Примерно до того момента, как Крым стал наш, я практически не смотрела новости. Патриоткой себя не считала, кто такие либералы не задумывалась, коммунистов всерьез не воспринимала. Что изменилось? Все и ничего.
Первый раз я оказалась в Германии, в околоперестроечные времена. На дворе стоял какой-то особо лютый дефицит, продукты резко пропали с прилавков, взрослые как могли скрывали от нас детей накатывающую на них панику.
Нас, учеников школы с углублениями изучением немецкого языка, отправили туда по обмену. Сначала мы к ним, потом они к нам. Долгая история оформления бумаг, сбор денег, несколько месяцев ожидания и вот мы в купе, родители, смахивая слезы, машут нам платочками и передают воздушные поцелуи с удаляющегося перрона, по вагону растекается запах яиц и жареной курицы.
Заграница нам показалась каким-то запредельным раем. Там было все. Все о чем мы даже и подумать не могли. Мы жили в семьях детей из побратимской школы, они изучали русский, но говорить на нем не могли, наш немецкий оказался на много лучше, поэтому мы общались исключительно на немецком, а через неделю я стала замечать, что начинаю на нем думать.
Папа моей немецкой подруги был иранец, мама немка, в семье было пятеро детей. Семья оказалась с довольно высоким достатком, у отца была своя небольшая клиника. Мы очень подружились, в конце поездки отец семейства сказал, что хочет купить подарки мне и моей семье и повез меня в какой-то их специальный магаз "для предпринимателей", что-то наподобие нашего Метро.
В магазине было два этажа, на первом продукты, на втором одежда и бытовая техника. Такое изобилие я видела первый раз. Это было какое-то сказочное царство еды и вещей. Отдельные комнаты с сырами, бесконечные полки с чаем и шоколадом, витрины с колбасами и йогуртами, ряды обуви, швейных машинок и миллионами других, не вполне идентифицируемых моим сознанием штуковин.
Иранец провёл меня по всему магазину, остановился посередине и спросил чего я из этого хочу. Уже тогда я была чуть выше среднего роста, и всегда стояла первой в построениях на уроках физкультуры. Иранец был мне чуть выше чем по плечо.
И вот я длинная малолетняя шпала, в своих выбивающихся наружу нелепых розовых махровых носках с надёжно спрятаной закрытыми туфлями дырочкой на большом пальце, гордо по-пионерски вздергиваю подбородок и говорю, что мне ничего не нужно - у нас в Советском Союзе все есть. Не помню, правда был ли у нас уже на тот момент Советский Союз...
В итоге капиталистический искуситель все-таки уболтал меня на пару премилых туфелек (предательские махровые носки вернувшись домой я сразу казнила, выбросив в мусорку). Мы купили какие-то мужские сумочки и хреновины для бритья моему отцу, я еле отбрыкалась от швейной машинки для мамы, благоразумно аргументировав свой отказ, тем что это слишком дорогой подарок (бабушка потом чуть не расплакалась узнав об этом).
Так вот.
Это же надо понимать вроде как патриотизм был? Но вот, что я хочу вам сказать: мне это и в голову не пришло тогда, само слово патриотизм, меня, признаться, ощутимо напрягает.
Верность, преданность уважение, благодарность, любовь к своей Родине и народу - да. А патриотизм, это, по-моему, одна из тех ярких штуковин с бесконечных полок супермаркета.
Оценили 3 человека
3 кармы