В богатой военными событиями истории Государства Российского Александр Васильевич Суворов занимает совершенно особое место. Его имя венчает Олимп русских полководцев всех времен, а достигнутая им слава сравнима лишь со славою таких военных гениев мира, как Ганнибал, Юлий Цезарь, Евгений Савойский или Наполеон, наряду с Суворовым преодолевших неприступные Альпы.
О земной славе полководец говорил: «Титлы мне не для меня, но для публики потребны», — а об «истинной» славе: «Истинной славы не следует домогаться: она — следствие той жертвы, которую приносишь ради общественного блага». А также: "Судьба и воля, последняя в мерах человека, первая в благословении Божием! Твари нашего рода, отнимающие время, пороки, мною не обладали...".
Будучи, по собственному признанию, «только военный человек и иных дарований чужд», Суворов шел на войну, повинуясь требованиям законной верховной власти в минуту опасности для государства или же при необходимости оказания помощи дружественным народам. Можно сказать, что великий полководец в точности следовал апостольской заповеди: «Всякая душа да будет покорна высшим властям» (Рим. 13, 1). Причем, свое нелегкое ратное дело во благо земного Отечества Суворов всегда исполнял хорошо, «не только из страха..., но и по совести» (Рим. 13, 5), одновременно заботясь среди ужасов войны и о безопасности мирных жителей. Так, о своем участии в войне против Барской конфедерации в Польше полководец говорил: "Служа Августейшей моей Государыне, я стремился только к благу Отечества моего, не причиняя особенного вреда народу, среди коего я находился".
Такое поведение объясняется тем, что великий Суворов был глубоко верующим православным христианином. Он обладал даром горячей молитвы к Богу, многократно творил дела милосердия, строил храмы на свои средства. Известен канон Спасителю, составленный Суворовым в феврале — марте 1800 года под влиянием Великого покаянного канона святителя Андрея Критского.
Неудивительно, что суворовские принципы ведения войны тесно сопряжены с христианским человеколюбием. Стремление к совершенной победе над неприятелем полководец связывал, прежде всего, с необходимостью довести до полного завершения уже начавшуюся войну, действенно умиротворить упорно сражающегося противника и тем самым избежать дополнительных жертв. Говоря словами Суворова: "Всякое продолжение войны, особливо победы, просвещают побежденных".
При этом полководец настаивал, что "победителю прилично великодушие". Ради достижения мира победитель должен не только сокрушить военную мощь неприятеля, но и «в поражениях сдающимся в полон давать пощаду», не меньше оружия «поражать противника человеколюбием», и во имя скорейшего умиротворения предать забвению все те удары, которые враг ранее наносил. Суворов говорил об этом так: "Вот моя тактика: отвага, мужество, проницательность, предусмотрительность, порядок, умеренность, устав, глазомер, быстрота, натиск, гуманность, умиротворение, забвение..."
Суворов считал что, в мирное время нельзя терпеть никакого насилия, но на войне ради восстановления мира нужно действовать быстро и решительно. Так, когда в присутствии Суворова кто-то отогнал от себя муху, полководец сказал, что нельзя убивать «бедных малюток» (т. е. насекомых): они ищут пищи. И тут же добавил: «Есть и миролюбивые фельдмаршалы, но те опять никуда не годятся».
В конце своей жизни российский генералиссимус говорил следующее: "Я проливал кровь ручьями. Содрогаюсь. Но люблю моего ближнего; во всю жизнь мою никого не сделал несчастным; ни одного приговора на смертную казнь не подписывал; ни одно насекомое не погибло от руки моей. Был мал, был велик; при приливе и отливе счастья уповал на Бога и был непоколебим..."
Христианская традиция знает понятие «справедливой войны», о которой писал блаженный Августин. А причисление летом 2001 года к лику местночтимых святых Саранской епархии знаменитого флотоводца Феодора Ушакова, совершавшего свое служение в тех же исторических условиях, что и великий Суворов, не только подтверждает, что путь святости доступен военному человеку, но и делает возможной постановку вопроса и о церковном прославлении самого Александра Суворова. Как известно, христианское почитание святых угодников Божиих начиналось еще до их официальной канонизации. Собственно, факт подобного почитания может служить одним из оснований для причисления к лику святых. Уверенность же в том, что Суворов от рождения был отделен и освящен Богом для особого служения (что имеет также и естественное объяснение, т. к. в старину дворяне в силу самого происхождения предназначались к службе), высказывалась в народе еще при жизни военного вождя России.
Люди верили, что Бог даровал Суворову чудную мудрость, что Суворов знал будущее и прошедшее, все намерения и планы врагов; а на что не хватало мудрости человеческой, то подсказывал ему ангел. Бог дал особенное здоровье «старому дедушке», чтобы он мог бодрствовать за всех, думать о «родимых детушках». Знал он хорошо «Божью планиду»; по ней всегда и поступал. Видели часто дедушку, по ночам разговаривавшего с кем-то в темноте, когда у него никого не было в палатке. Часто куда-то пропадал дедушка бесследно, хотя за ним следили сотни глаз. Иногда как будто тень скользила из его палатки, и тогда выходил по утрам дедушка, задумавшись, с навернувшеюся слезой на орлиных очах, — это невидимая сила говорила ему о предстоящей борьбе и предназначала несчастных жертв кровопролитного боя.
Простые солдаты были убеждены, что Суворов умеет разрушать волшебство и козни диавола именем Божиим, крестом да молитвою; знает, где неприятелем засада поставлена, и в ночной темноте указывает на нее. Чует в безводных местах источники, пушками разгоняет громовые тучи, а в бою над ним орел носится и на плечо к нему присаживается.
Солдаты верили в своего полководца, как в чудо-богатыря и даже «колдуна», наивно полагая, согласно народным поверьям, что Суворов-колдун в зеркале не отражается.
Рассказывали, что перед рождением Суворова видны были на небесах некие «красные хвосты», которые, по объяснению одного новгородского юродивого, означали рождение человека знаменитого и "нехристям страшного". Шла также молва, что счастье, т.е. особое покровительство Божие во всех делах и начинаниях, было даровано будущему герою чрез святого ангела, посетившего суворовский отчий дом под видом странника, которому благочестивые родители новорожденного оказали гостеприимство.
*** Будущий Генералиссимус родился в Москве 13 ноября 1729 года и был сыном Василия Ивановича Суворова, коему покойный Государь Петр Великий приходился крестным отцом. Младенца крестили в церкви Феодора Студита у Никитских ворот и нарекли в честь святого благоверного великого князя Александра Невского.
Позднее, возле этой церкви, против ее главного алтаря, была похоронена мать юного Александра — Авдотья Федосеевна. И в дальнейшем, вся жизнь великого полководца была тесно связана с православным храмом, хотя внешнего богопочитания и не требовалось в годы безверия высшего общества эпохи Просвещения.
В те времена все молодые дворяне должны были поступать на обязательную государеву службу. Но и позднее, когда в 1762 году дворянам была дарована вольность и свобода, Суворов по-прежнему оставался верен своему божественному призванию. Так, в 1781 году он отмечал: "Оставить службу рад, удалюсь мирских сует — говорю по чувствам: но, как одушевленный, — оставить службу грех!" «Известно, — говорил также Суворов, — я и в Камчатку и Японь готов, если на то Высочайшая воля».
Действительную службу юноша начал в Петербурге, в лейб-гвардии Семеновском полку, и спустя годы выпущен был в полевые полки офицером. Известность в армии приобрел он в Семилетней войне против короля Пруссии Фридриха Великого.
Позже, командуя Суздальским пехотным полком в Новой Ладоге, Суворов приступил к главному делу своей жизни — обучению и воспитанию солдат. В составленном тогда же «Полковом учреждении» он отмечал: "Умеренное военное наказание, смешанное с ясным и кратким истолкованием погрешности, более тронет честолюбивого солдата, нежели жестокость, приводящая оного в отчаяние".
Здесь, в Новой Ладоге, Суворов выстроил полковой храм во имя святых апостолов Петра и Павла (после кончины полководца эта старая уже церковь была возобновлена и освящена в честь святого великомученика Георгия). В «Примечании для экзерцирования», посланном Суворовым И.И. Веймарну, значилось: "Немецкой, французкой мужик знает церковь, знает веру, молитвы. У русского — едва знает ли то его деревенской поп; то сих мужиков в солдатском платье учили у меня некиим молитвам. Тако догадывались и познавали они, что во всех делах Бог с ними, устремлялись к честности, познавали грех и наказание, коим девяносто девять против сотого правятца ныне, то тяжело и излишне".
Спустя шесть лет Суворов направляется в польские пределы, где вспыхнула война с конфедератами. В этой войне Россия отстаивала права православных христиан, жестоко угнетаемых в Речи Посполитой.
Поражая мятежников на поле брани, генерал-майор Суворов великодушно обращался с пленными и нередко под честное слово, что они не будут более участвовать в войне, отпускал их на свободу, выдавая охранные грамоты за своей подписью.
Таковы были его принципы: "В стояниях и на походах мародеров не терпеть и наказывать оных жестоко, тотчас на месте. <...> Не меньше оружия поражать противника человеколюбием. <...> С пленными поступать человеколюбиво, стыдиться варварства".
Одержав ряд блестящих побед над конфедератами, и покидая Польшу в 1772 году, Суворов в «Письме на английский манер» (т. е. без долгих слов и комплиментов), адресованном генералу А.И. Бибикову, своему начальнику, с которым у Суворова сложились очень хорошие отношения, отмечал: "Следуя предназначению моему, приближаюсь к Отечеству и выхожу из страны, где желал делать только добро или, по крайней мере, всегда о том старался. Сердце мое не знало в сем колебаний, а должность никогда мне не препятствовала. Поступая как честный человек, остерегался я одного нравственного зла, а телесное само собою исчезало. Безукоризненная моя добродетель услаждается одобрением моего поведения. Здесь только отчасти известно доброе мое имя, ибо был я здесь недолго, да и сам чувствую, что не довольно послужил сему краю. Чистосердечная благодарность возрождает во мне любовь к сей области, где мне доброжелательствуют: оставляю ее с сожалением".
Следующие победы были им одержаны в войне 1768-1774 годов против Турции. Русские войска под началом фельдмаршала Румянцева уже выиграли знаменитые сражения при Рябой Могиле, Ларге и Кагуле. Но война затягивалась. И заслуга Суворова в том, что его совместная с генерал-поручиком М. Ф. Каменским победа при Козлуджи положила конец кровопролитной шестилетней брани.
Но не смолкали громы в недрах Отечества. Бушевало восстание Емельяна Пугачева, и Императрица Екатерина II, сознавая опасность истребительной гражданской войны, призвала в 1774 году Суворова как человека, способного быстро прекратить смуту.
Однако поспешное прибытие генерал-поручика Суворова в уральские степи оказалось ненужным. Пугачевцы сами выдали своего предводителя властям, и Суворову оставалось лишь отконвоировать плененного самозванца из Уральска в Симбирск. "Сумасбродные толпы везде шатались; на дороге множество от них тирански умерщвленных, — вспоминал полководец в 1790 году. — И не стыдно мне сказать, что я на себя принимал иногда злодейское имя. Сам не чинил нигде, ниже чинить повелевал ни малейшей казни, но усмирял человеколюбивою ласковостию, обещанием Высочайшего Императорского милосердия". Даже пресловутая клетка, в которую Суворов якобы посадил Пугачева — это не более чем легенда. В клетке отлученный от Церкви бунтовщик сидел уже в Москве, согласно с традициями шельмования государственных преступников.
В 1778 году Суворову было поручено переселить 20 тысяч греческих и армянских христиан из Крымского ханства, где они облагались непомерными поборами, в Россию, и сие дело исполнил он с преодолением великих трудностей. А в год присоединения Крыма к России привел Суворов к верноподданнической Ее Величества присяге разные кубанские народы.
Надеялся герой по завершении сих трудов вкусить от плодов покоя и счастья семейного. Еще ранее, в 1778 году, Суворов писал: "Томящуюся в болезни чреватую жену, равно мою девчонку, себя — забываю, помня себя только в единственной части — высочайшей службы, где бы она ни была, хоть в бездне океана. Бог да подкрепит мои силы". Но горестные обстоятельства постигли его, понуждая расстаться с супругой, коей поведение двусмысленное почел он беззаконным и для себя зазорным.
Разрыв наступил не сразу. В письме П.И. Турчанинову Суворов говорил о своей подозреваемой в неверности супруге следующее: «Сжальтесь над бедною Варварою Ивановною, которая мне дороже жизни моей, иначе Вас накажет Господь Бог! Зря на ее положение, я слез не отираю. Обороните ее честь». Далее Суворов объясняет, почему молодая супруга вовремя не распознала опасности в ухаживаниях соблазнителя: "Сатирик сказал бы, что то могло быть романтичество; но гордость, мать самонадеяния, притворство — покров недостатков, — части ее безумного воспитания. Оставляли ее без малейшего просвещения в добродетелях и пороках, и тут вышесказанное разумела ли она различить от истины?..."
Тогда, после первой размолвки, между супругами состоялось церковное примирение; оба они со слезами на глазах исповедались и причастились. Брак был «обновлен», но возникли подозрения о новом нарушении Варварой Ивановной чистоты супружеской жизни, и полководец, полагая что «третичного брака быть не может», стал с 1784 года проживать с женою раздельно, выплачивая ей содержание (официальный же развод был в те годы крайне затруднен).
Малолетнюю дочь свою, Наталью, Суворов вверил монаршему попечению, поместив ее при Воспитательном обществе благородных девиц.
Вот как в мае 1790 года, великий полководец наставлял своего старшего и горячо любимого ребенка: "Сберегай в себе природную невинность, покамест не окончится твое учение. На счет судьбы своей предай себя вполне промыслу Всемогущего и, насколько дозволит тебе твое положение, храни неукоснительно верность Великой нашей Монархине. Я ея солдат, я умираю за мое Отечество. Чем выше возводит меня ее милость, тем слаще мне пожертвовать собою для нея. Смелым шагом приближаюсь к могиле, совесть моя не запятнана. Мне шестьдесят лет, тело мое изувечено ранами, но Господь дарует мне жизнь для блага государства. Обязан и не замедлю явиться пред Его судилище и дать за то ответ. Вот сколько разглагольствований, несравненная моя Суворочка, я было запамятовал, что я ничтожный прах и в прах обращусь".
Вообще, родственники великого Суворова порой стремились добиться через него различных благ. И хотя полководец сердился на попрошайничество своих близких, хотя он и говорил: «Я солдат, не знаю ни племени, ни рода», — но делал для них все, что мог.
Определенный к командованию Владимирской дивизией, тяготился труженик спокойной жизнью в имении, в селе Ундол, прося своего высокого покровителя Потемкина: «Исторгните меня из праздности, в роскоши жить не могу».
Будучи помещиком, Суворов заботился об улучшении крестьянского быта. К старосте и крепостным крестьянам села Ундол полководец обращался с тем, что как могли они допустить такое, что, например, у крестьянина Михайлы Иванова всего одна корова. Вряд ли в советское время какой-нибудь секретарь райкома написал бы подобное председателю колхоза. В то же время Суворов хорошо видел главную причину, приводящую крестьянское благосостояние в расстройство. Причина эта — лень, а «ближайший повод к лени — это безначалие».
На деньги Суворова была благоустроена каменная Казанская церковь второй половины XVII века. В этом храме полководец, заботясь об умножении местного населения, венчал своих дворовых людей. Крепостных невест в Ундоле не хватало, и девиц пришлось покупать в Новгородской губернии.
Наконец Суворов переводится в Санкт-Петербургскую дивизию, а затем становится генерал-аншефом и назначается на юг в армию фельдмаршала Потемкина. И милость Божия всегда была с праведным воином Александром.
*** С объявлением Турцией в 1787 году новой войны России, главнокомандующий князь Потемкин вверил генерал-аншефу Суворову важную крепость Кинбурн, расположенную на береговой косе.
Начало кампании ознаменовалось для Отечества тяжким ударом. Молодой Черноморский флот России попал в жестокий шторм и погиб. «Бог бьет, а не турки», — восклицал потрясенный Потемкин. Но в этой крайне сложной ситуации Господь явил Свою милость через полководца Суворова, который, располагая лишь двумя тысячами человек, защитил Кинбурн от нападения врагов, опрокинув пятитысячный десант противника в море.
Как же произошло столь удивительное событие? Отборный турецкий десант начал высадку на рассвете 1 октября 1787 года, в праздник Покрова Пресвятой Богородицы. Генерал Суворов в этот момент находился в храме на Божественной литургии. Получив грозное известие, он приказал стянуть свои войска к крепости, но не стал прерывать богослужение и мешать продвижению турок. Более того, после литургии он велел отслужить еще и молебен на одоление врагов. В этом проявилась как глубочайшая вера полководца, так и его понимание, что нужно не просто отбросить десант, но и с помощью Божией разбить высадившегося противника полностью.
Лишь когда церковная служба закончилась, а турки пошли на приступ, Суворов их атаковал и разгромил, не взирая на то, что сам был трижды ранен, а лошадь под ним убита.
Императрица Екатерина, препровождая победителю знаки высшего российского ордена Андрея Первозванного, начертала в рескрипте: «Вы оное заслужили верою и верностию». В народном же сознании прочно укрепилось мнение, что даже в самой отчаянной ситуации, когда спасение возможно лишь в одной быстроте нападения, Суворов никогда не начинает битвы, прежде чем не окончится ангельская обедня на небесах[20]. Сами суворовские солдаты были удивлены исходом сражения на Кинбурнской косе. Они пели:
Наша Кинбурнска коса
Вскрыла первы чудеса!
В 1789 году Суворов совместно с союзническими цесарскими войсками генерала принца Кобургского разгромил турок при Фокшанах, а затем при Рымнике.
В этих победоносных сражениях перед Суворовым стояла праведная цель — спасение австрийских солдат от гибели. «Совершеннейше признаю, — писал Император Римский Суворову о победе над турецким визирем, — что я за оною одолжен наипаче вашему скорому соединению с корпусом принца Кобургского, как и вашей личной храбрости и геройству войск Ея Императорского Величества, под вашим начальством бывших». Известно, что русские и австрийские войска насчитывали в битве на реке Рымник лишь двадцать пять тысяч человек против стотысячной турецкой армии. Тем не менее, Суворов твердо решил атаковать.
Успех оказался ошеломляющим. В самый разгар отчаянного сражения неприятельское войско дрогнуло. Предание гласит, что в наиболее драматичный момент битвы, когда русские и австрийцы, казалось, уже истощили свои силы, рядом с Суворовым появился на коне какой-то светлый муж, который, сказав полководцу несколько слов и, указав на неприятельский лагерь, бросил туда небольшой камень. После чего, вопреки канонам тактики, союзная кавалерия по приказу Суворова атаковала и прорвала недостроенные турецкие укрепления.
В лагере противника началась страшная паника. Бросая оружие, огромные массы турок кинулись бежать. Великий визирь Юсуф-паша, показывая Коран, священными для мусульман именами безуспешно умолял беглецов опомниться и, придя в себя, ударить на малочисленных христиан. Не помогло и его распоряжение стрелять по бегущим с поля боя солдатам из пушек. Его армия была полностью рассеяна при минимальных потерях союзников. Графское достоинство Священной Римской и Российской Империй, а также пожалование в кавалеры 1-й степени ордена святого Георгия стали наградой победителю.
Но воинственная Турция, получив столь уверенный отпор, отнюдь не спешила заключить мир, затягивая кровопролитную брань и увеличивая число жертв. Однако зло иногда само пожинает зло подобно камню, брошенному вверх и падающему на голову того, кто его бросил. Так, отказ Турции заключить мир после Рымника привел ее в следующем 1790 году к еще более страшной катастрофе — падению неприступной дунайской твердыни, крепости Измаил. Штурм Измаила, от которого, как ожидалось, будет зависеть наступление долгожданного мира, привнес новые лавры в венок графа Суворова-Рымникского.
Без Суворова русская армия два месяца вяло осаждала Измаил. Надвигалась зима, и войска готовились отойти от крепости, чтобы возобновить кампанию уже в следующем году. Суворов как-то сказал: «Люблю Гомера, но не люблю десятилетней троянской осады. Какая медленность, сколько бед для Греции!» Вот почему, получив назначение под Измаил, Суворов энергично приступил к подготовке штурма: «Сегодня молиться, завтра учиться, послезавтра — победа или смерть!»
При этом в письме своему начальнику князю Потемкину Суворов честно признавал: «Крепость без слабых мест. <...> Обещать нельзя, Божий гнев и милость зависят от Его провидения».
Незадолго до штурма Суворов поднял глаза к небу и оставался долгое время неподвижным. Солдаты недоумевали. Тогда полководец предложил одному из них подойти и посмотреть из-под его «левой подмышки» на небо: «Смотри пристальней, видишь людей?» — «Будто вижу», — ответил солдат. «Видишь: одни в венцах, другие без венцов?» — «Вижу будто!» — "Так вот, и я их вижу. Кто в венцах, тот при штурме убит будет. Только вот я сколько времени смотрю, без венцов куда больше. <...> Удачный штурм будет, и наших турки мало побьют".
Характерно, что Суворов попытался сделать все, чтобы вообще избежать кровопролития. Так, 7 декабря 1790 года он обратился к турецкому коменданту Айдозлу-Мегмету со следующим посланием: "Приступая к осаде и штурму Измаила российскими войсками, в знатном числе состоящими, но, соблюдая долг человечества, дабы отвратить кровопролитие и жестокость, при том бываемую, даю знать чрез сие Вашему Превосходительству и почтенным Султанам! И требую отдачи города без сопротивления. Тут будут показаны всевозможные способы к выгодам вашим и всех жителей! <...> В противном же случае поздно будет пособить человечеству, когда не могут быть пощажены не только никто, но и самые женщины и невинные младенцы от раздраженного воинства; и за то никто как Вы и все чиновники пред Богом ответ дать должны".
Согласно рапорту Суворова Потемкину, ответ турецкого паши на это гуманное предложение заключал в себе «единое упрямство и гордость неприятеля, полагавшего твердую надежду на силы свои».
По рассказу А.П. Ермолова, Суворов во время обеда велел казаку выпустить из-под полы орла; тот взлетел, но, ударившись о невысокий верх палатки, упал на стол. "Это, господа, значит, — говорил Суворов присутствующим, — что Измаил падет".
В результате «отчаянная оборона обратилась на гибель и совершенное сокрушение неприятеля». Как доносил Суворов Потемкину: «Крепость Измаильская, столь укрепленная, столь обширная и которая казалась неприятелю непобедимою, взята страшным для него оружием российских штыков; упорство неприятеля, полагавшего надменно надежду свою на число войск, низринуто».
Согласно правилам войны, победителям досталась в крепости вся добыча. В одном из суворовских приказах значилось: "крайне остерегаться и от малейшего грабежа, который в операции есть наивреднейший; иное дело штурм крепости: там, по овладении, с повеления, несколько времени законная добычь". Добыча захваченная в Измаиле оказалась чрезвычайно богатой, но Суворов ни до чего не коснулся. Лишь сабля отказавшегося от капитуляции и погибшего коменданта Айдозлу-Мегмета была подарена русскими солдатами победителю.
* * *
Великого полководца Александра Васильевича Суворова занимало отнюдь не земное, а небесное богатство. Еще не успел развеяться страшный пороховой дым от сражения за Измаил, как полководец уже заботился об организации церковной жизни в покоренном городе, где, кстати говоря, проживало под властью турок несколько тысяч христиан. Изумительный с военной точки зрения штурм победно завершился вечером 11 декабря 1790 года, когда по церковному счету наступало 12-е число, т. е. день памяти святителя Спиридона Тримифунтского. И вот, измаильская мечеть XVI века призвана была стать православным храмом во имя святого чудотворца. В письме Суворова Потемкину от 13 декабря отмечалось: "Простите, что сам я не пишу: глаза от дыму болят. <...> Сегодня у нас будет благодарный молебен у нашего нового Спиридония. Его будет петь Полоцкий поп, бывший со крестом пред сим славным полком". Благодарственный молебен служил священник Полоцкого пехотного полка Трофим Егорович Куцынский. Его полк попал под убийственный огонь: командир был убит, многие офицеры ранены. Бросившись вперед, отец Трофим увлек за собой солдат. За этот подвиг он был пожалован осыпанным бриллиантами крестом на георгиевской ленте и возведен в протоиереи. А сама измаильская церковь впоследствии, уже после кончины Суворова, была заново освящена в честь Воздвижения Честного и Животворящего Креста Господня.
В 1791 году война закончилась, и Россия окончательно закрепилась на берегах Черного моря.
Но не спокойно было в некогда сильной, а затем из-за своеволия надменной шляхты ослабленной Польше, урезанной двумя разделами. В 1794 году грянул гром среди, как тогда казалось, ясного неба: Польша восстала, и начало восстания ознаменовалось кровавым делом. В Варшаве, в Страстной Четверг, по набатному призыву началась страшная резня застигнутого врасплох русского гарнизона. 3-й батальон Киевского полка (человек 500) был перерезан в церкви, когда безоружным готовился к принятию Святых Христовых Таин. Разъяренная толпа разграбила арсенал, и поражаемые отовсюду русские воины погибали на узких улицах города. На Пасху кровавые сцены повторились в Вильно. Призванный соотечественниками талантливый военачальник Тадеуш Костюшко поклялся защищать польскую вольность. Союзные российско-прусские войска не могли справиться с мятежниками, и война грозила затянуться. И только прибывший в Польшу Суворов сумел всего за сорок дней восстановить мир. «Шагнул — и царство покорил!» — сказал об этом поэт Державин.
Полководец подступил к Варшаве, которую с востока защищало укрепленное предместье — Прага. Как и перед штурмом Измаила, Суворов беспокоился о том, чтобы свести жертвы среди мирного населения к минимуму. Его диспозиция к штурму Праги от 23 октября 1794 года замечательна и своим простым, но категорическим началом: «Его сиятельство граф Александр Васильевич Суворов приказал взять штурмом прагский ретраншамент», — и своим окончанием: "В дома не забегать; неприятеля, просящего пощады, щадить; безоружных не убивать; с бабами не воевать; малолетков не трогать. Кого из нас убьют, — Царство Небесное; живым — слава! слава! слава!"
Сильно укрепленную Прагу защищало тридцать тысяч войска, столько же, сколько было у Суворова. Когда штурмующие преодолели валы, и начался уличный бой, полководец приказал артиллерии зажечь мосты между Прагой и Варшавой, чтобы не дать столь упорному сражению вместе со своими и чужими войсками перекинуться через Вислу. Тем самым, польская столица оказалась избавленной от ужасов боя, а противник в пылающей Праге — отрезанным.
Местным жителям Суворов дал возможность бежать в русский лагерь. Но воспользоваться этим смогли лишь немногие. Более того, пражане стали бросать из домов каменьями и всем, что попадалось под руку. Это разъярило сражающихся солдат, среди которых находились и те, кто хорошо помнил гибель своих товарищей во время резни русских в Варшаве. В результате кровопролитие достигло апогея.
И все-таки штурм Праги оказался ударом, «возвратившим терзаемую страну к благам мирной жизни». Население Варшавы, на чьих глазах разворачивался этот страшный бой за рекою, пришло в такой ужас, что решило сдать город на милость победителя. Революционным элементам пришлось покинуть столицу. Вот почему Суворов отвергал упреки в жестокостях пражского штурма. «Миролюбивые фельдмаршалы, — говорил он, — при начале польской кампании провели все время в заготовлении магазинов. Их план был сражаться три года с возмутившимся народом. Какое кровопролитие! И кто мог поручиться за будущее! Я пришел и победил. Одним ударом приобрел я мир и положил конец кровопролитию».
Напуганным варшавянам Суворов предложил удивительно мягкие условия для сдачи города: "Именем Ее Императорского Величества, моей Августейшей Государыни, я гарантирую всем гражданам безопасность имущества и личности, равно как забвение всего прошлого, и обещаю при входе войск Ее Императорского Величества никоих злоупотреблений не допустить".
Принимая от варшавского магистрата городские ключи, Суворов поцеловал их и, подняв вверх, обратил взор свой к небу, сказав: «Благодарю Тебя, Всемогущий, что я не должен был купить эти ключи так дорого, как...» Тут он взглянул на разоренную Прагу и прослезился. Варшавяне, ободренные его великодушием, теснились к нему. Некоторые падали перед ним на колени.
Когда король польский, занимавший во время мятежа двусмысленную позицию, попросил Суворова освободить одного пленного офицера, Суворов ответил: «Если угодно, я освобожу вам их сотню... двести... триста... четыреста... так и быть — пятьсот...» В тот же день было освобождено более пятисот офицеров и других польских пленных.
Поляки, ранее считавшие полководца грозным и неумолимым, теперь откровенно выражали ему свое удивление. Магистрат Варшавы преподнес Суворову табакерку с бриллиантами и надписью по-польски: «Warszawa zbawcu swemu» (Варшава своему избавителю). В письме Румянцеву Суворов отмечал: "Все предано забвению. В беседах обращаемся как друзья и братья. Немцев не любят. Нас обожают".
О своей победе генерал Суворов сообщил в Петербург словами: «Ура! Варшава наша», и в ответ получил послание Императрицы Екатерины Великой: «Ура! Фельдмаршал Суворов». Присланный из Петербурга фельдмаршальский жезл Суворов освятил в церкви.
Существует предание, что в Польше некий шляхтич, переодевшись в русского офицера, прокрался в палатку спящего Суворова, чтобы убить его. Но некая неведомая сила несколько раз отстраняла смертоносное оружие. Проснувшись, фельдмаршал объяснил злодею, что убить его, Суворова, невозможно, что умрет он спокойно, "когда настанет для этого время".
Итак, Суворов достиг высшего военного чина по Табели о рангах — генерал-фельдмаршал. Подчиненные Суворову войска осваивали его «Науку побеждать», в которой среди прочего говорится: «Молись Богу, от Него победа. Чудо-богатыри, Бог нас водит, Он нам Генерал!»
Полководец был счастлив, но Господь уготовил своему избраннику новые испытания.
* * *
В 1796 году Государыня Императрица Екатерина Великая «отошла в вечность». Новый Император Павел I относился к Суворову с уважением, но оставлял за собой право преобразовывать армию согласно новым ее задачам. Государь хотел соединить таланты преуспевшего в польских и турецких войнах Суворова с лучшими уставами Западной Европы. Вводилась также инспекторская служба для наведения порядка в войсках. Но старый фельдмаршал, привыкший к большой свободе действий, упорно шел вопреки субординации и посему отставлен был от службы и удален в свое новгородское имение — село Кончанское. В этот сложный период жизни Суворова особую роль играла построенная полководцем церковь в Кончанском.
Известно, что постоянной заботой полководца было религиозное воспитание подчиненных ему солдат, а также своих крестьян. Церковь в селе Кончанском была освящена 13 марта 1789 года во имя св. блгв. князя Александра Невского — Небесного покровителя полководца. В указанное время Суворов находился в своей вотчине, прибыв с театра военных действий с Турцией.
По сообщению священника Силы Тимофеева, церковь имела благолепный вид и была снабжена стараниями полководца всем необходимым. Прошение о благословении на ее строительство было подано Суворовым митрополиту Новгородскому и Санкт-Петербургскому Гавриилу (Петрову) еще в ноябре 1785 года.
И вот, во время своей опалы, Суворов, хорошо знавший церковную службу, регулярно посещал храм, усердно молился, пел с певчими на клиросе, читал апостол, звонил в колокола и т. д. Причем, в отличие от некоторых других дворян, у Суворова никогда не возникало мысли о выступлении против вспыльчивого, но благородного и справедливого Императора Павла. «Я, Боже избавь, никогда против отечества», — говорил полководец".
Суворов, которому шел уже седьмой десяток лет, все чаще задумывался о том, чтобы завершить свой земной путь в монашеской обители. Сохранилось в черновике его письмо Императору: «Всеподданнейше прошу позволить мне отбыть в Нилову новгородскую пустынь, где я намерен окончить мои краткие дни в службе Богу. Спаситель наш один безгрешен. Неумышленности моей прости, милосердный Государь».
Но Бог судил иначе. 6 февраля 1799 года Суворов получил рескрипт Павла I о желании союзников России, совпадавшем с желанием самого Императора, поручить прославленному полководцу командование русско-австрийскими войсками в Италии. Европейские монархи объединялись в борьбе против Французской республики, имея целью вернуть это государство в его прежние границы, освободить оккупированные французами территории и восстановить европейское равновесие. 7 февраля после молебна в своей церкви Суворов отправился на свою последнюю и наиболее знаменитую войну.
Прибыв из своего уединения в Петербург, Суворов со словами: «Господи, спаси Царя!» — повергнулся к стопам монарха. Подняв престарелого героя, Император возложил на него знаки державного ордена св. Иоанна Иерусалимского и сказал: «Тебе спасать Царей!»
Император австрийский вверил нашему фельдмаршалу свою армию в Италии. В апреле суворовские войска, разбив «безбожных французов» при Адде, в Светлое Христово Воскресение торжественно вступили в освобожденную столицу Ломбардии — Милан, восторженно приветствуемые толпами народа и духовенством. В мае союзники были уже в Турине, столице Пьемонта. Суворов выпустил воззвание к жителям Италии, призывая их на борьбу с французским игом. В июне французы генерала Макдональда терпят поражение на реке Треббия. В августе Суворов празднует победу у города Нови над генералом Жубером, павшем в бою, и сменившим его Моро, коего по талантам с самим Бонапартом сравнивали. Эти блестящие победы за четыре месяца привели к полному освобождению Северной Италии от французов.
После Нови католический архиепископ, приветствуя Суворова как полководца-христианина, уподобил его солнцу, которое по слову библейского пророка остановилось на своем небесном пути и помогло народу Божию победить язычников: «Sta sol! Остановись солнце! И солнце стало и не пошло на запад! Я остановил тебя, спаситель алтарей наших, на пути христианской славы твоей, словом Иисуса Навина, а теперь произреку тебе: и ты предыдешь пред лицом Господним, готовя пути Его и давая разум спасения Его людям!»
Спустя долгие годы, когда зять суворовского внука полковник С.В. Козлов имел случай представиться Римскому Папе Льву XIII, поднеся биографию полководца им составленную, Папа Римский, обращаясь к госпоже Козловой, правнучке Суворова, сказал: "Память о Суворове жива в Италии и никогда не умрет; по крайней мере, в Ватикане она будет жить всегда".
А тогда, в 1799 году, вся Европа рукоплескала непобедимому «Освободителю Италии». Король Сардинии и Пьемонта возвел Суворова в достоинство Принца с титулом Двоюродного Брата Королевского и на степень Великого Маршала войск своих. Самодержец Всероссийский пожаловал героя титулом Князя Италийского. Но австрийский кабинет, приобретя Северную Италию, поспешил удалить ее освободителя в горную Швейцарию.
Коварство союзников вело полководца в непроходимые Альпы. «На каждом шаге в сем царстве ужаса зияющие пропасти представляли отверстые и поглотить готовые гробы смерти. Дремучие мрачные ночи, непрерывно ударяющие громы, льющиеся дожди и густой туман облаков при шумных водопадах, с каменьями с вершин низвергавшихся, увеличивали сей трепет». Вместе с Суворовым шли его 15-летний сын Аркадий и сын Императора Павла Великий Князь Константин.
Согласно народному преданию, при знаменитом переходе Суворова через Чертов мост, сам черт взялся помогать французам, чтобы не пропустить православных воинов. Он с грохотом рушил переброшенные солдатами мостки, наводил на воинов французское оружие и отводил наше оружие от врага. Но дедушка Суворов уничтожил чары дьявола молитвою и крестным знамением, отвел неприятельское огневое оружие и приказал восстановить мост с помощью бревен, перевязать их шарфами офицеров, павших в сражении, так как вещи эти, снятые с пострадавших за веру, имели чудную силу, которая скрепила мост лучше железных болтов.
Преодолев множество препятствий, войска достигли Муттенской долины. Документы расположенного здесь женского католического монастыря св. Иосифа свидетельствуют, что Суворов аккуратно расплачивался за покупаемое им продовольствие, что резко контрастировало с грабежами, чинимыми французами.
Страшное известие ожидало в Муттенской долине русских, — французский генерал Массена, разбив корпус Римского-Корсакова, угрожает с втрое сильнейшей армией Суворову. Но неприятель, «гнездившийся в ущелинах и неприступных выгоднейших местоположениях», не мог противостоять храбрости войска, прорвавшегося из окружения и преодолевшего саму природу.
Признательный к заслугам Павел I пожаловал Суворова титулом Генералиссимуса, который по уставу только «коронованным главам и великим владеющим принцам» надлежал. Возвратившийся в 1800 году в Петербург семидесятилетний полководец почил в Бозе на вершине своей славы. Незадолго до кончины он сказал: "Как раб, умираю за отечество и, как космополит, за свет".
* * * Александр Васильевич Суворов определенно решил для себя проблему соотношения воинской службы, коей он посвятил всю свою жизнь, и христианских ценностей, которые он исповедовал.
По своей исторической и духовной значимости праведный воин Александр Суворов может быть уподоблен таким святым в земле Российской просиявшим, как его покровитель Александр Невский, Димитрий Донской, или Феодор Ушаков, знаменитый суворовский современник.
Как известно, канонизация святых всегда мыслилась церковным сознанием как факт проявления в Церкви святости Божией, действующей через облагодатствованного подвижника благочестия. Посему во все времена основным условием прославления святых было проявление подлинной освященности, святости праведника.
В жизнеописании праведного воина Александра Суворова свидетельствами такой святости могут быть признаны следующие: большие заслуги перед Церковью и народом Божиим, выразившиеся в служении Отечеству, благотворительности и созидании храмов; добродетельная и молитвенная жизнь, великодушие полководца; знамения и чудеса, совершаемые Богом по его молитвам и известные нам благодаря вышеприведенным народным преданиям; отраженное в тех же преданиях прижизненное почитание его народом как святого.
О последнем следует сказать особо. Первым, кто сделал официальный шаг к установлению особого церковного поминовения Александра Суворова, был Император Павел Петрович. Во время Итальянской кампании, после взятия Брешии, Государь повелел служить благодарственный молебен с провозглашением многолетия господину генерал-фельдмаршалу российских войск победоносцу Суворову-Рымникскому. Позже, по повелению Царя в церквях многолетие Суворову возглашалось вслед за Императорской Фамилией: «Я приказал Моим верноподданным присоединить в их молитвах ваше имя к Моему и возлюбленным Моим сыновьям, потому что вы в числе Моих Детей тот, которого Я люблю наиболее».
Наиболее удивительные свидетельства памяти о Суворове среди православных христиан отмечены в Суздальском районе Владимирской области именно в наши дни.
Находящееся в восьми километрах от Суздаля село Кистыш (или Кистош, как именовал его полководец) было частью унаследовано Суворовым от отца — Василия Ивановича, а частью куплено. Ныне это некогда большое село является районной глубинкой. Большинство населения — дачники.
В селе с XVIII века сохранилась лишь каменная церковь святителя Василия Великого (Небесного покровителя отца Суворова). Она выстроена на средства полководца в 1780-1882 годах на месте обветшавшей деревянной церкви того же имени, построенной его отцом. Помимо главного престола были устроены также приделы Илии Пророка и св. Александра Невского — Небесного покровителя Суворова.
Полководец впервые увидал свой храм летом 1784 года в преддверие праздника Успения Богородицы. И в этот, и во второй свой приезд на следующий год генерал-поручик не только отдыхал, но и занимался разнообразной хозяйственной деятельностью и приказывал «пособить миром во всех недостатках» неимущим крестьянам.
Суворовская каменная церковь на берегу реки Кестры ныне полуразрушена и требует капитального ремонта. Убранство и утварь полностью утрачены, колокольня взорвана в 1932 году. Чудом сохранился покосившийся крест на куполе.
В наши дни при храме действует община, возглавляемая старостой Н.В. Ильиным. Особенностью данной общины является то, что генералиссимус Суворов почитается ею как местночтимый святой. На богослужениях, совершаемых «мирским чином» (постоянного священника пока не имеется), прихожане наряду со Псалтирью и Евангелием вычитывают также и канон Спасителю, составленный самим полководцем. Община собирает подписи, стремясь поставить вопрос перед Священноначалием Владимирской епархии о местной (епархиальной) канонизации святого праведного воина Александра и написании его иконы.
История уникальной «суворовской общины» такова. В 1992 году православный режиссер-документалист и филолог из Москвы Николай Васильевич Ильин купил заброшенную часть самого большого в Кистыше дома, в котором до революции располагалось кредитное товарищество. История пустующего храма вдохновила этого человека, бросившего столичную жизнь ради подвижничества, на труды по увековечению памяти Суворова. В 1994 году получено благословение Владимирского архиепископа Евлогия на возрождение приходской жизни. Собрание верующих избрало Николая Ильина старостой.
Осенью 1997 года Н. Ильин вместе с супругой устроил в одной из комнат своей части дома импровизированный «музей». В число экспонатов так называемого «Дома памяти А.В. Суворова» вошли бытовые предметы, книги и мебель той эпохи, муляжи оружия и театральные костюмы XVIII века, а также репродукции суворовских портретов. Роль музейного сторожа и смотрителя выполняет мать церковного старосты. 15 мая 1998 года Суворовская церковь святителя Василия Великого вновь освящена после многих лет запустения.
И хотя главным почитателем Суворова здесь, в деревенской глуши, оказался человек приезжий, но и среди некоторых местных жителей память о бывшем владельце Кистыши еще теплится. Люди рассказывают, что, будучи детьми, они в заброшенной церкви, где совхоз «Суворовский» хранил зерно, дававшее затем удивительно хорошие всходы, находили старинные монеты и берегли их как память о полководце.
21 мая 2000 года возле Суворовской церкви установлен деревянный поклонный крест в память 200-летия кончины великого полководца. Данное событие отмечалось в Кистыши достаточно широко, при участии муниципалитета города Суздаль и представителей Военно-исторической ассоциации Москвы.
Вопрос канонизации великого полководца, возможно как местночтимого святого, особо важен для Санкт-Петербурга. Ведь именно в столице Российской Империи молодой Суворов начал свою действительную военную службу, сюда он возвращался после своих знаменитых военных походов, здесь же, в Александро-Невской лавре, он и погребен.
Более того, к числу святынь нашего города принадлежала знаменитая деревянная церковь, построенная Суворовым в селе Кончанское Новгородской губернии и впоследствии подаренная владельцем имения и потомком полководца В.В. Молоствовым Суворовскому музею в Петербурге.
В 1900 году с благословения Святейшего Синода и по соизволению Императора Николая II, Кончанская церковь была аккуратно разобрана. Иконы и утварь уложили в ящики, после чего весь материал более чем на 250-и подводах отправили в Боровичи и, по железной дороге, в Петербург. В северной столице церковь установили на плацу лейб-гвардии Преображенского полка, неподалеку от нынешнего здания Суворовского музея.
В освящении храма на новом месте 3 мая 1900 года принимал участие протоиерей Иоанн Сергиев (св. прав. Иоанн Кронштадтский). В 1901 году в целях защиты уникального памятника от неблагоприятного петербургского климата деревянная церковь была окружена каменной галереей. Долгое время настоятелем указанной церкви был отец Георгий Шавельский, последний в истории дореволюционной России протопресвитер военного и морского духовенства.
В советское время, в 1925 году Суворовская Кончанская церковь была уничтожена на основании решения комиссии Главнауки, признавшей эту церковь лишенной значения архитектурно-художественного памятника. Сохранившийся каменный футляр церкви простоял до середины 1950-х годов, когда на его месте появилось здание стройтреста (ул. Таврическая, д. 2).
Настало время собирать камни. И, может быть, на сегодняшнем историческом этапе духовные добродетели русского неповторимого вождя будут призваны Церковью, чтобы озарить путь к спасению современному христианину.В.А. Локтющенков, А.Ю. Егоровhttp://knsuvorov.ru/materials/...
Оценили 7 человек
33 кармы