Лохматые нигилисты и их страхолюдные девицы в синих очках ... или когда заложили бомбу под империю.

Именно 31 марта 1878 года, а вовсе не в феврале 1917-го наступил крах государства по имени Российская империя. Когда случается такое - это конец…

Большевиков как таковых еще не существовало вовсе. Будущие большевистские вожди безмятежно агукали в пеленках или, в лучшем случае, ходить учились…

И загремели динамитные взрывы. И началась револьверная стрельба - в том числе и по государю императору. Самое страшное даже не то, что никто не задумывался о случайных жертвах и нисколечко их не жалел (при взрыве в Зимнем дворце, устроенном Степаном Халтуриным, не пострадал ни один «тиран», зато погибло несколько десятков солдат и слуг). Самое страшное, что в массовом сознании, в «образованном обществе» эти бомбисты стали считаться героями…

Александр Герцен в своих мемуарах вспоминал старого француза, который, пообщавшись со странствующим по Европе революционером, сказал примечательные слова:

Вы, русские, или совершеннейшие рабы, царские, или, простите мне это слово, анархисты. А из этого следствие то, что вы еще долго не будете свободными.

Герцен ничего не пишет о своей реакции, но ручаться можно в глубине души он если не вознегодовал, то как минимум посмеялся. А ведь француз, чье имя осталось Истории неведомым, был, никакого сомнения, человеком большого ума…

И четко подметил свойство русского ума: шарахаться из крайности в крайность. Так, что зашкаливает…

Так уж случилось, что и год, и день, когда произошло, без преувеличений, эпохальное событие в истории России, известны достовернейшим образом 31 марта 1878 г. Именно в этот день суд присяжных заседателей оправдал Веру Ивановну Засулич…

Малого того, юная особа, всадившая пулю в «царского сатрапа», была не только оправдана судом, но и встречена аплодисментами толпы.

Предыстория такова. Точнее, не предыстория, а искаженное, вполне мифологическое описание предшествующих событий, которое намертво закрепилось в памяти людской…

Градоначальник Санкт-Петербурга (лицо, по тогдашним правилам выполнявшее и обязанности начальника полиции) генерал Трепов посетил тюрьму. Там он, совершив акт грубейшего произвола, приказал высечь политического заключенного Боголюбова, что и было моментально исполнено. Известие об этой гнусной расправе моментально разнеслось среди всех прогрессивно мыслящих, либерально настроенных людей и наполнило их сердца отвращением к царским сатрапам. Не в силах терпеть, юная девушка Вера Засулич записалась на прием к генералу Трепову и выстрелила в него из револьвера. Ее арестовали и судили…

Это почти что правда, но далеко не вся. Однако не будем забегать вперед…

«Царские сатрапы» дошли в своей тупой злобе до того, что устами прокурора обвинили Веру Засулич в покушении на убийство с заранее обдуманным намерением. Они в убогости ума своего полагали, что стрелять из револьвера в человека - это и есть заранее обдуманное покушение на убийство. Им и невдомек было, что означенный выстрел -

  «выражение протеста против действий генерала Трепова со стороны прогрессивной общественности».

Известный адвокат Александров, защищавший Засулич, разливался соловьем и проявлял чудеса словесной эквилибристики. По его глубокому убеждению, никакого покушения на убийство не было. Почему? Потому что генерал остался жив. Вот если бы он от выстрелов умер, это было бы убийством - но он-то остался жив, а значит, Засулич, стреляя практически в упор, вовсе и не собиралась убивать, а хотела ранить…

Я ничего не преувеличиваю и не искажаю - любознательный читатель может сам проверить по сборнику речей известных русских юристов…

А далее началось откровенное выжимание слезы из присяжных:

«Она была и осталась беззаветной рабой той идеи, во имя которой подняла она кровавое оружие. Она пришла сложить пред нами все бремя наболевшей души, открыть скорбный лист своей жизни, честно и откровенно изложить все то, что она пережила, передумала, перечувствовала… В первый раз является здесь женщина, для которой в преступлении не было личных интересов, личной мести - женщина, которая со своим преступлением связала борьбу за идею…»

Адвокату не уступал прогрессивный журналист:

«Головка ее упала на сложенные на пюпитре руки, и, пряча лицо в скомканном платке, старается девушка заглушить и скрыть свои рыдания, но худенькие вздрагивающие плечи ее рыдают. Слышатся всхлипывания и кое-где в зале. Я тоже вытираю набегающие на глаза слезы, оглядываюсь назад на ряды публики и вижу такие же слезы на глазах у многих…»

В этой умиленной атмосфере всеобщего хлюпанья присяжные вынесли оправдательный приговор…

Этот случай не просто недоразумение. Это некий рубеж, этап, за которым кончилась одна жизнь и началась другая. Отныне все жили в другом государстве, по другим правилам. Потому что впервые (да притом под рукоплескания прогрессивной общественности) была словно бы выдана индульгенция, было постановлено: убивать из личных интересов или личной мести очень плохо. Стрелять в людей ради идеи не преступление, а доблесть.

К тому времени революционерами уже было убито немало людей. Но впервые убийцу оправдали официально по причине того, что он стрелял ради идеи…

Не будет большим преувеличением заявить, что именно 31 марта 1878 года, а вовсе не в феврале 1917-го наступил крах государства по имени Российская империя. Когда случается такое - это конец…

А теперь гораздо подробнее обо всей этой поганой истории и ее главных действующих лицах.

Начнем с того, что «хрупкой девушке с худенькими плечами» в то время было уже двадцать девять годочков. Возраст далеко не юношеский, тем более во второй половине XIX столетия. Иные сверстницы Засулич в такие годы уже имели не одного ребенка, мужа и дом - но наша героиня стояла выше таких пошлостей, ее сжигал огонь идеи…

Двадцать девять лет - но ни дома, ни семьи, ни места в жизни, ни даже, кажется, любовника (хотя сексуальная свобода среди революционеров царила полная, совокуплялись, как кролики). Классический портрет совершеннейшей неудачницы-экстремистки…

Строго говоря, никакого Боголюбова на свете не существовало. Был Алексей Емельянов, сын священника. Закончил духовную семинарию, но «работы по специальности» не искал - подался в народники, был членом организации «Земля и воля», не раз арестовывался, даже был осужден, но отец-священник упросил отдать ему сына на поруки. И «сатрапы» отдали! Но Емельянов двинул по старой дорожке, отчего вновь угодил в тюрьму. «Боголюбов» это была его кличка (возможно, из-за семинарского прошлого).

Генерал Трепов приказал Боголюбова высечь, как нарушителя внутреннего распорядка. Заключенным в той тюрьме разрешалось выходить на прогулку во двор всем вместе и гулять сколько захочется (начальник тюрьмы - естественно, сатрап!), но при одном условии: «не скопляться», прогуливаться каждый сам по себе, не разговаривая с другими.

Емельянов-Боголюбов как раз собирал вокруг себя собратьев по нарам и вел оживленный разговор. Тут и случился во дворе генерал Трепов, прибывший с какой-то инспекцией. Указал Боголюбову на нарушения правил. Тот стал грубить…

Однако, обратите внимание, Боголюбова высекли не сразу, а только через три часа. Причина? Она проста: Трепов был не свирепым садистом, а ревностным служакой, и не более того. Он помнил, что за нарушения внутреннего распорядка можно сечь тех, кто уже следует по этапу к месту заключения - но распространяется ли это правило и на тех, кто пока что сидит в «предварилке»?

Писаных параграфов под рукой не оказалось. Трепов поехал в министерство внутренних дел. Министра тогда на посту не имелось, был только управляющий министерством князь Лобанов-Ростовский. Но и его не оказалось на месте. Трепов отправился к начальнику III отделения Шульцу, объяснил ему ситуацию и попросил разъяснений: законно будет этого типа высечь или нет?

Шульц пожал плечами: это, батенька, вопрос юридический, а мы больше по розыскной части… Вам, генерал, в министерство юстиции обращаться следует…

Трепов поблагодарил — и поехал к министру юстиции…

Положа руку на сердце: похоже это на поведение опричника, зверя и сатрапа? Да ни капельки! Перед нами - не палач, находящий удовольствие в воплях наказуемых, а попросту исправный педантичный чиновник, озабоченный законным решением казуса. Палач велел бы выдрать бедолагу тут же, не медля - а Трепов часами мотается по Петербургу, ища юридической правды на самом верху…

Министр юстиции Пален, выслушав суть дела, заявил Трепову: «Высечь не только можно, но и нужно, я вам, как министр юстиции, разрешаю». Тогда только вызвал полицмейстера и велел выписать грубияну розог.

Сам Трепов так и говорил потом известному юристу А. Ф. Кони, крестясь на образа в знак искренности: «Клянусь вам, что если бы Пален сказал мне половину того, что вы сейчас говорите, я бы призадумался, я бы приостановился, я бы иначе взыскал с Боголюбова… Но, помилуйте, когда министр юстиции не только советует, но почти просит, могу ли я сомневаться? Я солдат, я человек неученый, юридических тонкостей не понимаю… Я спрашивал совета у министра юстиции. Он разрешил…»

А потом к Трепову на прием явилась Засулич - с прошением, где ходатайствовала о выдаче ей свидетельства домашней учительницы. Представилась она и прошение подписала вымышленным именем. Трепов, ничего не подозревая, прошение принял, поставил резолюцию «Дозволяю» и обернулся к следующей просительнице. Тогда Засулич, выхватив револьвер «Бульдог», выстрелила ему в спину. Пуля попала в верхнюю часть таза и раздробила кость.

Кстати, адвокат Александров заявлял, что его подзащитная не стреляла в грудь или в лицо оттого, что «чувствовала некоторое смущение». В спину, надо полагать, стреляла без смущения…

Обвинение не зря уточняло, что «револьвер выбран из самых опасных». В самом деле, Трепову невероятно повезло, что все обошлось именно так, и дерганая баба целилась плохо, да и стреляла только раз, нервы не выдержали — истерически визжа что-то, отбросила револьвер, тут на нее и навалились опамятовавшиеся свидетели…

Английский «Бульдог» - оружие крайне серьезное, несмотря на малые размеры. Какой именно его разновидностью пользовалась Засулич, нет особенной нужды выяснять. Достаточно упомянуть, что выпускавшиеся тогда модификации «Бульдога» имели калибр от 11,5 миллиметра до 14,7. Убойная штучка…

Сдается мне, даже «натура экзальтированная, нервная, болезненная, впечатлительная», как обрисовал ее защитник, могла бы в свои двадцать девять лет предвидеть, что, стреляя в упор из крупнокалиберного револьвера даже один-единственный раз, запросто можно убить…

А вообще, что это за особа, откуда взялась и как докатилась до такой жизни?

Вот тут-то и начинается самое интересное. «Девушка с худенькими плечами» не со стороны пришла, не поддалась минутному порыву. Это — настоящая профессионалка…

В свои двадцать девять «мечтательная девушка» имела уже ни много ни мало - двенадцать лет революционного стажа. Два года просидела в тюрьме, несколько лет провела в ссылке под надзором полиции (боже упаси, не в Сибири в европейской части России, тогда с этой шатией либеральничали вовсю, как, впрочем, до самого краха монархии).

Но дело даже не в этом. Засулич была одной из ближайших «сотрудниц» Сергея Нечаева - а Нечаев, знаете ли, та еще персона. Без преувеличения можно сказать: самая жуткая, красиво выражаясь, инфернальная фигура не только российского, но и всего европейского революционного движения XX столетия. Хватало по всей Европе революционеров, террористов, политических убийц и прочего мятежного элемента, но такой — один…

Сергей Геннадьевич Нечаев (по происхождению из мещан города Шуи) родился в 1847 году. В восемнадцать лет стал членом так называемых «ишутинского» и «каракозовского» кружков. Ишутин основал в 1867 году так называемый «Московский революционный кружок», а Каракозов, стрелявший в царя, был его двоюродным братом.

Внешность, разумеется, обманчива, и только по ней судить о человеке никак нельзя. Ишутин и Каракозов на снимках производят угнетающее впечатление - физиономии обоих как две капли воды похожи на изображения неандертальцев: дебиловатые, словно из твердого полена ржавым тесаком кое-как вырезанные.

Совсем не то - Сергей Нечаев. Симпатичное, умное, открытое лицо. Некоторые (я для эксперимента показывал его фотографию разным людям, не сообщая заранее, кто это) даже принимали его за «какого-то киноактера», которого видели не в одном фильме, вот только фамилию запамятовали. Были отзывы и другого плана: «какой-то политик… фамилия на языке вертится», «военный, точно, где-то я его видел…»

Словом, крайне располагающее к себе лицо. Никак не заподозришь монстра. Но это был как раз монстр почище любого серийного убийцы: те занимаются чистой уголовщиной, а Нечаев разработал целый комплекс людоедских идей и пытался их проводить в жизнь, насколько удавалось…

Нахватавшись в указанных кружках «азбучных истин», Нечаев не просто пустился в самостоятельное плавание - возжелал стать не рядовым борцом за человеческое счастье, а вождем. Так и подмывает написать «фюрером» поскольку Нечаева можно сравнивать исключительно с Гитлером…

Человек, в общем, был незаурядный - железной воли, бешеной энергии, прекрасно разбирался в человеческой психологии и умел подчинять себе людей. Одна беда: чтобы пробиться в вожди, нужно было совершить что-нибудь в высшей степени славное - а что мог наворотить скромный вольнослушатель Петербургского университета и преподаватель захудалого Сергиевского училища? Драл глотку на сходках? Так все дерут… Запрещенные книжки читал? Так все читают…

И вот однажды, в конце января 1869-го, Нечаев исчез. А чуть погодя объявилось юное создание по имени Верочка Засулич и предъявила революционной молодежи два письма, якобы полученных ею по городской почте. В одном некий «сочувствующий революционерам студент» сообщал, что мимо него проехала арестантская карета, и из нее выбросили записку, каковую он считает своим долгом передать «по принадлежности». Второе письмо как раз и было собственноручной запиской Нечаева на клочке оберточной бумаги:

«Меня везут в крепость, не теряйте энергии, друзья-товарищи, хлопочите обо мне! Даст Бог - свидимся».

Эх и взвилась «прогрессивная молодежь», словно уколотая шилом в известное место! Столько громокипящих речей о тирании, сатрапах и произволе сотрясало воздух…

И никому из этих придурков не пришло в голову подумать здраво и рассудить логически… При перевозке арестованных в казенной карете их сажали меж двух жандармов, а напротив помещался еще и третий о чем многие из этой публики, не раз соприкасавшиеся с законом, обязаны были знать по личному опыту. Ни написать записку, ни выбросить ее за окна (стекла подняты, окна наглухо задернуты шторами) было решительно невозможно.

Это была чистейшей воды афера. Сестра Нечаева Анна, прекрасно знавшая о проделке братца, ради подкрепления легенды принялась демонстративно бродить по всем полицейским частям и тюрьмам, громко требуя сообщить ей о судьбе несчастного. Ей, разумеется, отвечали чистую правду: что никакого такого Нечаева у них не числится. Девица не унималась, заявилась даже к обер-полицмейстеру с той же песней…

Есть сильные подозрения, что и Вера Засулич была в курсе - целая «группа поддержки», кроме Анны, была посвящена в истинное положение дел, старательно пудря мозги окружающим…

Вскоре объявился и сам Нечаев и рассказал восторженным слушателям, как он, распропагандировав охрану, сбежал не откуда-нибудь, а из грозной Петропавловской крепости. Его сажали в промерзший каземат Петропавловской крепости, он до того окоченел в этих стенах, покрытых льдом, что ему ножом разжимали зубы, чтобы впустить несколько капель спирта; он ушел, надев шинель какого-то генерала, и очутился в Москве.

Представляете, с каким восторгом и обожанием взирала молодежь на «героя»? В узких кругах Нечаев прославился моментально, в одночасье став фигурой легендарной.

Скептики, конечно, нашлись тут же. Видный народник Ткачев сам в свое время сидел в Петропавловской крепости и прекрасно знал, что сбежать оттуда невозможно. Однако как-то так сложилось, что «молодежное подполье» к нему абсолютно не прислушалось. Поскольку Нечаеву «невозможно было теперь оставаться в России», он «нелегально бежал» за границу. На самом деле выехал из российских пределов законнейшим образом - поскольку, как легко догадаться, никто его не искал и не ловил. Не за что было.

За границей Нечаев принялся обходить «авторитетов», идолов тогдашнего «прогрессивного движения» Герцена, Огарева, «отца анархизма» Бакунина. Последний был тоже личностью страшненькой: сочинил программу «Альянс социалистической демократии», где предлагал насильственно ввести атеизм, а землю, капиталы и все орудия производства передать в коллективную собственность пролетариев и крестьян (Ленина еще на свете не было!) А чтобы добиться этой святой цели, Бакунин советовал не чураться никакого насилия, использовать невежество народа, а также широко привлекать разбойников и прочий уголовный элемент, как олицетворение протеста против государства…

Герцен к «беглому» отнесся без всякой симпатии, чем-то ему Нечаев не глянулся. Зато Огарев моментально накатал стихотворение, посвященное Нечаеву, и в конце концов убедил Герцена подкинуть студенту деньжат на революцию. Пытались ли они вовлечь юного симпатягу в свои гомосексуальные забавы, осталось неизвестным.

Точно так же и Бакунин Нечаевым очаровался. Вдвоем они состряпали «Катехизис революционера» — штуку посильнее, чем книжка под названием «Майн кампф». В «Катехизисе» говорилось, что революционер обязан подавить в себе все человеческие чувства, не соблюдать ни законов, ни приличий, забыть о нравственности (нравственно только то, что служит успеху революции) пускать в ход любые средства — от шантажа до провокаций.

Последнее Нечаев тут же принялся осуществлять на деле: стал посылать знакомым в Россию поджигательские письма и прокламации. Он прекрасно знал, что поступавшая из-за рубежа (особенно из Женевы, где революционных гадюшников было в достатке) почта вскрывается III отделением - но на это и был расчет. Адресатов тягали в полицию, они озлоблялись, а это-то как раз и делало из них необходимые Нечаеву кадры…

Между прочим, болтаясь по квартирам русских эмигрантов, Нечаев вульгарным образом украл из прихожей одного из них пальто, сюртук и плед, чего лично я решительно не могу понять: человек вроде бы серьезный, но польты тырил как мелкий жулик…

Потом Нечаев (снова без всяких препятствий со стороны III отделения) вернулся в Россию, опять-таки овеянный славой благословлен «авторитетами», даже в стихах ими воспет… И принялся создавать тайную организацию под названием «Народная расправа».

По замыслу вождя состоять она должна была из кружков-пятерок, где «пятерки» друг друга не знали. Вербуемых Нечаев уверял, что его «Народная расправа» насчитывает уже тысячи членов, охватывает всю Россию и не сегодня-завтра овладеет страной путем всеобщего бунта. Причем действовал он не от своего имени, а от лица таинственного, суперзасекреченного «комитета», который-де всем и заправляет. Комитет этот, вкручивал Нечаев новичкам, делая страшные глаза, вездесущ, всезнающ и всемогущ, имеет даже свою полицию, которая следит за каждым членом организации и в случае измены или идейных шатаний прикончит без всякой жалости.

Какое-то время Нечаеву верили, как ни пытались вразумить товарищей скептики: и Ткачев, и Негрескул, тот самый, у которого Нечаев в Женеве спер пальто. И «вождь» резвился, как хотел: например, чтобы запугать одного из своих соперников в борьбе за умы потенциальных кадров, переодел сообщников жандармами и инсценировал «арест с допросом»…

Вот в этой-то компании и вращалась Верочка Засулич, одна из ближайших помощниц Нечаева, который еще ее, по некоторым данным, и трахал со всем усердием. Не случайно после разгрома «Народной расправы» ее держали в тюрьме целых два года - для столь долгого срока, да еще в отношении молодой девицы нужны были веские основания… Но подробности и сама Верочка, и ее защитники отчего-то упорно обходили молчанием. А ведь что-то серьезное просто обязано было быть…

Нечаев в конце концов заигрался. Нашла коса на камень. Подавляющее большинство вовлекаемых в «Народную расправу» Нечаеву верили слепо и ходили перед диктатором на цыпочках. Но однажды студент Иванов стал всерьез сомневаться в существовании грозного всепроникающего «комитета» - причем свои сомнения высказывал во всеуслышание, пообещал даже: если Нечаев в ближайшее же время не докажет, что «комитет» реален, он, Иванов, выйдет из «Расправы» и создаст собственную. А поскольку среди «прогрессивной молодежи» Иванов был известен и популярен, угроза смотрелась вовсе не надуманной…

Нечаев, не теряя времени, собрал свою «пятерку» и заявил: Иванов агент III отделения, вот-вот заложит всю «Народную расправу», а потому «комитет» настрого приказал изменника ликвидировать…

И убили. Заманили ночью в парк возле Земледельческой академии, били камнем, душили, потом дострелили из револьвера и бросили труп в прорубь…

Вот тут уже Нечаева стали ловить не понарошку, а всерьез. Он сумел-таки сдернуть за границу, но через какое-то время швейцарские власти, справедливо рассудив, что речь идет не о политике, а о чистейшей воды уголовщине, помогли присланным в Женеву сотрудникам III отделения арестовать Нечаева и согласились на депортацию. В России несостоявшегося «вождя» опять-таки судили не за политику, а как натурального уголовника - за умышленное убийство. Именно эта история послужила Ф. М. Достоевскому материалом для создания романа «Бесы»…

Таково было гнездышко, откуда выпорхнула белая птичка Засулич…

Вообще ее история изобилует загадками и темными местами, которые до сих пор нет никакой возможности прояснить. Предельно странно вели себя как раз те, кому, собственно, и полагалось стоять на страже закона и порядка. Те, кто вел следствие, ни словечком не упомянули о двенадцатилетнем революционном стаже Верочки, и впервые это прозвучало лишь на судебном заседании. Немаловажный вопрос о сообщниках вообще не поднимали на следствии. А ведь сообщники, несомненно, были. Кто-то доставал револьвер - и потом раздобыл другой, гораздо убойнее. Но следователи этой темы не коснулись вообще.

Одесский прокурор - человек гораздо более деловой, чем его петербургские коллеги, прислал крайне интересную информацию, собственно, позволившую установить личность стрелявшей в генерала. Поначалу она назвалась «учительницей Козловой» (этой фамилией и было подписано прошение). Петербургские «компетентные органы», которые должны были прекрасно знать Засулич по прошлым делам, отчего-то долго не могли определить, кто же перед ними. «Вразумить» их смог лишь прокурор из далекой Одессы. Он сообщал, что, во-первых, «Козлова» и есть Засулич, а во-вторых, по данным подчиненной ему агентуры, о предстоящем покушении на Трепова заранее прекрасно знали одесские революционные кружки - и речь, таким образом, идет не о террористе-одиночке, а о хорошо организованной группе лиц акции.

Петербургский прокурор Лопухин… скрыл эту информацию от следствия по причине ее якобы «бесполезности»: мол, задержанная и сама уже созналась, что она - Засулич. Но ведь оставался еще «одесский след»! Однако следствие его отрабатывать не стало, поскольку трудами Лопухина вообще о нем не узнало.

И Лопухин, и чины из министерства юстиции отчего-то с самого начала сделали все, чтобы вычистить из дела всякие признаки политического преступления. Упор делался именно на ту версию, что со слезой в голосе оглашал на суде адвокат-либерал: юная особа с хрупкими плечами разнервничалась настолько, что сгоряча пальнула «в сторону» генерала. Пожалейте бедного ребеночка, господа присяжные заседатели! Кто-то оперативно распустил - не в студенческой среде, а в среде «высшего общества», в прокуратуре и министерстве юстиции - слух, что Засулич была любовницей Боголюбова, а значит, нет тут никакой политики, нету, нету!

Одним словом, дело тут было отнюдь не в одном лишь либерализме присяжных, клюнувших на краснобайство адвоката с хорошо подвешенным языком. В первую очередь дело Засулич старательно развалили как раз те, кто обеспечивал следствие, обвинение…

Мотивы лично я понять не в состоянии. Вроде бы в столичных коридорах власти откровенно недолюбливали Трепова, «держиморду и взяточника». Если так, то слепота власть имущих поразительная! Своими руками они старательно заложили мину под собственное государство, систему правления, монархию…

Многозначительный нюанс: гораздо позже, уже в начале XX столетия, именно сын прокурора Лопухина, будучи директором Департамента полиции, выдал эсерам хорошо законспирированных агентов Охранного отделения. Яблочко от яблони…

Вообще стоит уточнить, что семейка Засулич тот еще гадючник. Обе ее сестры, Екатерина и Александра, точно так же принимали самое живейшее участие в «работе» нечаевской организации. Екатерина вышла замуж опять-таки за нечаевца (впоследствии эсера) Никифорова. Мужем Александры стал один из учредителей «Народной расправы» Петр Успенский, участник убийства Иванова. За это он огреб пятнадцать лет каторги, но умер вовсе не в результате «произвола царских сатрапов». Свои же пристукнули. Там, на каторге, получился какой-то мелкий скандальчик, после чего собратья по революции заподозрили Петрушу в сотрудничестве с жандармами. И, не церемонясь особенно, тут же повесили в темном уголке, представив все как самоубийство. Очень скоро выяснилось, что стукачом был вовсе не Петруша. На короткое время всем стало чуточку неловко - и не более того. Такие уж незатейливые были у «прогрессистов» порядки, своих мочили по малейшему подозрению, не говоря уж о посторонних…

Разве что Верочкин брат Михаил каким-то чудом уклонился от следования семейным традициям и, вместо того чтобы уйти в революцию, стал офицером. В турецкой кампании, будучи в небольших чинах, проявил себя неплохо. Но потом, дослужившись до полного генерала… Именно он в русско-японскую командовал Вторым сибирским корпусом в бою под Тюренченом командовал так бездарно, что в результате получила поражение и беспорядочно отступила вся армия. После войны генерала без особого шума выпроводили в отставку. Злой рок какой-то. Полное впечатление меченая семейка, и не было ей в жизни счастья…

источник:  https://www.litmir.me/br/?b=22...

Ещё по теме"Бесы в оптическом прицеле" (Две части)

 Две части:  https://cont.ws/@gnuss/1031576