перовском. Рост жидовских ритуальных убийств в западной части России весьма обеспокоил министра МВД графа Перовского и императора Николая Первого. Требовалось в этой теме подробно разобраться. Вот тогда министр Перовский, зная добросовестность и честность Даля (они раньше вместе работали в Оренбурге), и поручил ему исследовать эту тему и написать подробный отчёт для МВД и императора. Даль получил доступ ко всем архивам МВД о ритуальных убийствах и успел познакомиться со многими важными секретными документами, которых уже ныне нет. В 1862 г. большой пожар уничтожил много ценных бумаг МВД.

В 1844 по приказу министра МВД графа Перовского и была напечатана книга Даля «Розыскание о убиении евреями христианских младенцев и употреблении крови их». Уже само название книги раздражало и раздражает жидов. И тем более раздражало и раздражает содержание книги и выводы Даля. По понятиям жидов, такие книги нельзя писать и печатать в «просвещенном обществе».

«У всех народов, где только проживают евреи, – так начинает свою книгу Даль, -существует с незапамятных времён поверье или предание, что жиды умерщвляют мученически христианских младенцев, нуждаясь для каких-то таинственных обрядов в невинной христианской крови… И не один только глас народа обвиняет евреев в таком ужасном деле. Они многократно обвинялись в том и перед судом. Большой частью собственного их признания не было, несмотря ни на какие улики. Но были и такие примеры, где жиды были изобличены и сами сознались».

Много написано в оправдание жидов, но вот что интересно. «Всё ещё остаётся одно обстоятельство, на которое никогда не было обращено надлежащего внимания и которое не только остаётся не разъяснённым, но даже почти получает качество и степень улики, а именно: не подлежит никакому сомнению, что от времени до времени находимы были трупы без вести пропавших младенцев в таком искаженном виде и с такими признаками наружных насилий, кои вполне согласуются с образом мученической смерти и того рода убийства, коем обвиняются евреи. Во-вторых, происшествия эти были исключительно в таких только местах, где живут евреи». Убийства христианских детей были обдуманные и продолжительные. «Всё тело истыкано или исколото, иногда вырезаны клочки кожи, язык и детородные части отрезаны или сделано у мальчиков еврейское обрезание; иногда некоторые члены отрезаны или ладони проколоты насквозь; нередко знаки и синяки от тугих перевязок, наложенных и опять снятых; вся кожа в ссадинах, будто обожжена или сильно тёрта; наконец, труп даже обмыт, на нём нет крови, равно как и на белье, и на платье, которое было снято на время убийства, а потом опять надето». На простого убийцу или полового маньяка-садиста здесь не свалишь. И действительно, почему убийства такого рода имеют место лишь там, где живут евреи? И почему замученные младенцы всегда христианские, а не еврейские?

«Слабое, неудовлетворительное розыскание следователей, разные ухищрения и уловки жидов, наглое и упорное запирательство их, нередко подкуп, уверенность большей части образованных людей, что обвинение это есть гнусная клевета и, наконец, человеколюбие уголовных законов наших не только спасали евреев доселе каждый раз от заслуженной казни, но они происками своими и клятвенными уверениями в невинности и в совершенной несправедливости возводимой на них клеветы, всегда почти успевали обвинять уличителей своих, кои были наказываемы за них, и успели исходатайствовать в 1817 году Высочайшее повеление (от 28 февраля, объявленное 6 марта), коим запрещено было даже подозревать жидов в подобном преступлении, а мнение, будто жиды нуждаются в крови христианской, названо предрассудком. Между тем, рассмотрение некоторых мест тайного учения талмудистов обнаруживает сбыточность сего изуверства, а беспристрастный взгляд на самые делопроизводства, бывшие в подобных случаях, убеждают, несомненно, в истине действительности». То есть Даль в должности высокого чиновника МВД позволяет себе открыто не соглашаться с указом Александра Первого. Жидовские изуверства – это не клевета и вымысел, это правда, и защищать виновных жидов в просвещённой христианской стране не должно.

Даль, конечно, основательно изучал и доступные ему книги по жидовской стратегии и сделал правильный вывод, что жидовские изуверства находятся в полном согласии с библейским и талмудическим законодательством о крови. Подтверждают реальность жидовских ритуальных убийств и признания бывших раввинов, которые отказались от жидовской веры и добровольно перешли в христианство. Опирается Даль в своём исследовании и на сочинения многих зарубежных авторов. Он приводит список более 30 сочинений, написанных к тому времени западными исследователями о жидовских ритуальных убийствах. Из этих сочинений Даль приводит около 130 примеров ритуальных убийств христианских детей, организованных жидовскими изуверами в Западной Европе. Но более подробно Даль останавливается на фактах, которые он сам добыл в архивах МВД и других правительственных учреждений.

Гродненское дело

В 1816 г., около Пасхи в городе Гродно был найден труп шестилетней христианской девочки Адамовичевой. Тело её было исколото, одна рука вырезана до локтевого сустава. Началось расследование. Никто не сомневался среди местных жителей, что девочку замучили жиды. И чем дальше продвигалось следствие, тем больше было оснований для такого вывода.

Опасаясь, что местные власти, которых не удалось подкупить, накопают столько улик, что виновным жидам не отвертеться от каторги, Центральный Кагал, управляющий всеми жидами России, начал контрнаступление. Действовал Кагал по проверенной во многих странах в течение столетий методе. Жиды решили прервать местное расследование указом императора, сознание которого предполагалось изменить умелым внушением. Жиды собрали крупную сумму денег для подкупа высших сановников и отправили своих депутатов в Петербург. В своём прошении жиды не отрицали факт убийства христианской девочки и «странные» раны на её теле. Но жиды обвинили во всём поляков, которые якобы за верность жидов императору России сами искололи бедную девочку и свалили на жидов. Понятно, что никаких улик против поляков у жидов не было, но жиды знали, что Александр Первый очень не любил поляков. И потому, что они – «вечный враг» России. И потому, что в Великой Европейской войне поляки участвовали на стороне Наполеона, который соблазнил их обещанием создать независимую Польшу и вернуть ей все те русские земли, которые поляки когда-то завоевали, и которые потом русские у них снова отобрали. И потому ещё Александр Первый не любил поляков, что они прямо-таки рвались отделиться от России, в то время как более хитроумные жиды всячески лебезили перед ним и клялись в вечной верности.

Жиды напомнили царю и о том, что «просвещенные» римские папы уже принимали буллы, а «просвещённые» короли многих христианских государств Европы уже принимали давно и не один раз указы о «запрещении даже подозревать евреев в убиении христианских детей и добывании из них крови». И жиды просили слёзно императора России тоже раз и навсегда покончить в его империи с дикими «предрассудками средневековья», раз и навсегда пресечь все попытки возбуждать расследования по обвинению «бедных евреев» в ритуальных убийствах. «В 19-ом веке ритуальных убийств не бывает!» – уверяли императора жиды. Жиды знали ещё одно слабое место царя. Ещё совсем недавно закончилась Великая Европейская война с Наполеоном. Создан Священный Союз христианских монархов Европы. Александр Первый как главный победитель Наполеона мечтает играть в этом союзе главную роль. Так и должно быть, соглашались жиды, но намекали, что царь не должен выглядеть «в глазах просвещённой Европы» менее «просвещённым», чем другие европейские монархи. И жиды очень надеялись на продолжение либеральной политики по отношению к «бедным евреям», которую начал проводить Александр Первый с самого начала своего правления.

Подробности жидообработки членов «Еврейского Комитета», высших сановников России и самого императора до сих пор нигде не опубликованы, но результат жидовских потуг известен. Не было никакого серьёзного расследования силами Центральной власти жидовского преступления в Гродно. Не было никакого научного изучения «догмата крови» у жидов. Просто на основе жидовского внушения непосредственно через прошение и через подкупленных и либеральных, «просвещённых жидами» сановников, 28 февраля 1817 года Александр Первый подписал Указ «по поводу наветов на евреев на присоединённых территориях». А 6-го марта 1817 года Главноуправляющий духовными делами иностранных исповеданий князь Голицын объявил начальникам губерний ВЫСОЧАЙШЕЕ ПОВЕЛЕНИЕ по поводу «наветов на евреев». Александр Первый обязывал начальников губерний вести следственные дела так, «чтобы евреи не были обвиняемы в умерщвлении христианских детей по одному предрассудку, будто они имеют нужду в христианской крови, а если бы где случилось смертоубийство и подозрение пало на евреев, то расследование должно вести без предубеждения, что они сделали сиё для получения христианской крови». Следствие должно быть произведено на «законном основании».

(Даль В. И. Записка о ритуальных убийствах. СПб., 1913. С. 56 – 57).

Указ этот, конечно же, не запрещал дотошного рассмотрения уголовных дел, в которых замешаны жиды. Указ требовал от следователей лишь беспристрастия и объективности, и это справедливо. Но в указе всё же таилось недоверие к убийствам с целью добывания христианской крови. Само подозрение, что имеет место такое убийство, именовалось «предубеждением». Отработка следователями версии о жидовском ритуальном убийстве не поощрялась, а фактически запрещалась самим императором России. Указ этот, естественно, многие чиновники в Петербурге и на местах стали воспринимать именно в жидовском толковании, и на практике по доносам жидов о невыполнении этого указа в жидовском толковании, и некоторые добросовестные следователи и губернаторы, желающие объективно разобраться в деле, получали строгое замечание из Петербурга. А это привело к тому, что делами о пропаже русских детей, даже перед жидовской Пасхой, и даже после того, как находили исколотые и обескровленные трупы детей, местные власти не очень-то и занимались. Дела такого рода отправляли, как тогда говорили, «на суд божий». В полной безопасности себя чувствовали и полицейские, и следователи, подкупленные жидами.

Этот указ Александра Первого – указ антирусский, антихристианский и прожидовский. Позорное пятно на личности этого императора. Ведь жертвами кровавых жертвоприношений были не жидовские дети, а дети простых русских людей. Русский народ, который под командованием Кутузова освободил Россию, сокрушил Наполеона, сделал великое историческое дело, закрыв развитие человечества в Евразии и Африке по «французскому варианту», фактические ничего не получил от своего императора. Не ликвидировано было даже крепостное право. Не изгнаны были, как и при Екатерине Второй, с возвращённых к России земель жиды-оккупанты. Более того, Александр Первый предоставлял этим жидам-оккупантам всё новые и новые возможности для усиления экспансии внутри России и вширь, и вверх – во власть. Мало кто знает, что одна из причин вооруженного восстания «декабристов» – это недовольство потворствующей политикой Александра Первого по отношению к жидам.

И вот теперь самые жуткие, самые кровавые жиды-изуверы в России оказались фактически под «императорской крышей». Жиды закалывали русских детей своему жидовскому Богу, выдавливали кровь из русских детей в горшки и тазы, а русским людям император запрещает даже подозревать жидов в этих дьявольских делах.

После жидовских доносов в Петербург на основании Указа от 6-го марта 1817 года начальству Гродненской губернии, которое расследовало убийство шестилетней христианской девочки в Гродно, естественно, было сделано «высочайшее замечание» и дело было прекращено. Через 10 лет по настоянию губернского прокурора, который нашёл «неправильности и неполноту в первоначальном следствии», дело было всё же снова возбуждено. Но Государственный Совет признал после доносов жидов, что такого рода расследования запрещены ВЫСОЧАЙШИМ ПОВЕЛЕНИЕМ и положил это дело навсегда предать забвению. Жиды ликовали.

Ритуальное убийство христианского мальчика

Велижское дело

Особое внимание Даль уделил в своём исследовании разбору Велижского дела. Дело это, начато в 1823, закончено было в 1835. Дело это для Даля было ещё «свежее». И в отличие от других дел о жидовских ритуальных убийствах это было первое дело в России, по которому имелось огромное количество документов, и Даль как чиновник МВД высокого ранга имел неограниченный доступ к ним. И Велижское дело лишний раз убедило Даля в том, что обвинение жидов в ритуальных убийствах христиан - «не есть клевета и вымысел».

Излагать события я часто буду словами самого Даля. Ведь Даль был не только чиновником МВД высокого ранга, но и неплохим врачом, и неплохим писателем. И он вполне профессионально описал Велижское дело, уделив ему почти половину своей книги (В. Даль. Записка о ритуальных убийствах. СПб.,1913. С. 72 – 127).

Итак, перехожу к этому жуткому делу. 22 апреля 1823 года, в воскресенье, днём, христианский мальчик Федя, отроду ему было тогда всего три с половиной года, сын рядового инвалидной команды Емельяна Иванова, вышел из дома и пропал. На третий день, 24 апреля, начальник инвалидной команды, подпоручик Степанов объявил об исчезновении мальчика в городскую полицию. Полиция поискала немного и ничего не нашла. А на Фоминой неделе, в среду, 2-го мая, мещанский сын Коханский отправился в поле за лошадью и на болоте, заросшем кустарником, не далее версты от Велижа, набрёл на труп пропавшего мальчика, который лежал под кустом.

«Труп мальчика был найден в таком виде, - писал Даль, - что никто из жителей не мог сомневаться в истине, что мальчик был замучен жидами». Велижский штаб-лекарь отметил, что во многих местах тела мальчика: на ногах, руках, животе и голове – от крепкого трения сукном, или щёткой, или ещё чем-то кожа сгорела, стала жёлтой и красной и даже затвердела. Натирали тело, вероятно, для того, чтобы «привести кровь в лучшую циркуляцию». На правой и левой руке, на правой ноге сзади выше колена, на спине и на голове – 14 маленьких круглых ранок, как будто в мальчика выстрелили из ружья дробью. Но ни одной дробинки в теле не обнаружено. «Тело продырявлено каким-то тупым орудием, например, гвоздём, острый кончик которого нарочно отломлен». И это продырявливание тела мальчика сделано «для добывания закожной крови». На обеих ногах, от колена вниз, - кожа синего и чёрного цвета, что говорит ясно о том, что раньше ноги мальчика были сильно связаны, чтобы «выжать кровь в верхнюю часть тела». Губы крепко придавлены к зубам, а нос придавлен ко рту, на затылке у шеи – тёмно-багровое, кровью натёкшее место, что доказывает, что рот мальчика был сильно завязан, чтобы не было слышно его крика, а знак на затылке остался от узла. Ногти на руках и ногах обстрижены, вплоть до мякоти. Штаб-лекарь также установил, что мальчику было сделано «жидовское обрезание» – отрезание части кожи от полового органа. Неоспоримо доказано, что злодеяние было сделано на голом ребёнке. На одежде его не было ни капли крови. Прежде чем выбросить на болото, как падаль, труп мальчика хорошо отмыли, а потом одели и обули.

Около места, где лежал труп, были хорошо видны следы кованых колёс повозки или брички.

Жуткому убийству этому предшествовали таинственные предсказания. Солдатка Марья Терентьева ещё до того, как был обнаружен труп, ворожила и объявила матери ребёнка, что сын её жив, сидит в погребе у жидов Берлиных и ночью будет замучен. Известна хорошо была жителям Велижа и 12-летняя больная, припадочная, девочка-сирота, местная побирушка Аня Еремеева. Как-то после одного из припадков её нашли без признаков жизни и чуть не похоронили. А когда пришла в сознание, рассказала, что когда она «лежала в смерти», её посетил ангел. После этого случая она и стала предсказывать и, как уверяли многие жители Велижа, очень точно. На предсказаниях она даже стала подрабатывать. Так вот и эта Аня Еремеева предсказала матери пропавшего ребёнка, что мальчик ещё жив, находится в доме жидов Берлиных и скоро будет погублен.

Главным в доме Берлиных был Шмерка Берлин, «купец весьма зажиточный, почётный между местными евреями и жил хорошо. Тёща его, Мирка тоже слыла богатою, и дом этот составлял большое зажиточное семейство. Берлины владели даже населённым имением Красным и крепостными (русскими) людьми, купленными на имя уездного казначея Сушки. Ближайшие родственники Берлиных были Аронсоны и Цетлины, но в родстве с ними были и ещё множество других семей в Велиже, Витебске и других соседних городах».

У Берлиных сделали обыск, попросили показать погреб. Шмерка Берлин заявил, что у него в доме погреба нет. Стали искать – нашли два погреба, но мальчика в них не было. Да и как могли найти? Осмотр делали туповатый квартальный надзиратель и жид-ратман (ратман – это член органа местного самоуправления). Так вот, этот ратман был не только жид, но и родственник Берлиных. И как позднее выяснилось, Шмерка Берлин был заблаговременно предупреждён об обыске, и мальчика перепрятали в другое место.

Когда на болоте нашли труп мальчика, началось следствие. «Семь женщин показали под присягой, что рано утром в тот день, когда был найден труп, они видели парную жидовскую бричку, проскакавшую во всю прыть по той дороге, около которой на болоте найден труп, и возвратившуюся вскоре опять в город. А одна свидетельница утверждала положительно, что в бричке сидел Иосель, приказчик Берлина, с другим жидом». В ответ, естественно, Шмерка Берлин и его приказчик, а также их кучер стали кричать, что они никуда не ездили и что у них нет никакой кованой брички. Но из допроса свидетелей выяснилось, что Иосель после возвращения из леса приезжал к Берлину именно в кованой бричке, которую и обнаружили у Берлина во дворе.

«Но два ратмана, оба евреи, в том числе сам Цетлин, стараясь отвести подозрение (от жидовской брички, которую видели семь женщин), с огромной толпою жидов ворвались во двор, где остановился приезжий ксендз, стали обмерять ширину хода колёс и утверждали, что это ксендз переехал мальчика. А цирюльник Орлик и другие жиды распространили слух, что ребёнка точно переехали или застрелили невзначай из ружья дробью, отчего и раночки по всему телу, а потом бросили, чтобы навести подозрение на жидов».

«Более следователи ничего не открыли и не обратили внимания на обстоятельство, чрезвычайно важное, на предсказания двух женщин, Терентьевой и Еремеевой, о том, что мальчик у евреев, и именно у Берлиных, и что он скоро погибнет. Одна из них, Тереньева, жила в Велиже, другая, Еремеева, в Сентюрах, в двенадцати верстах от города. Это таинственное предсказание должно было бы дать ключ для всех разысканий, потому что оно явно и несомненно доказывало прикосновенность этих двух женщин к самому происшествию».

«Дело передали в Велижский уездный суд, который 16 июня 1824 года постановил: по недостатку улик евреев освободить от обвинения в убийстве мальчика; но Ханку Цетлин и Иоселя оставить в подозрении, а Шмерку Берлина с товарищами обвинить в распространении ложных слухов о смерти мальчика, который, вероятно, погублен евреями». Витебский главный суд 22 ноября 1824 года посчитал это решение правильным, но добавил однако же, что «так как ребёнок явно умерщвлён умышленно, то надо стараться раскрыть виновных». Но как стараться раскрыть виновных, когда дело фактически закрыли? «Губернатор утвердил такое решение, и дело было закончено». То есть власти в очередной раз оказались беспомощны перед жидами. И во всей губернии не нашлось ни одного русского мужика, который бы не побоялся пустить красного петуха на дом Шмерки Берлина, на дом Цетлиных и на жидовскую молельню. Никто не сделал так, чтобы труп Шмерки Берлина нашли в кустах, на болоте. Местный русский народишко лишь вздыхал да сетовал на то, что жиды в России делают всё, что хотят и нет от них никакой защиты.

Александр Первый

И так бы всё и закончилось, но осенью 1825 Александр Первый отправился в Крым, в Таганрог, и так получилось, что царь должен был проехать через город Велиж. Так вот, когда он проезжал через Велиж, солдатка Терентьева, выскочила из толпы обывателей, повалилась императору в ноги и подала прошение. Она назвалась матерью замученного жидами мальчика Фёдора и заявила, что она могла бы много рассказать о том, как жиды замучили мальчика, но местные начальники разбираться в этом деле и наказывать жидов не хотят. В этой истории не всё ясно до сих пор. Почему Тереньева назвала чужого ребёнка своим сыном? Была ли она куклой «заговора против жидов», который, по уверению жидов и их защитника в Петербурге, весьма высокопоставленного чиновника Мордвинова, организовал генерал-губернатор, князь Хованский, желая снова продолжить расследование и наказать жидов-изуверов? Или Терентьева по каким-то причинам разозлилась на Берлиных и решила открыть всю правду, чтобы отомстить им? Так или иначе, к раздражению жидов, Терентьевой удалось «зацепить внимание» императора. Да и сам генерал-губернатор, князь Хованский перед этим приезжал в Петербург и просил разрешения продолжить расследование этого ужасного преступления в его губернии.

Александр Первый к этому времени уже весьма разочаровался в своём плане сделать жидов полезными гражданами империи. Он всё больше впадал в мистицизм. А сердце мистика-христианина не могло оставаться равнодушным к факту замучивания христианского мальчика. Да и Бог равнодушия не простит. Царь не отменил свой дурной указ 1817, но всё же приказал, вопреки этому указу, начать новое расследование. Фактически он разрешил генерал-губернатору, князю Хованскому и местной следственной группе идти по «жидовскому следу» и взял это дело под свой личный контроль.

Но 19 ноября 1825 Александр Первый в Крыму неожиданно умер (или по другой версии – тайно ушёл в монахи и скрылся в Сибири, а похоронили кого-то другого). Императором России стал Николай Первый. Разбираясь с бумагами по делу «декабристов», он весьма удивился, когда узнал, что одна из причин мятежа, хотя и не главная, - это недовольство русских офицеров распространением и усилением в России жидовства. Да и сам Николай Первый к этому времени жидов не любил и полагал их народом неприятным и вредным. Верил он и в то, что часть жидов действительно добывает из русских детей кровь. Поэтому расследование по Велижскому делу царь не только не остановил, но приказал провести «строжайшее расследование» и взял его под свой личный контроль. Послан был из Петербурга для усиления и особый чиновник, который должен был вести расследование под наблюдением генерал-губернатора, князя Хованского. Потом был послан из Петербурга флигель-адъютант генерал-майор со страшной фамилией Шкурин. Он скоро разобрался в деле и тоже быстро пошёл по «жидовскому следу». Создана была и Особая следственная комиссия. С такими силами расследование удалось быстро сдвинуть с мёртвой точки. По ходу расследования вскрылось и ещё много преступлений местных жидов: об обращении трёх христиан в жидовскую веру, убиении ещё нескольких христианских детей, о поругании жидами антиминса и Св. Тайн. «Покрывало, - писал Даль, - было сдёрнуто с целого ряда ужаснейших преступлений, исчадий неслыханного изуверства и последствий гибельной безнаказанности».

.

Князь Хованский и его главный помощник, надворный советник Страхов быстро поняли, что ритуальные убийства христианских детей вытекают из требований жидовской религии. В том смысле, что в жидовских директивных книжках есть такие тексты, которые подталкивают наиболее ретивых жидов-сектантов добывать и использовать кровь христианских детей. И князь Хованский и Страхов пытались найти эти тексты, а также побольше узнать об истории жидовских ритуальных убийств. Они сыскали один экземпляр редкой книжки «Обряды жидовские». Князь Хованский отправил этот экземпляр руководству МВД и что прискорбно: Главный цензурный комитет признал эту книжку вредной для распространения и начал расследование с целью узнать, кто перевёл эту книжку на русский язык, кто и где издал. Затем последовало идиотское распоряжение изымать эту книжку из продажи. Русский народ необходимо было просвещать и просвещать о жидовских ритуальных убийствах, чтобы хотя бы перед жидовской Пасхой русские люди более внимательно следили за своими детьми и уберегали их от когтистых жидовских лап. А у нас тупая власть полагала, что русскому народу на эту тему ничего знать не положено.

Заинтересовались князь Хованский и Страхов и событиями в городе Легница. В 1639 году жиды замучили в этом городе христианского мальчика. Память об этом сохранилась и через 200 лет, что делает честь жителям этого города. Так вот, в 1822 году живописец Орловский нарисовал картину, на которой изобразил, как жиды выцеживают кровь из мальчика, а одного «выцеживателя» изобразил похожим на местного жида. Картина очень понравилась бернардским монахам, и они повесили её на фасаде своего храма. Жиды, естественно, разволновались, и по доносам жидов тупые русские начальники картину приказали снять. Но на следующий год Орловский нарисовал такую же картину, но уже большого размера. В числе мучителей христианского мальчика был нарисован жид, весьма похожий на местного раввина и жид, весьма похожий на местного откупщика акцизных сборов. Понятно, что монахи из ордена св. Бернарда были в восторге и повесили эту большую картину на фасад своего храма. И католики, и православные этого города были очень довольны. Эта историческая картина напоминала об изуверствах жидов. Эта картина призывала горожан к бдительности. «Берегите своих детей перед жидовской Пасхой!»

По требованию жидов, подкупленные и трусливые местные начальники попытались снять эту картину. Событие это происходило в марте 1823. Но на этот раз католическое духовенство воспротивилось. А отставной поручик Венцеслав Дунин-Скрижино бросился в приходскую церковь и ударил в набат. Потом вернулся снова к храму св. Бернарда и здесь призывал христианский народ заступиться.

(Гессен Ю. Велижская драма. СПб., 1905.С.19).

И католики, и православные дружно сбегались к храму. Народ разбушевался, все кричали «Да здравствует вера!» и требовали «ограничить жидов». Не жидам устанавливать в России, какие картины писать художникам и где эти картины вешать. Нельзя позволять жидам запрещать историческую живопись о жидовских злодействах, тем более, что жидовские злодейства продолжаются. Местные русские власти, столкнувшись с таким дружным народным напором, поспешили отступить (Сколько времени картина Орловского висела на фасаде храма св. Бернарда и какова её судьба, об этом я никаких сведений найти не мог). Но жиды всё же отомстили, как могли. Поручик Дунин-Скрижино, по требованию жидов, был привлечён к суду.

Очень заинтересовались князь Хованский и Страхов и историей о том, как жиды замучили в 1659 мальчика Гавриила, признанного святым. Они просили в 1830 архимандрита Минского и Литвы отца Анатолия сообщить об этой истории как можно подробнее. Архимандрит послал им печатный экземпляр эпитафии (табличка на мощах св. Гавриила) и просил помочь распространить текст этой эпитафии во всех местах, где обитают в России жиды, «для предупреждения христиан от подобных приключений».

(Там же. С.110 – 111).

Князь Хованский также разумно решил, что жидовские школы (молитвенные дома), где жиды собираются для всех вредных своих дел, для обработки жидовской молодёжи в духе превосходства жидов над всеми другими народами и где жиды добывают кровь из христианских детей (так показывали некоторые свидетели), - надо в Велиже закрыть. Недаром же многие отцы Церкви говорили, что синагоги – «места дьявольские». И князь Хованский обратился к царю с предложением, чтобы император приказал жидовские школы в Велиже закрыть. И царь в августе 1826 года повелел: так как жиды, к религии которых в России было вполне терпимое отношение, стали эту терпимость использовать во зло, то «в страх и пример другим жидовские школы в г. Велиже запечатать». И ни в самих школах, ни при них жидовское богослужение не дозволять. «Жидовские скрижали взять из синагог и отдать под присмотр полиции». Царь потребовал от князя Шаховского ускорить поиск виновных в убийстве мальчика. И жидовские школы в Велиже, «которые стали рассадником ужасных преступлений», были незамедлительно опечатаны.

А жиды писали доносы в Петербург и требовали убрать князя Хованского, убрать Страхова, потом стали требовать убрать и генерал-майора Шкурина. Требовали также передать дело в Сенат, где жиды уже имели своих «защитников». И жиды даже добились, что император велел князю Хованскому «смягчить рвение» и действовать в «рамках закона». Но большего они достичь пока не могли. Князь Хованский, Страхов, генерал-майор Шкурин, вся следственная группа упорно шли по «жидовскому следу». Тогда жиды усилили давление на Сенат. По их требованию жидовствующие сенаторы предписали князю Хованскому дозволять жидам, которые были к тому времени уже арестованы, писать жалобы на «неправые действия» следователей. Поток жидовских лжедоносов в Петербург сразу намного увеличивался. Тогда князь Хованский доложил императору, что Сенат «чинит затруднения» работе следователей, и Николай Первый повелел, чтобы сенаторы оставили производство дела в полном распоряжении генерал-губернатора. Следственная группа в результате быстро шла по «жидовскому следу».

На этот раз следователи не обошли вниманием двух женщин, которые предсказали матери пропавшего ребёнка гибель её сына от рук жидов. Одна из них, Марья Терентьева, «баба распутного поведения», служила в Велиже «тут и там, у жидов, а часто только прислуживала им время от времени. Она всегда была готова на всё за деньги и за водку и издавна была главной помощницей жидов во всех их мерзких и злодейских делах». «Жиды лестью и угрозами, что будет сослана в Сибирь за убийство мальчика, заставили её даже принять жидовскую веру». Она даже подробно описала «обряд обращения». Три еврейки скинули с Терентьевой платье и обувь, посадили на пол, облили вином или чем-то другим, «щипавшим её тело», одели в мужскую еврейскую шинель. Потом повели на реку Двину, приказали ей окунуться в воду, окатили её голову тёплой водой из двух кувшинов, которые они взяли из школы, а потом и её привели в эту жидовскую школу. Школьник (это такая должность у евреев) сказал ей, что она должна пройти через жидовский огонь и велел ей поставить на горячую сковородку сначала левую, а потом правую ногу. «Прочие же евреи, обступив её кругом, держали её, чтобы не смогла сойти со сковородки, и зажимали рот, дабы не кричала». И настаивали, чтобы она «отреклась от Христа и приняла их веру». А когда она согласилась, то они помазали ей подошвы жёлтой мазью и перевязали холстом. Потом на неё надели жидовскую рубаху. Потом Школьник подвёл её к шкафу и сказал, что в этом шкафу хранятся десять заповедей. Потом он одёрнул занавеску.

Школьник приказал ей сесть перед этим шкафом «на кукарки», накрыл её покрывалом с белыми и чёрными полосами, присел сам рядом, положил ей на колени лист с изображением христианских святых, с названием христианского Бога, такой же лист положил себе на колени и приказал ей отрицать Христа и святых, повторяя его слова. Потом приказал ей близко подойти к шкафу, упёр большой палец её левой руки в два средние, не отделяя от средних другие пальцы, приказал поцеловать концы пальцев и приложить к десяти заповедям. Потом сказал, что теперь её имя будет Риса, и научил её жидовской молитве. Потом жид Мордик (Янкель Черномордик) поцеловал её и сказал, что теперь её муж – Хаим Хрипун, привёл её в каморку, где стояли две кровати, велел лечь на одну из них, а сам ушёл в школу (молельню). Потом в каморку вошёл Хаим Хрипун, лёг сначала на свободную кровать, полежал недолго, потом перебрался к Терентьевой на кровать и совокупился с ней. Потом, когда её привели в школу, жиды одели её в богатое жидовское платье. Но жиды приказали на улицу в этом жидовском платье никогда не выходить, чтобы не узнали, что она приняла жидовскую веру. Потом её целовали, поздравляли, а Нота (Нота Мовшев Прудков), Лейзер (Лейзер Мееров Зарецкий) и Ицка (Ицка Ерухов Белев) дали ей по 10 целковых рублей.

Другая «предсказательница», Аня Еремеева тоже оказалась очень важной свидетельницей. Много помогла следователям и солдатка Авдотья Максимова, «решительная, развратная баба и верный слуга жидам за деньги и вино». Она работала у Цетлиных. Помогла следователям также и Прасковья Козловская (в девичестве Пиленкова), эта молодая баба работала в доме Берлиных. Её тоже жиды «уговорили» отказаться от Христа перед шкафом с десятью заповедями, дали жидовское имя Лыя и научили жидовской молитве. Добавила сведений по делу и Марья Ковалёва, с детства – «безответная крепостная Аронсоновых».

Эти женщины давно работали на жидов и, конечно, много знали. Допросы женщин шли три года. Их показания тщательно проверялись и согласовывались между собой. Сначала эти женщины, естественно, старались скрыть своё личное участие в «ужасном преступлении», но постепенно следователи их разговорили до конца. Им разрешили даже встречаться со священником, который также советовал - «для их спасения» - говорить следователям только правду. На основании их показаний и была составлена подробная картина этого жуткого жидовского преступления.

Картина такая. В 1823 году за неделю до жидовской Пасхи шинкарка Ханна Цетлин напоила Терентьеву, дала денег и попросила достать христианского мальчика. Терентьева несколько дней высматривала и, наконец, высмотрела у моста через реку мальчика Федю, сына солдата Емельяна Иванова. Она сразу же об этом сказала Ханке. Жидовка напоила её, дала денег и кусок сахара, чтобы заманить ребёнка. Максимова была в это время тут же и всё слышала. Терентьева сманила мальчика и привела к дому Ханки. Ханка встретила их на улице, взяла мальчика за руку и повела в дом (это видела и свидетельница Косачевская). Ханка передала ребёнка Максимовой, та взяла его на руки и внесла в дом. В доме в это время были муж Ханки Евзик, дочь Итка и работница Риса, тоже жидовка. Терентьеву и Максимову жиды на радостях напоили, дали денег, и они уснули.

Вечером Терентьевой велели отнести ребёнка к Мирке Берлин, тёще Шмерки Берлина. Терентьева принесла ребёнка в комнату её дочери, Славки, где уже собралось много довольных жидов. Мальчика тотчас унесли в каморку, а обеих баб снова напоили вином и дали денег.

Всю неделю Терентьева видела ребёнка у Берлиных, кроме среды. В эту среду и состоялся обряд обращенья её в жидовскую веру. В понедельник Максимова принесла ребёнка снова в дом Цетлиных (это видела и Козловская), а во вторник, рано утром, принесли его обратно к Берлиным. Она зашла тогда сначала на кухню спросить, встали ли Берлины. На кухне в это время были Козловская и две жидовки – кухарка Баси и девка Генемихля. Максимова постучала в дверь Славки, та отперла дверь, взяла ребёнка и велела приходить за ним вечером. Вечером ребёнка снова снесли в дом Цетлиных, где он и оставался в среду. По приказу Ханки Максимова освободила в каморке сундук от съестного, положила туда сонного ребёнка и накрыла белой простынёй (дочь Максимовой Меланья в это время зачем-то приходила к Цетлиным и видела ребёнка в этом сундуке). Ханка велела Максимовой не закрывать плотно сундук, чтобы ребёнок не задохнулся. Ханка сказала также Максимовой, что в полдень её муж, ратман, с квартальным надзирателем будут обыскивать дом Берлиных, а вечером смеялась над тем, что этот дурак квартальный не нашёл мальчика в погребе Берлиных и как ловко жиды всех обманули.

В четверг Максимова снова отнесла мальчика к Мирке Берлин (Козловская подтвердила, что в этот день видела там ребёнка). В понедельник, на Фоминой неделе, вечером, Ханка Цетлин снова напоила обеих баб вином и отвела их в дом Берлиных, где в комнате Славки уже собралось много жидов. Мирка также налила пришедшим русским бабам вина и попросила их после убийства мальчика утопить его труп в реке.

Потом эти русские бабы принесли мальчика из каморки, по приказу жидов раздели догола и положили на стол. Жид Поселенный отрезал от полового органа мальчика часть кожи («жидовское обрезание»). Жид Шифра Берлин «постриг ему ногти до мяса». В это время из питейной конторы пришла Козловская. Славка хотела перехватить её в сенях, но не успела. Козловская уже увидела, что происходит в комнате, потому Козловскую жиды тоже зазвали в эту комнату и стали стращать, что, если она проговориться, то её замучают, как мальчика. Она поклялась, что будет молчать.

Затем все снова занялись мальчиком. Терентьева по приказу жидов держала ребёнка над тазом, а Максимова стала обмывать его. Потом мальчика положили головой вперёд в бочку, в которой перед этим вынули половину днища. В бочку было вбито множество гвоздей, остриём вниз. Потом Иосель закрыл отверстие, и мальчик остался один в темноте - в этой жуткой жидовской бочке. Потом все собравшиеся, по двое, по очереди стали катать эту бочку. Катали часа два. Когда ребёнка вынули, он был весь красный, как обожжённый.

Терентьева завернула красное тело мальчика и снова положила на стол.

Потом все три русские бабы надели жидовские платья и, завязав ребёнку рот платком, чтобы на улице не было слышно его крика, понесли мальчика в жидовскую школу. Все жиды пошли с ними. В школе уже собралась большая толпа из местных жидов. В большой комнате стоял стол, а на нём - корыто.

Голого мальчика положили в корыто. Рот мальчику развязали. Распоряжался дальнейшей процедурой цирюльник Орлик Девирц. Жид Поселенный подал ремни, Терентьева связала мальчику ноги под коленями, но получилось очень слабо, и Поселенный сам связал ноги мальчика потуже. Потом жиды приказали Терентьевой бить мальчика по щекам, а после неё все остальные жиды тоже били красного голого ребёнка по очереди по щекам. Потом Терентьевой дали большой светлый гвоздь и приказали уколоть ребёнка сначала в висок, потом в бок. Жиды заставили то же сделать и Максимову, и Козловскую. А потом и жиды по очереди стали вонзать гвоздь в тело мальчика. Кровь из отверстий тела быстро потекла в корыто (Козловскую именно в это время Иосель отвёл к шкафу с десятью заповедями, где она и отреклась от Христа). Когда в корыто налилось уже много крови, цирюльник Орлик взял окровавленного мальчика и стал поворачивать его над корытом и сдавливать, чтобы и оставшуюся кровь выцедить в корыто. Бедный ребёнок сначала, когда жиды начали дырявить его гвоздём, сильно кричал, но потом смолк и лишь медленно двигал завязанными ногами, смотрел скорбно на собравшихся вокруг него жидов и трёх русских баб в жидовских платьях и тяжело вздыхал. Потом он молча испустил дух.

Терентьева развязала мёртвому мальчику ноги, подняла его над корытом, подождала пока стечёт кровь, а затем стала держать труп над другим корытом, которое стояло на полу. Иосель в это время лил на труп воду из бутылок, которые принесла ему Козловская, а Максимова мыла труп. Когда труп вымыли, на нём стали хорошо видны круглые ранки от гвоздя величиной с горошину (медицинская экспертиза подтвердила это). Потом русские бабы вытерли труп, одели и обули его и снова положили на стол. Иосель подвёл баб к шкафу с жидовскими книгами и сказал: «так как вы приняли еврейскую веру, то должны теперь по ней дать клятву», что бабы послушно и сделали. Потом Иосель какое-то время что-то читал по-жидовски из одной толстой книги.

Потом жиды достали украденный Терентьевой из Ильинской церкви антиминс (изображение на материи погребения Иисуса Христа – необходимый предмет для совершения причастия) и стали плевать на него, топтать ногами и говорить всякие скверные слова (священник Ильинской церкви подтвердил факт кражи антиминса).

Между тем уже начинало светать. Терентьева с Максимовой побоялись нести труп к реке: утром там бывает иногда народ, и потому понесли труп в лес, на болото у Гутурова Крижа, где потом труп и был найден.

А после того как русские бабы с трупом ушли, Иосель наполнил кровью одну бутылку и велел Козловской отнести её Славке Берлин. Остальную кровь он оставил в корыте на столе в жидовской школе. А сам сел в бричку с другим жидом, и они поехали проверить, успешно ли бабы сделали порученное им дело. Когда Терентьева и Максимова возвращались с болота, они и встретили эту жидовскую бричку. Они видели, как Иосель вылез из брички, посмотрел туда, где лежал труп, а затем довольные жиды быстро умчались назад в город (семь свидетельниц показали под присягой, что видели, как бричка проскакала к лесу, а потом обратно в город, а одна свидетельница уверенно утверждала, что в бричке сидел приказчик Шмерки Берлина Иосель с каким-то другим жидом).

Когда бабы вернулись в дом Берлиных, довольная Мирка снова напоила их вином, а Славка дала денег и внушала им, что если они напьются и поссорятся, ни в коем случае они не должны проговориться о том, что видели и делали. «Евреи всё равно отопрутся, - внушала им Славка, - а вы одни будете виноваты». Потом обе русские бабы сняли с себя жидовские платья и пошли домой.

Вечером Фратка, жена цирюльника Орлика, напоив Терентьеву, одела её снова в жидовское платье и повела жидовскую школу. Там толпились и о чём-то говорили все те же жиды. Была там и Козловская. «Корыто с кровью стояло ещё на столе, рядом две пустые бутылки, в которых накануне приносили воду для обмывания трупа. Тут же лежал свёрток холста». Потом Ханка с Максимовой принесли ещё бутылку, чарку и воронку. Терентьева размешивала кровь лопаточкой, а Иосель разливал кровь чаркой через воронку в бутылки и в небольшой, сбитый обручами, бочонок, который ему подал Орлик. В остатке крови жиды намочили аршина два (это почти полтора метра) холста и велели Терентьевой выкрутить его, расправить и проветрить. Потом Иосель разрезал его на мелкие лоскуты, а Орлик макал гвоздь в остаток крови, капал на каждый лоскуток и размазывал на нём кровь. Потом каждому жиду и русским бабам дали по одному кровавому лоскутку.

Потом все разделились и пошли по домам. Максимова взяла одну бутылку с кровью и пошла за Цетлиными. Козловская понесла бутылку с кровью в дом Берлиных. А Терентьева с бочонком крови пошла за цирюльником Орликом – «в дом с зеленой крышей».

Максимова потом всё же отдала свой лоскуток Ханке, Козловская потеряла свой лоскуток, а Терентьева призналась следователю, что кровавый лоскуток, который ей дали жиды, хранится у неё в «китайчатом кармане», который она перед арестом передала на сохранение, вместе с другими вещами, солдатке Ивановой. «Следователи немедленно отправились туда, и нашли в указанном месте треугольный лоскут холста, красноватый, и признанный всеми тремя раскаявшимися бабами за тот самый, о котором они говорили».

В доме Берлиных и в жидовской школе (молельне), куда привели этих трёх баб, они порознь показали что, где и как происходило в ту жуткую ночь, когда жиды закололи христианского мальчика для жидовского бога. Их показания вполне согласовывались друг с другом и с показаниями других свидетелей. Бабы, вспоминая ту ночь, впали в тяжёлое нервное состояние, плакали и едва могли говорить.

«Фратка сказала Терентьевой, что кровавым лоскутом жиды протирают глаза новорождённым, а кровь кладут в мацу (опресноки)… На другой год после того сама Терентьева пекла с Фраткой и другими жидовками мацу с этой кровью. Максимова подробно описала, как делала то же у Ханны, размочив засохшую в бутылке кровь и смешав её с шафрановым настоем. Ханна также положила немного крови в мёд, который все и пили. Козловская говорила, что то же делали у Берлиных: вытряхнули из бутылки сухую кровь, растёрли и высыпали в шафрановый настой, который потом вылили в тесто».

Следователей, конечно, весьма интересовал и вопрос, возили ли жиды и русские бабы куда-нибудь кровь из Велижа. Терентьева призналась, что возила кровь в Витебск. «Жиды использовали её как подставную преступницу, навязав ей в руки бочонок с кровью, чтобы в случае беды отречься от него и оставить её одну виноватою». Максимова также призналась, что возила кровь. Генерал-майор Шкурин, взяв с собой Терентьеву и Максимову для проверки их показаний, поехал в Витебск. «Максимова указала в Витебске дом, куда привозила кровь с Мовшей Беленицким, и узнала хозяина. Терентьева не смогла в первый день опознать место, куда она привозила кровь, просила дать ей время, а на другой день объявила, что далеко и искать нечего. Следственная комиссия остановилась в том самом доме и даже в той же самой комнате, куда Терентьева в 1823 году привозила кровь». И Терентьева это убедительно доказала. Она показала скрытый в стене камин, где тогда жиды сожгли бочонок, после того как вылили из него всю кровь в бутылки. Описала она и расположение комнат в доме, хотя «провела ночь под караулом и никуда не выходила, сказала, что тут должна быть ещё и другая дверь, ведущая прямо на кухню, и это оказалось справедливым». Она узнала всех хозяев-жидов, которых описала ещё раньше в Велиже: Мовшу и его жену Зелику, мать его Ривку, Арона и жену его Рису. Именно Ривка в 1823 году приняла у неё бочонок с кровью. «Прочих домов в Витебске, где её угощали жиды, она не могла припомнить».

Кроме этих трёх баб дали важные показания и другие свидетели. Меланья Желнова, дочь Максимовой, рассказала следователю, что когда пришла к матери на Святой в дом Цетлиных, жидовка Раиса, служившая в этом доме, послала её в каморку, где стоял раньше сундук с провизией. Но на этот раз она увидела в сундуке спящего мальчика в белой рубашке или накрытого чем-то белым. Меланья показала, что видела мальчика и в спальне Цетлиных. Мещанка Дарья Косачевская рассказала, что в первый день Святой, когда она ходила за пивом, то видела, как Ханна Цетлин вела за руку к своему дому маленького мальчика. Мальчик был одет в такую же одежду, как и пропавший сын солдата Емельяна Иванова.

Работница жидов Аронсоновых, Марья Ковалёва, долго запиралась, но, наконец, созналась, рассказала все подробности, «но потом, испугавшись этого, протосковав и проплакав несколько времени и сказав, что сама себя погубила, что ей нигде житья не будет, удавилась».

Дополнили картину и показания нищенки и «предсказательницы» Ани Еремеевой. Она рассказала, что в Великий Пост зашла в сени в доме Берлиных попросить милостыню и услышала, как Терентьева громко обещала хозяйке «достать» что-то очень важное. «Как я дала клятву служить верно, - говорила Терентьева, - то и уверяю, что в первый день праздника достану». Еремеева тотчас поняла о чём разговор и сильно испугалась, тем более, что в то же время вышли в сени три жида, взглянули на неё и друг на друга и стали допрашивать, кто она. Весь день она всё думала о том, что слышала, и вечером опять подкралась к дому Берлиных и притаилась в сенях у дверей. Жидов, по-видимому, на этой половине дома не было, были только Терентьева и Максимова, она прислушалась, о чём они говорили. Максимова сказал: «Наши жиды хотели заманить девочку, которая утром приходила, но я им отсоветовала, опасно». Терентьева ответила: «Я и сама видела, что они на неё острили зубы, но точно, опасно. Я обещала достать, так уж достану из солдатской слободы, пусть обождут: надо делать с толком, чтобы концы схоронить, как мы с тобой Авдотьюшка, и прежде действовали» (Терентьева и Максимова сознались, что и раньше по приказу жидов похищали христианских детей).

«Еремеева испугалась, потихоньку ушла, хотела на другой день бродить близ дома Берлиных, чтобы подсматривать, но заболела, едва дотащилась до деревни Сентюры, где мещанин Пестун, человек весьма набожный, призрел её и взял в дом. Она всё ещё боялась жидов и опасалась сказать, что видела и слышала, а потому, когда впоследствии действительно пропал ребенок в Велиже, и мать его пришла к ней за предсказаниями, то она, Еремеева, сказала ей, что видела сон, в котором ей явился архангел Михаил. А мальчик сидел в цветах, на него шипели змеи, то есть Терентьева, пояснила Еремеева. Архангел же сказал ей, что младенцу суждено быть страдальцем от жидов за христианство. Далее она описала по приметам дом Берлиных и прибавила, что если не успеют спасти мальчика, то он погибнет».

Нашлись и свидетели, которые рассказали, что у Берлиных «в ту ночь» горел огонь и что у Берлиных и у их соседа жида Нахимовского были в ту и следующую ночь во дворе «караульные жиды», хотя ни до того, ни после того охраны не было.

Следственная комиссия за участие в ритуальном убийстве христианского мальчика Феди Иванова арестовала около 50 жидов. Но жидов, которые знали о кровавом жертвоприношении и которые в свою Пасху в 1823 году ели опресноки с кровью этого мальчика, вероятно, было во много раз больше.

Как же вели себя обвиняемые жиды? Да так, как всегда. Запирались и врали, собирали деньги на подкуп нужных лиц, писали доносы, запугивали свидетелей, всячески тянули следствие, пытались бежать, притворялись сумасшедшими и т. д. «Жиды, - писал Даль, - ничем не могли опровергнуть обвинения, как только голословным запирательством, упорным, злобным молчанием, криком, неистовой бранью, или же, приходя в себя, рассуждениями, что этого быть не могло: на что жидам кровь? Этому даже верить запрещено повелениями разных королей, а также государя императора Александра Первого… Комиссия постоянно при каждом допросе записывала в журналах, что допрашиваемый показал крайнее смущение, страх, дрожал, вздыхал, путался и заговаривался, отменял показания, не хотел их подписывать, уверял, что болен и не помнит сам, что говорит. Многие выходили из себя, после самой низкой брани бросались в ярости на доказчиц, кричали на членов Комиссии, бранили их скверными словами, бросались на пол, кричали караул, тогда как никто их не трогал и проч.»

Хаим Чёрный (он же Хрипун) кричал генералу Шкурину, указывая на него пальцем: «Я тебе, разбойнику, глаза выколю, ты злодей!» Этот Хаим уже был под следствием в 1806 году с другими жидами по подозрению в убиении христианского мальчика помещика Мордвинова, но «по вялости следствия» жиды тогда ушли от наказания.

Нота Прудков заявил, что во время происшествия был на Сертиевской пристани, но доказано, что он был в Велиже. Перехвачена и его переписка с жидами на воле, где он просил жидов за деньги достать ему свидетельство о том, что он был на этой пристани и составить подложный договор его с мужиками. Он сказал генералу Шкурину: «Если бы сам государь обещал евреям помилование, они, конечно же, сознались». Три раза он пытался бежать. Хотел креститься, но потом раздумал. Вызвался сознаться во всём генерал-губернатору, князю Хованскому, был доставлен в Витебск, но конечно, обманул. Когда в Комиссии ему показали перехваченные его письма, он в неистовстве стал орать на членов Комиссии: «В законе ничего не сказано что будет за это, если кто заколет мальчика. Мы ничего не боимся, только бы дело вышло из комиссии. Вы все разбойники. Нам ничего не будет, а вас ещё судить будут, вот увидите».

Фейга Вулфсон заявила, что может сознаться, но спросила: «Есть ли такой закон, что когда кто во всём сознается, то будет прощение?» Когда ей ответили, что признание смягчит наказание, она сказала в отчаянии: «Я попалась с прочими по своей глупости». Она изъявила желание креститься, но потом, конечно, раздумала. Она объясняла следователям: «Мне нельзя уличать свою мать, да тогда должны пропасть все евреи».

Ицка Нахимовский начал признаваться, но потом отрёкся от своих слов. Потом попытался бежать, а когда был пойман, стал на колени и сказал: «Самому государю открою всю правду об убиении мальчика» и дал в том подписку, но потом опять отрёкся и притворился сумасшедшим. Иосель Гликман уверял Комиссию, что «мальчика искололи евреям на шутку». При очной ставке упал в отчаянии на колени и кричал: «Помилуйте! Помилуйте!», закрывал лицо руками, дрожал, отворачивался и объявлял, что не хочет смотреть на уличительниц. Орлик Девирц, цирюльник, у которого нашли дома свидетельство фельдшера, объяснял так: «Когда меня пошлют в Сибирь, то я им там покажу (это свидетельство), может быть, хоть не заставят землю копать». Жена его, Фратка, сначала заявила, что не станет отвечать, но потом начала кричать и браниться: «Что вы от меня хотите? Зачем не зовёте других? Не один мой муж был, когда кололи мальчика. Все говорят, что Ханна Цетлин виновата. Её и спрашивайте, а не меня». Караульным она говорила: «Я бы всё рассказала, кто и как колол, да боюсь, затаскают меня, боюсь я и своих евреев». То же подтвердила и в Комиссии, но более говорить не захотела и добавила: «Если евреи это узнают, я пропала». По её показаниям был отыскан особый нож, в серебряной оправе и сафьяновых ножнах, которым, по её словам, сделано было «обрезание» мальчику. Два раза пыталась бежать, но была поймана. Выбила стекло и хотела зарезаться осколком его. Потом опять от всего отреклась. Потом призналась караульному унтер-офицеру, что кровь нужна была Берлиной, потому что у неё «дети не стоят». А потом снова впала в истерику: «Берите меня, секите меня кнутом, я этого хочу, я всё беру на себя, я вам правды не скажу».

Под давлением улик Зелик Брусованский по глупости своей так и ляпнул следователю: «Если кто из семьи моей, или хоть другой еврей признается, тогда и я скажу, что правда». Шмерка Берлин, глава местного кагала, тыкал под нос следователю указы разных европейских королей и буллы римских пап, которые запрещают даже подозревать евреев в убиении христианских детей. Он уверял, что мальчика «переехали», а потом искололи по злобе на евреев». Абрам Кисин всё время путался, сам себе противоречил, уличён много раз в даче ложных показаний. Сказал, что вовсе не родня Берлиным, хотя и состоял в близком родстве с ними, наконец, зарыдал, смотрел, как помешанный, упал ниц на пол и кричал: «Помилуйте! Ратуйте!», кричал, что ему дурно, что он не может говорить, его стало кидать и ломать, и он тоже притворился сумасшедшим, кричал и бесновался».

«Это ли есть поведение невинных, оговариваемых в таком ужасном злодеянии?» – вопрошал Даль.

Эти несколько десятков посаженных за решётку жидов не только не были похожи на невинных, на которых клеветали, но были мало похожи вообще на людей. Это были какие-то жутковатые, патологические существа из чёрного, дьявольского мира, чуждые христианской цивилизации, засланные козлоподобным Дьяволом в пределы православной России, сосущие со сладострастием не только жизненные силы русского народа, но и буквально кровь русских детей. Это были существа с другой психикой, другими мыслями и желаниями, другим поведением, живущие по чуждым русскому народу законам.

Между жидами за решёткой и жидами на воле постоянно шла переписка на лоскутах, лучинах, на посуде, в которой приносили еду и т. д. Часть этой переписки была перехвачена, и стало ясно, что жиды пытаются сговориться, как себя вести, чтобы не было противоречий в их показаниях. Шли на волю и инструкции. Так Итка Цетлин в своих записках на волю писала: «Кого ещё взяли?.. Ещё многие будут задержаны. Худо будет, но нужно жертвовать собою для прославления Божьего имени. Очень худо: три бабы говорили до того, что у меня потемнело в глазах. Сначала я держалась твёрдо, покуда не свалилась с ног. Коротко сказать, очень худо. Старайтесь сделать это для прославления Божьего имени и пожертвуйте собой. Терять нечего. На нас всех надежды мало, всем очень худо будет».

Хаим Чёрный (Хрипун) писал: «Старайтесь все за нас, весь Израиль! Не думай никто: если меня не трогают, так мне и нужды нет! Мы содержимся, Боже сохрани, ради смертного приговора!.. Бегите всюду, где рассеян Израиль, взывайте громко: «Горе, горе!», чтобы старались свидетельствовать за нас. У нас не достаёт более сил. Напугайте доказчиц через сторожей, скажите им, что есть повеление государя такое: если они первые отступятся от слов своих, то будут прощены. А если нет, то будут наказаны».

«Неужели подобная переписка, - писал Даль, - может сколько-нибудь расположить в пользу обвиняемых, а напротив того, не изобличает их в преступлениях».

Жиды на воле также всеми возможными способами старались «замедлить и запутать дело». Они писали доносы на нежелательных следователей, требовали освободить арестованных жидов, «объявляя их то больными, то помешанными». Жиды по всей России собирали деньги и драгоценности в фонд помощи кровососам, чтобы закончить дело благоприятно для Израиля. Жиды старались подкупать и запугивать следователей. «Вся же надежда жидов, которые несколько раз проговаривались об этом даже в комиссии, состояла в том, что это дело не может решиться в комиссии». Жидовское дело должно решиться в Петербурге, где продажные, «просвещённые» и жидовствующие сенаторы и министры наверняка жидам помогут.

Во время разбирательства Велижского дела 1823 года выявлено было и ещё несколько таких же преступлений местных жидов. А это лишний раз показало, что большинство жидовских преступлений остались в России нераскрытыми. Терентьева призналась, что ещё в 1817 году она по просьбе жидов и за деньги похитила и привела в дом Цетлиных двух мальчиков. Максимова и Ковалёва подтвердили её показания. Жиды остригли мальчикам ногти на руках и ногах, сделали «обрезание», катали их в бочке, перевязали ремнями ноги под коленями, кололи в разные места тела и всю вытекшую из мальчиков кровь разлили по бутылкам. Трупы потом бросили в Двину. Ковалёва еще рассказала, что после этого происшествия она видела в особом ларце у Цетлиной сухие лепёшки из крови этих мальчиков. Там же видела и серебряный стакан с кровью, но кровь в стакане уже испортилась и «пахла мертвечиной».

Было также выяснено, что в 1817 году те же жиды истязали и умертвили взрослую женщину, польку Дворницкую. Они напоили её допьяна, катали в бочке, били по щекам, ругались над ней. Потом положили её голое тело на два стула, кололи её тело в разные места и собрали много крови в тазы. Труп её жиды, как положено по их ритуалу, обмыли, вытерли насухо, одели, обули и вывезли в лес, где и бросили, как падаль. Останки этой женщины нашли в лесу только на следующий год. Терентьева рассказала, что жиды тогда внимательно рассматривали кровь этой женщины и были очень недовольны, так как кровь «оказалась какая-то чёрная».

В 1819 году велижские жиды похитили двух русских девочек-нищенок в Семичевской корчме около города, а потом замучили их для своего бога и выцедили из них кровь. В 1821 году, когда в голодное время много русских детей ходили по домам и просили корку хлеба, жиды заманили четырех детей в свою корчму, заперли их порознь, потом одного за другим раздели догола, замучили и добыли тогда много крови. В этом же году на берегу Двины было найдено мёртвое тело Христины Слеповоронской. В убийстве подозревались жиды, «но дело их стараниями было прекращено». В этом же году, около Пасхи, в Голенях (село в Чаусовском уезде Могилёвской губернии) было найдено мёртвое тело русского мальчика Лазарева. Судебная экспертиза установила, что, похоже, и его замучили жиды. «Губернатор, - писал Даль, - начал строгое расследование, но жиды, прислав опять своих депутатов в Петербург… жаловались на такое «оскорбительное для них подозрение, противное Высочайшему повелению 1817 года». Дело было прекращено, а губернскому правлению было сделано замечание за то, что оно поступило вопреки помянутого Высочайшего повеления, приняв подобное подозрение на евреев». То есть жиды-кровососы тогда всё еще находились «под крышей» самого императора России.

А в то время, как расследовалось жидовское преступление в Велиже, жертвоприношения христианских детей жидовскому богу продолжались. 8-го апреля 1827 года, около Пасхи, в деревне помещика Дамми (Тельшевский уезд Виленской губернии) пропал без вести 7-летний крестьянский мальчик Иосиф Пиотрович. Местный пастух Жуковский объявил, что сам собственными глазами видел, как два жида поймали этого мальчика на поле и унесли в лес. Родители заявили местным властям, но следствие против жидов, как обычно в России, «велось вяло». Не сделали даже одновременного обыска в подозреваемых жидовских домах. А местные жиды в это время готовили мальчика к закланию. А 26-го апреля одна девочка, дочь местного крестьянина, случайно увидела труп этого мальчика уже в поле. Уездный врач 29-го апреля сделал осмотр трупа. Он нашёл в трупе 8 ран величиной с горошину. Глубина некоторых ран – более вершка (вершок – древнерусская меры длины, это 4, 4 см.). Крови в ранах не было.

Началось следствие. Под подозрение попали 9 жидов. Пастух Жуховский, который видел, как жиды уносили мальчика в лес, уверенно показал на Гиршу Лейбовича Каца и Лейбу Менделя. Понятно, что жиды ни в чём не сознавались, пытались представить алиби, но были уличены во лжи. Под подозрение попала и жидовская корчма, где, вероятно, и был замучен мальчик. Но вдруг следователи отказались отрабатывать дальше «жидовскую версию». Потом было доказано документами и письмами, что жиды подкупили следователей. Главный взяточник Мажухно получил 45 ударов плетьми. Назначили нового главного следователя Новицкого.

Жиды попытались подкупить и его, предложили несколько тысяч рублей, но Новицкий не соблазнился на жидовские деньги. Тогда жиды стали угрожать, но следователь оказался не из пугливых. Ему даже стало ещё интереснее, и он с большей энергией взялся за раскручивание этого дела. Два жида, Копель Киршевич Гец и Калман Гринберг, начали давать показания. Гец признался, что жиды действительно нуждаются в христианской крови, но он не решился подробно рассказывать про это, так как боялся мести. На очной ставке с Иоселем Кацем он обещал предоставить, а потом и предоставил тайную жидовскую книгу «Мейнурхс Гансоуэр», в которой содержались правила, дозволяющие убивать доносчиков, которые вредят делу Израиля. Следственная комиссия не уберегла, естественно, этого полезного жида. Местный кагал оказался более опасной и лютой структурой, чем ожидали. В мае 1829 года труп Геца был найден на четвёртой версте от местечка Плунгян, недалеко от дома члена местного кагала Киве Лейбовича Ольшванга, - под мостом. Та же судьба постигла и Гринберга. Ещё 2-го ноября он давал честные показания следователю, был совершенно здоров, а 5-го ноября скоропостижно умер в страшных корчах.

Без важных свидетелей дело снова пошло вяло, а 16-го марта 1831 года Главный суд принял постановление, по которому ни один жид даже не попал на каторгу.

В 1827 году, за два дня до Пасхи, пропал и христианский мальчик в Варшаве. Подозрение, понятно, пало на жидов. Сами родители напали на след. Представители власти явились с обыском в подозреваемый дом. Хозяин-жид, конечно, нагло клялся, что никакого чужого мальчика у него в доме нет. «Зачем жидам кровь христианских мальчиков?» Но вопреки помехам со стороны хозяина, обыск всё же сделали. Мальчика нашли ещё живого в жидовском сундуке. Улика налицо, и жид с сообщниками должны в цепях трудиться на каторге. Но жид ответил, что он всего лишь… «пошутил», и продажные власти сделали вид, что ему поверили. Никто из жидов не был наказан.

Жиды замучили девочку Ефросинью

В 1823 году жид Орко из деревни Плитчаны (Борисовский уезд, Минская губерния) заманил ушедшую от помещика крестьянку Фёклу Селезнёву и бывшую с ней 12-летнюю Ефросинью к себе в дом. Жид обещал Фёкле 30 целковых за девочку. Исследователи ритуальных убийств знают, что если есть возможность, жиды не похищают, а покупают христианских детей и именно за 30 монет в память об Иуде Искариоте, который предал Христа за 30 сребреников.

Фёкла согласилась. Фёкла потом рассказала, что жид Орко сделал отверстие на виске девочки и выпустил кровь в бутылку. Девочку он потом задушил. Жид говорил, что кровь девочки ему необходима для какой-то беременной родственницы. Христианская кровь очень хорошо помогает при родах. Христианской кровью надо обязательно помазать глаза жидовскому ребёнку. Уговаривая Фёклу, Орко говорил ей: «Хотя бы от мизинца достать крови, очень нужно, без этого никак нельзя обойтись». При обыске в доме этого жида и даже на его жене и дочери нашли снятую с убитой девочки одежду. А когда представители власти направились к сараю, где, по показаниям Фёклы Селезнёвой, она видела потом труп девочки, жид Орко впал в неистовство, полез в драку и пытался изо всех сил не пустить их в сарай. Позднее жиды были уличены и в попытке подкупить подсудимую Фёклу Селезнёву. Они уговаривали её принять всё на себя, а жидов не выдавать. Орко уговаривал и мать замученной девочки, чтобы она искала свою дочь, убеждал её, что дочь живёт хорошо и ни в чём не нуждается. Жена и дочь Орки и он сам беспрестанно путались в ложных показаниях.

Орко был обвинён в убийстве, но на основании указа Александра Первого, «коим было запрещено подозрение в употреблении евреями христианской крови», вопрос был устранён (более подробно этот случай описан у Лютостанского и Буткевича). Жиды торжествовали и глумились над глупыми русскими.

Жиды отрезали язык крестьянину Прокопу

В 1823 году в Заславском уезде Волынской губернии власти начали расследовать совсем уж дикое дело. Крестьянин графа Грохольского, Прокоп Казан, явился 20-го апреля к местным начальникам и знаками объяснил с трудом, что когда он шёл в деревню Волковцы, на него напали три жида. «Я был настигнут евреями, когда перешёл лес, на перекрёстке между деревнями Городище и Серединцы. Поравнявшись со мною, сначала подошёл ко мне один еврей и, разговаривая, шёл рядом. Потом присоединился к нам другой и, наконец, третий. Ничего не подозревая, я беспечно отвечал на вопросы, как вдруг один еврей, отстав немного, схватил меня сзади и повалил. Другие тоже бросились на меня и начали давить мне на грудь и душить за горло так сильно, что я вошёл в беспамятство и, вероятно, высунул язык. Пришедши от боли в чувство, я увидел себя поставленным на колени с наклонённой головой. Один еврей поддерживал мою голову, а другой подставлял под рот миску, в которую лилась сильно кровь. В таком положении, всё время подталкивая меня в бока и затылок, вероятно, для усиления кровотечения, держали они меня до тех пор, пока миска не наполнилась кровью и, отняв у меня 12 рублей серебром, которые я нашёл на ярмарке, евреи сели в свою бричку и уехали. Это случилось около полудня. Евреи уехали на бричке, запряжённой тремя гнедыми и одной белой лошадью. От истечения крови Прокоп опять обмер, а когда пришёл в себя, солнце было уже низко».

Заславский городничий собрал немедленно всех тамошних евреев-фурманов, поставил их в два ряда и, позвав Прокопа Казана, велел ему указать преступников. Прокоп Казан три раза прошёл по рядам и, так как совсем не мог говорить, знаками показал, что их здесь нет. Городничий, проверив по списку, каких жидов нет, выяснил, что это Ицка Малах, Шая Шопник и Шлема Калия. Их сыскали, поставили в ряд, снова позвали Казана, и он сразу указал на Ицку Малаха и объяснил, что именно этот жид отрезал ему язык. В Шае он узнал того, кто его держал, а в Калии нашёл сходство с третьим участником этого преступления. Казан твёрдо стоял на своих показаниях, даже после беседы со священником.

Но все жиды, как обычно, запирались. Малах утверждал, что он уже 10 дней не выезжал из города. Шопник признался, что выезжал, но утверждал, что воротился именно 20-го числа и с евреем Резником и на одной лошади. Калия уверял, что также был в городе. И каждый из жидов предоставил своих свидетелей - жидов, разумеется. А некоторые из жидов, в том числе хозяин Малаха Гирштель, от свидетельства и вовсе отказались, не желая оказаться на скамье подсудимых как лжесвидетели. Стали расспрашивать жителей селений, соседних с местом, где случилось происшествие. Многие показали, что действительно видели в этот день трёх жидов, но куда они ехали – не заметили. Некоторые показали уверенно, что действительно в тот день проезжали жиды на подобных лошадях, но не заметили, сколько человек было в бричке и куда они поехали. Один свидетель объявил, что видел именно трёх жидов, которые проезжали через деревню Городище на трёх гнедых и одной белой лошади. А полицейский чиновник из Заславля положительно удостоверил, что жид Малах выезжал из города на трёх гнедых и одной белой лошади, и что в это время ни брички, ни таких лошадей больше, ни у кого не было. Он не мог только сказать с полной уверенностью, ездил ли Малах куда-нибудь в самый день происшествия.

Врачебная управа установила, что язык у Прокопа Казана действительно отрезан каким-то острым инструментом, но выразила сомнение, что язык отрезали жиды, ибо не обнаружили следов крови на одежде Казана и не обнаружили никаких следов борьбы. Магистрат решил «оставить евреев в сильном подозрении». Уголовная палата постановила оставить жидов на свободе. Губернатор высказал мнение, что считает жида Малаха уличённым, этот жид должен быть сослан в Сибирь. Шопника надо оставить в подозрении и перевести на жительство в другой город. А Калия подвергнуть полицейскому надзору на месте жительства. Но Правительствующий Сенат постановил: «жидов признать по делу неприкосновенными, а Казана за ложный оговор их наказать плетьми двадцатью ударами и оставить под надзором полиции в подозрении, что он сам изуродовал себя из преступных видов». С какой преступной целью крестьянин Прокоп Казан сам себе отрезал язык? – об этом почтенные сенаторы, конечно, не сказали ничего. Вот такое в интересах жидов было правосудие в тогдашней России. Сначала жиды отрезали крестьянину Прокопу Казану язык и набрали около половины миски крови, а потом по приказу вельмож-начальников из Петербурга бедного крестьянина Прокопа Казана ещё и избили плетьми.

«Здесь невозможно удержаться от некоторых замечаний, - писал Даль. – Во-первых, управа (мнение которой оказалось убедительным для сенаторов) или сама по простоте своей, была обманута, или же, что гораздо вероятнее, обманула других. Свидетельство, во всяком случае, ложное, неосновательное. Если три человека повалят одного и будут душить его за горло, придавив грудь, до беспамятства, то у него не только рот откроется, но даже и язык высунется; стоит только придавить кадык или гортань. Не менее ясно, отчего у Казана не было крови на одежде: он очнулся от нервного обморока, стоя на коленях, с наклонённою вперёд, над посудой, головою, и три жида держали его; вскоре он опять обмер и лежал, потеряв много крови от полудня до вечера. Итак, сначала кровь бежала в подставленную вплоть ко рту чашку, потом, на всё время обморока, остановилась, запеклась на языке, и когда он вторично пришёл в себя, то уже кровотечения не было, а потому и платье не было окровавлено».

Чем же закончилось расследование Велижского дела? В 1829 году Следственная комиссия «представила, наконец, полный обзор ужаснейших преступлений». Вина жидов, по убеждению членов этой Комиссии, была вполне доказана. Жиды действительно заклали русского мальчика своему богу и выцедили из мальчика кровь. Генерал-губернатор представил в Петербург «обстоятельнейший рапорт, в котором он тоже положительно обвинил жидов и посчитал их изобличёнными». Кроме умерших и бежавших, за решёткой оставались ещё 42 жида обоего пола. Казалось, на этот раз жиды не уйдут от расплаты. Но жиды надеялись и не зря на благоприятный для себя результат. Все документы о ритуальных убийствах в Велиже были переданы в Сенат. И жиды, естественно, сделали натиск на сенаторов. В ход пошли жидовские деньги и обычная жидовская пропаганда для обработки сенаторских голов. Более всего напирали жиды, как всегда, на то, что «в наш просвещённый век вера в кровавые жертвоприношения и в добывание евреями крови из детей – это мракобесие». И надев маски с горестным выражением лица, жиды слёзно умоляли сенаторов защитить «бедных и верноподданных евреев от ужасной клеветы».

Сначала приступили к делу сенаторы 2-го отделения 5-го департамента. Одни сенаторы требовали отправить виновных жидов из г. Велижа на каторгу, а перед каторгой для позора отстегать жидов и жидовок плетьми. Князь Хованский тоже считал вину жидов доказанной и требовал сослать их в Сибирь. Он считал также необходимым принять постановление: в случае похищения и убиения христианских детей жидами даже тех жидов, которые непосредственно не участвовали в преступлении, ссылать на поселения в Сибирь, «если не выдадут виновных». Иначе с такого рода преступлениями жидов-сектантов правительство не справится, ибо всё жидовьё покрывает и будет покрывать преступников-изуверов. Но нашлись, к сожалению, и такие сенаторы, которые посчитали вину жидов недостаточно доказанною.

На общем собрании департаментов Сената единодушия также не было. Тогда дело было отправлено в Государственный Совет. И вот в это время жиды мощно усилили натиск на высших чиновников России и, прежде всего, на Н. С. Мордвинова, начальника департамента гражданских и духовных дел. Мордвинов уже давно привлекал жидов, и они уже несколько раз обращались к нему за помощью. Кто же такой этот защитник жидов? Мордвинов Николай Семёнович по национальности – из обрусевших мордвин, но русским по духу так и не стал. В начале своей карьеры он плавал на английских военных судах и, естественно, набрался «либерального духа» от английских офицеров. А какой либерал не любит «бедных жидов»? К тому же Мордвинов был богатым белорусским помещиком и дружил, и сотрудничал с местными жидами. К тому же он был другом и соратником либерала Сперанского, который, как писал Державин, «с потрохами продался жидам». Поэтому «беду» велижских жидов Мордвинов очень близко принял к своему «либеральному сердцу». Жиды очень надеялись на него. Ведь он такая крупная и влиятельная политическая фигура в России. Он – адмирал (хотя и не было у него никаких героических побед над врагами России на море). Он – морской министр. Он – начальник департамента гражданских и духовных дел.

«Вы единственный есть защитник утеснённых евреев», - писали ему жиды, и такого рода оценка его личности Мордвинова сильно растрогала. Как и большинство либералов, полагающих себя сильно «просвещёнными», он не считал нужным вникать ни в жидовские догматы о крови, ни в историю жидовских ритуальных убийств в Европе, ни в расследование Велижского дела. Он просто считал за азбучную истину, что таких диких убийств «в наше время не бывает». «Не может просвещённый человек верить, что евреи добывают и употребляют человеческую кровь». Мордвинов сам признался, что получил записку от одного «просвещённого еврея», который рассказал ему, что евреям запрещено Библией и Талмудом употреблять не только кровь человеческую, но и кровь животных. «Просвещённый» еврей рассказал Мордвинову также о папских буллах и указах европейских королей, которые запрещали даже подозревать евреев в употреблении человеческой крови. Рассказал о тысячах «невинно загубленных евреев». И «просвещённый жидами» Мордвинов «с жаром и пылом» стал «просвещать» членов Государственного Совета. С жидовской подачи Мордвинов даже выдвинул идею «заговора против евреев», во главе которого якобы стоял генерал-губернатор, князь Хованский, который злостно нарушил Указ Александра Первого, «запрещающий даже подозревать евреев в добывании и употреблении человеческой крови». Обвинение евреев в добывании и употреблении христианской крови, убеждал членов Государственного Совета Мордвинов, - это «фантазии», это «произведение ума, омраченного предубеждением», это «предубеждение недостойное нашего времени».

(Гессен Ю. Там же. С. 143).

Поверив наивно жидам, отказавшись серьёзно и объективно исследовать вопрос о жидовских ритуальных убийствах и экспансии жидов в России, движимый желанием защитить это «утеснённое» нацменьшинство – евреев, равнодушный к судьбе замученных русских детей и их родителей, любящий евреев, но не любящий истину, Мордвинов, полагая себя «сильно просвещённым», на самом деле оказался куклой жидовских мракобесов-изуверов и, следовательно, и сам оказался в лагере мракобесов.

Мракобес Мордвинов предложил Государственному Совету незамедлительно освободить всех арестованных «бедных евреев», так как они не есть виноватые. Он предложил незамедлительно открыть все еврейские молитвенные дома в Велиже. А так как «невинные евреи» 8 лет пробыли в тюрьме и понесли по этой причине большие убытки в торговых делах и в промыслах, то Мордвинов предложил освободить этих «бедных евреев» на 8 лет от платежа казенных повинностей. А доказчиц (Терентьеву, Максимову и Козловскую) за то, что «не смогли доказать тех ужасных преступлений, о которых рассказывали следователям», Мордвинов предложил послать на поселение в Сибирь, а доказчицу Еремееву в монастырь. И ещё: «Дабы положить конец предубеждению об употреблении евреями крови христианских младенцев в обрядах их веры и отвратить от возбуждения дел, подобных Велижскому процессу, - мракобес-либерал Мордвинов предложил, - подтвердить повсеместно: Высочайшее Повеление, объявленное бывшим министром духовных дел и народного просвещения, князем Голицыным 6 марта 1817 года, должно быть «исполнено по всей силе». Всякое подозрение в адрес жидов в употреблении крови христианских детей должно пресекаться самым строгим образом.

Понятно, что подчинённые Мордвинову чиновники департамента гражданских и духовных дел раболепно поддержали мнение своего начальника. Но и Общее собрание Государственного Совета, рассмотрев 15-го, 17-го и 20-го декабря 1834 года и 3-его января 1835 года делопроизводство по Велижскому делу и предложения Мордвинова, согласилось почти со всеми предложениями этого жидовствующего мракобеса. Судьба замученных русских детей большинство госсоветников нисколько не интересовала. Не согласились госсоветники лишь с его предложением освободить евреев на 8 лет от платежа казенных повинностей. Затем это мнение сенаторов-мракобесов и мракобесов-госсоветников было отправлено на утверждение царя с проектами двух предписаний министру МВД. Первый проект предписывал министру МВД освободить евреев и открыть в Велиже иудейские молитвенные дома. Второй проект подтверждал указ Александра Первого о защите жидов от обвинений в добывании и употреблении христианской крови.

Николай Первый

Николай Первый, увы, согласился, что если следовать тогдашнему законодательству Российской империи, улик против жидов всё же недостаточно. В 1835 году всех жидов освободили из тюрьмы, и в Велиже были открыты жидовские молитвенные дома. Жиды ликовали и смеялись над беспомощностью русского народа.

Но Николай Первый посчитал всё же нужным сделать дополнение к первому проекту предписаний к министру МВД: «внутреннего убеждения, что убийство евреями произведено не было, не имею и иметь не могу. Неоднократные примеры подобных умерщвлений с теми же признаками… и даже ныне производимое весьма странное дело в Житомире, доказывают, по-моему мнению, что между евреями существуют, вероятно, изуверы или раскольники, которые христианскую кровь считают нужною для своих обрядов». А на втором проекте предписаний министру МВД была поставлена памятка государственного секретаря о том, что этот проект рассмотрен императором, но «Высочайшего соизволения не воспоследствовало».

(Замысловский Г. Убийство Андрея Ющинского. Петроград. 1917. С. 373 – 374).

То есть Николай Первый, к негодованию жидов, отказался подтвердить антирусский указ Александра Первого, который создал императорскую «крышу» для жидов-кровососов. Именно по этой причине жиды до сих пор ненавидят царя Николая Первого.

Стакан крови христианской девочки

А добывание крови христианских детей в Российской империи, естественно, продолжалось. В апреле 1843 года, также около Пасхи, в Витебской губернии, в городе Луцке два жида, братья Берко и Шмария Кленачи, схватили пятнадцатилетнюю девушку Щербинскую, прокололи её тело и набрали стакан крови. Девушку на этот раз до смерти не замучили или потому, что требовалось мало крови, или потому, что братья жиды оказались очень робки и очень торопились. Девушка дала показания на этих жидов, но бутылки с кровью не нашли, жиды от всего отпёрлись, свидетелей не было (кто же высасывает кровь при свидетелях?) – братья-кровососы оказались не наказаны. Отец и родственники девушки линчевать жидов-кровососов не посмели.

Выводы Даля

«Рассмотрев весь этот ряд ужасных случаев и возмущающих душу происшествий, частью доказанных исторически и юридически, - обвинение жидов в мученическом умерщвлении к Пасхе христианских младенцев невозможно считать призраком и суеверием, а должно убедиться, что обвинение это основательно. Как равно и общее мнение об употреблении ими крови сих мучеников для каких-то таинственных чар». Вот за этот вывод жиды до сих пор и ненавидят Даля.

«Есть обстоятельство, - писал Даль, - неоспоримое и очевидное, на которое при исследованиях об этом предмете никто не обратил доселе внимания, между тем как оно должно служить разительным убеждением для всех сомневающихся. Никто, конечно, не будет оспаривать, что в странах, где евреи терпимы, время от времени находимы были трупы младенцев всегда в одном и том же искажённом виде или, по крайней мере, с подобными знаками насилия и смерти». Даль особо обращает внимание и на то, что в жертву своему богу жиды приносили постоянно именно христианских детей. И это, действительно, так. Ни одного случая, когда в жертву принесли жидовского ребёнка в истории Европы, конечно, не было. А ведь если бы действовали какие-нибудь сексуальные маньяки-педофилы, то они наверняка не делали бы никаких различий между христианскими и жидовскими детьми.

«Тут не одно убийство, а преднамеренное мучительное истязание невинного младенца и, следовательно, или наслаждение этими муками, или особенная цель, с ними соединённая. Христиане-католики праздновали, вспоминая, Иисуса Христа в лицах, предавая поруганию Иуду. В России был толк раскольников, называемых детогубцами, они убивали незаконнорожденных детей, сушили и обращали в порошок вынутое из них сердце и употребляли его на чары для привлечения своих последователей». На праздниках Пурим и Пейсх жиды нанимают на день или на несколько дней гоя и плюют в него, и бьют его. «Так, например, жители Харькова помнят еще водовоза, который исчезал ежегодно на три дня во время Страстной недели и внезапно оставлял тех, кого обслуживал, без воды. Он постоянно нанимался в это время к жидам представлять Спасителя и дозволял за хорошую плату связать себе руки, а потом бить по щекам, оплёвывать, кричать на себя, бранить и ругаться над собою сколько угодно. Можно ли после этого сомневаться, что фанатичные евреи готовы были сделать ещё один шаг далее и доиграть комедию эту до конца, если бы это не было опасно». А поскольку это было всё же опасно, массовых закланий христианских детей ко дню Пасхи жиды каждый год всё же не устраивают. Но наиболее фанатичная часть набожных жидов полностью отказаться от замучивания христианских детей и добывания из них крови всё же не может. Отрицать это, – значит, закрывать глаза и уши и пребывать в полном невежестве.

«Откуда же эти одинаковым образом и умышленно искажённые трупы невинных ребят? Почему находят их только там, где есть жиды? Почему всегда дети христианские? И, наконец, почему случаи эти почти всегда бывали исключительно во время или около самой Пасхи?" На эти вопросы, полагающие себя «просвещёнными» либералы, конечно, ничего не могли ответить.

Жиды утверждают часто: «подобные злодейства совершают сами христиане для оклеветания нас, бедных евреев». Даль справедливо полагал, что этот глумливый жидовский «аргумент» ни один честно мыслящий человек принять всерьёз не может. Ведь в большинстве случаев жиды всё равно легко уходили от наказания. Зачем же христианам напрасно проливать кровь христианских детей? А ненавистникам жидов, которые не трусы и способны на решительные действия, проще и безопаснее физически уничтожать самих жидов, а не отягощать свою совесть замучиванием христианских детей. Ненавистник жидов замучивать христианских детей никогда не будет. Да и не знали и не знают ненавистники жидов специальных жидовских способов закалывания христианских детей и добывания из них крови. У них не было и нет тайных жидовских книг о ритуальных убийствах, по которым можно научиться. Такие книги есть только у «посвящённых» жидов. Да и какой гвалт на всю планету подняли бы жиды, если бы в их руки попал бы хоть один факт, когда христиане замучили христианского ребёнка, чтобы свалить убийство на жидов и вызвать погром.

Заслуга Даля перед русским народом и в том, что он дерзнул выразить своё презрение к «нашему просвещённому веку» и к «нашим просвещённым деятелям от политики и литературы». Полагая себя «сильно просвещёнными», они самоуверенно и с «благородным негодованием» отвергают обвинения против жидов в заклании христианских детей жидовскому Богу и добывании из них крови. Это унизительно, утверждают они, верить в такие «бабьи сказки, предрассудки и суеверия». «Надо перестать клеветать на бедных евреев».

Такие деятели, полагая себя «сильно просвещёнными и передовыми», на самом деле пребывают в самом дремучем невежестве, совсем не знают историю Европы, боятся и ленятся узнать правду, ничего не понимают и не желают понимать в русско-жидовских противоречиях и фактически по дурости, невежеству и продажности предавали и предают русский народ. И Владимир Даль открыто причисляет их к предателям России и русского народа. Ибо они «отдают в жертву (жидам) своих единоверцев, потворствуя бессознательно какому-то чудовищному исчадию фанатизма». И Владимир Даль призывает правительство России к истинному просвещению, то есть к пониманию реальной ситуации, к бдительности и отпору жидам и жидовствующим либералам-мракобесам. И он предупреждает, что заклание русских детей жидовскому богу будет и впредь продолжаться, если не будут приняты суровые карательные меры против жидов-кровососов. «Польша и западные губернии, служащие со времени средних веков убежищем закоренелого и невежественного жидовства предоставляют и поныне самое большое число примеров подобного изуверства, особенно губерния Витебская, где секта хасидов значительно распространилась», - так заканчивает Даль свою книгу.