Пара обуви стала в России признаком хорошей жизни. Чем дальше, тем больше страна погружается в бедность и безнадегу

Чтобы иметь возможность купить самое необходимое, доход средней российской семьи должен составлять 58,5 тыс. рублей. Об этом со ссылкой на исследование Федеральной службы государственной статистики сообщает РБК.

Исследование касается финансового положения и условий жизни населения страны. Проводилось оно в сентябре прошлого года во всех регионах России на основе личного опроса.

Выяснилось, что наименее притязательными у нас являются семьи пенсионеров — их устроил бы минимальный доход в размере 38,3 тыс. рублей. У многодетных запросы больше — что вполне объяснимо — 82 тыс. рублей в месяц. А молодым семьям и семьям неполным (с одним родителем) требуется минимум 68−69 тысяч и 62,5 тысячи — соответственно.

При этом отмечается, что 79,5% российских семей не всегда могут позволить себе приобрести необходимый минимум товаров (в опросе такой минимум понимается субъективно, для каждого домохозяйства по-своему), не выходя за пределы бюджета. Более половины (53%) в случае острой необходимости не могут найти денег на ремонт жилья или медицинские услуги.

Почти половина (49,1%) не в состоянии заплатить за недельный отпуск вне дома раз в год. Более трети недоступна сезонная обувь. А 21,1% ограничивают себя в употреблении фруктов.

Данные, на самом деле, удручающие. Но какой доход, вообще, может считаться нормальным?

— Вы же понимаете прекрасно, что речь в данном случае идет не о доходе, который реально нужен людям, а о доходе, который им хотелось бы иметь, — комментирует ситуацию генеральный директор Института региональных проблем Дмитрий Журавлев. — Причем, дело даже не в том, что он завышен, а в том, что он вообще довольно необъективен, потому что люди сравнивают не с объемом потребительской корзины. Никто не сидел и не подсчитывал для себя на бумажке: «мне нужно в месяц то-то и то-то — стоит столько-то, плюс вот это и это — стоит столько-то». Кто-то, наверное, подсчитывал. В Европе, например, это традиционный подход, а у нас так не принято. Наш человек меряет на глазок.

Иначе говоря, мы исходим не из доходов человека, как таковых, а исходим из его представлений о богатстве.

Это представление чаще всего определяется как раз удвоенной, утроенной зарплатой. Любой доход велик только, когда он появляется. Если вам платили двадцать, стали платить пятьдесят, вам кажется, что у вас очень много денег. Через два месяца выяснится, что пятьдесят — это мало.

То есть, сам подход этого опроса, очень важен. Но он важен именно для определения общественного климата (с точки зрения, восприятия людьми своей жизни), а не уровня жизни.

А здесь объективным является вот это самое — не могу что-либо купить. Человек просто входит в магазин, он знает, что не может себе позволить то-то и то-то… Или, скажем, лечение не может позволить, или отдых.

Это уже объективные вещи.

Знаете, как понимается средний уровень среднего класса? Мне один умный человек сказал, что средний класс — это человек, который приходит в магазин и покупает то, что ему нужно, а не то, на что у него денег хватает.

Вот так качественно это можно определить. Количественно — труднее. Потому что, сами понимаете, и цены, и доходы в разных регионах разные.

Почему пенсионеры такие непритязательные? Потому что они исходят из размеров своих пенсий. Они умножают не двадцать тысяч зарплаты, а восемь тысяч пенсии на три, и у них получается сумма, которой, как им кажется, если в три раза больше получать, то хватит.

Но тревожным является именно то, что люди вынуждены ограничивать себя не в выборе - купить ананасы или яблоки, а в том, что кто-то вообще не может купить фрукты.

Вот это уже тревожный признак. Это означает, что структура потребления недостаточна, она не та, которая должна была быть.

«СП»: — Что с этим делать? Повышать доходы?

— Да, но тут надо понимать — у нас же экономика рыночная. Если вы механически просто повысите доходы населения, владельцы магазинов через некоторое время это поймут и тут же повысят цены.

Именно поэтому повышение доходов в чистом виде (в смысле, количества денег) на краткосрочном этапе что-то решает, но на долгосрочном не сработает.

На долгосрочном этапе нужно повышать производительность труда, нужно увеличивать объем товаров, чтобы конкуренция просто не позволяла слишком повышать цены.

Повышать они их все равно будут. Но чтобы этот процесс не был уж совершенно субъективным. Вот хочу, чтобы мои товары стоили в два раза больше — и завтра перевесил ценник, как у нас зачастую бывает.

«СП»: — А почему у нас цены на услуги и товары растут, а на труд, который заложен в их стоимость — нет?

— Потому что цены определяют не люди. У нас очень слабое профсоюзное движение. Вот на Западе нельзя так делать. Если, не дай Бог, собственник нарушит трудовой договор, ему будет хуже, чем наемному сотруднику. Его профсоюзы просто порвут на тряпочки.

Вы видели где-нибудь, чтобы у нас профсоюзы всерьез боролись за повышение зарплаты?

Труд человеческий у нас, действительно, низко ценится. Но дело-то еще в чем? Он ценится низко потому, что единственным «оценивателем» этого труда является предприниматель, которому выгодно, чтобы он был дешевым.

У нас вроде как есть коллективные договора между предпринимателем и профсоюзами. Но кто-нибудь, когда-нибудь их видел? Кого-нибудь они ограничивали, эти договора?

Почему у нас зарплаты не растут, и безработица тоже сильно не растет? У нас просто приходит предприниматель к работникам и говорит: «Так, со следующего месяца будете меньше получать. Кто против — на выход».

Мы удивительная страна — у нас в кризис не росла безработица. Этого в принципе по теории быть не может.

«СП»: — А то, что в центрах занятости у нас невозможно найти работу с достойной зарплатой, неудивительно? Все предложения либо за МРОТ, либо по минимальной профессиональной ставке…

— Почему на Западе эти центры серьезно работают? Потому что пособия по безработице высокие. И если ты хочешь, чтобы у тебя перерасхода не было, надо срочно человеку найти работу, причем такую, чтобы он хотел на нее пойти. Иначе ты будешь ему годами платить пособие.

А у нас два месяца получай по три копейки, два месяца прошло — иди отсюда подальше. Поэтому центру занятости, в общем, все равно, найдет человек работу, или нет. Центр занятости экономически не заинтересован в его трудоустройстве. Объективно ему плевать. Но плевать не потому, что там какие-то люди, особо злые работают, а просто им это не нужно.

А все началось с того же самого — с того, что изначально человек у нас очень дешев, а товар очень дорог.

«СП»: — Но это значит, что-то в нашей структуре экономической сбоит?

— Конечно. Должны быть очень сильные социальные гарантии. Вот если у нас пособие по безработице будет высоким, а за нарушение коллективного договора предприниматель должен будет платить миллионные штрафы, то все то, о чем мы говорим, исчезнет.

Проблема в данном случае, чтобы власть видела не только интересы предпринимателей. У нас же постоянно вот эта мантра: предприниматели дают рабочие места, поэтому, не дай Бог, ущемить предпринимателя — безработица будет высокая, страна погибнет.

У бизнеса какие-то проблемы — надо обязательно денег из бюджета дать и потом лучше не просить обратно. Потому что они дают рабочие места, они выполняют социальную функцию.

Вот они ее так и выполняют. Опять же, не потому, что предприниматели какие-то злобные «крокодилы», просто им удобно и выгодно платить мало, а брать много.

Предприниматель на Западе ничуть не больше любит людей, чем наш, но ему невыгодно слишком давить. Если он передавит, его либо профсоюзы забьют, либо трудовая инспекция в суд потянет. Дороже обойдется. А у нас нет. У нас главное — предпринимателя сохранить, которому так тяжело живется. Вот он так и живет, поскольку он у нас единственный, на чьи интересы обращается внимание.

Старший преподаватель МГИМО МИД РФ, политолог Алексей Зудин считает, что данные Росстата свидетельствую о том, что в экономической сфере у нас не все благополучно:

— Мы, конечно, вышли из «девяностых». Но в том, что касается повышения социально-экономического и вообще уровня жизни российских граждан, ушли не слишком-то далеко.

Многое, разумеется, здесь можно сделать при помощи адресной социальной политики — что, кстати, делается. Но главное — необходим устойчивый экономический рост. Без этого проблему низкого уровня жизни и проблему бедности, причем, в массовых масштабах, решить не удаться.

Необходим устойчивый рост. И результаты опроса означают, что есть объективная потребность на это. Она существует уже длительное время, и чем дольше этот запрос на экономический рост не получит адекватного ответа, тем хуже будет социальная ситуация в российском обществе. А это, в свою очередь, будет сказываться на поддержке ключевых политических фигур и, возможно, на поддержке государственных институтов.

В Кремле, кстати, отреагировали на данные Росстата о трети российских семей, которым не хватает средств на приобретение обуви, и теперь ждут от статистиков разъяснений.

«Я затрудняюсь это прокомментировать, скажу вам честно. Почему именно на обувь, почему именно треть и откуда эти цифры», — сказал пресс-секретарь президента России Дмитрий Песков, отвечая на просьбу прокомментировать информацию службы.

Он также отметил, что был бы признателен Росстату за разъяснение этих данных.

Светлана Гомзикова

https://svpressa.ru/society/ar...