"Кровь за кровь". Размышления о причинах красного террора и репрессий (на примере восстания крестьян Западной Сибири в 1921-22 гг.).

Как рассудила история, российские либералы всегда становились на сторону иноземных врагов России. Становились на сторону Антанты, Третьего рейха, ЕС и США. Основной причиной этому служит не просто жажда власти. Нет, либералы уверены, что Россия изначально плохая страна, с плохим народом, плохим правительством, плохой историей. Они просто не в состоянии объективно оценивать Россию во всем ее богатстве истории и культуры. Свою миссию либералы видят в "исправлении" России по иноземному образцу, они хотят вернуть Россию на "правильный" путь развития, с которого, по их мнению, Россия, когда сошла на историческом пути, в отличие от "правильных" иноземных стран. Что естественно толкает их на путь предательства государства и народа.

Закономерно, что битвой за умы людей в России становится сама русская история. Либералам нужно показать людям, что они правы и что история Россия являет собою цепь нелепостей, грязи и преступлений. Началось это не вчера и не сегодня. Пожалуй, первый такой идеологический разгром случился еще во времена церковного раскола Русской Церкви в середине XVII века, когда Романовы вообразили себя государями всех православных земель и насильно навязали чужие обычаи русскому народу. Романовы, пойдя на поводу у греческих и украинских церковных словоблудов, соблазнивших Романовых царьградским престолом, нанесли удар по русскому мировоззрению, поставив русских ниже греков и украинцев, которые не только не сохранили независимости, но и заключили унию с папским престолом, признав главенство папы римского. Реформы Петра I привели к культурному расколу русского общества, разделив его на сословные касты отличной культурой, бытом и языком, когда русское прошлое рассматривалось как нечто отсталое и дикое, по сравнению с Европой.

В XIX вв. знамя борьбы с прошлым России, показывая историю нашей страны как нечто неполноценное, подняли либералы и либеральная историография. Так 14 февраля 1870 г. Лев Толстой делает недоуменную запись: "Читаю историю Соловьева. Все, по истории этой, было безобразие в допетровской России: жестокость, грабеж, правеж, грубость, глупость, неуменье ничего сделать. Правительство стало исправлять. И правительство это такое же безобразное до нашего времени. Читаешь эту историю и невольно приходишь к заключению, что рядом безобразий совершилась история России". Разумеется, подобное пренебрежительное отношение к своему прошлому может привести только к разрушению, потому что нельзя любить плохую безобразную страну и невольно экстремисты всех мастей приходят к выводу, что лучше такую страну нужно разрушить и построить новую, более лучшую и справедливую, чтобы не хуже, как у соседей. В. Розанов в начале ХХ в. горько писал:

"У нас нет совсем мечты своей родины. И на голом месте выросла космополитическая мечтательность.

У греков есть она. Была у римлян. У евреев есть.

У француза - "сhere France", у англичан - "Старая Англия". У немцев - "наш старый Фриц". Только у прошедшего русскую гимназию и университет - "проклятая Россия".

Как же удивляться, что всякий русский с 16-ти лет пристает к партии "ниспровержения государственного строя".

Щедрин смеялся над этим. "Девочка 16-ти лет задумала сокрушение государственного строя Хи-хи-хи! Го-го-го!".

Но ведь Перовская почти 16-ти лет командовала 1-м марта. Да и сатирик отлично все познал - "Почитав у вас об отечестве, десятилетний полезет на стену".

У нас слово "отечество" узнается одновременно со словом "проклятие".

Порочную либеральную практику очернения русской истории поначалу переняли большевики, рисовавшие историю Россию исключительно черной краской, как дикую отсталую страну деспотизма и угнетения, которой нельзя гордиться. Только надвигающаяся война заставила большевиков пересмотреть самоубийственную традицию. Так, в 1931 г. Сталин говорил: "История старой России состояла, между прочим, в том, что ее непрерывно били за отсталость. Били монгольские ханы. Били турецкие беки. Били шведские феодалы. Били польско-литовские паны. Били англо-французские капиталисты. Били японские бароны. Били все – за отсталость… В прошлом у нас не было и не могло быть отечества". Но через 10 лет в речи на Красной площади 7 ноября 1941 г. Сталин уже провел целую историческую традицию побед русского оружия: " Пусть вдохновляет вас в этой войне мужественный образ наших великих предков – Александра Невского, Димитрия Донского, Кузьмы Минина, Димитрия Пожарского, Александра Суворова, Михаила Кутузова! Пусть осенит вас победоносное знамя великого Ленина!".

После распада СССР либеральные власовцы, от монархический и белогвардейских атавизмов до фашиствующих борцов с "англосионизмом", снова подняли голову и снова начали обливать наше прошлое и наших предков грязью ради своих ничтожных мерзопакостных целей. Но теперь главным объектом стал ХХ в. и с его советским периодом, который был объявлен либеральными власовцами периодом сплошной катастрофы, террора и нищеты.

Разумеется, советский период не был эпохой власти сил зла, как нам рисуют власовцы. Хватало там и горя, и террора, ломки устоев. Но был и героизм, культурные и научные свершения, и периоды достатка и стабильности. Тем не менее, власовцы рисуют нам картину прекрасной российской империи, которую погубили большевистские демоны. Конечно, роль в гибели империи самих властей и других политических сил, кроме большевиков, власовцы лицемерно замалчивают.

Так, в период гражданской войны власовцы рисуют большевиков откровенными извергами, которые миллионами убивали просто так народ. Крестьяне предстают невинными агнцами, священники смиренными богомольцами, а белогвардейцы безупречными рыцарями, которых окровавленные звероподобные большевики уничтожали ни за что ни про что. При этом игнорируется очевидный факт, что на стороне большевиков выступили те же самые русские рабочие, крестьяне и дворяне, которые собственно и творили все страшные вещи, которые глупо отрицать. Однако и противники большевиков проявляли не меньшую жестокость и кровопролитие.

Но вот почему такое происходило? Увы, спустя десятилетия уже сами участники событий с обеих сторон не сумели (или не захотели) ответить на этот вопрос. Но вот как в 1574 г. свою жестокость аргументировал один из военачальников гражданских войн (по тогдашней традиции проходивших под знаменами религиозной идеологии) во Франции в XVI в. барон Адрет в ответе на вопросы молодого поэта Теодора д'Обинье: 1) Месть за жестокие убийства сторонников своей религиозной партии, 2) Военачальник не должен оставлять безнаказанным убийства своих соратников и воздавать врагу жестокостью за жестокость, 3) Жестокость необходима для поддержания дисциплины в армии и предотвращения дезертирства. И если учесть, что сущность гражданских войн за века поменялась мало, то можно думать, что именно такими же мотивами руководствовались и наши предки с обеих сторон, сошедшихся в бойне гражданской войны, где нет невиновных, потому что виноваты все.

Рассмотрим доказательства этим тезисам на примере крестьянского восстания в Сибири 1921-22 гг. Художественное описание восстания сделал тюменский писатель К. Я. Лагунов в книге "И сильно падает снег…" (Тюмень, 1994 г.), который с 60-х гг. собирал материалы по восстанию, в том числе устные рассказы. Лагунов был изначально на стороне повстанцев и резко настроен против советской власти (это характерная черта мировоззрения для поколения "шестидесятников", где пиетет перед белогвардейцами и последним императором странным образом соединялся с революционной романтикой), чьи жестокости при подавлении восстания не старался скрывать. Однако и жестокость восставших, пусть и в меньшей мере, автор так же не скрывал, что делает книгу Лагунова весьма ценным свидетельством. Хотя я выбрал отрывки, касающиеся повстанческого террора, хочу отметить, что книга Лагунова резко антисоветская – автор красочно описывает и обличает красный террор и жестокости советской власти, в то время как жестокости и убийства повстанцев откровенно оправдывает наличием среди крестьян темных личностей, будто сами крестьяне в убийствах и грабежах не участвовали.

Несмотря на то, что восстание именуется антикоммунистическим, на самом деле это был бунт бессмысленный и беспощадный против власти как таковой. Поднятый собственно эсерами, бунт 1921-22 г. притянул к себе буквально все элементы, которых советская власть не устраивала. Вот как один из руководителей восстания эсер В. Желтовский рассказывал о своих планах:

"По показаниям Краеулина у него с Желтовским произошел при встрече такой разговор:

Дураков учить надо. Нет ни организаторов, ни организации, ни цели. Взбаламутили народ, подвели под пули...

Не вдруг все это, – сказал Желтовский. – Я знаю, как готовилось восстание. Казалось, только качнуть, а там деревня за деревней, волость за волостью, и пошло пластать до самой Москвы...".

Вот как, "им казалось" – вот весь план восстания. Как можно видеть даже в руководстве восстания видели, что особой нужды в восстании не было – просто кому-то показалось, что есть шанс на победу. Чистый авантюризм, обошедшийся народу большой крови. Руководители восстания несут не меньшую, если большую, ответственность за пролитую кровь. Крестьяне думали также, когда поднимали восстание и жестоко убивали своих врагов.

1. Ответная месть на жестокость врага.

Восстание крестьян, пусть и доведенных властью до крайней степени возмущения, с самого начала приняло самые жестокие террористические формы. Вот как описывает Лагунов начало восстания:

"Шли дни, наполненные жестокими боями; множилось число растерзанных, замученных коммунистов, комсомольцев, продотрядовцев; до последнего ребенка были вырезаны первые крестьянские коммуны; горели деревни, вырезался скот; разворовывался, транжирился невероятно дорогой ценой собранный по разверстке хлеб".

Итак, крестьяне убивали всех поголовно, кого считали врагами. Убивали женщин и детей, жгли дома и целые деревни, грабили. Резали даже скот вместе с хозяевами. Ничем такую жестокость объяснять нельзя. Как бы не были жестоки большевики, но они хотя бы держались призрака законности. А теперь поставим себя на место сторонников советской власти, которые узнали о зверствах, пытках и массовых убийствах восставших. Какой была бы реакция на такие вести? Скорее всего, гнев и жажда мести. Даже сейчас, когда мы читаем о подобных жестокостях, то совершившие их люди в нашем сознании автоматически исключаются из числа рода человеческого, как, например исламские террористы. Несложно предположить, что в сознании сторонников советской власти восставшие крестьяне были такие же нелюдями, как террористы ИГИЛ, с которыми невозможно договориться и которых можно (если не нужно) только уничтожить.

Лагунов, несмотря на симпатии к восставшим мужикам, не скрывает ни казней, ни их бесчеловечный характер:

"Дикая ярость, невиданные зверства и жестокость – вот что отличало крестьянское восстание 1921 года.

Объявив коммунистов виновниками во всех несчастьях и бедах, в том числе и этого восстания, повстанцы беспощадно расправлялись с ними, а заодно и с советскими активистами, комсомольцами, продотрядчиками. Коммунисты уничтожались поголовно. «Восстание носит жестокий характер, – информировал Павлуновский президиум ВЧК, – коммунистов не расстреливают, а распиливают пилами или обливают холодной водой и замораживают». А еще разбивали дубинами черепа; заживо сжигали; вспарывали животы, набивая в брюшную полость зерно и мякину; волочили за скачущей лошадью; протыкали кольями, вилами, раскаленными пиками; разбивали молотками половые органы; топили в прорубях и колодцах…

Сколько крови, слез и мук выпало на долю тех, кто поддерживал и раздувал пламя восстания, и тех, кто его гасил! За зло платили злом. Кровью смывали кровь.

По всей Западной Сибири разбросаны могилы погибших в 1921 году. Почти в каждой деревне стоял когда-то памятник- пирамидка с пятиконечной звездой на вершине. Целые семьи коммунистов, целые коммуны покоятся под этими невзрачными надгробиями".

Обличая жестокость большевиков, Лагунов пытался подсчитать потери:

"Всего Тюменская партийная организация потеряла почти 3 тысячи человек, а части Красной Армии к концу марта около 2 тысяч бойцов". Если взять за основу известное нам соотношение потерь красноармейцев и повстанцев как 15 к одному, то потери восставших крестьян составит 30000!".

При этом писатель упустил из виду, что сам же писал об уничтожении коммунистов вместе с семьями. Так же не включил в число жертв восстания активистов и просто крестьян, которые сочувствовали советской власти. Так что количество жертв крестьянского террора вырастает на порядок и становится не меньше потерь повстанцев.

Таким образом, перед сторонниками советской власти были не просто восставшие мужики. Перед ними был враг – жестокий, беспощадный, который никого не оставляет в живых. Не сложно догадаться, что чувство мести не могло не возникнуть большевиков и их сторонников – они нас не щадят, так и мы щадить не будем. Кровь за кровь, смерть за смерть. Тем более что кровавую вакханалию начали восставшие крестьяне. Кто прав: крестьяне, которые зверски казнили коммунистов, или коммунисты, которые ответили не менее жестокими репрессиями? Или как оценить гнев и чувства родных и близких, которые хоронили семьи своих родственников, убитых повстанцами? Жестокость порождала жестокость.

окончание следует...