Отец Дмитрий Смирнов — статный, обаятельный человек с богемным московским прошлым, председатель Патриаршей комиссии по вопросам семьи и защиты материнства, а также один из самых ярких глашатаев наступления Русской православной церкви по всем фронтам — о том, почему Русская церковь стала такой активной и как покончить с разводами
Участники дискуссии: Светлана Пчельникова, Сергей Мурашов, Алекс Лосетт, Евгений Горелик
«Все происходит внутри»
Вот, допустим, 30-летний человек. Он ежедневно проводит по четыре часа в интернете, сидит в соцсетях, работает, но что-то в его жизни не ладится, он чувствует отчаяние, не находит утешения в привычной среде — и он идет в церковь. И что он там видит? Штамповку made in sofrino — я имею в виду утварь, которая блекло копирует эклектический стиль эпохи Николая I и Александра III . И в качестве икон ему с высокой долей вероятности предлагают целовать подделку под академическую живопись XIX века, условную Третьяковку. Как этот мир мертвых, бездушных по большей части знаков связан с миром, в котором этот человек живет?
Дело в том, что знаки имеют две составляющие. Первая — видимая часть, вторая — невидимая.
Для многих все начинается через видимое.
Нет, друг мой. Все начинается с невидимого. А когда у вас будет сформировано невидимое, тогда и видимое изменится, вы смените свое видение на прямо противоположное.
Я попробую проиллюстрировать свое заблуждение примером из истории католической церкви. Когда случился Лютер и все, что последовало за ним, произошел невероятный дизайнерский переворот в католической церкви. Я имею в виду искусство Контрреформации — барокко, которое оказалось главным стилем в искусстве, настолько мощным и настолько воздействующим на сознание человека, что этот стиль, его дыхание, мощь и энергия, покорил, например, целиком Южную Америку, он до сих пор воздействует на человека. Почему ничего не происходит в русской церкви с осмыслением языка знаков?
Давайте сейчас сделаем перерыв, потратим 10 минут и зайдем в наш храм.
Мы проходим под руку с о. Дмитрием Смирновым метров 100 по улице и заходим в Храм Богородицы у Петровского замка в Москве. С иконами и утварью в приходе отца Дмитрия, действительно, все очень хорошо. У батюшки хороший вкус. Видно, что обстановка выбиралась больше глазами, чем сердцем. Невидимое пришло из видимого.
Хорошо, когда у батюшки есть вкус, взгляд на мир широкий. У вас ведь есть художественное образование?
Да, я кинооператор.
В Римском музее современного искусства «Макси» я видел выставку «Новая культовая архитектура». Там были выставлены проекты церквей, которые в ближайшее время будут построены в итальянских городах. И там нет никаких попыток построить еще один собор Святого Петра или Санта-Мария делла Салюте.
Куда идет русская культовая архитектура, понять совершенно невозможно. Она пятится. Вот, например, новая церковь в Петербурге.
Понимаете, какое дело: я не могу сказать, что мне это нравится. Но я всегда к объектам искусства подхожу немножко по-другому. Я всегда ищу замысел. Церковь православная создана из катакомбы. Если вы видели Святую Софию снаружи, то это такое странное, почти нелепое сооружение. Но когда ты заходишь внутрь… Это как будто пещера, катакомба, где все происходит внутри. И оно внутри и есть.
То есть не нужно строить красивых церквей, не нужно придумывать жизнь канона русской архитектуры в XXI веке?
Сейчас вообще вся русская жизнь разрушена. У нас нет великого русского писателя, великого русского поэта, великого русского архитектора, ученого, композитора. У нас сейчас нет ничего, поэтому — что вы хотите?
Знаки, стиль, эстетика культовой архитектуры, работа с канонами. Это каким-то образом обсуждается в Русской православной церкви, это формулируется как задача?
Конечно. Даже на документальном уровне. Всему свое время.
Как вы прокомментируете общее суждение в либеральной среде — о слиянии церкви и государства?
Это выдумка журналистов. 90% храмов в руках государства, нам они даны в пользование, в любой момент их можно забрать, после того как мы их все отреставрируем. У нас до сих пор нет своего канала на центральном телевидении, нет своей радиостанции и т. д. Все, что мы имеем — только благодаря благодетелям и личным связям. Тот народ, который образовался в результате семидесятилетнего коммунистического пленения, не может даже Войковскую переименовать.
«Анну Каренину» нужно продавать, как «Майн Кампф» — с подробными комментариями
Сейчас слово «семья» вдруг стало для церкви почти самым важным.
Да, наша комиссия приложила для этого огромные усилия.
Растолкуйте мне такой парадокс: русские люди теперь пьют меньше, чем 10-20 лет назад, очевидно, лучше стали жить. Наверное, никогда так много людей от общего числа населения России не жили в условном благополучии. А разводов становится еще больше. Где в этом результаты церковной деятельности?
Хорошо, я завтра отменю разводы.
А зачем вообще семью вовлекать в риторику? Разве человек не один перед Богом предстает?
Я каждый развод, который происходит у нас в стране, воспринимаю как собственную боль. Я знаю, что у нас до половины детей — это безотцовщина. Я знаю, что 90% наших мужчин не платят алименты. Бросают жен с пятью-шестью детьми. Это продукт воспитания нашим телевидением и СМИ, нашей эстрадой. Я никогда не забуду выражение Людмилы Зыкиной: «А что, я была четыре раза замужем, и у меня со всеми мужьями хорошие отношения». Она четыре раза была замужем и не создала семьи. И она этим гордится. И она, человек популярный в народе, на весь мир рассказывает об этой новой норме. А сто лет назад нормой была семья. Чтобы это вернуть, я уже пять лет занимаюсь этим вопросом, не имея никаких инструментов, кроме своего мультиблога и передачи на спутниковом канале. Если бы я был Путин, я бы изменил ситуацию за десять лет радикально. Но я — не Путин.
Как?
Очень просто. Я пригласил бы всех генеральных директоров каналов и сказал бы: «Ребят, вам нравится ваша работа?» — «Нравится». — «Отныне ни одного фильма, который показывает разрушение семьи, у нас быть не должно. Второе — вы должны обязательно создать другие программы вместо таких программ, как "Давай поженимся" или Малахова. Вы найдете самые лучшие, самые крепкие и самые прекрасные семьи и будете о них рассказывать, вы будете рассказывать о любви детей к родителям, дедов к внукам и не покажете ни одной передачи, разлагающей семью. Никогда». Я собрал бы всю эстраду, всех авторов песен и сказал: «Отныне вы не будете петь о любви на 15 минут, а будете петь только песни, которые говорят сердцу о том, что девушка хочет замуж, а юноша хочет жениться и иметь пятерых сыновей и трех дочерей. Вы будете этим заниматься — тогда мы будем пускать вас на наше государственное телевидение и даже будем платить вам премии». Потом уже я дойду до министра культуры и скажу: «Выставки — только прославляющие семью и материнство». Потом — к министру образования: «Первым профилирующим предметом в школах у вас будет семья. Вы будете рассказывать, почему человечество состоит из мужчин и женщин, зачем это создано Богом, в чем смысл этого. Вы будете приглашать в школы многодетных отцов семей. Каждый школьник должен будет знать о том, что Дмитрий Иванович Менделеев помимо того что создал свою великую таблицу, был семнадцатым ребенком в семье. И так про каждого деятеля русской культуры. Вы будете заниматься оголтелой пропагандой семьи, только без наглого напора, а спокойно, с любовью и рассудительно». Эстрада, школа, телевидение. Ну, а про интернет мы уже договорились — мы закрываем его для пользователей до 21 года.
И через 10 лет Россия из старого народа — сейчас у нас средний возраст населения 40 лет — превратится в народ, где средний возраст — 10 лет. Это будет страна детей, она наполнится гомоном детей. Нам нужны многодетные семьи, нам нужно не 140 млн жителей, как у нас сейчас, а 600 — тогда мы будем великой страной. Тогда из этих 600 и родятся Лесковы, Пушкины, Розановы, Гагарины. Все решаемо.
Волшебная страна, которую вы описываете, уже есть, и в ней есть такое волшебное телевидение — с бесконечными богослужениями, проповедями и хороводами счастливых семей — это Саудовская Аравия. И другой такой прекрасной страны в мире больше нет. Даже Иран не так прекрасен. Вы хотите сделать Россию Саудовской Аравией?
Нет, я не предлагаю России стать Саудовской Аравией. Я предлагаю решить задачи.
Что будем делать с «Анной Карениной», кстати? Запретим?
Нет, зачем? Никаких запретов. Печатается же «Майн Кампф» в Германии. С комментарием. Нужен фильм про Анну Каренину, а потом — комментарий: «Дорогие дети, вот к чему приводит измена мужу и зачатие ребенка от внешнего человека. Это заканчивается тем, что колеса давят твое прекрасное тело, из одного вытекает другое».
То есть мы все-таки будем показывать фильмы про ужасы семейной жизни, но будем снабжать их комментариями?
Конечно. И до, и после. Все зависит от задач. Если у государства будет такая задача, то будет у нас российская семья, и разводы будут сокращаться. А пока государство ничего для этого не делает, мы будем рекламировать нормальный образ семейной жизни своими маленькими усилиями. Потому что человек бывает счастлив только в семье.
Это довольно радикальная, авангардная мысль. Ее никто так открыто прежде не высказывал, по крайней мере Русская церковь.
Это не новшество, это хорошо забытое старое.
Розанов сто лет назад писал: «Семейная жизнь не крепка и не красива у русских, кроме исключительных случаев. Богатства нет, слава не нужна, дети похолодели. В этом возрасте человек чувствует себя одиноким, ненужным, лишним (имеется в виду уже преклонный возраст). Вдруг зайдя случайно в храмы, находят здесь все родным себе, в высшей степени понятным, страшно нужным. Храм точно ожидал этих его 50 лет и еще лучше 60, ожидал его болезней, сгорбленности, бедности, покинутости родными, друзьями. Храм принимает его как друга, как родного, принимает с бесконечной нежностью, заботою, всепрощением за прошлую неправильную жизнь, прожитую в семье. Тысячи интимных глубочайших метафизических нитей оказываются общими у этого старца всеми покинутого, и у этого храма, который так чтит Родина, и вообще он имеет широкое признание и огромную историческую роль. Слабый старик, больной, лишний, вдруг нашел здесь себе Отечество, почти службу, почти ранг, положение и даже награды».
Прекрасно.
А ведь он описывает человека, живущего в вашем раю — в семье. Почему же семья — это высшая ценность?
Все, что создано Богом — земля, небо, ангелы, животные, человек — это есть ценность.
Почему именно семья вам кажется такой решающей ценностью? Не животные, не ангелы.
Бог создал мужчин и женщин для чего? Чтобы любовь соединяла их друг с другом для того, чтобы их дети росли в любви.
А если любви нет? Если семья — это ужас, ад, описанный, к примеру, Островским.
Островский — это уже XIX век. Дело в том, что семья — это не такое устройство, которое могло бы сломаться за пять лет. Катастрофа надвигалась, и она случилась. В 1917 году произошла ее кульминация. «Анна Каренина» и наш Лев Николаевич как зеркало русской революции отражал эти процессы, все это видел. Понятно, что у него было такое око: он смотрел, как смотрит современный журналист — выискивал дерьмо. Почему? Потому что оно производит фурор. И тем же самым занималась русская литература, вносила свой вклад. Но Розанов правильно пишет, что в церкви помимо икон, помимо богослужения осталось и это. Потому что по замыслу Божию (это в Писании есть), семья — это есть домашняя церковь. И только церковь может научить нашего бедного, потерянного, несчастного, никому не нужного человека семейной жизни. Вывести из дикого сатанинского состояния после того, как Карл Маркс и его последыши разрушали семью и строили социалистическую утопию.
Вы же говорите, что 1917 год — это только взрыв, который назревал очень давно. Значит, и до этого человек уже не был человеком в том божественном смысле?
Был такой случай. Приехал митрополит в Киев и спрашивает наместника Киево-Печерской лавры: «А есть у тебя спасающиеся?». Тот говорит: «Человека 2-3 есть». То есть даже среди монахов происходит забвение. Не каждый человек, даже если он носит рясу, обязательно уже есть христианин. Но истина христианства все равно хранится в церкви.
Церковь может показать молодому человеку: вот два пути. Был такой человек — Владимир Семенович Высоцкий. Спроси у любой мамы: «Ты хотела бы, чтобы твой сын прожил такую жизнь, как Владимир Семенович? Чтобы тебе остаться без сына, когда ты еще не старая, чтобы он пил и был наркоман, и чтобы у него было полтора десятка жен?». При том, что он был очень талантливый, особенно как поэт. Я думаю, таких мам бы не нашлось. Почему? Все нормальные мамы хотят нормального человеческого счастья, о котором Толстой писал, что в таком счастье все немножко одинаковые. И этому может научить только церковь.
Вам никогда не казалось, что этот образ счастливой семьи очень непрочен, иллюзорен?
Он хрупок, но он очень прочен. Как тростник: ветер дует — тростник гнется, ветер закончился — он поправляется.
Вы никогда не слышали таких слов от мужа и жены: «Да, любовь была, любовь ушла»?
Каждый день. Ко мне приходят пары, я с ними разговариваю.
Что вы им говорите, когда они говорят, что любовь ушла?
Я говорю: «Раз вы пришли, значит она не ушла, вы хотели бы вернуться к искомому. Если хотите — нет проблем. Вам очень легко помочь».
Получается, что вы революционер. Раньше никто не искал любви в семье, в семье находили закон. Это просто было как восход солнца, никто в этой связи не произносил слово «любовь». «Любовь» в современном толковании — изобретение литературы романтизма.
Ничего подобного, миллионы людей жили в семье счастливо, поэтому никто их и не замечал, а замечали только всякие аномалии. А обычные нормальные любящие семьи создали огромнейший народ, который колонизовал шестую часть земного шара.
Вы считаете, что в этом была сила любви и семейного счастья?
Конечно. Это была созидающая сила.
Но очень существенная часть этой колонизации произошла в последние 100 лет — по вашему определению, катастрофические — и не имела никакого отношения к семейному счастью. Она имела отношение к насильственному или добровольному разлучению мужей и жен, отцов и детей, к убийству семьи, к принуждению, к рабству.
Ермак Тимофеевич — это что, 100 лет назад, что ли? Это XVII век. Все зависит от взгляда. Есть взгляд на историю академика Покровского, а есть взгляд Соловьева, Карамзина.
Я просто не понимаю, на какой опыт вы опираетесь.
Я опираюсь: а) на Священное писание, б) на свой личный опыт: моей семьи, семьи моего деда, семьи моего другого деда.
Все эти семьи были счастливы?
Да.
У вас не было разводов в роду?
Нет.
А как в ваших семьях преодолевались ссоры?
Ну как, мирились, как всегда.
У вас есть братья? А сестры?
Нет, я один ребенок в семье.
Да, трудно вам. Вот мы с братьями дрались, можно сказать, практически каждый день, а потом мирились. И вот мы сейчас все пенсионеры и уже не деремся.
У каждого человека есть что-то высшее, и он всегда может ради этого высшего свою локальную правоту оставить.
В семье есть глава?
А как же?
Это кто?
Отец.
А если он очень мало зарабатывает, если он подвержен недугу пьянства, если он слаб духом?
Это речь идет о моем отце. Он очень мало зарабатывал всю жизнь — и что?
Но тогда женщина невольно берет на себя роль лидера.
Мать взяла на себя много, но не по зарплате. Заработок — это совсем не главное для того, чтобы семья была счастлива. Не важно, что на вас — лапти или итальянские сапоги. Если для человека главное — итальянские сапоги, значит он просто не понимает, что такое счастье.
Оценили 14 человек
31 кармы