Алексей Алексенко
Вопрос о том, откуда взялся Бог, может, в принципе, оскорбить чувства верующих. С другой стороны, мы знаем, что их чувства когда-то оскорбляли и вопросы попроще: «Откуда взялся человек? Откуда взялись собака и ящерица?» То есть полагалось думать, что их создал Творец, и все тут. Но когда ученые все-таки напряглись и ответили, что и ящерица, и собака, и человек произошли от древней рыбы, большинство верующих в конце концов смирились с этим. Ну, значит, Творец не делал ящерицу непосредственно, а просто подстроил законы природы таким образом, чтобы эволюция смогла породить ящерицу. Если подумать, так это еще и гораздо круче, ad majorem Dei gloriam.
Но, возможно, этот фокус и с самим Богом пройдет? То есть не с Ним Самим, конечно, — Он сидит себе на облаке вечно и не нуждается ни в каких объяснительных резонах, — а с концепцией Бога в человеческой голове. Опять же, раньше считалось, что идея Бога навеяна нам Им Самим через пророков, сразу в готовом виде. Но, возможно, там тоже все примерно так же, как с ящерицей? То есть идея эта не появляется чудесным образом ниоткуда, а развивается в соответствии с законами природы? (А уж законы-то, конечно, сотворил Он Сам, в этом мы перечить церковникам не станем — то есть не в этот раз.)
Это бы еще ладно. Но есть такое мнение, что наши представления о Верховном Разуме выкованы естественным отбором. Тем самым отбором, — ненавидимым религиозными фундаменталистами, скрепя сердце принимаемым прочими верующими, — который произвел ящерицу, собаку и человека. Впрочем, по порядку.
В большинстве религиозных систем есть два компонента, которые можно очень приближенно сформулировать так: 1) за всей видимой природой кто-то или что-то стоит, и 2) он (оно, они) хочет, чтобы мы поступали хорошо и не поступали плохо.
Что касается первого постулата, он возникает в человеческой голове естественно и непринужденно. Когда английские и американские психологи спрашивали детей, почему камни острые, дети чаще всего выбирали из списка ответ «Чтобы звери на них не садились», хотя в списке был ответ «Потому что камни состоят из более мелких кусочков вещества, и с чего бы им быть гладкими?». То есть приписывать неодушевленной природе некие планы, намерения и пожелания — одним словом, личность — вполне естественный побочный продукт работы человеческого мозга. Чтобы внушить нам эту идею, Создателю явно не пришлось идти ни на какие ухищрения.
В мире действительно есть религии, — хотя их и смехотворно мало, — которые этим и ограничиваются: есть дух дерева и есть дух реки, надо станцевать перед ними смешной танец, чтобы они не разозлились, и точка. Убьешь ли ты кого-то, украдешь, прелюбы сотворишь, пожелаешь жены или вола ближнего — это духов вообще не касается.
Но подавляющее большинство верующих людей на земле верят, кроме того, в то, что сверхъестественным силам небезразлично их поведение. Мало того что Бог есть, но Он еще и благ, то есть очень недвусмысленно предпочитает добро злу. И вот происхождение этой идеи уже не очень ясное. Тем более что примеры примитивных племен охотников и собирателей, тупо верящих в дух дерева, как описано в предыдущем абзаце, доказывают, что в принципе без религиозной морали можно обойтись, глубины психики не рождают ее автоматически.
Вот тут бы и признать, что идею Божией благости внушило нам — через Духа Святаго, говорившего устами пророков, — само божество. Но не таков Ара Норензаян, уроженец Ливана, в юности переехавший в США и ставший антропологом, чтобы броситься на первое попавшееся объяснение. Он думал и думал, ставил опыты на добровольцах и изучал первоисточники — и в 2013 году выпустил книжку, в которой все объяснил. Книжка называется «Большие боги: как религия влияла на сотрудничество и конфликты». Если изложить результат совсем кратко, то Ара Норензаян открыл духовные скрепы.
Начинал он с совсем простых опытов: давал испытуемым по десять баксов и говорил им, что они могут часть оставить себе, а часть отдать другому участнику опыта. Если перед экспериментом испытуемым говорили какие-то слова религиозного содержания, они отдавали в среднем чуть больше четырех баксов. Контрольная группа, которой не пудрили мозги религией, выделяла на благотворительность чуть меньше двух долларов. Разница налицо.
Значит, подумал Ара, религиозная мораль способствует тому, чтобы предпочитать общественную пользу личной выгоде. Полезно ли это для общества? Еще как. А следовательно, сказал себе Ара, общества, основанные на религиозной морали, будут в целом успешнее, чем те, что просто смешно пляшут перед деревом. И значит, рано или поздно первые поглотят и ассимилируют вторых. Тем самым идея благого Бога вытеснит идею богов, которым добро и зло по барабану.
Подтверждает ли это история? По мнению Норензаяна и некоторых его коллег, вполне. За примерами можно обратиться к цитированной выше книге (где скрупулезно собраны многие десятки примеров из жизни таких народов, о которых вы, вероятно, вообще никогда не слышали). Можно отослать читателя и к большой статье в последнем Science, где подробно разобраны аргументы за и против. Но особенно Норензаяну и его единомышленникам нравится пример американских мормонов. Их основоположник Джордж Смит, пишут ученые, как будто заранее прочитал их статьи и сделал религию в точности по их рецепту — с жесткими моральными нормами, с детальными предписаниями и довольно обременительным отречением от личных интересов в пользу общины. И что бы вы думали, мормоны процветают и множатся, в то время как многие другие, куда более умные и утонченные, не в обиду мормонам будь сказано, религии канули в небытие. Другой всем известный пример — казалось бы, непостижимое выживание и распространение иудаизма после исчезновения иудейской государственности. Оказывается, ничего непостижимого нет: религия со строжайшими моральными нормами настолько хорошо служит сплочению и успеху общины, что выживает (вместе с самой общиной) даже в чудовищно неблагоприятных обстоятельствах.
Забавно, что эта идея антропологов разом объясняет два вроде бы конфликтующих факта: с одной стороны, самые успешные мировые религии проповедуют добро и самоотречение, с другой — они нередко оказываются агрессивно нетерпимы к инакомыслию и порождают весьма кровавые религиозные конфликты. Но и та, и другая черта естественно следуют из того, что именно эти религии победили в естественном отборе. Их выкованные отбором постулаты нуждаются в логическом согласовании не более, чем сочетание крепких зубов и густой шерсти в структуре собаки.
В заключение хочется в очередной выразить наше восхищение Ричарду Докинзу, высказавшему идею «мемов» почти полвека назад. Тогда представление о том, что элементы человеческой культуры эволюционируют подобно живым существам, казалось просто забавным парадоксом для праздного ума. Однако теперь выясняется, что модель работает во вполне приземленных антропологических исследованиях. Вместо того, чтобы спрашивать: «Что же такого неотразимо привлекательного люди находят в идее Х?», следует спрашивать: «Что помогло идее Х выжить среди множества альтернативных идей?» А уж правильна ли при этом идея Х — это надо садиться и разбираться без оглядки на превратности истории и эволюции.
И наконец, оговорка для верующих, оскорбить чувства которых мы совсем не хотели, несмотря на признание в любви противному атеисту Докинзу. Возможно, вы заметили — а если нет, мы вам сейчас скажем об этом прямо, — что идея эволюции религии путем естественного отбора не более атеистична, чем идея дарвиновской эволюции живых существ. Если вы верите во всеблагого Бога, сотворившего Вселенную, вы можете лишний раз изумиться его мудрости: вместо того чтобы грубо вмешиваться в процесс и лично общаться с двуногими из горящего куста, Он устроил все таким образом, чтобы представление о Его благости и Его твердой позиции в вопросах добра и зла естественным образом распространилось по человеческим умам и культурам. Религиозные войны и жестокости, правда, вносят некоторый неприятный диссонанс, но не больше, чем они вносили в традиционную картину мира. Видимо, без этого вообще никак нельзя, есть ли Бог, или Его нету.
Оценили 2 человека
5 кармы