Антоний Сурожский: митрополит, который умел говорить молча

Протоиерей Игорь Рябко

Памяти митрополита Сурожского Антония (Блума).

4 августа 2003 года умер Антоний (Блум), митрополит Сурожский. О нем написано много книг, и большинство церковных людей знают историю жизни владыки Антония хотя бы в общих чертах. Поэтому не будем останавливаться на его биографии, а обратим внимание на личность митрополита Антония.

Время, пространство и глубина

Впервые с книгами владыки Антония я познакомился лет 30 назад благодаря моим добрым знакомым, которые жили в Великобритании. Они привезли мне некоторые его труды с подписью автора.

Мои друзья познакомились с митрополитом Антонием, когда, еще будучи людьми не до конца церковными, пришли в храм в Пасхальный день ближе к обеду, чтобы освятить куличи. В соборе уже, конечно же, никого не было, только какой-то старичок по-деловому подметал полы и чистил подсвечники. Решив, что это сторож, который совмещает свою работу с обязанностями уборщицы, мои знакомые спросили у него, есть ли кто из духовенства, чтобы посвятить пасочки. Дедушка ответил: «Конечно, есть», надел епитрахиль и пошел освящать. Старичком был митрополит Сурожский. Так началось их знакомство с владыкой Антонием.

Автор всегда важнее книги. Каким бы интересным ни было его творчество, но если слова не совпадают с жизнью, это будет не более чем хорошо закамуфлированное лицемерие, завернутое в обертку тщеславия. Сегодня мы видим, как некогда «раскрученные» богословы-публицисты превратились в злейших врагов Церкви.

С владыкой Антонием все было как раз наоборот. Его творчество так и не смогло исчерпать всей глубины его личности и талантов, которые даны были владыке от Бога. Сам митрополит Антоний было намного глубже, чем то, о чем он говорил. Он и сам учил, что в мире есть время, есть трехмерное пространство, а есть глубина. Постичь эту глубину мира и другого человека можно, лишь если сможешь найти ее в самом себе.

Митрополит Антоний не был старцем в привычном значении этого слова. Он никогда не давал конкретных ответов на конкретные вопросы. Владыка вообще не боялся и не стеснялся слов «я не знаю». Хотя за плечами у него был огромный жизненный опыт, он не пользовался им для утверждения истинности собственного мнения.

Созерцательное молчание

Вообще, одним из правил митрополита Сурожкого было следующее – иметь авторитет, не пользуясь властью. И ему это блестяще удавалось. К владыке Антонию не нужно было подходить на полусогнутых ногах, сложив крестообразно руки для благословения. Он не терпел никакого, даже самого искреннего перед собой уничижения. Строго требовал, чтобы независимо от возраста к нему всегда обращались только на «ты», без всяких реверансов в сторону его сана и церковного положения. А таких слов, к примеру, «я архиерей, поэтому все должны меня слушать» – даже невозможно было представить.

Приезжая в летний православный лагерь, владыка наравне со всеми убирал посуду, чистил картошку, заметал двор. А ехал он туда в первую очередь для того, чтобы поиграть с подростками в волейбол, который обожал с детства. Нам было бы странно услышать такой диалог между митрополитом и пятнадцатилетним школьником на спортплощадке:

– Ваня, как твои дела?

– Спасибо, владыка, хорошо, а у тебя как дела?

– Да спину немного на волейболе потянул, а так тоже все хорошо.

Все было в этом архиерее просто и цельно, и это сильно к нему располагало. В отношении владыки Антония к людям главным было то, что он встречал их из глубины собственной сосредоточенности, внутренней собранности и покоя. Поэтому его отношение было не реакцией на внешность или поведение, а созерцательным молчанием. Неважно, королевская ли особа к нему подходила, архиерей в облачении, бездомный или уборщица, он относился ко всем одинаково – смотрел человеку в глаза и разговаривал с ним.

«Тяжело будет первые 25 лет, потом привыкнете»

Но такое поведение и такая доступность вовсе не означала попустительства там, где его, по мнению владыки Антония, допускать было нельзя. Это касалось в первую очередь богослужения. Здесь владыка Антоний не просил, а требовал строжайшей дисциплины. При нем в алтаре невозможно было лишний раз даже шелохнуться. О том, чтобы вести какие-то разговоры, не могло быть и речи. Только полная сосредоточенность на богослужении.

Того же он требовал и от прихожан храма. Не то что переговариваться, но даже здороваться, смотреть по сторонам в храме было нельзя. Прихожане говорили, что иногда им казалось, будто даже дышать во время службы можно только наполовину, еле-еле.

С такой строгостью владыка относился к богослужению. Догоравшие свечи задувать было нельзя, только гасить, чтобы не издавать лишних звуков, подходя к подсвечнику абсолютно бесшумно и исключительно во время ектении. Все было построено таким образом, чтобы от службы ничего не отвлекало.

Постичь глубину мира и другого человека можно, лишь если сможешь найти ее в самом себе.

Но и здесь были ситуации, когда Господь предлагал пройти митрополиту свою школу смирения. И он не только выдерживал ее достойно, но и другим показывал пример, как это делать.

Например, была у него прихожанка Вера Паркер. С 14 до 20 лет она пробыла в концлагере, где ее психика получила серьезные увечья. Потом каким-то чудом она попала в Англию, где прожила долгое время при соборе. Вера вела себя во время службы, мягко выражаясь, некорректно. Часто ругалась, кричала, могла, например, во время Херувимской начать танцевать перед Царскими вратами и т.п.

Однажды во время богослужения она стояла и громко втягивала в себя носом воздух. Ее сопение разливалось эхом по всему храму. Владыка к ней подошел и спросил:

– Вер, ты чего?

– Пытаюсь побольше втянуть Духа Святого.

– Так что ж ты носом? Ртом надо – больше войдет.

И она стала вдыхать ртом – а это не слышно. Прихожане спрашивали у владыки, сколько можно терпеть ее поведение. Митрополит дал вполне конкретный ответ: «Первые 25 лет будет тяжело, потом привыкнете». И в самом деле, когда Вера умерла, на том стуле, где она обычно сидела, почти каждое воскресенье лежали свежие цветы.

Проповедь без единого звука

Но не все у митрополита было так хорошо, как ему бы хотелось. И главной проблемой для владыки был он сам. Масштаб его личности был настолько огромным, что выходил далеко за пределы, которые хотелось бы иметь ему самому. Было в нем нечто такое, что притягивало к себе как магнит. Из митрополита Антония лился свет, который нельзя было ничем закрыть. И к этому свету тянулась масса народа.

Без всякого преувеличения личность владыки была второй по популярности в Великобритании после Битлов. Именно благодаря ему в Англии была создана Сурожская епархия. Проповеди владыки, его выступления на радио, телевидении, беседы в храме, лекции в университетах сделали Православие в Англии очень популярным. К нему стали обращаться все больше и больше людей.

Все это, с одной стороны, делало владыку Антония очень популярным, а с другой, мешало жить ему самому. Он не раз говорил: «Я хочу исчезнуть, так чтобы меня не замечали». Для него важным было, чтобы люди шли не к нему как личности и проповеднику, а ко Христу. И нужно сказать, что владыка делал все от него зависящее, чтобы не загораживать собой свет Христов.

Но это было очень непросто. И трагедия, которая произошла после смерти владыки Антония, известная православному миру как «Сурожская смута», показала, что дом, построенный на харизматичной личности, пусть даже очень одаренного человека, не надежен в своем фундаменте.

Масштаб личности митрополита Антония был настолько огромным, что выходил далеко за пределы, которые хотелось бы иметь ему самому.

С другой стороны, лондонская община вобрала в себя лучи света любви к Богу и человеку, которым горело сердце митрополита Антония. Она и сейчас продолжает светить миру той тихой радостью, которая хранится в памяти людей, знавших владыку Антония лично. Фонд имени митрополита Антония Сурожского издает его книги и свидетельствует миру, что дело этого великого пастыря человеческих душ живет в мире до сих пор. И оно свидетельствует о Христе не только своим словом, но и молчанием.

Владыка Антоний очень любил тишину. У него даже был специальный день, посвященный размышлению, сосредоточению и вниманию. Посреди дня делался перерыв – 40 минут молчания. Люди сидели вместе со своим пастырем и молчали… Но в этом молчании открывалось нечто такое, что невозможно было выразить никаким словом.

Когда тело владыки Антония привезли в храм, вся огромная толпа народа, которая стояла в ожидании, сразу же окружила гроб плотным кольцом, и наступила тишина… Сотни людей стояли молча, не проронив ни слова, еле дыша. Это длилось минут пятнадцать. В это время все внимательно слушали голос своего любимого пастыря. Владыка Антоний сказал свою последнюю проповедь, без слов, без единого звука. Но в этой звенящей тишине был отчетливо слышен его беззвучный голос…

Источник