Первый круг и Первая точка
Гуманоид сделал первый шаг к гомосапиенсу не тогда, когда поднял голову и увидел на чёрной доске африканского неба золотым мелом начертанный знак, а когда перенёс его на песок пальцем. Потом на сырой глине повторил палкой.
Луна графически выразительней, чем раскаленное солнце на выгоревшем от зноя небе: луну можно созерцать, не щурясь, не уставая, подолгу.
На солнце не взглянешь.
Поэты малого человечества эпохи Начала уже осознавали, что мир состоит из зеркальных противоположностей – ночь-день, верх-низ, прохлада-жара. И в этой системе парностей роль доброго гения, отца всего сущего отводилась ночному светилу.
Ночь – время прохлады, любви и охоты.
Это в сегодняшних поэмах луна и солнце – идеальная романтическая пара, Ева и Адам. Но тогда луна – ещё добрый Авель, пасущий мириады звезд и звездочек, солнце же при своем появлении стирает их с выбеленных зноем небес. Оно – тиран! Светить, сиять, сверкать, сжигая – право и обязанность только окаянного солнца!
Луна стала божеством в южных широтах. Научила человека начертить круг, сотворить материальный идол – диск из глины и камня. И почитать все круглое на земле: такие предметы угодны богу.
... Пытаясь начертить идеальный круг, жрец создает приспособление, которым мы пользуемся по сей день.
Циркуль помимо окружности производил ещё один не предусмотренный значок – углубление в центре от опорной ножки.
Этот технический побочный эффект на смысл знака пока не влиял: и «пустой круг», и усложнённый, но идеальный выражали одно понятие – Луна.
Оправдание, по-видимому, находилось: точка как бы символизировала пятнистость лунной поверхности.
Грамматист – жрец знака и слова, был в каждом племени. Он толковал священные символы и присваивал им значения, зависящие от степени его образного мышления, темперамента и общей культуры.
Словотворцы, работая со священным иероглифом, доставшимся им от предков вместе с названием, пытались разгадать заложенную в него символику, полагая, что он есть графическое выражение того или иного природного объекта, представителя животного, растительного мира или другого явления природы, формой отдалённо напоминающего очертания знака. Переносили на них его название и обожествляли их как земных воплощений бога. Ибо иероглиф людям новых поколений доставался в качестве знака бога – покровителя племени. И никаких изменений фигуры его и названия не допускалось.
Психологически мы все те же. Какими были в палеолите и в средние века. Даже самые всесильные не рисковали покушаться на непонятную традицию: «Я не глупец, чтобы воевать с неизвестным» (Наполеон). Древнерусский монах, тиражируя от руки священное писание, допустил чернильную кляксу на одной из пергаментных страниц. И по небрежности забыл её смыть. Все последующие переписчики аккуратно повторяли кляксу на том же месте текста. Веками. Благодаря такому трепетно-верующему отношению к традиции, первоиероглифы, почти не изменяясь, дошли до наших дней. И звукосочетания их названий, прошедших через горнило миллиардов по-разному настроенных глоток, почти не утратили последовательности звуков, количества их и качества.
Точка уцелела и тиражировалась в тысячелетиях именно потому, что произвольное изменение священного знака было недопустимо. Если она появилась в контуре, значит так было всегда.
Первый этап сотворения графической луны завершается образами «самодеятельной» и технической графем:
=
(два знака тождественны) - Луна.
Первое название знаков, скорее всего, того и другого было общим. Его уже не восстановить. Хотя, может быть, акустически имя и не выражалось. Только идеограммой.
II
Луна давала возможность создать несколько графических вариаций своего образа – от юного месяца до полной луны и далее – убывающей.
В эпоху Начала вполне обозначимы отрезки времени в виде «ломтей» луны разной толщины. Нетрудно было подсчитать сколько ночей приходится на каждую определённую фазу и сколько их всего вмещается в период от рождения луны до истаяния. Время, по-видимому, исчислялось количеством ночей. Категория «день», надо полагать, появилась в следующие времена, когда главным светилом стало солнце.
Со временем разность знаков вызывает необходимость объяснения. Человека всегда интересовала причинность любого явления.
И только когда в одном из родов малого человечества луну стали передавать «фазой» – полукругом, появляется опора для толкования:
– «луна (месяц) и звезда».
Какая из 10 миллиардов звезд нашей галактики достойна была рисоваться на пару с луной?
Конечно, – Венера. Она, самая яркая, появляется над горизонтом, после захода солнца и перед появлением луны. Третье по значению суточное светило и второе – ночное.
Возникает культ – «Луна и Венера».
Чтобы подчеркнуть новую семантику точки, ей подрисовывают лучи. Поначалу два, ибо использовали лишь два пространственных направления – «верх-низ»:
В другой первокультуре принято – «левое-правое»:
И контаминация приводит к четырем сторонам Света:
Точка получает законную прописку и самостоятельное значение.
Осмысливая эту уже реальную графическую пару, жрецы творят первые сюжеты о паре космических прародителей человечества – «Месяц и Венера».
Месяц – мужское начало, ибо – «рога», значит – «бык». «Венера в рогах бычьих». «Рождённая из головы Быка» – табуистическое имя Венеры, богини женской красоты, праматери.
(Публикатор - Примеры мифотворчества на эту тему, см. картину Серова Похищение Европы)
Бык или корова?
От палеолитического иероглифа «Бык», когда божественное животное (тотем-прапредок) изображалось на стене пещеры-храма в натуральную величину, в цвете, во всех мельчайших подробностях (пещера Аль-Темира, юг Франции), до во много раз уменьшенной, схематической фигуры быка на скалах раннего неолита – этап, который можно расценить и как время деградации высокой изобразительной и материальной культуры древне-каменного века (даже краски не выцвели!), но и как свидетельство качественного скачка в художественном сознании человека, выразившееся в способности увидеть великое в малом. Это уже шаг к символизму, к возможности через частное выразить целое. Когда рисованный знак Быка превратился в рисуночный (изображение рогатой головы) и в предельно символический («галочку»)?
Данные «тысячи одной» этимологии предлагают:
(публикатор - картинки плохо вставляются. Суть в том, что из месяца "лодочкой" изображения выходят 3-х типов)
«Бык» – простое, как мычание
…Поэты эпохи Начала увидели в Луне-Месяце знак Мычащего и тогда ночное светило получило имя.
Звукоподражательный характер первого названия Месяца (а потом – полной луны) у меня ныне не вызывает сомнения. Как и то, что совпадение символа быка (рогов) с фигурой месяца определило отношение лунопоклонников к Быку, как к земному воплощению божественного светила.
Бык стал богом – тотемом, прародителем человечества.
За ним – Корова, Матерь.
– Бык.
Бык мог себя акустически обозначить. Его природное слово-речь и стало самоназванием.
Любой сельский ребёнок трёх-четырёх лет назовет вам имя быка и коровы: «му-у». Оно общепланетарное. Ему не было альтернативы. Юное человечество, изображая знак Быка, описывало его звукоподражанием, и совпадение графемы с природным знаком, начертанном на ночном небе, распространяло то же звукосочетание и на него:
– mu – 1) Бык, 2) Месяц-Луна.
Это был первый и очень важный для культуры шаг – перенос имени звучащего объекта на немой, не способный назвать себя.
Следовательно, мы можем отбить линию:
________________________________________
1) Начальный этап развития языка – звукоподражательный.
2) Письмо позволило назвать немые объекты, внешне похожие на озвученный графический знак.
Так возникла схема основной словообразовательной модели: «знак + название + толкование знака = слово-понятие».
Ни один язык не обошёлся без этого механизма. Все – изначально знали первописьмо, иначе бы не состоялись.
…Прослушивая диктофонные записи, однажды понял, чем отличается наша детская, упрощенная передача «му» от фонологически более точного бычьекоровьего слова-языка.
Первые жрецы лунной религии не могли позволить себе неполную передачу священного самоназвания. Они наверняка ещё более тщательно вслушивались во все оттенки мычащего звукосочетания: для них, воистину, слово Быка было словом бога.
Они услышали, что Слово, начинаясь с губного согласного (m) продолжается тягучим носо-губно-нёбным гласным (ů) и завершается носо-нёбно-гортанным согласным (η).
(публикатор - můη (bůη) – для учивших английский как читается понятно, для других поясню – читается типа mung (achtung!), но только нет двузвучия «нг», только один носо-нёбно-гортанный звук η. В общем, по-казахски это пишется как «мұң»).
Это более точная буквенная транскрипция бычье-коровьего самоназвания, которое, вероятно, ввели в свою речь жрецы и научили племя произносить имя предельно точно – фонему за фонемой. Ни в коем случае не искажая: это имя божественного прапредка, принявшего обличие быка.
Характер второго диалекта языка эпохи Начала определился аналогом первого слова – bůη – так услышалось другим жрецам бычье самоназвание.
Борьба этих двух начальных диалектов за истинное произношение божественного слова скажется на судьбе языков.
Мы можем уверенно обозначить два первых диалекта языка эпохи Начала: м-Диалект и б-Диалект.
Пытаясь воспроизвести непривычное звукосочетание, человек развивал свой речевой аппарат, способный произносить только звуки природного слова-речи, с которым человеческий вид и пришёл в мир.
... Но все же бык или корова? Вопрос этот, вероятно, занимал и жрецов эпохи Начала. Они были ближе к природе и наблюдательней, чем мы: знали, что не у всех видов рогатых самки обладают этим оружием. А самцы – всегда. Поэтому, рисуя знак рогов, стали выражать понятие – «бык». Самец крупных рогатых станет земным воплощением ночного светила.
Ни в одном языке не сохранились омонимы můη (bůη) – бык; můη (bůη) – месяц, луна. Но отголоски этой древнейшей пары слышимы в островном германском: moon – месяц, луна; month – месяц (время); man – муж, мужчина (англ.). И в древнеиранском muh (munh) – «месяц, луна», mans, manas – Муж.
«Бык» – начальное звено короткой семантической цепочки, за которым следовали – «самец» – «он» – «Муж» – «мужчина».
Корова – убитый бык
Нещадное солнце изгоняло человека из экваториальных широт.
Обожествившие быков – земного и небесного, уходили вслед за стадами туда, где трава сочнее.
Менялось положение месяца в более северных широтах и поворачивалось его графическое изображение в письменном поле.
Следствие – жрецы обожествляют «ухо неба». Ухо жрицы прокалывают и вставляют изделие из драгоценного металла или камня, чтобы сверкало, как и положено знаку Венеры.
Место прокола постепенно переместилось с середины ушной раковины на мочку. Удобней и не так болезненно. Но это случилось позже, когда связь с письменным знаком была утеряна и смысл первоначальный утрачен. Осталась только традиция, поддерживаемая слабенькой функцией – «для красоты». Обряд женский, ибо – «Венера».
Не потому ли ухо считалось у вавилонян «вместилищем жизни и разума»? У истуканов острова Пасхи неестественно большие уши, мочки оттянуты до плеч.
Вероятно, великое Ухо означало и великий Разум. Большеухие становились жрецами – потомками богов. Влиять на природу человека научились рано. Если веками оттягивать уши тяжелыми подвесками – задача включается в генетический код. Ранняя плешь – следствие былого «выщипывания макушки, с целью создания тонзуры – знака
(публикатор - а также тюбетейка, ярмолка и прочие головные уборы).
Те, кто истолковали его как «око», культивировали круглые глаза. Китайцы, заменив знак
– «солнце», «око» на
– «солнце-око», «сформировали» узкоглазость.
Тюрки отрицательно относились к горизонтали, как к символу смерти, «лежания». (В орхоно-енисейском алфавите ни в одной букве нет горизонтального штриха.) Они могли назвать знак «закрытого глаза» – «ольмек» – 1) умирать, 2) смерть (тюрко-огуз.). Как символ предков знак под этим наименованием мог стать гербом одного из племен будущих америндов. Известен южноамериканский народ «ольмек», чьи нефритовые истуканы, вероятно, изображавшие духов предков, отличались выдающейся узкоглазостью.
Недавно на них обнаружены выцарапанные иероглифы, которые признаны идентичными древнекитайским письменам эпохи Шан (начало I тысячелетия до н.э.).
... Графема развивается:
И в тех племенах, где полумесяц превращён в угол («нос»), прокалывают ноздрю с той же целью. Культ великоносых.
Каждый обряд (ритуал, обычай) не придуман произвольно «шаманами», но имеет свою знаковую причину.
Отношение к луне менялось по мере перемещения в высокие широты. Ночи становились холоднее, остывала и вера во всемогущество луны. Она продолжала светить, но этот свет ассоциировался уже не с благостной прохладой, но холодом. Лунопоклонничество сменяется сначала осторожной, но чем северней, тем нарастающей до неистовости верой во вчерашнего дьявола – в Солнце!
Теперь оно – божественный прародитель, одно без всяких приблудных венер! Луна превращается во врага солнца, злого демона, беса!
Переход одной формы сознания в следующую не уложить в привычные нам рамки хронологии. Может быть десятки, а то и сотни тысячелетий обреталось, возрастало и распадалось, как пчелиный рой на много роев, юное человечество в землях, обласканных ночным светилом, но первые признаки культуры солнцепоклонничества мы встречаем в Евразии в пределах времени, датируемом объективными химико-физическими методами. В верхнем палеолите – 40-30 тысяч лет тому назад.
Лунопоклонничество не завершилось разом и повсеместно. Оно продолжалось чуть ли не до наших дней. Особенно в культурах, остававшихся в зонах, где климат благоприятствовал почитанию Луны и Венеры.
Но другие племена, осваивая северней расположенные пространства или горные местности, где природа суровее, должны были поменять религию.
Психологически этот процесс протекал, вероятно, столь же непросто, как и подобные в «историческое время».
«Язычники» травили первохристиан – это нам известно по христианским источникам. Какие муки за веру принимали, в каких горных пещерах вдали от глаз людских устраивали тайные храмы и как потом, пересилив язычников, истребляли эту нечисть, сжигая эллинские библиотеки, превращая их богов в дьяволов – знаем.
Едва ли полегче была судьба и у первых солнцепоклонников. И, наверное, после победы они не менее жестоко расправлялись со своими предшественниками, бывшими единоверцами. Ибо первый знак солнца подсказывал им, как надо поступать с врагом.
Этот иероглиф – призыв к убийству.
Убийство быка
Сцена Убийства Быка художественно расшифровывала информацию, закодированную в символах, начертанных на теле священного рогача.
– «убийство луны». Иначе говоря, создание солнца.
Храмы солнцепоклонников, вероятно, устраивались в труднодоступных, горных районах, как впоследствии святилища первохристиан и первомусульман: новая религия и тогда в древнекаменном веке не цветами приветствовалась. Как непросто расставаться с нажитым духовным капиталом, всей системой общественных ценностей – нам известно. Новая религия – это зачастую коренное изменение и хозяйственного уклада, и тотальное разрушение социальной иерархии.
Смена культов происходит в более высоких широтах, где начинают осознаваться преимущества солнца. Если в жарких краях солнце – изнуряющий зной, пересыхающие источники, то на севере солнце – тепло и свет. Это зелёный, пробуждающийся от спячки мир. Солнце – это жизнь!
Первыми тореро в состязании с быком-богом, уверен, были женщины-жрицы. Решительные северянки. Они умели пользоваться копьём и каменным топором. И знали название оружия. В ту эпоху оно могло быть только звукоподражательным.
... Боксер, нанося удар, резко выдыхает – ха! Раскалывая полено, метнув копьё на стадионе, любой из нас производит то же физиологическое – ха!, которому Первые придали статус слова, выражающего понятие «оружия». Сначала так могли называть копьё и топор. Полагаю, что первым названием черты в общечеловеческом письме палеолита стало слово ha – копьё , оружие. По сути, тоже – звукоподражательное. В дальнейшем с ним в диалектах будет соперничать «стрела» – i (- gi - dži - dzi - di - d - t). Восстановив первые звукоподражательные имена Луны-Быка (můη/bůη), копья (ha), мы вправе попытаться прочесть символический иероглиф, написанный несколько десятков тысячелетий назад на теле рисованного иероглифа (бык в натуральную величину с копьём в боку). Зная первое правило сложного знака («складывая простые знаки в сложный, складывай их названия»), мы складываем: ha-můη, или můη-ha (Более полное: ha-mun; ha-bun (mun-ha; bun-ha)). Значение подсказано картиной «Смерть Быку!» – «Смерть Луне». Переносные значения – «Корова» («не бык»), «Солнце» («не луна»).
Переносные значения размножатся в целое «стадо», но далеко не уйдут от главного. Графема первоначальная уже в той пещере преобразована. Полумесяц превратился в полную Луну (ибо южная форма светила была бы не понята на широте Пиренеев), а копьё теперь с «наконечником», лишающим знак всякой двусмысленности. Иероглиф этот уже рисовочный, он на переходе к рисованному
(публикатор - три значка должны стоять впритык дург к другу).
Значит ли это, что первые символические письмена возникли ещё раньше? Думается, они появились впервые в краях, приближенных к экватору, где месяц «лодочкой». И пока дошли племена до юга Европы, успели наработать, благодаря письменам, и отношение к числу «три».
Во всех наших культурах можно отметить заметно выделенную функцию тройки. И в этой надписи знак убиваемой луны повторён трижды. Яростное, фанатичное – «Смерть Быку!». Число «три» – знак иероглифического множества. В китайском письме троекратное повторение иероглифа выражает предельность смысла: «дерево» = «дерево»; два «дерева» = «лес»; три «дерева» = «чаща».
Возможно, в ту эпоху название оружия уже абстрагировалось от первоначального жесткого ha, преобразовавшись в 'а -, а. Раньше или позже, но возникли формы «a-muη», «muη-а». Допускаю вероятность того, что место служебного слова (форманта) уже влияло на семантику. Зная закономерности развития консонантного корня, мы в состоянии пунктирно проследить путь, скажем, первого из этих гипотетических образований в языках европейско-средиземноморского региона. Не отрицая вероятности иного размещения черты в знаковой комбинации:
.
... Воцарившись, «женская религия» постепенно утрачивает категоричность, соглашаясь на компромиссы. В разных средах жестокость образа «смерть быка» смягчается трактовками – «безрогое животное», «не бык» > «корова», «малый рогатый» > «баран», «телёнок»...
(Публикатор - обратите внимание, например, на древнеиндийские картинки, Бог-солнце -огонь-агни-агнец-баран, Агни на овне (агнце)):
Жертва-жратва
... Первым солнцепоклонникам палеолита было что скрывать в горных пещерах. Изображая убийство Чёрного Быка Ночи, они совершали святотатство. Убивали земное воплощение божественной Луны. Контаминация значений символа
– «убитый Бык» – «Солнце» – «Огонь» приводит к обрядовому ритуалу – приношение чёрного быка в жертву Солнцу-Огню. Материализация знака – 1) бык закалывается остриём, прошедшим строго между рогов в загривок, 2) бык нанизывается на вертел и зажаривается на большом огне (солнце).
Солнце-Огонь пожирает Быка-Луну, и потомкам солнца должно следовать примеру высшего прародителя – доедать остатки жертвы. Войдя во вкус, стали оставлять себе поболе. Богу доставался только запах жаренного, чадный дым, поднимающийся к небесному Духу.
Корова – результат убийства Быка, и потому казни не подлежала. Как и Баран, по идее. Но ему не повезло. Его как малого Быка тоже стали приносить в жертву солнцу. Не понимая, что убивая Барана, возрождали Луну. Бессознательная ошибка? Не думаю. Его подвела, полагаю, графическая противопоставленность Корове. В письме Баран – не есть Корова, как и Бык.
Не убивали безрогих (бурёнка по своему первому иероглифическому паспорту была отнесена к расе комолых, к которой никак не принадлежал круторогий). Но его убивали как быка и ели хлебцы, повторяющие его знак
– баранка.
Потом, когда черту подменила точка, стали вместо быка жарить на масле круглые хлебцы, прокалывая их посередке. Создавая вещественный знак Коровы – «коровай», «каравай».
(Полагаю и насекомых, подобных знаку Солнца-Коровы «круг с точкой» или «круг с чертой», называли также. Здесь надо искать причинность названий «божья коровка» и «букашка».)
Первые сложные слова
Кабан
Итак, родоначальником первых сложных слов стал первый сложный иероглиф «убитый бык». Называя в той или иной последовательности наименования составляющих элементов, создали комбинации ha-můη (ha-bůη) или můη-ha (bůη-ha).
Эти звукосочетания становились именами животных, посвящённых солнцу (корова, баран, телёнок, кабан, лошадь), а затем и названиями предметов, напоминавших очертаниями священный или утративший святость иероглиф.
До исторических времен одна из этих форм доживет в имени древнеегипетского священного барана – Amon, «несущего солнце в рогах»:
– ha-můn (ha-bůn).
Сияющая точка в рогах понята как признак божественности, но не отрицания рогов. Однако, первоначально, ещё до обретения лучистости, точка была воспринята как «рана», след удара копья и потому названа именем оружия ha.
В среде, где рога толкуются как месяц, точка получает значение – «звезда», и обретает луч, направленный вниз.
Название сохраняется.
Значения зависят от развитости воображения жрецов. Один увидел – «корова» («не бык») > «самка» > «женщина». Если рога без черты – mun – «бык» > «самец» > «мужчина». (Сравните германское man – мужчина, то с чертой отрицания ha-mun > a-mun, a-mon... И пока неясная нам метатоника – u-man > woman – женщина (англ.).
В эпоху матриархата – женщина и есть «человек». Не тогда ли возникает романская основа uman – «человек», от которой humanus – по-человечески, гуманно (лат.).
Патриархат изменил значение: uman (amun) – «человек», «мужчина». Механически ли открывается конечный слог huma – человек, мужчина (гот.), homo – т.ж. (лат.), womo, uomo – т.ж. (ит.)? Или таким образом (отрицанием отрицания) добывали антоним: uman – женщина, uma – мужчина? Я склонен считать, что носовой, в данном случае, редуцируется механически в произносительной практике открытосложного диалекта.
Протороманцы умлаутом производят название женщины (wamun – мужчина; wemin – женщина). Как иначе объяснить генезис основы слова femina – женщина, самка (лат.)?
Англичане этим способом придают множ. число: women – женщины. (Устное – «вимен».)
Возможно, при этом прибавляли ещё одну черту к иероглифу:
– woman; – women.
Славяне только в таком случае увидели бы новый символ, сопряженный с коровьим знаком – вымя (вумен > вымен. Или вимен > вымен).
II
Египтяне изображают «убитые рога» и переворотом:
=
. Если черта понята как символ умножения, удвоения, то древнеегипетская цифра –
«десять», обозначает число, вдвое большее, чем возможное –
«пять».
Опрокинутые рога – «не бык» > «корова» > «самка» > «женщина».
В египетском словаре h-m-t – человек, мужчина. Окончание «-t» – женский род. (Такие несуразности типичны и в славянских: «юноша», «мужчина».)
В египетском первоиероглифическом, я думаю, слово это передавалось опрокинутыми «рогами», перевёрнутым углом:
.
Славяне закрепили сей доисторический момент в предмете и названии, которое помогает нам восстановить вокализацию египетского слова, записанного одними согласными: h-m-t < homut, hamut. Смыслы иероглифов путались и потому в языках названия быка и коровы, мужчины и женщины зачастую совпадали. Например, mucca – корова (ит.). Устное – «мукка», безусловно родственно buca – бык (тюрк.). Тюркские языки не знали грамматического рода. Как, возможно, и египтяне поначалу. Потому в заимствованном из какого-то переднеазийского диалекта h-m-t – «женщина-человек», они поначалу не заметили женского окончания. Пока не освоили его и не приняли в свою грамматику.
III
Берем пример из «Краткого этимологического словаря коми языка» В.И.Лыткина и В.И.Гуляева (М., «Наука», 1970 г.). «Кымынь» – «кверху дном», «вверх дном», «ничком». В удмурдском – «кымин» – т.ж. «кыминь» – (южн.диалект), «кымыт» (сред.диалект). Слова этого же корня: кымыньтны – «опрокинуть, перевернуть кверху дном» (коми), кыманы – т.ж. (удм.), комадо – ничком (эрзя), комада – т.ж. (мокш.), kumota – опрокидывать, kumossa – вверх дном (фин.), gomo – опрокинутый (саам.N), kham – ничком (манс.), homta – т.ж. (хант.).
Авторы предполагают прауральскую праформу kuma, связанную с гипотетической индоевропейской g-in. И в доказательство приводят kamara – свод, купол (греч.), camur – кривой (лат.). В эту же группу включают тунгузское kuma – «перевёрнутый», родственное hobo – перевёрнутый (юкагир.). Этой этимологии не достает знака
– ha-mun (ha-bun). И тогда ряд пополняется древнеегипетскими соответствиями. И романскими.
IV
Кабан – «вепрь, самец дикой свиньи» (позднее заимствование в восточнославянские языки из тюрко-кипчакских) по-видимому, следует отнести к пласту древнейших сложных слов.
– ha-bun.
Жрец увидел кабана как бы сверху, в плане. Черта-туловище и клыки-бивни. В Африке так бы назвали слона.
В тюркских языках лексема эта стала модельной, по образцу морфологии которой создаются названия других животных (ha-ban > kab-an), «булан» – лось; «койан» – заяц; «сазан» – рыба, водящаяся в мутной, илистой воде; «тушкан» – мышь; «ждан», «илан» – змея; «коблан» – барс; «арстан», «арслан» – лев; «кулан» – дикий осел; «варан» – пустынный ящер; «кран» – орел, беркут и т.д. И, наверное, – «баран», от которого «марал» – горный олень.
У каждого из этих слов своя история и свой знак. Некоторые из них поддаются восстановлению, такие как
– баран, буран, восходящие к
.
Опрокинутые рога с точкой предъявляли свои требования к названию – бараан > барахан > бархан – песчаная гора.
... Переворот знака кабана так же не прошёл бесследно для словарей тюркских:
– käbän (keben).
В кипчакских языках: käbän – стог, скирда, копна (башк., бараб.), keben – т.ж. (каз.), kiban (тат.). В чувашском мягкость закономерно утрачена: kaban – «стог, скирда». Заимствовано в вятский говор русского языка «кабан» – стог, скирда (Даль). Славяне сами в данном эпизоде не используют умлаут, обходятся аффиксальным отрицанием: kopan+a > kopna – копна.
Когда будем определять этническое авторство тех или иных изобретений, получивших планетарное распространение, наш опыт с копной может вполне поучаствовать в этом процессе.
(публикатор - думаю, этого достаточно (для начала), чтобы понять методику Олжаса Сулейменова. На закуску, еще глава:)
Сокровища
Поклон советской школе востоковеденья и за «Большой китайский словарь» (1993). Он готовился десятилетиями, успел выйти в свет (просто чудом!) в годы самораспада «последней империи», когда культуру перевели в режим самофинансирования и издательства научной литературы перешли на публикацию вокзального чтива. «Большой китайский» был издан на последние средства, остававшиеся от государственной дотации. Четыре громадных тома, мелованная бумага. Прощальный залп научной полиграфии.
Особую радость доставили две сравнительно небольшие книги приложения к основному изданию – «Основы китайского языка» Т. П. Задоенко и Хуан Шуин.
В них приводятся древнекитайские иероглифы II тысячелетия до н.э., ещё сохраняющие некоторую образность.
Эта относительная дата считается временем рождения китайского письма. Хотя некоторые ученые «Хань Лянь-цы и другие исследователи на основании гипотезы о существовании знаков фонетического заимствования в гадательных надписях делают вывод, что письменность в Китае возникла значительно раньше, чем во II тысячелетии до н.э. Более того, этот вывод служит аргументом для утверждения о возникновении письменности, а, следовательно, и классового общества при династии Ся, т.е. в III тысячелетии до н.э.»1
Не знаю, как насчет классового общества, но судя по некоторым прямым связям с шумерской и египетской иероглификой, китайское письмо вполне может претендовать на ещё большую древность.
... Кювье по одной косточке мог воссоздать скелет доисторического животного. Ибо реконструировал системность связей элементов целого. Так же восстановимо общечеловеческое письмо эпохи Солнцепоклонничества, если мы воскресим систему закономерностей, грамматику иероглифа. После чтения «Основ китайского языка» я могу представить, что это такое – «ни с чем несравнимое чувство своей правоты», испытанное Химиком, когда состоялись открытия элементов материи, предсказанных его Таблицей.
Понять истину легче, чем рассказать о ней и убедить других.
Одно дело манипулировать знаками, созданными в твоем воображении, и совсем другое – расшифровывать нормальные письмена, миллиарды раз выводившиеся резцом и кистью на черепашьих панцирях, глиняных таблицах и пергаменте.
До бумаги они не дошли: она была изобретена монахом Цай Лунем во II веке н.э., когда иероглифы Барана и Коровы в китайском письме утратили символическую образность.
Я нашел в «Основах... » вычисленные мною знаки.
Вот они, эти великие иероглифы:
– iang – баран
– niu – корова
Все мои многолетние штудии по восстановлению первоиероглифа «не бык» = «убитый бык» обрели доказательную почву. Для меня самого в первую очередь. С того счастливого дня я уже не сомневался в правильности произведённых расчетов, на которых строился метод новой этимологии.
Что было бы, если бы ты начал исследования именно с этих иероглифов, пытаясь понять, почему «рога» сопряжены с «копьем»?
Наверное, ничего. Согласился бы с мыслью о немотивированном произволе древних китайских знакотворцев. Нет, к этим знакам надо было подойти издалека, пройдя сквозь всё то, что тебе довелось испытать за десятилетия до неожиданной встречи – и радость узнавания, и отчаяние неуверенности.
... Праформа обоих иероглифов напрашивалась:
– 1) корова, 2) баран, 3)телёнок
– 1) корова, 2) баран, 3)телёнок
(публикатор - беда с картинками).
И движение поэтической мысли было вполне доступно пониманию: механика образного мышления едва ли изменилась за прошедшие тысячелетия. Угадывается интерпретация, расшифровка диалектных вариантов с длинным и укороченным копьем.
Баран – «не бык, но мелкий рогатый». В то время как корова – «не бык, но крупный рогатый».
Название исходного знака – beη > eη > eng > iang досталось варианту с укороченным копьем, хотя по справедливости должно было принадлежать другому, продолжающему праформу.
Корова была названа своим нынешним именем значительно позже, когда гласный огубился iuη и наименование разложилось на «составляющие» iu-η.
Видоизменение графемы потребовало и акустической реакции. Процесс переназвания омонима протекал в этнически сложной среде ещё до того, как предки китайцев двинулись на Восток. Индоевропейское сотрудничество, возможно, чувствуется в «самоопределении» носового согласного.
Новый иероглиф назвали палиндромом η-iu.
... Индоевропейцы, по-видимому, работали с этими графемами, но уже в период, когда знак барана величался iuη и понимался – «телёнок», «детёныш». Закрепилось переносное значение – «юный», «молодой».
[ Ср. iang > iong > iung – юный (герм.), iun – юн (слав.), iung > iuns – «юнак», «юнош(а)» (слав.), unk – «уноша», «уность» (др.рус.), unuk – «внук» (др.рус.), -onok – уменьшительный суффикс (др.рус.). «Итальянский рефлекс» проявляется в готском iuggs – юный (iung-us). (На знак солнца «круг, раздёленный пополам» намекает слав. iug – «полдень, полуденная сторона.)
В диалектах, не приемлющих иотизации, дифтонг прослаивался евразийскими протезами: ian = ihan = iwan. Особую популярность получил в мире второй вариант названия знака с губной перемычкой: iwan >iuan > ioan – юный, молодой.
И вновь срабатывает неприятие стечения гласных: iowan. На этом этапе отмечается iuvan – молодой, юноша (др.инд., авест.), giowan(e) – юный (ит.).
Первичное значение сохранилось в iuvenis, iuvencus – телёнок, бычок (лат.). В славянских: «юнец», iunec – телёнок (болг., серб., ховр., словен., др.чеш., пол.), iunk – бычок (н.луж.). ]
... В именах божеств отпечатаны первоиероглифы. Двуликий Янус – древнеиталийский бог солнцеворота и летнего равнодействия, которому поклонялись и римляне до принятия христианства, утратил свой знак. Мы, опираясь на его функциональность и значение постоянного эпитета, можем предположить, что символ его представлял из себя круг (или полукруг), раздёленный пополам вертикальной чертой.
И помня правило, по которому зачёркнутый месяц назывался также, как перевёрнутый, допускаю, что два названия священного символа встретились при скрещивании культур в процессе этногенеза в речевой билингве: ian = kupol.
Славяне отмечают праздник летнего равнодействия 22 июня и божество этой даты называется Иван Купала (рус.), Янка Купала (белорус.).
При этом в полночь накануне равнодействия на луг, где разводят ритуальные костры, торжественно выносят колесо на шесте. И начинается праздник.
– iaη > ioη > iuη
Знак огня-солнца, как мы полагали, был двух вариантов – зачёркнутый месяц (колесо на шесте) и опрокинутый месяц (купол). Оба они изображаются в ритуале. Если первый подсказал время проведения праздника (равнодействие), то второй – прыгать через костер широко разводя ноги, т.е. создавая ногами знак купола, опрокинутого угла. И делают это только юные. Даже это значение знака контаминировано в обряд. Он – общий у славян и романцев. Доисторический бог ioan в католицизме канонизирован. И французы ежегодно отмечают день Святого Жана, прыгая через костры.
Священный знак огня присваивался божествам, имена коих попали в библейскую традицию («Иоанус») и позже в кораническую («Юнус»). Интересно, что христианское и мусульманское имена распространялись с латинским суффиксом м. р., что говорит о сильном культурном влиянии римлян на Переднюю Азию конца I тысячелетия до рождества Христова. Имя «Иисус» также отмечено этим формантом.
... Когда вслед за чертой числовое значение придадут и месяцу («пять»), то контаминация смыслов приведет в древнеиталийских культурах к новой функции сложной графемы-цифры. Она будет обозначать шестой месяц – i-un. (Именно тогда празднуют летнее равноденствие.)
Добавив ещё одну единицу, усложнили название седьмого месяца – i-iun'
От путаницы близкозвучащих лексем спасла диалектная форма, испытавшая действие закона NLR – i-iul'.
II
Значит, индоевропейцы в отличие от китайских грамматистов не опускали черту-копьё ниже круга (месяца) и, думаю, более того, поднимали ее, перечёркивая всё поле основного элемента.
В одних случаях это происходило механически, в других изменение величины черты приводило к грамматическому результату:
– iu-n
– n-iu
В последнем варианте полукруг понимается уже как «лунка», а «черта» – росток. И переносное значение – «новое растение» > «новое».
Думаю, так произошла пара iu-n – «юный», «молодой», (телёнок) n-iu – «новое», «новый», почти сохранившаяся в самом консервативном из германских языков – английском: iung – юный, new – новый (устное –niu).
... Тюрки образуют своё определение этого понятия аффиксальным антонимом. Увеличивая черту, добавляют её название в виде аффикса «i»: iangi – новое (узб.), eni – новое (тур.).
В казахском употребляется аналогичный формант отрицания: iaη-а – новое (устное – «жана»).
Знак нового, скорее всего, заимствован из индоевропейских.
... А исходный с «короткой» чертой имеет в тюркских наречиях более древние формы, чем в индоевропейских языках eng – endž – gendž – юный, молодой (тур.), giandž (азерб.), kenže – самый младший из детей (каз.).
III
Попытка из одного знака, общего для Коровы и Барана, сотворить два отразились в языке. Названия этих священных животных должны были противопоставляться как антилоги.
В одних диалектах исходным было название барана (как в китайском), в других – коровы.
Допустимо предположить, что индоевропейское ow – корова («gau», «kov», «gov») стало основой для антонимических ow-n = ow-'a – баран [ oven – баран, овца (фр.). ]
Только приняв отрицающий аффикс за окончание ж. р., славяне развели по родам диалектные наименования малого рогатого овен – баран и овка – овца.
Этот пример вдохновляет на анализ тюрко-огузского kuin (uin) – «баран», «овца» столь же характерно отличающегося от ui – корова (др.уйг., кирг.). В тунгусо-манж. kuni – баран (un-i). В монг. kon' – баран (un-i). В славян, kon' – безрогое животное, лошадь.
... В тюркских kün, gün, kön – солнце ('i-un > gün). В майа – kiη, king, kin – солнце. В инкском kon – солнце (kön).
IV
В древнекитайское письмо была включена ещё одна разновидность знака iun:
– jun.
В период «квадратизации» круг передавался квадратом, а полукруг – прямоугольником. Так, думаю, возникает нынешний иероглиф:
– jun – середина.
Этот иероглиф участвует в написании слова Džun-qou – Китай (букв: «срединное государство»). Идея этноцентризма была, скорее всего, подсказана старинным знаком солнца «круг с точкой», имевшим такой вариант названия.
Оценил 1 человек
1 кармы