«Так вот, тирания возникает, конечно, не из какого иного строя, как из демократии;и наче говоря, из крайней свободы возникает величайшее и жесточайшее рабство».
Платон, Государство, VIII
Поэту и профессиональному философу надлежит презирать демократию, это тираническое притязание большинства на счастье. Претит мне также восхваление любого политического режима в пику его недругам.
Не по вкусу и мне, воспитанному во Франции, подглядывать в замочные скважины спален, обсуждая, или тем паче осуждая, те или иные альковные развлечения, — пока там не происходит насилия, конечно.
Выступить здесь (и в моём будущем философском труде) меня заставили именно непрекращающиеся в моей стране, Франции, преступления, — преступления перед человечеством, ставшие обыденностью!
Более того, будучи французским гражданином, я отдаю себе отчёт в уголовной ответственности за свершаемый сейчас «проступок»: стоит любому французскому профессору донести на меня — например, за моё утверждение, что гомосексуализм противен человеческой природе, что представлять его «нормой» дошкольникам это уродовать детей, или что (простите за банальность здравомыслия!), если весь людской род станет извращенцами, то человечеству придёт конец — как меня приговорят к тюремному заключению, не только за оскорбление всевластных меньшинств, но и за препятствие прибыльному бизнесу лабораторий, готовящихся выращивать в пробирках будущих европейских гомункулов.
Да, спустя более чем два столетия после парижского путча, французская республика окончательно превратилась в потёмкинскую деревню свободомыслия, реализовав чаяния Вольтера — клеветника, плагиатора, лизоблюда всех деспотов континента, — коего теперешний президент Олланд, ещё будучи студентом Национальной школы администрации, провозгласил с сотоварищами своим официальным кумиром. Ведь «революция» пухленьких вялых французских буржуа не прерывалась ни на миг!
Праздника «согласия и примирения» там не установили, в душегубстве монаршей семьи не покаялись, а потому страна разрывается на всё более и более мелкие куски, а каждая «община», преисполненная зависти и жажды отомстить за «прошлые несправедливости», стремится исключительно к торжеству над конкурирующими группами, расовыми, классовыми, этническими и … сексуальными: недавно легализованные во Франции однополые «браки» — лишь одно из логических последствий «перманентной революции», замешанной на крови первого геноцида Европы — вандейского, — а затем возведённой в псевдо-систему божком французских мещан, Троцким.
Дух Франции утратил возрождённое, и развитое гением средневековых схимников, эллинское чувство меры. Его уже не вернёшь: «революция» физически уничтожила отпрысков созидателей пост-галло-романской культуры — франков, постепенно заполнив демографические пробелы африканским экстрактом. Агонизирующая пятая республика стала интеллектуальным Бантустаном материка, а её академики и ректоры — глашатаями наивыгоднейших (с точки зрения миллиардных грантов, впрыскиваемых из-за океана) доктрин.
Посему не стоит удивляться, когда эта «родина свободы и прав», — а Париже шизофренические «элиты» и впрямь принимают свои грёзы за реальность, — нарушает подписанные международные контракты, запрещает перелёт американского диссидента (впоследствии получившего убежище в России) над своей территорией, или отказывает в статусе политического беженца австралийцу, доказавшему факт прослушивания спецслужбами США трёх президентов франкоязычной, давно банановой республики, — о чём эта «верная союзница НАТО», со всеми атрибутами девицы лёгкого поведения, тотчас постаралась позабыть.
Каждое решение французских «строителей Европы» продиктовано животным рефлексом. Поэтому призывать «элиты» Франции к якобы столь ими ценимому здравомыслию бесполезно: ну кто способен пробудить заботу о будущем континента в холопах, прирученных к подачкам, и от всякого общения ожидающих только чаевых!?
Не стоит напоминать парижским временщикам и о благополучии собственного народа, он им гадок: правители двух последних республик выдрессированы самоненавистью, абсолютно все свидетельства былой славы родины целенаправленно вытравливаются ими из памяти молодых поколений, да и само слово «патриотизм» полвека как считается бранным во французском языке.
Даже остервенелая психопатия нынешней Франции — русофобия — не более чем жажда её собственной воли к гибели: француз видит в русском себя самого, уже почти позабытого, средневекового европейца, живущего в согласии со своей землёй и с Богом своей земли. Отсюда требование француза «улучшить» русского, как некогда его самого «усовершенствовали» непрерывной демократической муштрой, постепенно лишившей его человеческой сущности. И вот тираническая самоубийца Франция истерически заражает своей — столь желанной! — смертью весь мир.
Анатолий Ливри, доцент русской литературы, Ницца
Оценили 6 человек
7 кармы