Гордость Малороссии. Димитрий Ростовский

Звезда Российская, от Киева возсиявшая

Дмитрий Скворцов

В декабре 1651 года в местечке Макаров под Киевом в семье простого казака родился тот, пред которым склонятся четыре царицы.

Через 17 лет сын к тому времени уже сотника Саввы Григорьевича Туптало Даниил поступил в знаменитую Киево-братскую коллегию Петра Могилы. В этом «рассаднике духовного просвещения русского народа» незаурядные способности юноши сразу выделили его среди сверстников. «Но еще более отличался он своим благочестием и скромным нравом, которые удаляли его от всяких увеселений, свойственных его возрасту», – писал позже камергер императорского двора, литератор, историк, путешественник, почётный член Императорской академии наук Андрей Николаевич Муравьёв.

Не удивительно, что через несколько лет Даниил Тупталенко, «следуя раннему влечению своего сердца и проникнутый чтением отеческих книг», принял монашеский постриг. Таинство совершилось в Кирилловском монастыре на Сырце. Старостой этой обители стал к тому времени отец Даниила – новопостриженного Димитрия.

А в священники монаха Димитрия в 1675 г. рукоположил уже сам местоблюститель Киевской митрополии архиеп. Черниговский Лазарь Баранович. Причем владыка сам вызвал к себе инока. Будучи наслышанным о достоинствах Димитрия, владыка оставил его в своей епархии, особо нуждавшейся тогда в искоренении латинских веяний, оставшихся после унии и польской оккупации. Здесь создавался мощный интеллектуальный кулак противодействия «козням латинским»: архиепископ вызвал из Литвы видного богослова Иоанникия Голятовского; дал прибежище обратившемуся в Православие бывшему лютеранину, немецкому теологу, получившему известность уже под «русским» псевдонимом Адам Зерников (с ним будущий святитель Димитрий особо близко сошёлся, спустя годы покровительствуя в издании трудов друга против латинской ереси). Сам Лазарь Баранович – бывший ректор Могилянской коллегии – основал в 1674 г. Черниговское книгоиздательство.

В захолустном тогда Киеве (начало возрождению Матери городов русских положит через полтора столетия Николай I) – известность Димитрия не выходила за пределы круга монашествующих и интеллектуалов. Из Чернигова же молва о «златословесном учителе»* расходится во всём народе. Его наперебой приглашают для службы и проповеди епископы, монастыри и церковные общины Малороссии, Литвы и Беларуси.

Конец «шатаниям» иеромонаха Димитрия по Западной Руси положил гетман Войска Запорожского Иван Самойлович, призвав к себе в Батурин. И если из Чернигова, Вильно и Слуцка (где надолго – на целые месяцы, а то и годы останавливался о. Димитрий) его приглашали в различные обители для проповеди, то в Батурин уже слали предложения возглавить ту или иную обитель. Однако гетман (сам выпускник Могилянской братской школы, обладатель обширнейшей по тем временам частной библиотеки из 226 книг на русском, польском, латинском и греческом языках) совсем не хотел расставаться с такой жемчужиной знания. Да и сам иеромонах не горел желанием управлять чем бы то ни было. Но ни гетман, ни, конечно же, сам проповедник не смогли устоять перед предложением архимандрита Киево-Печерского монастыря Варлаама Ясинского переселиться на время в Лавру сугубо «для ученых занятий».

РАДУЙСЯ, ЦЕВНИЦЕ ДУХОВНАЯ

Русская церковь к тому времени давно испытывала необходимость в собрании воедино, критическом исследовании и издании полного свода житий святых, обрывочные и разрозненные сведения о которых доходили на Русь нередко в виде, извращённом народным мифотворчеством либо католическим прочтением. А ведь именно подвиги святых призваны наглядно подтверждать истинность евангельских заповедей и, тем самым, укреплять веру в народе.

Работу эту благословил ещё в начале XVI в. Митрополит Московский Макарий. Продолжить её взялся Митрополит Киевский Петр Могила, для чего выписал с Афона книги Симеона Метафраста. Но не успел, в 50 лет отойдя к Господу. Преемник святителя Петра философ, архимандрит Киево-Печерской Лавры Иннокентий Гизель, с той же целью испросил у Патриарха Московского Иоакима жития, изданные под редакцией святителя Макария. Но также, лишь получив их, скончался. И вот уже наместник Лавры Варлаам Ясинский нашёл человека, достойного продолжить дело святителей.

В июне 1684 г. игумен батуринский Димитрий приступил к работе, которая займёт более двадцати лет его жизни. В это же время, наверное, начинает проявляться и святость просветителя. Как через четверть века в последнюю свою ночь перед кончиной откроет Димитрий Ростовский своему любимому ученику Савве, что некоторые святые являлись ему во сне, лично уточняя те или иные подробности своей жизни, обстоятельства мученической смерти и даже указывали на ошибки, совершаемые самим Димитрием.

Но сам будущий святитель, конечно же, не полагал себя святым. Вот что писал он своему другу Феологу, монаху московского Чудова, прося молитвенной помощи: «Благодарю за… похвалы выше моей меры, называя меня благонравным, благоразумным и света лучи в мир простирающим и иным тому подобным, чем сильно смутил меня; потому как не таков, каким любовь твоя призывает меня быть. Не благонравен, но злонравен, обычаев худых исполнен и в разуме далече отстою от разумных; буен есмь и невежа, а светение мое есть едина тьма и прах... Молю же братскую твою любовь помолитися о мне Господу, свету моему, да просветит мою тьму… И о… спасении моем безнадежном и в предлежащем мне книжном деле».

Забегая наперёд, скажем что в «безнадежном» книжном деле святитель Димитрий стал самым плодовитым (свыше тридцати томов сочинений) и самым читаемым из всех авторов, писавших на церковнославянском языке. В XVIII—XIX вв. собрания его сочинений переиздавались каждые пять лет. По мнению литературоведов, стиль Димитрия Ростовского можно считать вершиной церковнославянского языка. Академик Д.С. Лихачев называет Димитрия Ростовского «последним писателем Древней Руси», который имел «огромнейшее значение для всей православной Восточной и Южной Европы». Современников же подкупали теплота и особый юмор произведений святителя. Он был и первым отечественным писателем-сатириком, и первым драматургом и, одновременно, режиссёром-постановщиком.

Уже в 1690 г., после издания первого тома житий игумен Димитрий удостоился благодарственного письма ему Патриарха Московского Адриана: «Сам Бог воздаст тебе, брате, всяческим благословением, записав то в книге живота вечного за твои богоугодные труды в писании, исправлении же и издании книги душеполезной житий святых на три месяцы первые, септемврий, октоврий и ноемврий».

Когда же патриарх утвердил на Черниговской кафедре архиепископа Иоанна Максимовича (прославившегося позже как свт. Иоанн Тобольский), то поручил оказывать всяческую поддержку иеромонаху Димитрию.

ВМАЛЕ БЫШ ВЕРЕН, НАД МНОГИМИ ПОСТАВЛЕННЫЙ

Сразу после поставления в 1697 г. на Чернигов архиеп. Иоанн возвёл Димитрия в сан архимандрита, назначив настоятелем прославленного Елецкого монастыря. Вышеупомянутое письмо «окаянного» Димитрия к монаху Феологу как раз этой поры. В нём автор называет себя ещё и «недостойным Елецкой архимандрии».

Через два года архиеп. Иоанн поставил перевёл архим. Димитрия на Новгород-Северский Преображенский монастырь. Это было уже седьмое настоятельство Димитрия за 24 года священнического служения.

В 1700 г., когда Киево-Печерская лавра издала третью часть «Житий», царь Петр, посовещавшись с патриархом, решил искать в Малороссии (в те годы усилиями Петра Могилы и Лазаря Барановича более образованной) достойного епископа-миссионера для языческой Сибири. Варлааму Ясинскому (к тому времени уже Митрополиту Киевскому и Галицкому) было предписано прислать в Москву «мужа ученого и жития непорочного для кафедры Сибирской, который мог бы обратить закоснелых в слепоте идолослужения к познанию истинного Бога». Варлаам не нашёл никого более соответствующего указанной характеристике, чем архимандрита Новгород-Северского.

ПЛОТЬ НОСЯ, О ПЛОТИ НЕ РАДЕЛ ЕСИ

В Митрополита Тобольского Димитрий был рукоположен уже местоблюстителем Московского патриаршего престола митрополитом Стефаном Яворским (уроженцем галицийского Яворова). Однако, не успев отбыть из Москвы, внезапно и надолго слёг. Не исключено, что, как это бывает при смене крайне напряжённой обстановки на более спокойную, организм дал сигнал, что истощился, и требует отдыха. Ведь, несмотря на то, что писательский и проповеднический труд святитель считал своим призванием, он в полной мере исполнял и все обязанности настоятеля: священнические, административные и хозяйственные. Зачастую на сон отводил себе час ночью и столько же после утренней службы. Да и за то укорял себя. Плюс строжайший пост на протяжении всей монашеской жизни.

Но недуг новопоставленного митрополита был и знаком Свыше. Архипастырь ведь отчаивался, что вдалеке от библиотек не сможет завершить свой главный труд. Не мог не видеть того и Всевидящий.

Царь, поняв, что после такой болезни пятидесятилетнему архипастырю Сибирь противопоказана, отменил своё решение. По мере выздоровления проповедника, наконец, и Москва с разных амвонов начинала слышать его живое слово. Опеку над «русским Златоустом» взяла вдовствующая царица Параскева Феодоровна.

ЧАДОЛЮБИВЫМ ОТЦЕМ БЫВЫЙ

В 1702 г. митрополит Димитрий был назначен на Ростовскую кафедру. На Сибирскую же поставили выходца из г. Кролевца (сегодня Сумской обл.) Филофей Лещинский, «окрестивший многие тысячи остяков, странствуя за ними на оленях по их тундрам». Как писал А.Н. Муравьев, Филофей Лещинский и Иоанн Тобольский на западе Сибири, епископ Иннокентий Иркутский на востоке «в одно время осияли светом христианства всю необъятную Сибирь». И заключал: «Какими чудными мужами Церкви, которые все возникли из пределов Малороссии, утешил Господь Великую Россию в славные дни царствования Петрова! Сии три подвижника в Сибири, святитель Димитрий в Ростове, местоблюститель Стефан в столице, ревностный защитник православия и достоинства иерархии, Лазарь и Феодосий в Чернигове, Варлаам в Киеве! Не часто повторяется столь утешительное явление в летописях церковных».

Действительно «утешил» Господь Великороссию «чудными малороссийскими мужами». В Ростовской епархии не было никаких духовных училищ, поэтому большинство иереев неспособны были хоть на какую-то более-менее пристойную проповедь. Паства, как следствие, легко увлекалась примитивными, предлагающими лёгкое «спасение» учениями, которые во множестве расплодились после раскола только что ушедшего XVII в. «И не знаю, о ком первее требуется забота, – сокрушался митр. Димитрий, – О сеятеле или земле, иереях ли, или сердцах человеческих? Все погрязли в грехе, все до единого. Сеятель не сеет, а земля не приемлет… Иереи глупы, а люди неразумны… С трудом можно где найти истинного сына церкви; почти в каждом городе изобретается особая вера; простые мужики и бабы догматизуют и учат о вере».

На собственные средства (в основном, поступающие от благодетелей) святитель открыл при своём архиерейском доме училище-трехлетку – первое не столичное в Великороссии. Здесь наряду с церковнославянским изучались латинский и древнегреческий языки, богословие, философия и «стихосложение». На «поток» набирал митрополит до двухсот студентов, нередко из сирот и бедноты. К каждому из них относился по-отечески. Лично причащал и благословлял в конце службы. На лето вывозил в загородный скит. Ставил с ними в Ростовском кремле грандиозные по тем временам пьесы на евангельские сюжеты.

Не исключено, это был первый в России русский театр (зарубежные труппы заезжали и при государе Алексее Михайловиче). 1705 годом датируются упоминания и о театральных представлениях в Тобольске – под началом митр. Филофея Лещинского. Но Димитрий Ростовский ставил собственные пьесы. Некоторые из них через полвека игрались в императорском театре Елизаветы Петровны.

РАДУЙСЯ, ДУШЕПАГУБНЫХ РАСКОЛОВ ИСКОРЕНИТЕЛЮ

Однако новым, просвещенным пастырям следовало ещё только взрасти. А уже к 1708 г. в пределах епархии стали появляться скиты раскольников из брынских лесов из-под Калуги. Поначалу митрополит намеревался лично вразумлять заблуждающихся, но из личного общения понял, что закостенелость там безнадёжная. Тогда обратился он к пастве. Простым понятным простому народу языком вскрывал он с амвона народу в Ростове и Ярославле лживость и губительность «блядословия брынского».

Ради веры готов был святитель жертвовать и отношениями с сильными мира сего. Так, один из священников Ростовской епархии оказался защитником некоторых положений раскольников. Митрополит снял его с прихода. Но тот нашёл подходы к царице. Параскева Феодоровна стала ходатайствовать за него перед управляющим епархией. Митрополит Димитрий смиренно но твёрдо просил ее не гневаться за то, что не может изменить своего решения: «Того боюся, что волка в одежде овчей пущу в стадо Христово погублять души людские».

Осознав опасность проникновения ереси в высшие слои общества, святитель приступил к письменному её разоблачению. Меньше года оставалось земной жизни Димитрию Ростовскому, но Бог дал ему закончить последний свой богословский труд – «Розыск о Брынской вере». Этот «твердый щит от лжеучения, – как писал биограф святителя, – которым одарил он отечественную Церковь», сослужит службу и спустя два-три века, когда уже западные секты с подобными брынским «догматами» полезут на Русь как египетские жабы.

МИЛОСЕРДИЕМ НИЩИЯ ПРОПИТАВЫЙ

За два года до кончины свт. Димитрий, ощущая что силы покидают его («очи мало видят, а недугование заставляет лежать да стонать»), написал завещание. В нем, не ради тщеславия, а для предупреждения бесплодных усилий всяческих «искателей имения», сообщил, что «с тех пор как принял святой иноческий образ и постригся в Киевском Кирилловом монастыре в осемьнадесятое лето возраста моего.., обещал Богу нищету произвольную иметь». И с того времени так и «не стяжал имения, кроме книг святых; ни злата и серебра, не имел излишних одежд, кроме самых нужных.., не пекся о себе, но возлагался на промысл Божий, никогда меня не оставлявший». «Входящие же в руки мои от благодетелей моих… направлял на нужды нуждных, как Бог повелел. Никто же пусть не трудится, по смерти моей, ища какового либо келейного моего собрания; ибо не соберете, даже и на поминовение, да нищета иноческая явится Богу».

В письме к Феологу митрополит извинялся, не имеет даже лошадей, дабы привезти его к себе, да и сам потому пешком ходит: «Ни коня, ни всадника, оскудели овцы, и лошадей нет».

После кончины митрополита у него не нашли никаких личных средств. Самого же обнаружили на утро 28 октября 1709 г. в келье стоящим на коленях — он умер во время молитвы.

В тот же день прибывшая в Ростов царица Параскева с царевнами Екатериной, Параскевой и Анной (будущей императрицей) распорядилась отслужить соборную панихиду над усопшим.

РАДУЙСЯ, ДИМИТРИЕ, НОВЫЙ И ВЕЛИКИЙ ЧУДОТВОРЧЕ

Около месяца стоял его гроб в ожидании приезда местоблюстителя патриаршего престола (друзья митрополиты Димитрий и Стефан заранее договорились, что тот из них, кто переживёт другого, совершит погребальную службу над усопшим). И всё это время тело почившего пребывало нетленным. Таким оно осталось и спустя 42 года, когда мощи митрополита были обретены. Пристально изучив многочисленные факты исцелений от них, Святейший Синод в 1757 г. объявил Димитрия Ростовского святым (первым, канонизированным к общерусскому почитанию в синодальный период).

На следующий год императрица Елизавета заказала для святителя серебряную раку и облачение из золотой парчи. А Екатерина Великая в 1763 г. пешком совершила путешествие из Москвы в Ростов для поклонения свт. Димитрию. Приготовленную её предшественницей раку она несла вместе с архиереями при торжественном обходе вокруг храма.

* Здесь, в заголовке и подзаголовках – цитаты из Акафиста святителю Димитрию, митрополиту Ростовскому, чудотворцу

Источник