Отец Дмитрий Смирнов — статный, обаятельный человек с богемным московским прошлым, председатель Патриаршей комиссии по вопросам семьи и защиты материнства, а также один из самых ярких глашатаев наступления Русской православной церкви по всем фронтам — о том, почему Русская церковь стала такой активной и как покончить с разводами
Участники дискуссии: Светлана Пчельникова, Сергей Мурашов, Алекс Лосетт, Евгений Горелик
«Наши мускулы прятались под рясой»
Отец Дмитрий, Русская православная церковь в последние пять-семь лет очень активна на общественном поле. Причем эта активность — именно публичная активность — нарастает. С чем это связано?
В прошлом основная поглотительная энергия церкви была обращена на восстановление разрушенных храмов, а теперь переформатировалась в миссию. Те истины, которые церковь восприняла от Спасителя, она хочет передать народу. Раньше другой площадки, с которой можно обращаться к народу, кроме храмов, не было. Теперь у церкви появилась возможность выступать на телевидении, на радио, основы православной культуры преподают в государственных школах. Появилась такая востребованность. Хотя она по-прежнему мала. Меня удивляет позиция телевизионных начальников. Я вполне понимаю, что телевидение — это бизнес. Но эта логика почему-то не применяется по отношению к церкви. Религиозные программы были бы на телевидении гораздо более рейтинговыми, чем «Давай поженимся».
Что было бы в таких программах?
Пусть решит тот, кто будет их делать. Если мне поручат — тогда я буду делать. Сейчас, знаете, думать бесплатно совсем нет сил.
Давайте я подумаю. Представьте религиозное реалити-шоу по образцу «Дома-2», в котором, допустим, группа потерянных, отчаявшихся, неверующих людей в режиме реального времени приходили бы к вере. Как-то так?
А как угодно. Но я бы, конечно, не так стал делать, у меня совершенно другие вкусы.
Если вернуться к вашим вопросам, во-первых, у церкви появились новые возможности. А во-вторых, наш новоизбранный патриарх Кирилл — это чрезвычайно умный, работоспособный, образованный и креативный человек, обладающий колоссальной энергией. Он настолько сумел активизировать нашу церковную жизнь, что это деяние вошло в историю. Он сделал для церкви то, что намечалось еще 100 лет назад. Это такой удивительный человек, от него загорается вся церковная жизнь.
Вы сказали — 100 лет. На мой взгляд, Русская церковь не была такой активной никогда. Ну, разве что в XVII веке. В физиологии есть такой термин — суперкомпенсация, период повышенной работоспособности, он часто применяется к спорту. Русская церковь стала очень спортивной в последнее время, боевой, мускулистой, какой прежде не была.
Очень интересное наблюдение. И в нем есть правда. Потому что той свободы, которую Русская церковь имеет сейчас, она не имела никогда за тысячу лет. Никогда. И, конечно, церковь поначалу к этой свободе не была готова, поэтому все наши мускулы прятались под рясой. Но они были всегда.
Это что-то новое для православия. Агитационное католическое искусство, конечно, иногда изображало Христа настоящим чемпионом мира по бодибилдингу — например, Микеланджело Буонарроти. Но не православное.
Церковь сильна духовной силой. Тем, что она рождает христиан. Вот что важно. А как эта духовная сила отражается в искусстве или в боксе — это уже не играет никакой роли. Сейчас на наших глазах происходит удивительное: полностью разоренная страна, которая претерпела ущерб не меньший, чем при послевоенной переписи населения 1947 года, из Средиземного моря пускает ракеты точно в нужное место, из-под воды.
Вас это восхищает?
Люди тренируются, мне это кажется очень правильным. Я про подводные лодки очень много знаю, потому что я бывал на всех наших базах, на подлодках, и вниз спускался — знаю, как она устроена. И знаю, что было время, когда у нас их практически не осталось. А теперь они плавают в Средиземном море. Опять. Понимаете? Это очень важный и нужный фактор для всего моего народа. Этот фактор дает возможность строить нашу жизнь так, как мы сами хотим.
Ко мне недавно тут один американец приезжал, тоже православный священник. Его отвезли, как говорили в советское время, в глубинку. И он был поражен. Он удивился, что там деревня, а в ней магазин, сотни товаров. Он говорит: «А где санкции? Мне чтобы купить вот это, вот это, вот это, нужно ехать в какой-то гипермаркет за 40 км, а тут в одном магазине, все рядом, все есть, качество то же самое». Он все это снимал, выкладывал в интернет картинки. Поражался.
«Оставьте нас в покое»
Формально я вне церкви, но связь с ней в любом случае существует: интимная, поэтическая, потому что церковь — это часть моей земли, часть моего сознания. Эту связь во многом сформулировал один из моих любимых русских писателей — Василий Розанов. Не помню, в «Уединенном» или по мотивам какого-то своего итальянского путешествия он пишет следующее: «Да, прекрасны итальянские храмы, все здесь внушает торжественность, гордость, человек как бы приподнимается; не то в русской церкви — у нас просто тепло». Это — поэзия, а в идеологическом смысле ни один человек не объяснял мне так ясно высшую суть русской церкви, как один старший мой товарищ, сказавший по поводу заявления Ватикана о контрацепции: «Я за то люблю русскую церковь, что она ко мне в постель не лезет гондон отбирать». Извините, цитирую буквально.
Да на здоровье. Я вырос в бараке.
Так вот в последнее время складывается ощущение, что русская церковь занимается тем, чем она никогда не занималась, а занимался всегда Ватикан: она «лезет в постель» и «хочет отнять гондон». То есть она осуществляет некую экспансию в частную, телесную жизнь, из нее уходит тепло и появляется вот эта вот ватиканская торжественность, маскулинность, воинственная устремленность вовне.
Я этого не ощущаю. Может быть, из-за того, что я внутри, а вы вне. Поэтому я не знаю, какие флюиды улавливает ваша душа. Я вас просто приглашаю на службу в наш храм. Вы постойте, посмотрите, кто под чью простыню лезет. Попробуйте это ощутить или, наоборот, может быть, тепло ощутите.
Чаадаев когда-то сказал: «Все события мира нас миновали». Так вот сейчас такое впечатление, что русская церковь «играет» в Ватикан, хочет разом за пятилетку прожить его долгий, тернистый и очень увлекательный путь, пережить «все события мира».
Ватикан себя мыслил как государство. А сейчас уже — как империя с населением в миллиард человек. Там возникла совершенно другая догматика, для нас она просто неприемлема. У нас нет желания ни конкурировать с Ватиканом, ни бороться.
Я вижу совсем другое. Почему Иоанна Павла Второго не пустили в Россию? Он очень хотел приехать перед смертью.
Этому есть две причины: первая — потому что мы не должны потакать разным людям, которые что-то хотят. У них была задача свою пяту поставить везде. Хватит с него Киевской Руси.
Вы считаете, что это был бы мистический акт?
Безусловно!
Это не было частное желание умирающего человека?
Как только человек родился, в роддоме на него заводят медицинскую карту. И он начинает быть умирающим. Что ему, умирающему человеку, здесь делать? Что, у нас самые лучшие клиники, что ли? Нет! Он себе писал биографию, вот он везде побывал: «Я — первый Папа, который объехал весь мир».
Ну пусть бы написал он эту биографию. Что от этого Русской церкви?
Объясняю вторую причину. Вот вы, например, слышали о том, что католическая церковь просила прощения за крестовые походы?
Да, конечно. Я восхищен этим.
А вы слышали о том, что католическая церковь просила прощения у Русской церкви за разорение нескольких епархий в Русской православной церкви?
На Украине?
Да.
Нет.
Не слышали. Потому что не было этого.
Простите, но это явления несколько разного масштаба.
Так всегда можно сказать, но это относится к области демагогии. Католическая церковь даже бровью не шевельнула, когда отбирались храмы, избивались и убивались священники. Ведь Папа мог сказать: «Братья, этого делать нельзя. То, что вы делаете, это не по-христиански». Этого не было сказано! То есть между Ватиканом и Московской патриархией существует проблема. И, не заметив ее, приехать сюда и поставить здесь свою туфельку, это как-то…
То есть проблема в Ватикане — Ватикан должен извиниться за события в украинских православных приходах? Только в этом проблема?
Нет, не только. Извиниться недостаточно. Нужно, чтобы Ватикан относился к Русской православной церкви по-христиански.
А как относится Ватикан? Церковь-сестра, богослужения теперь по православному обряду в католических храмах проводятся, обратное в России невозможно.
Когда надо — сестра, когда надо — не сестра. И в течение десятков лет разные иерархи разные мнения высказывают. То говорят, что это два легких одной церкви. А то говорят, что никакая вообще не сестра — как были раскольники, так и есть. А мы, русские, хотим от Запада только одного: оставьте нас в покое.
Мы — это и есть они. Как можно самих себя оставить в покое?
О, нет. У нас разная ментальность.
Где граница этой ментальности? Словаки — это Запад или мы?
Это надо спросить у словаков. Только сам человек может говорить о своей идентификации. Раньше это определялось очень просто: по языку, на котором человек говорит (80% киевлян говорят по-русски). Но главное не как он говорит, а что он о себе думает. Ты кто, брат? Ты украинец — значит одно, ты русский — значит это другое.
Всеволод Чаплин недавно назвал российское участие в событиях в Сирии священной войной, чем вызвал негодование, в том числе сирийских христиан. Не есть ли это подтверждение того, о чем я говорил в самом начале, — что Русская православная церковь очень хочет прожить эту историю, которая была у Ватикана? Ведь выступление Чаплина буквально совпадает с риторикой Ватикана времен крестовых походов.
У нас есть такая песня, которую написал наш композитор Александров, про священную войну. Эта риторика совпадает с риторикой крестового похода?
Вы что, не понимаете, что придираетесь к словам? Высказывания могут быть совершенно разные. То, что скажет отец Дмитрий или отец Всеволод — это не есть мнение церкви. По определению, от имени Русской православной церкви могут высказываться: Архиерейский собор, Священный синод в перерывах между Архиерейскими соборами, и в перерывах между заседаниями Священного синода — святейший Патриарх. Все. Все остальное — мнения отдельных христиан, у которых есть своя компетенция.
Отец Всеволод не является спикером Русской православной церкви?
Такой должности у нас нет.
То есть он — частное лицо?
Он не частное лицо, он священник. Конечно, он входит в высшие церковные советы, но от имени церкви он говорить не может, у него нет таких полномочий. И у меня нет. Я с вами говорю сейчас исключительно как частное лицо.
Где-то около года назад вы предложили, если верить тому источнику, на который я опираюсь, запретить пользование интернетом и компьютерными играми лицам, не достигшим 21 года. Фактически на каждом официальном и неофициальном собрании духовенства звучит слово «молодежь» — так заявляется важность привлечения в церковь молодых людей. Как вы можете увидеть их в церкви, если вы хотите запретить использование интернета и компьютерных игр?
Как говорил бессмертный наш Виктор Степанович Черномырдин, это всего лишь хотелки. Я по профессии педагог. Я создал школу, создал три детских дома. И когда в руках у детей оказался интернет, я увидел, какой урон это нанесло их интеллектуальной и духовной жизни. Я имел в виду, что если отцы хотят вырастить достойное поколение, то нужно, конечно, до 21 года не давать детям курево, алкоголь, наркотики, телевизор и интернет. Иначе это поколение будет разрушено этими серьезными инструментами. Когда психика человека окрепнет, он достигнет умственной и физической зрелости, — он уже будет способен сам выбирать, чем ему заниматься. Пожалуйста, вступай во взрослую жизнь.
Послушайте, отец Дмитрий, вы же взрослый человек. Вы же помните, как обстояли дела с вредными привычками еще каких-то 10, тем более 20 лет назад. Вы не можете не видеть, что и пьют, и курят в стране теперь меньше.
Понимаете, какое дело: больше, меньше — меня это не устраивает.
Но только так, сравнивая, возможно определить направление, куда все движется.
Куда идет мир, я знаю из Священного писания. И скорость, с которой он туда идет, меня не устраивает.
Слишком медленно?
Слишком быстро. А мне хотелось бы, чтобы наш народ, наша церковь и наша культура — все, что за тысячу лет было создано всеми, начиная от митрополита Иллариона и кончая Довлатовым и Бродским, — все это осталось. Я дерзнул высказать свое мнение. Я всю жизнь профессионально занимаюсь воспитанием детей и знаю, что и кто мне в этом мешает. Это очень просто.,
Оценили 15 человек
36 кармы