Внук известного мореплавателя Крузенштерна и крестник великого князя…

Внук адмирала

Среди первопроходцев, участвующих в освоения Северного морского пути во второй половине XIX века, нельзя обойти вниманием личность Павла Павловича Крузенштерна, хотя его плавание в 1862 г. закончилось неудачно. В результате он вынужден был вместе с командой у берегов Ямала покинуть раздавленное льдами судно и высадиться на берег.

Впрочем, подобная участь постигла многих его предшественников. При изучении материалов об экспедиции П. П. Крузенштерна нами были выявлены довольно интересные сведения и о тех людях, что спасли самого капитана и членов его команды от голодной смерти, предоставив им кров и пропитание, а потом переправили на оленьих упряжках через Уральские горы в европейскую часть России. Как тут не вспомнить об аналогичной экспедиции английских мореходов, возглавляемой известным капитаном Джоном Франклином, участники которой 12 сентября 1846 г.1 в аналогичных условиях высадились на севере Канады и все до одного погибли, поскольку, понадеявшись на собственные силы, не обратились за помощью к местным туземцам. При этом стоит указать названия их судов: «Террор», что в переводе означает «ужас», и «Эребус» — в греческой мифологии Эреб, брат Ночи, рожденный из Хаоса, олицетворял вечный мрак. Хотя корабль, на котором совершал свое плавание Крузенштерн, тоже носило не совсем мирный характер: «Ермак»! Недаром говорят, как судно назовешь, так оно и поплывет. Но вряд ли об этом думал капитан зажатого льдами судна, покидая его …

Павел Павлович Крузенштерн больше известен нам, современникам, благодаря фамилии своего легендарного деда, ставшего одним из первых подданных Российской империи, совершивших кругосветное плавание. Но внук сумел за время своей относительно недолгой жизни (1834—1871), оставить след в отечественной истории. Родившись в потомственной флотской семье, он с детских лет сделал свой выбор, пойдя по стопам деда и отца. Его морская служба началась в 1852 г. с должности юнкера на балтийском флоте. Через два года он был произведен в мичманы и определен во 2-й батальон гребной флотилий для защиты города Або от нападений англо-французского флота. Затем наступает довольно интересный этап его службы, во время которого (1855) Павел Крузенштерн становится командиром одной из первых в мире подводных лодок, проходящей испытания. Но по разным причинам российское правительство посчитало преждевременным вводить в строй подводную субмарину, и проект, что называется, положили под сукно, а испытания прекратили.

Пока подрастал Крузенштерн-младший, его отец, Павел Иванович (1809—1881) , занимался исследованиями Печорского края и побережье Баренцева моря. Для этих целей он в 1849 г. построил парусную шхуну «Ермак», на которой в 1850—1852 и в 1862 годах проводились гидрографические работы в Белом и Баренцевом морях, в устьях рек Мезени, Индиги, Печоры. Вначале они велись под руководством П. И. Крузенштерна, а затем уже на капитанский мостик «Ермака» встал его сын Павел.

Тут следует сделать небольшое отступление, чтобы объяснить, для каких целей шхуна «Ермак» в 1862 г. вошла в воды Карского моря… Дело в том, что вторая половина XIX века стала своеобразным рубежом в осуществлении многочисленных попыток проложить маршрут Северным морским путем из Европы в Азию, чтоб в результате плавания через Карское море беспрепятственно попадать в устья сибирских рек. Заинтересованы в том были в первую очередь сибирские предприниматели, в числе которых важную роль в освоении северного маршрута сыграл крупный промышленник и общественный деятель Михаил Константинович Сидоров (1823—1887). То был истинный патриот Сибири, человек небывалой инициативы, щедрый на пожертвования, не считавшийся с затратами — лишь бы добиться осуществления своих целей. Так он писал: «Мы не хотим или не умеем, или не можем воспользоваться богатствами своих морей и даже земель»2. Им было предложено учредить за собственные средства премию от имени ИРГО (Императорского Русского Географического общества) в 14 тысяч рублей для поощрения того русского моряка, который согласится пройти морем из Европы в устье Енисея. Вице-председатель ИРГО Ф. П. Литке посоветовал обратиться с этим предложением в Англию, поскольку, по его мнению, в России нет еще такого моряка, который решился бы плыть морем в устье Енисея. И потому денег Географическое общество не приняло3.

В 1860 г. М. К. Сидоров и другой промышленник, мечтающий об освоении русского севера, В. Н. Латкин (1809—1869), представили на Всемирной выставке в Лондоне многочисленные экспонаты природных богатств неосвоенного края, вызвав тем самым огромный интерес к ним со стороны своих иностранных коллег. Стали поступать предложения о сотрудничестве от западных предпринимателей, пожелавших участвовать в разработке и добыче природных ресурсов России. Вот что писал по этому поводу сам М. К. Сидоров:

«Было бы слишком наивным думать, что все иностранцы заботятся о благосостоянии России. Вокруг нас, в промыслах, ремеслах и торговле орудуют англичане, немцы, французы, они нас одевают, стригут, бреют, лечат и уму разуму научают; они же обирают наше сырье, отправляют его в чужие края и, обработав, привозят обратно»4.

Потому сибирский предприниматель решил предпринять еще одну попытку и привлечь для плавания через Карское море российских мореходов. С этой целью он обратился к П. И. Крузенштерну, который совместно с Латкиным был соучредителем Печорской кампании. Может быть, в силу своего возраста, — ему в то время уже перевалило за пятьдесят, — или по иным причинам Крузенштерн-отец предложил занять его место своему сыну Павлу. Тому шел тридцать шестой год, и по всем параметрам он был вполне готов к осуществлению дерзкого предприятия. Но не только желания увековечить свое имя среди исследователей Севера стали побудительным мотивом принять участие в рискованной экспедиции руководили отцом и сыном Крузенштернами. Не угасла в них доставшаяся от предков жилка предпринимательства, чтобы во всем иметь собственную выгоду, а потому М. К. Сидорову было выдвинуто встречное предложение: передать в их руки пять тысяч пудов графита, добытого на Енисее, для дальнейшей его реализации по собственному усмотрению. Собственно говоря, именно вывоз груза графита и стал движущей силой всего мероприятия. Сидоров согласился и на эти условия, видимо, полагая, что прокладка маршрута стоит подобных затрат.

Для ознакомления с ледовой обстановкой в сентябре 1860 г. «Ермак» предпринял разведывательное плавание через Карские Ворота. В ту осень льда в Карском море не оказалось. Понадеявшись на аналогичную ситуацию и на следующий год, стали готовиться к экспедиции в устье Енисея. Вместе с «Ермаком» должен был отправиться более легкий и маневренный полупалубный норвежский бот-яхта «Эмбрио» с командой из 5 человек. Известно, что непосредственно на самом «Ермаке» в состав экипажа вошли барон А. Будберг, штурман, шкиперский ученик, 13 матросов и 2 юнги. Начальной точкой маршрута стала деревня Куй (на реке Печора) в 40 верстах от г. Пустозерска.

1 августа 1862 г. «Ермак» и «Эмбрео» направились на северо-восток и 4 августа вошли в морские воды. Но уже с 9 августа ими были встречены массивы льда. До конца неясна картина, как флагманское судно оказалось затерто во льдах. Скорее всего, «Ермак» попытался найти проход среди плавучих льдин, в то время как бот-яхта оставалась на чистой воде возле Югорского шара, где, прождав две недели возвращения шхуны, она вернулась обратно на Печору. В это время «Ермак» продолжал двигаться, но уже не по воле капитана и команды, а в зависимости от дрейфа льда. Однако корпус судна был не предназначен для подобных испытаний и Павел Крузенштерн хорошо понимал, что рано или поздно может случиться трагедия, и если даже команде удастся высадиться на лед, то к зимовке они не готовы. На горизонте были видны очертания Ямальского полуострова, что давало надежду по льду добраться до берега. Ждать освобождения из ледяного плена было бессмысленно, а потому вся команда покинула обреченное судно и направилась в сторону земли. По дошедшим до нас сведениям это случилось в точке, координаты которой: 69°57' N широты и 66°02' восточной долготы.

Первоначально члены команды тащили вслед за собой шлюпку с припасами, но вскоре поняв, что их сил недостаточно, вынуждены были ее бросить. Поэтому встречающиеся им трещины и промоины приходилось или обходить, или переплывать на льдинах. Весь путь у них занял около недели. Последние 100-200 метров чистой воды они пересекали на маленьких льдинках. На их счастье неподалеку от места высадки оказалось стойбище ненцев, которые встретили их вполне дружелюбно и оказали всяческую помощь. Но путешественникам нужно было как-то попасть домой, и Крузенштерн стал вести переговоры со старейшинами. Те дали согласие перевести команду на оленьих упряжках через предгорья Северного Урала и доставить в устье Печоры, откуда и началось плавание «Ермака».

А пока всех членов экспедиции ненцы на оленьих упряжках перевезли в Обдорск. Чтоб совершить длительную поездку через Уральский хребет, требовалось дождаться, когда замерзнут сибирские реки и лед на них станет достаточно прочным. Ожидание затянулось на несколько месяцев, после чего вся команда была благополучно доставлена на территорию европейской России. На этом можно и подвести итоги неудачной экспедиции. Известный исследователь Арктики, имевший чин адмирала Федор Петрович Литке (1797—1882), высказался по этому поводу: «Морское сообщение с Сибирью принадлежит к числу вещей невозможных». — Но он ошибся. Через несколько лет его слова были опровергнуты более удачливыми первопроходцами Северного морского пути. А что же экспедиция П. П. Крузенштерна? По мнению ряда исследователей, несмотря на то, что плавание закончилась неудачно, зато отчет капитана погибшего «Ермака» стал первым полным описанием плавания с запада на восток через Карское море5. О последних годах жизни П. П. Крузенштерна известно, что в 1863—1864 гг. П. П. Крузенштерн командовал винтовой лодкой «Хват» и плавал в Финских шхерах. В 1868 г. переведен в Аральскую флотилию. Но, видимо, сказались испытания, выпавшие на его долю во время плавания по северным морям, ледовый переход, месяцы, проведенные в неблагоприятных условиях пребывания в тундре. Он болел ревматизмом, начались легочные заболевания. В результате смерть настигла его в возрасте тридцати семи лет.

Но еще раз вернемся на берега Ямала. Об экспедиции Крузенштерна и ее спасении в свое время была опубликована статья Г. С. Зайцева «По следам экспедиции П. Крузенштерна к полуострову Ямал в 1862 г.»6 В ней автор ссылается на другую публикацию в книге: «Ямал: Грань Веков и тысячелетий» (Изд. Санкт-Петербург, «Русская коллекция. Салехард «Артвид», 2000 г.), где на стр. 239-240 упоминается, что люди П. Крузенштерна вышли к берегу Ямала южнее мыса Белужий Нос и спасли их оленеводы рода Серотетто и Худи. И кроме того там же говорится, что «в Тобольском музее-заповеднике хранится расписка о выдаче самоеду Александру Худи 31 рубля серебром за доставку команды потерпевшей крушение шхуны “Ермак”, заверенной личной подписью, казённой и личной Гербовой печатями П. Крузенштерна». Нами были внимательно изучены эти документы, любезно предоставленные сотрудниками ТГИАМЗ, старейшего в Сибири музея-заповедника. Приведем текст самой расписки:

«1862 года октября 5-го вследствие просьбы Самоедину Худиний Валпачи Хниена — сына крещенного Самоедина Александра Хундина — даю сие заверение в том, что он изъявил готовность доставить от Белужьего Носа, что находится в Карской земле, до селения Обдорска половину команды разбившейся во льдах Шхуны “Ермак”, за что ему выдано мною 31 рубль серебром. В чем я свидетельствую подписом своим и приложением казенной печати, также печати моего герба. 5 октября 1862 г. Лейтенант П. Крузенштерн»7.

И в конце расписки находятся три печати: с двуглавым орлом (казенная), вторая неразборчива и третья, хотя детали на ней просматриваются с трудом, но, скорее всего, является изображением герба рода Крузенштернов. Да, сумма в 31 рубль серебром для тех времен была довольно солидна. И это лишь за перевозку половины команды. Приведем фрагмент из статьи Г. С. Зайцева, где сообщается о судьбе команды «Ермака» после ее высадки на берег:

«Из полевых исследований мы узнали, что спас команду богатый оленевод Сейч Сэротэтто. Его потомки хранили уникальные документы об этой экспедиции более 130 лет. В семье передавали и рассказ об этой экспедиции. В числе документов имеется и документ (пергамент) подтверждающий, что мичману П. Крузенштерну присвоено звание лейтенант флота Его Императорского Величества Александра II. Почему этот документ оставлен оленеводам, мы можем только предполагать. По-видимому, П. Крузенштерн оставил его как знак благодарности, возможно потому, чтобы этому человеку обдорские чиновники верили, что он именно спас данную команду, и которую он кормил за счёт собственных оленей»8.

Хотелось бы возразить уважаемому автору, что его утверждение противоречит приведенной выше расписке П. П. Крузенштерна, где черным по белому написано о том, что никто другой, а именно «сын самоедина Худина»9 взялся перевезти половину команды. Возможно, кто-то из рода Сэротэтто перевез остальную ее часть? Но такое предположение вызывает сомнение, поскольку обычно территория пастбищ у оленеводов была закреплена за каждым из родов, и вряд ли эти два рода могли оказаться поблизости друг от друга. Хотя утверждать что-то категорически тоже не стоит. А вот перевезти участников экспедиции из Обдорска в Архангельск вполне мог кто-то из рода Сэротетто. Нельзя согласиться с мнением автора, будто бы грамота о присвоении Павлу Крузенштерну звания лейтенанта флота была оставлена у ненцев «из уважения». Документ мог быть утерян, а затем обнаружен оленеводами. Возможен и такой вариант, когда у Крузенштерна не хватило денег для расчета с ненцами, и он оставил этот документ в залог… Да что говорить, причин могло быть множество, вот насчет уважительного отношения ямало-ненецких оленеводов к производству чужого им человека выше на ступеньку по служебной лестнице как-то не особо верится. Не совсем ясна судьба проводника, отправившегося вместе с командой «Ермака» в направлении Архангельска. У Зайцева об этом сообщается следующее:

«…по крепкому льду в Обдорск их повёл брат Сейча — молодой Паднана Сэротэтто. Не было его 2-3 года. Уже все думали, что он умер. Но через 3 года его привезли на лошадях прямо к стойбищу. Паднана рассказал, что был в самом большом городе Луце (русских) по-видимому, губернский город Тобольск или Екатеринбург. Сейч привез медаль и кафтан, документ о награждении, что давало ему право собирать ясак (налог, — ред.), разбирать жалобы и т. д. Ненцы говорили про него, что он тундровой царь. Паднана Сэротэтто выучился русскому языку, мог даже писать».

На основе этого можно предположить, что медаль молодому ненцу вручили не где-нибудь, а в Петербурге, о чем косвенно говорят документы, которые мы приведем чуть ниже. Вряд ли Сейч какое-то время жил в Тобольске в ожидании, пока ему вручат там медаль. Трудно сказать о нем что-то определенное при отсутствии документов на этот счет. Зато об одном из представителей рода Худи их вполне достаточно, чтоб продолжить наш рассказ. Еще раз обратимся к расписке Крузенштерна. Не совсем понятно, для чего была нужна расписка именно «самоедину Худину»? Где он собирался ее предъявлять? Вот если бы расплатившийся с ним Крузенштерн потребовал в качестве подтверждения о расходе средств подобную расписку от самого Худина, то было бы вполне понятно. И еще вопрос: если экспедиция была частной, то с какой стати у Крузенштерна взялась государственная (казенная) печать? Но это уже второстепенные вопросы, не имеющие прямого отношения к нашему повествованию.

Крестник Великого князя

А теперь как бы вторая часть повествования, где будет рассказано о другой столь же интересной судьбе человека, принявшего участие по спасению потерпевших крушение российских моряков. Речь пойдет непосредственно о «крещеном самоедине Александре Хундине» (Худи)10, чье имя упоминается в расписке П. П. Крузенштерна. Среди документов, вместе с приведенной выше распиской, находящихся на хранении в фондах ТГИАМЗ, имеются и другие, вызывающие интерес к их содержанию. Начнем с одного из них…

Свидетельство

Данное в том, что в Метрической Книге Придворного Собора Зимнего Дворца за 1854 год в первой части «о родившихся» под № 3 (мужского пола) значится: Александр 40 лет, Самоедского Старшины Таюндома Худина племянник Пайона Худин из инородцев, идолопоклонник, крещеный с Высочайшего соизволения в малой Церкви Зимнего Дворца сего года февраля 23 дня. При крещении восприемником соизволили быть: Его Императорское Высочество Великий Князь Михаил Николаевич и Ея Императорское Высочество Великая Княгиня Ольга Николаевна. Таинство крещения совершил Духовник Их Императорских Величеств Протопресвитер Василий Борисович Бажанов с Псаломщиками: Николаем Гавриловым сыном Травлинским и Дмитрием Яковлевым сыном Братолюбовым.

В чем и свидетельствую с приложением Придворного Собора Зимнего Дворца печатью. Большого Придворного Собора Протоиерей и Кавалер Павел Веселовский. Печать. 24 февраля 1854 г.11

Сам факт крещения уже в зрелом возрасте человека, исповедующего ранее язычество (идолопоклонника) не где-нибудь, а в церкви Зимнего Дворца, на наш взгляд довольно нерядовое событие в российской истории. Известна масса случаев, когда на имя того или иного императора приходили прошения от его подданных с просьбой стать крестным отцом их ребенка. Государь обычно давал свое согласие на это. Но поездка из далекого Обдорска в Петербург плохо укладывается в нашем представлении о быте и жизни северных аборигенов, которые считали за лучшее уклониться от принятия православия в течение всего периода главенства православной церкви в северных регионах Сибири. И вот добровольное крещение племянника старшины. Спрашивается, что подвигло его сделать этот шаг? Не мог же он просто явиться во дворец к императору и объявить о своем желании принять святое крещение! Наверняка с ним была проведена предварительная беседа, в результате чего он дал свое согласие стать православным, сменить имя. Если мы слегка углубимся в историю православия на севере тогдашней Тобольской епархии, то на этот счет известно, что еще в 1600 г. решился перейти в православие один из обдорских князей, окрещенный в Москве в царствование Федора Иоанновича, когда он прибыл в столицу «по делам управления вверенного ему народа». При крещении ему дали православное имя — Василий, в честь чего в Обдорске в 1602 г. был заложен храм во имя Св. Василия святителя Кесарии Каппадокийского12.

В XIX в. по инициативе Тобольского архиепископа Евгения (Казанцева), занимавшего кафедру с 1826 по1831 гг. была открыта Обдорская православная миссия13. Возглавил ее иеромонах Боровского Пафнутьева монастыря Калужской епархии Макарий (Боголепов)14. В помощники себе он взял ученика Тобольской семинарии Луку Вологодского, знавшего языки северных народов и Никиту Соловьева, приехавшего вместе с ним из Калуги. В Березове миссионерам было передано необходимое для богослужения оборудование, церковные книги, дан для сопровождения переводчик. 20 июня 1832 г. они прибыли в Обдорск, где и обосновались. К исполнению своих обязанностей миссионеры приступили уже в первые дни пребывания в Обдорске. 28 июня ими был окрещен ненец по имени Пика, а вслед за ним и другие туземцы из числа местного населения15. Принять крещение соглашались главным образом аборигены, которые проживали в работниках у русских или зырян и не имели постоянной связи с соплеменниками. Но основная часть туземного населения отнеслась к действиям миссионеров негативно. Это выразилось в их отказе от посещения Обдорска, что, в свою очередь, могло повлечь за собой отказ от сдачи ясака и привести к волнениям. Любопытен тот факт, что побывавший через несколько лет в Обдорске А. М. Муравьев, исполняющий должность тобольского губернатора, направил в Св. Синод прошение о закрытии миссии. По его словам, находившиеся в Обдорске миссионеры своими действиями могли лишить «…казну исправно доселе платимого ясака»16. В феврале 1833 г. Св. Синод направил в Тобольск предписание о закрытии Обдорской миссии, однако ее официальное закрытие произошло в 1836 г. Но проповедники-миссионеры еще какое-то время оставались в Обдорске. За этот небольшой временной период (1832—1836 гг.) ими было окрещено не более двадцати человек17. Надо полагать, что именно в то время представители ненецкой родоплеменной знати, во время посещения Обдорска, беседовали с православным духовенством и дали согласие перейти в православие. Не нужно забывать, что смена религии давала им возможность занять главенствующее положение среди соплеменников и получить при этом определенные материальные выгоды. Кроме того, как можно заключить из приведенных ниже документов, Александр Худин (Худи) имел возможность напрямую обращаться к Великому князю и получать от него письма и даже подарки, что опять же повышало его статус среди соплеменников.

Особый интерес в «Свидетельстве» вызывает личность Великого князя Михаила, игравшего далеко не последнюю роль в российской внутренней политике, родного брата будущего императора Александра II. Все это говорит о том, сколь важную роль видела центральная власть в налаживании отношений с родоплеменной знатью аборигенного населения России, в том числе и на крайнем Севере Западной Сибири. Великий князь Михаил Николаевич стал четвертым и самым младшим сыном императора Николая I. Он появился на свет 13 (26) октября 1832 г. На его участь выпала нелегкая доля стать уже после смерти отца и восшествия на престол старшего брата Александра II наместником на Кавказе. Воспитывался он вместе со старшим братом Николаем, рожденным годом раньше. В 1838 г. воспитателем малолетних великих князей был приглашен заслуженный боевой генерал А. И. Философов, герой турецкой и польских кампаний. А занятия с ними шли по программе, которую в свое время выработал поэт В. А. Жуковский.

Как всех мужчин императорской фамилии Михаила готовили к военному поприщу. С самого рождения он был зачислен в списки лейб-гвардии Преображенского полка и Конной артиллерии. По мере взросления в учебной программе появлялось все больше военных дисциплин. В 14-летнем возрасте Михаил Николаевич был произведен в первый офицерский чин. Впоследствии Михаил Николаевич стал главным артиллеристом русской армии, с чином генерал-майора. С началом Крымской войны Михаил находился при действующей армии. Отправляя своих сыновей, великих князей Николая и Михаила, в Крым, император сказал: «Если есть опасность, то не моим детям избегать ее!» — Оба великих князя получили боевое крещение при Инкермане. С 6 декабря 1862 г. и в течение последующих двух десятков лет Михаил Николаевич был наместником Кавказа и главнокомандующим Кавказской армией. Под его руководством были окончательно покорены Чечня, Дагестан и Западный Кавказ.

12 апреля 1877 г. началась война с Турцией, во время которой князь Михаил так же исполнял роль главнокомандующего. При его непосредственном участии турецкие войска были разгромлены, хотя в исторической литературе признается, что главная заслуга в этом была в умелом руководстве русской армией генералов М. Т. Лорис-Меликова, И. Д. Лазарева и Н. Н. Обручева.

После гибели императора Александра II — Михаил Николаевич был назначен председателем Государственного совета — и в этой должности состоял до 1905 г. Современники называли его «патриархом дома Романовых» и многие считали, что именно после его смерти начался «развал династии»18. По словам генерал-губернатора Москвы В. Ф. Джунковского о Великом князе: «Его высокая фигура старого рыцаря производила обаятельное впечатление на всех, кто с ним имел соприкосновение. Он умел соединять величие с удивительной простотой. Он был очень добрый человек...» — Вот такой человек стал крестным отцом «самоедина» Худи. Крестной матерью племянника самодийского старшины, как указывается в «Свидетельстве», была Великая княгиня Ольга Николаевна (1822—1892), дочь императора Николая I и императрицы Александры Федоровны. В 1846 г. она вышла замуж за принца Вюртембергского Карла Фридриха Александра, ставшего в 1864 г. королем Карлом I. Трудно сказать, завязалась ли у крестника переписка с крестной матерью, во всяком случае, мы такими документами не располагаем.

Хотелось бы вкратце изложить биографию человека, совершавшего крещение племянника «самоедского старшины». Один из них — «духовник Их Императорских Величеств Протопресвитер Василий Борисович Бажанов». Оказывается, он был личностью довольно известной, по крайней мере, во второй половине XIX века. Родился он в 1800 г. в с. Миротины Алексинского уезда Тульской губернии. После окончания Тульской духовной семинарии, поступил в С.-Петербургскую духовную академию, где был оставлен в качестве преподавателя английского и немецкого языков. В 1826 г. был рукоположен во иерея и занял должность законоучителя во 2-м кадетском корпусе дворянского полка. С 1827 г. служил при церкви С.-Петербургского университета и в некоторых других учебных заведениях столицы. Его лекции имели широкую известность, а потому их даже посещал сам Николай I, который был не чужд «хождения в народ», благодаря чему о нем ходило на этот счет множество шуток и анекдотов. Видимо на императора выступления отца Василия произвели неизгладимое впечатление, поскольку вскоре он был приглашен на службу в малую церковь Зимнего дворца, а так же стал духовником и преподавателем Закона Божия наследнику престола — Великому князю Александру Николаевичу. Для него Бажанов написал свое собственное сочинение «Об обязанностях христианина», ставшее впоследствии пособием для преподавания нравственного богословия как в духовных, так и светских учебных заведениях.

Уже будучи протоиереем с 1848 г. — был назначен духовником императора Николая I, а также протопресвитером придворного собора Зимнего дворца и московского Благовещенского собора. В дальнейшем вошел в состав Св. Синода, назначен главным священником гвардии и гренадёров. После смерти императора Николая I Василий Бажанов стал духовником императора Александра II, а позднее Александра III. Принимал участие в проводимой Синодом работе по переводу Священного Писания на русский язык. Стал доктором богословия, почётным членом Императорской академии наук. Получил потомственное дворянство. Скончался в 1883 г. Был похоронен на Никольском кладбище Александро-Невской лавры. Вот такой «непростой» батюшка оказался священником, совершившим таинство крещения над племянником старшины с Ямала. Внимание к Александру Худину проявлял и сам император Николай I, о чем говорит сделанный им довольно ценный подарок и свидетельство от 8 марта 1854 г. за подписью генерал-губернатора Западной Сибири:

Свидетельство

«Вследствие засвидетельствования моего о преданности и усердии к пользам правительства племянника Худина Александра ГОСУДАРЬ ИМПЕРАТОР ВСЕМИЛОСТИВЕЙШЕ соизволил пожаловать ему Александру серебряный кортик с таковою же портупеею. В удостоверении чего и дано сие свидетельство Александру за моим подписом и с приложением герба моего печати». С.-Петербург. Генерал Губернатор Западной Сибири и Командир отдельного Сибирского корпуса Генерал от Инфантерии (подпись неразборчива)19.

Этот подарок можно истолковать как аванс «самоедскому» старшине за наведение порядка во вверенной ему «ватаге», как именовали в то время определенную общность «инородцев». Следует сказать, что подношения в виде серебряного кортика с портупеей к нему являлись обычным актом проявления монаршей милости по отношению к верхушке различных этнических групп20. Сам факт крещения «инородца» Пайона Худи (Александра Худина) не остался одноразовым актом, поскольку между ним и Великим князем Михаилом какое-то время велась переписка, что говорит о том, что крестник царственной особы не только помнил о своем крестном отце, но и испытывал к нему уважительное отношение. Вот одно из писем от 23 декабря 1854 г., написанное в Обдорске:

Ваше императорское Высочество

Всемилостивейший Отец мой

Михаил Николаевич!

Милостивое внимание особы Вашего Императорского Высочества явленного мне в восприятие мне от Святой Купели крещения глубоко запечатлелись в душе моей. Не имея слов выразить перед особой Вашего Императорского Высочества чувство благодарной признательности, которым проникнута душа моя, за то счастье, которое я чувствую под руководством Святой Православной Веры, осмеливаюсь поднесть Вашему Императорскому Высочеству 400 горностаев. Прими драгоценный Отец мой столь малый подарок, он есть плот искренней благодарности одного из детей Твоих. Тем приятнейший для сердца Твоего, что родственники мои и народ моей ватаги сближаются с понятиями Христианской Веры и что некоторые из них почти готовы принять ее. Моля Бога о сохранении драгоценных мной дней жизни Вашей, желаю счастья именоваться сыном Вашего Императорского Высочества, Обдорской волости старшина Александр Худин.

В ответ на благодарственное письмо Великий князь Михаил, находящийся в то время в самом центре военных действий во время обороны Севастополя, пишет.

Любезный Александр Худин!

Его Императорское Высочество Государь Великий Князь Михаил Николаевич отец твой крестный получил письмо твое от 24 декабря 1854 года, здесь в лагере под Севастополем, и приказал мне от имени Его благодарить тебя за чувства твои к Нему и за подарок, который Его Высочество на этот раз принимать изволит с признательностью, но вперед хочет, чтобы ты ограничивался одним приветствием, не входя в бесполезные издержки. Его Высочеству весьма приятно было видеть из письма твоего, что родственники твои и народ твоей ватаги, глядя на тебя, сближается с Божественным учением Бога и спасителя нашего, и тот день, в который Его Высочество узнает, что они все по примеру твоему приняли Святое крещение, будет для Него одним из радостнейших дней Его жизни. Прощай, любезный Александр Худин, продолжай делами своими и сердечными чувствами, подобными выражениям в письме твоем, доказывать родичам твоим, что ты христианин не по одному только названию и вполне достоин милости высокого твоего Отца крестного для укрепления твоего, благословляющего тебя образом Спасителя у сего прилагаемым.

Генерал Адъютант Философов.

14 февраля 1855 г. у Северного Укр. (крепления) Севастополя.

А.И.Философов, 1865 г.

Следует отметить, что личность Алексея Илларионовича Философова (1799—1874), имевшего чин генерала от артиллерии, достаточно известна в отечественной историографии. Свое первоначальное образование он получил в Пажеском корпусе. Во время войны с Турцией 1828 г. участвовал во взятии Карса и Ахалкалаки, за что был затем назначен адъютантом к генерал-фельдцейхмейстеру Великому князю Михаилу Павловичу. В 1829 г. состоял помощником начальника артиллерии осадного корпуса, участвовал во взятии Силистрии. В 1830 г. отправился в Алжир для участия во французской экспедиции против алжирского бея. А уже в 1831 г. находился в так называемом «усмирении» Польши, где он принял участие в сражении под Остроленкой и в штурме варшавских укреплений. В 1838 г. Алексей Илларионович был назначен в воспитатели к великим князьям Николаю и Михаилу Николаевичам. В 1854 г. заведовал кронштадтской артиллерией и сопутствовал великим князьям в их поездке на театр военных действий в Крым. Кроме этого, как видим, он отвечал и за переписку великих князей, оставив свою подпись на письме к обдорскому крестнику Михаила Николаевича. Вслед за тем и генерал-губернатор Г. Х. Гасфорд счел необходимым лично от себя преподнести Александру Худину подарок в виде серебряного кубка, приложив при том перечень всех своих орденов и медалей:

Свидетельство

Его высокопревосходительство Господин Генерал Губернатор Западной Сибири, в уважение усердной службы к пользам кабинета Его Императорского Величества изволил подарить самоедскому старшине Обдорской волости Александру Худину серебряный кубок. Во удостоверение чего и дан сей за подписам и с приложением казенной печати.

Город Березово марта 21 дня 1858 года. Его Императорского Величества Всемилостивейшего Государя моего, состоящего по армейской майора исправляющего должность Березовского военного окружного начальника и кавалер орденов: Святой Анны 2, 3 и 4 степеней, последнего с надписью «За храбрость», Святого Равноапостольного Князя Владимира 4 степени с мечами; имеющего медали: серебряную за усмирение в Венгрии и Трансильвании в 1849 году и бронзовую в память войны 853—856 годов.

Вот что сообщил по поводу этого подарка уроженец Ямала Л. А. Лар, декан художественно-графического факультета ТГСПА им. Д. И. Менделеева (Тобольск). По его словам, ненецкий род Худи был в дореволюционный период известен тем, что старейшинам рода поручался сбор ясака с местного населения для последующей сдачи властям. Упомянутый серебряный кубок до сих пор хранится в одной из семей этого рода как память о тех временах, когда его представители являлись родовой знатью, с которой считался не только Тобольский губернатор, но знали о них и при царском дворе. В 1859 г. Александру Михайлову Худину выдали разрешение на проживание в течении 11 месяцев в Архангельской губернии:

Билет

Объявитель сего Тобольской Губернии Березовского округа Обдорской волости Самоедин Александр Михайлов21 Худин уволен Обдорским участковым Заседателя на жительство в Архангельскую Губернию сроком от ниже писанного числа впредь на 11 месяцев; со льготою на 1 месяц. По прошествию сего срока он Худин обязан явиться в Обдорскую инородную управу, в противном случае с ним поступлено будет по законам. Дан сей билет от Обдорского участкового Заседателя с приложением печати Обдорского отделения генваря 19 дня 1859. Заседатель Онцилович

Трудно сказать, с какой целью обдорский старейшина направился в довольно отдаленный регион. Тут можно высказать лишь предположение: или это была поездка по личным мотивам (посещение родственников), или же он был приглашен туда кем-то из представителей власти. А вот другой документ, который больше походит на предписание вышестоящего должностного лица своему подчиненному:

Тобольский гражданский губернатор. Обдорской волости Самоедскому старшине Александру Худину

В бытность мною ныне в Березовском крае, я лично дознал, что между Остяками и Самоедами Березовского округа существует укоренившийся издревле обычай приносить подарки оленями, лисицами, песцами и другим пушным товаром своим князьям, старостам и волостным писарям. В особенности принято дарить князей и других должностных лиц во время положения ясака. Признавая таковой обычай вредным, я, находясь ныне в Обдорске на ярмарке, строго воспретил князьям, старостам и волостному писарю принимать от подведомственных им инородцев подарки, поставляю в непременную обязанность сем старшинам не делать не кому из должностных лиц ни каких приношений, внушив это и подведомственным им людям. В случае же если бы, не смотря на это запрещение кто либо из должностных лиц выпрашивал подарки, то немедленно доводить до сведения местных Участкового Заседателя или Земского Исправника для донесения мне, я же тех лиц, которые уличены будут в принятии или выпрашивании подарков будут переселять в Тобольский округ; равно не останутся без взыскания и те, которые будут приносить подарки кому бы то ни было. Это предписание Старшина обязываетесь объявить всем инородцам.

Января 10 дня 1864 г.

Тобольский Гражданский Губернатор (подпись)22

Вряд ли Тобольскому губернатору удалось как-то повлиять на складывающуюся веками традицию подношений, существующую в тех или иных формах и в наши дни. Но важно другое, что именно Александру Худину было направлено подобное предписание, что говорит уже само за себя. И вот последний документ, имеющий отношение к нашему герою.

9 июля 1880 г.

Получено в Конторе двора Государя Великого князя Михаила Николаевича от обдорского самоедского старшины Александра Худина черная лисица для представления Его Императорскому Высочеству через Исаака Сидорова Рочева. Представлено: управляющий при конторе (подпись)

Да, преподносить подарки «пушным товаром своим князьям, старостам и волостным писарям» аборигенам запрещалось, а вот Великому князю — совсем другое дело. Собственно, на этом можно и закончить рассказ о том, как судьба свела мореплавателя Павла Крузенштерна и ненецкого старшину Александра Худина. Хотелось бы отметить, что это не единичный пример, когда местные аборигены помогали, а то и спасали жизнь попавшим в беду путешественникам. Потому и удалось нашим предкам освоить столь значительное пространство азиатского континента, что не делали они существенного различия между русским и коренным населением. А в ряде случаев аборигены находились в более привилегированном положении и продолжали жить по своим собственным законам и традициям.

Все это лишний раз опровергает известное высказывание о России, как «тюрьме народов»23. Так что освоение арктических побережий велось в том числе и с помощью местного населения, которое не только тому способствовало, но и во имя которого эти исследования проводились.

Примечания:

1 Странное совпадение, но ровно на месяц раньше (именно 12, но августа 1846 г.) умер Иван Федорович Крузенштерн, под командованием которого на шлюпах «Надежда» и «Нева» впервые русские моряки совершила, кругосветное плавание, отбыв из Кронштадта 26 июля 1803 г. и приплыв туда же 7 августа 1806 г. Напомним, первая кругосветная экспедиция во главе с Ф. Магелланом отплыла из Европы 20 сентября 1519 г.

2 Сидоров М. К. Мысли по поводу германской экспедиции для открытия морского пути в Обь и Енисей. // Студитский Ф. История открытия морского пути. Ч.2. С.64-73.

3 Студитский Ф. История открытия морского пути из Европы в Сибирские реки до Берингова пролива… СПб., 1883. Ч.1. С.47-48.

4 Сидоров М.К. Мысли по поводу германской экспедиции для открытия морского пути в Обь и Енисей. // Студитский Ф. История открытия морского пути. СПб., 1883.Ч.2. С.67.

5 Норденшельд А.Е. Плавание на «Веге». Л., 1936. С.330.

6 [Электронный ресурс] http://nko.org.ru/index.php?option=com_ ... &Itemid=74

7 Фонд ТГИАМЗ. Тм кп 13426/1-11. Переписка Березовского старшины Александра Худина. 1864 г.

8 [Электронный ресурс] http://nko.org.ru/index.php?option=com_ ... &Itemid=74

9 В тексте расписки допущена ошибка, где «Худин» назван «Хундиным», что вполне допустимо при записи фамилии на слух.

10 Более правильно употребление «Худи» — так именовался один из ненецких родов, потомки которого и в настоящее время проживают на Ямале. «Худиным» он стал в официальных документах в русской транскрипции.

11 Фонд ТГИАМЗ. Тм кп 13426/1-11. Переписка Березовского старшины Александра Худина. 1864 г.

12 Герасимов В. Н. Обдорск (исторический очерк). Тюмень.1909. С. 35; Голубинский Е. История русской церкви. Т. II. Ч. 1. М., 1990. С. 263.

13 Сулоцкий А. И. Миссионерства Березовского края — обдорское, кондинское и в особенности сургутское // Сочинение в 3т. Т. II. О сибирском духовенстве. Тюмень, 2000. С. 791.

14 ГУТО ГА в г. Тобольске. Ф. 156. Оп. 25. Д. 9. Л. 35.

15 ГУТО ГА в г. Тобольске. Ф. 156. Оп. 25. Д. 9. Л. 61.

16 РГИА. Ф. 796. Оп. 109. Д. 1552. Л. 110 (об).

17 ГУТО ГА в г. Тобольске. Ф. 156. Оп. 25. 25. Д. 9. Л. 118.

18 Соловьев Б.И. Генерал-фельдмаршалы России. Ростов-на-Дону, «Феникс». 2000.

19 Пост генерал-губернатора Западной Сибири на тот момент занимал боевой генерал Гасфорд Густав Христианович (1794—1874).

20 [Электронный ресурс] Перевалова Е.В. Обдорские князья Тайшины/ Ямальская археологическая экспедиция: Перевалова Е.В., 2000. http://yamalarchaeology.ru/index.php?module=subjects&func=printpage&pageid=106&scope=all

21 Свое отчество «Михайлович» Худин носит по имени своего крестного князя Михаила.

22 Тобольским губернатором на тот период являлся А. И. Деспот-Зенович (1828—1895гг). Он находился на этом посту с 1863 по 1867 гг.

23 Автор этого выражения в книге «Россия в 1839 году» (впервые издана в Париже в 1843 г.) француз маркиз Астольф де Кюстин (1790—1857), писатель и путешественник, посетил Россию в 1839 г.

Вячеслав СОФРОНОВ