Ну их, эти трёхножечные столы!

          - Поубивал бы вас всех тут, обормотов, - говорит, и дулом туда-сюда тягает. Только одно, - говорит, останавливает, - патронов мало! На всех вас, поросят эдаких, не напасёшься. Но с десяток наковыряю. Так что сидите, - говорит, - и не рыпайтесь.

Ну и сидим мы, значит, с этой самой дамочкой в самом углу под трёхногим столом. Аккуратно под тем самым, на котором пять минут назад заявление на кредит в этом отделении сберкассы писали.

И, вроде бы, уже сроднились как-то. Даже и почти забыли, что за минуту ещё, как эти двое в дверь с ружьями да криками ввалились, чуть мы с ней не подрались из-за ручки автоматической. Она из расчёта на четыре высоких табуретки одна-одинёшенька к столу привязана. На верёвке.

А тут, вроде, ничего… Понять не могу, как же я вот эту существу, что сейчас на корточках сидит и меня всеми своими руками сзади обнимает, недавно такими прозвищами навешивал? Сидим вдвоём под мраморной столешницей!

А эти двое с чулками на головах орут: «Деньги в мешок!!» Валяют, в общем-то, первую кассу. Совсем запугали барышню в том конце, и не видят, что за крайней стойкой молоденький парнишечка напрямую из кассы себе в брючные карманы банкноты пихает. Горстями, аж между пальцев торчит! Видать, хочет всё на налётчиков списать. И дамочка моя заметила тоже…

- Позвольте, - говорит тихонько, - это видите, что делается! Вот же загребанец какой!! Мы здесь кредита ждали, теперь вот честно на корточках под столом елозим. А этот банковский сотрудник, выходит, на чужом горбу, под общую дудочку, богатеет помаленьку! И нам-то потом кредита не дадут, - скажут: «Грабанули нас!». Надо бы этим, с чулками, сказать. Особенно вон тому, со стрелкой на левой щеке.

Шёпотом, конечно… И, что характерно, продолжает вплотную ко мне пахнуть своими вкусными духами. Да… Надо сказать, как я раньше не заметил, что она и на фигуру очень даже. Ну, я поплотнее, значит, принюхался, и возражаю:

- Как же, - отвечаю, - сказать? Они же, вроде, сами не видите, - натуральные бандиты. Что ж мы этим уркаганам честного гражданина станем сдавать? Зверьё же, - говорю, - как есть зверьё! И нам как-то не к лицу!

- А к лицу, - говорит, те бумажки, которые не его, в клетчатые брюки пихать? Эти-то двое дураков с чулками, - хоть честные! Открыто с ружьями пришли и деньги вымогают! А гражданин-то, небось, без ружья, и чулков на голову надевать не желает!! Вы, опять же, так никогда бы не сделали?! Интеллигентного человека я завсегда вижу.

И, надо сказать, я даже внутренне застыдился.. Потому, что мысль у меня, было, проскочила, что банкирчик этот ловко придумал. И не испугался, надо сказать! Глядит сосредоточенно, лишь бы, значит, успеть, пока к его кассе не подошло. Гнида она и есть гнида. А всё одно, сдавать как-то неудобно…

- Не знаю, - говорю, - как ни кинь, - он всё же не посетителей обворовывает, а, выходит, самых, что ни на есть, грабителей… Не совсем честно будет, если мы им, подлецам, информацию сольём. Да и глядите, опять-таки, он уже и отвернулся даже, как ни при чём. Видать, набрался уже, хватило…

А время идёт! Ноги-то у всех граждан, однако, затекают! И старушка какая-то, подслеповатая, из – за гнутого дивана голос подала:

- Грабьте, - голосит, - миленькие, побыстрее! Никакой мочи нету на согнутых ногах тут притыкаться! Да и суп с масталыгой на плите убегает!

А эти двое уже в своих чулках, опять же, начали вторую кассу огребать! Торопятся, - даже сопли вытереть не желают! Да и то сказать, - как?! Чулок-то сымать надо! А который со стрелкой, - тот даже ствол под мышку засунул, чтоб удобней двумя руками в мешок сгребать.

- Крепись, - говорит, - мать! Не видишь, и так для тебя побыстрей стараемся! А за суп не беспокойся, - весь не убежит. Уварится, - ещё спасибо скажешь! Я то, по личному своему опыту, агитирую именно с масталыгой подольше варить! Вкусу настоящего набирает! А сам гребёт, понимаешь, в обеи.

Ну, мы с барышней так под толстой столовой крышкой и сидим, уже и пообвыклись друг к другу поинтимнее. А чулочники всё ближе! Мешок с собой тянут, и даже вызывают окружающее сочувствие. Больно уж туго набился, а сам жиденький. И граждане душевно сопереживают, вижу, - как бы не протёрся.

Доходят тут до того самого френча, который в клетчатые штаны деньги запихивал. Одна у них, выходит, касса остаётся. Стали в ей шароборить, а деньжат-то там, понятно, самая тютелька.

- Что-то касса какая-то неинтересная… Давай, - советуются, - по здешним пассажирам пройдёмся. И на нас с дамочкой смотрют. А именно на ейные серёжки из червлёного серебра. Ещё из тогдашнего.

И, надо признаться, не выдержала моя барышня. В истерику впала. Да так, что никто не ожидал. Вместо чтоб заплакать, или, там, рекомендации какие-то высказать, вдруг завизжала. Да громко так, что уши позакладало у окружающих.

- Вот, - из-за спины кричит, - Ваша доброта!! Говорила я, что сразу сдавать надо было!

Тут, слышу, - Хрясь!! И мгновенно, чувствую, - отключаюсь. «Всё, - думаю, - убили, видать мою личную натуру». И даже чёрненькое внутри спустилось.

А потом одыбался, чую, - ничего. Рассветать, вроде, стало. Только не слышу ни зги, в ушах звон стоит, как на Святониколаевской, а саму, в общем-то, картину, - наблюдаю.

И показывают по этой картине, что вокруг неизвестно что творится: дым с под пороху, суета неописуемая. Банковские билеты по помещению, точно снег в феврале летают, а народ за ними по всем углам гоняется.

И даже старушка та с уставшими суставами, чудеса натуральной спортивной быстроты показывает. А чулочников нету! Могу, конечно, и ошибиться, но ощущение, что характерно, такое, будто массовка стала гораздо больше, чем при них была.

Все суетятся! За исключением почему-то одной персонально личности. Плюс личность эта сидит на моём собственном животе, и в рыдающих слезах меня за борты так трясёт, что затылок по полу твист отколачивает. «Э, нет, - думаю, - эдак у меня этот звон никогда не пройдёт!»

- Остановитесь, - говорю, - комсомолочка, если Вас это, конечно, не затруднит! Иначе, боюсь, кончусь у общественности на виду.

И, надо сказать, - повлияло. Трясти бросила. Слезть, правда, не слезла, наоборот, в обнимку ухватилась. И, видимо, поэтому, от недостатку кислорода, снова у меня произошло незапланированное отключение.

После-то, благодарствую, - восстановилось всё, хоть и не сразу… Даже акустика. Рассказала она, что когда руки у щипача затряслись, ружьишко-то пальнуло, отчего одну ножку у нашего стола напрочь снесло! Было б их четыре, ну, то есть ноги, - можеть бы и пронесло. А так на двух-то подпорках стол абсолютно не удержался. А крышка тяжелющая, мраморная. Пришлось всю эту массу как есть на себя принимать! Как тут в отключку не уйти?!

А бандиты-то, видать, всполошились, что дело вышло мокрое, - да к дверям через ноги! Только не рассчитали: мешок ихний от толстости течь дал, разошёлся. И трудно сказать сколько, а примерно в половину банкнот выпорхнуло, пока чулочники на бегу дырку не зажали!

Вот так мы, значит, с ней и познакомились. И, кстати, даже кредит потом всё-таки взяли. Именно, не побоюсь этого слова, сотрудник в клетчатых штанах помог. Оказался хороший человек. Расчувствовался, как половина моя ему призналась, что очень эти памятные штаны с ихними карманами ему к лицу. В особенности, после того памятного события…

Да-а-а… Всё бы, в общем, ничего. Нормально кончилось. Только шишка на маковке пока неудобство создаёт, если под головным убором. И всё трёхножечные столы эти, с тяжёлыми крышками! Старайтесь, граждане под ними не сидеть, чтоб, значит, шишек не было.