"125 блокадных грамм, с огнем и кровью пополам"

Блокада Ленинграда неразрывно связана с понятием "блокадный хлеб".

Именно о нем писала Ольга Берггольц:

Шестнадцать тысяч матерей

пайки получат на заре -

сто двадцать пять блокадных грамм

с огнем и кровью пополам.

Эта цифра - "125 блокадных грамм с огнем и кровью пополам" - навсегда останется одним из символов блокады, хотя эти нормы просуществовали чуть более месяца. 125 граммов хлеба в сутки для иждивенцев были введены 20 ноября 1941-го, а заменены более высокими уже 25 декабря. Однако для жителей осажденного города это была катастрофа - у большинства их них, не привыкших делать какие-то серьезные запасы, ничего, кроме этого кусочка хлеба вперемешку с отрубями и жмыхом, не было.

Блокадный хлеб

Кусочек хлеба на протяжении многих блокадных дней оставался для человека единственным источником жизни и единственной надеждой.

В Музее блокады Ленинграда среди множества экспонатов едва ли не самый большой интерес у посетителей обычно вызывает небольшой продолговатый листок тонкой бумаги с отрезными квадратиками. В каждом из квадратиков - несколько цифр и одно слово: "хлеб". Это блокадная хлебная карточка.

Ленинградцы начали получать такие карточки с 18 июля 1941 года. Июльскую норму можно назвать щадящей. Рабочим, например, полагалось по 800 граммов хлеба. Но уже к началу сентября ежемесячные нормы стали урезать. Всего понижений было 5. Последнее случилось в декабре 41-го, когда максимальная норма составила 200 граммов для рабочих и 125 граммов для всех остальных.

Запасы продовольствия к тому времени практически подошли к концу. Что-то доставлялось с Большой земли самолетами. Но много ли в них вместишь? Три дня в декабре в городе вообще не было ни воды, ни хлеба. Замерз основной водопровод. Хлебозаводы встали.

Рецепты блокадного хлеба

Блокадный хлеб – это пищевая целлюлоза 10 %, жмых – 10 %, обойная пыль – 2 %, выбойки из мешков – 2 %, хвоя – 1 %, ржаная обойная мука – 75 %.

При выпечке этого хлеба формы для выпечки смазывали соляровым маслом (другого не было). Всего было известно 10 рецептов блокадного хлеба, их состав зависел от наличия в городе используемого сырья.

В начале блокады хлеб пекли из смеси ржаной, овсяной, ячменной, соевой и солодовой муки. Через месяц к этой смеси стали добавлять льняной жмых, отруби и муку из затхлого зерна. А еще месяц спустя тесто делали из целлюлозы, хлопкового жмыха, обойной пыли, мучной сметки, вытряски из мешков кукурузной и ржаной муки, березовые почки и сосновую кору.

Когда была в наличии, использовалась коревая мука (от слова корка). Как и откуда бралась эта мука? Когда в Ладоге тонули машины, везшие муку в блокадный город, ночью специальные бригады крючьями на веревках поднимали из воды мешки. Иногда мука находилась под водой больше двух недель. В середине такого мешка какое-то количество муки было сухим, а внешняя промокшая часть при высыхании схватывалась, превращаясь в твердую корку. Эти корки разбивали на куски, а затем измельчали и перемалывали. Эта коревая мука давала возможность значительно сократить количество других малосъедобных добавок в блокадном хлебе.

И, несмотря ни на что, множество людей рисковало жизнью, доставляя муку через Ладогу осажденному, умирающему, но несдающемуся городу. Блокадный хлеб был бесценен.

Как это было

8 сентября 1941 года немцы захватили Шлиссельбург, взяли под контроль исток Невы и блокировали Ленинград с суши. После этого подвоз продуктов в город стал невозможен. К тому же в начале сентября сгорели Бадаевские склады, где хранились крупные запасы муки, сахара и других продуктов.

Возник вопрос: чем кормить людей? По заданию Государственного комитета обороны был организован учет всех продовольственных запасов, как в гражданских организациях, так и в военном ведомстве. На 12 сентября результат был следующим: зерно, мука — на 35 суток; крупа и макароны — на 30 суток; мясо — на 33 суток. В городе практически не было запасов картофеля, овощей, фруктов.

В начале октября 1941 года заведующий отделом пищевой промышленности А. П. Клеменчук созвал в Смольном совещание. Приглашенным на него специалистам поставили задачу: организовать производство пищевых продуктов и их заменителей из непищевого сырья. Задача сложная, ведь можно было использовать только то, что еще оставалось в осажденном городе и пригородах, при этом основную часть промышленных предприятий эвакуировали.

На совещании присутствовал Василий Иванович Шарков (1907–1974) — профессор, доктор технических наук, заведующий кафедрой гидролизных производств Ленинградской лесотехнической академии и заместитель директора Всесоюзного научно-исследовательского института гидролизной и сульфитно-спиртовой промышленности (ВНИИГС).

Было ему тогда 34 года. Именно он предложил использовать в качестве пищевых добавок гидроцеллюлозу (во время блокады ее чаще называли пищевой целлюлозой) и белковые дрожжи.

В научной работе «Производство пищевой целлюлозы и белковых дрожжей в дни блокады» В. И. Шарков писал, что на разработку режима получения гидроцеллюлозы и приготовления опытного образца для испытания его в Центральной лаборатории Ленинградского треста хлебопечения сотрудникам ВНИИГСа дали только одни сутки!

Через сутки образец гидроцеллюлозы весом около килограмма передали для испытаний пекарям. Еще через сутки были испечены и испробованы образцы хлеба с целлюлозой. 

Работница хлебозавода №61 им. А. Е. Бадаева Эмилия Чибор укладывает хлеб в ящики для отправки в магазин. Фото С. Н. Струнникова

Дмитрий Васильевич Павлов (уполномоченный ГКО по продовольственному снабжению войск Ленинградского фронта и населения Ленинграда с начала блокады города и до конца января 1942 года) в своей книге «Стойкость» писал так:

«На эту муку мы возлагали большие надежды. Но как ее применение скажется на качестве хлеба, никто еще не знал. Трест хлебопечения получил задание использовать этот суррогат. Вскоре Н. А. Смирнов, он в это время возглавлял хлебопечение в городе, принес в Смольный буханку хлеба, выпеченную с примесью долгожданной целлюлозы. Это было событие.

Собрались члены Военного совета, секретари горкома партии, ответственные работники Ленгорисполкома — всем хотелось знать, что же получилось. На вид хлеб был привлекательный, с румяной корочкой, а на вкус горьковато-травянистый.

— Сколько целлюлозной муки в хлебе? — спросил А. А. Кузнецов, тогда первый секретарь Ленинградского обкома и горкома партии.

— Десять процентов, — ответил Смирнов. Помолчав какое-то время, он сказал: — Этот суррогат хуже всех тех, что мы использовали ранее. Пищевая ценность целлюлозной муки крайне незначительна».

В самые тяжелые дни блокады содержание гидроцеллюлозы в хлебе доходило и до половины.

Одним из самых крупных изготовителей пищевой целлюлозы в осажденном городе стал Ленинградский гидролизный завод. Значительную часть оборудования и его рабочих эвакуировали, завод находился всего лишь в двух-трех километрах от линии фронта.

В. И. Шарков вспоминал: «Основной неприятностью был артиллерийский обстрел. Как только начала работать котельная, из большой трубы повалил дым, который никак не удавалось замаскировать. В отдельные дни на территории завода разрывалось до 270 снарядов, их осколки ранили и убивали работников».

Пищевую целлюлозу в количестве от 5 до 10% добавляли в блокадный хлеб только в самом тяжелом 1942 году, а всего за блокаду было выпущено около 15 тысяч тонн. В сущности, это не еда, а наполнитель, поскольку не усваивается организмом человека, но, вызывая насыщение, притупляет чувство голода. Сейчас пищевую целлюлозу из-за такой особенности применяют при лечении ожирения.

В блокаду древесная щепа и опилки были не только сырьем для пищевой целлюлозы и белковых дрожжей, но стали «деликатесом» для обитателей зоологического сада. Так, 36 из 40 килограммов ежедневной порции корма для бегемота Красавицы — самого крупного на тот момент животного — составляли распаренные опилки. Невероятно, но Красавицу удалось спасти: она прожила до 1952 года.

Выращивание белковых дрожжей

В отличие от пищевой целлюлозы белковые дрожжи, полученные на основе древесного сырья, — ценный пищевой продукт; в его состав входят белки (44–67%), углеводы (до 30%), а также минеральные вещества — 6–8%. Один килограмм дрожжей с влажностью 75% по содержанию белка почти соответствует килограмму мяса.

В дрожжах много витаминов, особенно группы В, — больше, чем в овощах, фруктах и молоке. Эти витамины благотворно сказываются на состоянии нервной системы, мышц, пищеварительного тракта, кожи, волос, глаз и печени. А как всё это было нужно ленинградцам в блокаду!

В. И. Шарков часто спрашивал раненых в госпитале, находившемся в одном из зданий Лесотехнической академии, съедобны ли продукты с добавлением белковых дрожжей. «Съедобны, но только горчат», — отвечали они.

В промышленных условиях белковые дрожжи начали производить на Ленинградской кондитерской фабрике им. А. И. Микояна. Почему из шести кондитерских фабрик, работавших в Ленинграде до войны, выбрали именно ее? Возможно, потому, что фабрика находилась рядом с Лесотехнической академией, где работал В. И. Шарков и его сотрудники.

В конце 1941 года остановились многие предприятия города, так как прекратилась подача электроэнергии. Лишь отдельные коллективы, в том числе и кондитерская фабрика им. А. И. Микояна, продолжали работать. Под руководством директора Л. Е. Мазура и главного инженера А. И. Изрина установили газогенераторные двигатели, которые приводили в движение динамомашины. Цех выдал первую продукцию в середине зимы 1941/1942 года, в самый тяжелый период блокады.

Когда была получена первая партия белковых дрожжей, их в первую очередь испытали в одной из больниц для лечения дистрофии и получили хорошие результаты. В детской больнице им. Г. И. Турнера даже после одного приема 50 граммов белковых дрожжей дети быстро освобождались от избытка воды в организме, и состояние их улучшалось, ребятишки просто оживали на глазах. Затем дрожжи стали применять для лечения во всех больницах и госпиталях города.

Столовая усиленного питания. Фото В. И. Капустина

За организацию в блокадном Ленинграде производства пищевой целлюлозы и дрожжей профессор В. И. Шарков в ноябре 1942 года был награжден орденом Трудового Красного Знамени.

Поваренная книга блокады

Пережившие блокаду никогда не забудут горького вкуса дрожжевого супа, пожалуй, самого доступного блюда в столовых города-фронта. Тарелка такого супа нередко бывала для ленинградцев единственным блюдом в течение дня.

Карл Ильич Элиасберг, единственный симфонический дирижер в блокадном Ленинграде, ежедневно пешком добирался с 10-й линии Васильевского острова до Дома радио на Малой Садовой линии. «Однажды, возвращаясь домой с дрожжевым супом для жены, от слабости уже не ходившей, он на Дворцовом мосту упал и разлил суп, и это было страшно» (из книги С. М. Хентовой «Шостакович в Петрограде — Ленинграде»).

В 1942 году при исполнении легендарной Седьмой симфонии Шостаковича в блокадном Ленинграде оркестром дирижировал Элиасберг.

Чтобы приготовить паштет, дрожжи жарили с солью, луком, перцем и жиром до густоты теста и смешивали с немного поджаренной мукой. Дрожжи теряли специфические для них запах и вкус, приобретали запах жареной печенки и приятный мясной или грибной вкус. Такой паштет можно было намазывать на хлеб. По аналогичному рецепту делали котлеты, но только массу еще перемешивали с готовой гречневой, рисовой или чечевичной кашей и мукой. К жареным котлетам готовили специальный луковый соус, также с добавлением жареных дрожжей.

На фронте защитникам города выдавали брикеты с дрожжами для приготовления супа и каш. Брикет супа весом 50 граммов размешивали в литре кипятка и кипятили 15 минут. Брикет каши весил 200 граммов, перед употреблением его нужно было разломать, смешать с водой и варить 15–20 минут. Такие брикеты делали на кондитерской фабрике им. А. И. Микояна. Дрожжи использовали также при приготовлении плова, жаркого — всего в 26 блокадных блюдах!

Студень из столярного клея: блокадное лакомство

Блокадные дети вспоминали блюдо как настоящее лакомство. Клей делали из костей животных, поэтому он был съедобным — в нём было много желатина. Эти сухие желтые или сероватые плитки вымачивали несколько дней, потом варили: остыв, масса застывала.

В желе добавляли лавровый лист, гвоздику, перец — почему-то, как писали в дневниках, в городе, в котором не было еды, оказалось много специй. Получался блокадный деликатес — считался чуть ли не праздничным блюдом — клей в какой-то момент стал дефицитом. Как говорят, вкуснее всего студень из столярного клея было есть с уксусом.

Чай из морковки и кофе из земли

Сегодня день без чая трудно представить. Однако в войну заварка была дефицитом. Подобие горячего напитка делали из моркови. Корнеплод терли на тёрке и сушили вместе с чагой — это такой гриб. Он выглядит как нарост, чаще всего растёт на березах. От моркови чай получался сладковатым. А чага давала тёмный цвет. Ленинградцы вспоминают и другой напиток — блокадный «кофе».

Жители города ходили на горящие Бадаевские склады — в первые дни блокады их разбомбили немцы. Там хранились запасы муки и сахара, поэтому от земли, как вспоминают, ещё долго шёл теплый воздух с запахом шоколада.

Люди собирали эту землю, потом растворяли её в воде. Когда она оседала, воду кипятили — получалась сладковатая коричневая жидкость — как слабый кофе.

Дуранда

В первый год блокады в ленинградских магазинах еще продавался жмых – спрессованные бруски отходов, оставшихся от производства муки. Такие куски жмыха называли дурандой. Ее распаривали в кастрюле до консистенции каши или же запекали, добавляя в лепешки из дуранды последние остатки сахара: получались своеобразные конфеты. В самую страшную и голодную первую блокадную зиму дуранда спасла жизни сотен тысяч ленинградцев

Повалиха

Первое время в блокаду ленинградцы варили кашу из отрубей. Такая еда была совершенно безвкусной, некалорийной. Кашу называли «повалихой» - считалось, что после употребления ее в пищу человека сразу же клонило в сон.

Хряпа

В годы блокады ленинградцы устроили своеобразный огород перед Исаакиевским собором: там они выращивали капусту. Правда, полноценные кочаны на площади не росли – выходили лишь отдельные зеленые листья, которые называли хряпой. В первую блокадную зиму хряпу солили и квасили, а во вторую – ели с постным маслом.

Мы ели все, что можно есть...

Сырьем для столярного клея издавна служили кости животных, мездра — слой шкуры (подкожная клетчатка, остатки мяса и сала), отделенной при выделке кожи. Клей из рыбы осетровых пород был самым лучшим из всех животных клеев.

В продажу столярный клей поступал в виде плиток размером с шоколадную: чем прозрачнее плитка, тем выше качество. Во время блокады этот сугубо строительный материал стали широко использовать в пищу, из одной плитки получалось три тарелки студня. В 1942 году на рынках города плитку столярного клея весом 100 граммов продавали по 40 рублей.

По воспоминаниям Тамары Васильевны Буровой, их семью тоже спас от голода столярный клей — запасы его хранились дома, так как ее папа был краснодеревщиком. Отец Тамары Григорьевны Ивановой разыскал в сарае олифу (до войны он рисовал), а когда ее съели, принялись за масляную краску, столярный клей. Она запомнила на всю жизнь, как «тончайший кусочек хлеба смазывали масляной краской и клали на плиту. Краска проходила через лепесток хлеба цветными пузырями, слегка дымилась, а хлеб переворачивали на другую сторону. Лепесток хлеба превращался в масляный твердый сухарь, и его дольше хватало, чтобы держать за щекой».

Студни в блокадном городе готовили из кожи, из мездры шкурок опойков (молодых телят), которые нашли на кожевенных заводах. Вкус и запах его были куда неприятнее, чем у студня из клея, но кто обращал внимание на это!

Американец Гаррисон Е. Солсбери в своей книге «900 дней. Блокада Ленинграда» приводит интересный рассказ: «Однажды к адмиралу Пантелееву пришла жена друга. Она с семьей голодает. Но Пантелеев признался, что ничем помочь не может. Она поднялась уходить и увидела его потертый кожаный портфель. «Отдайте это мне», — сказала она в отчаянии. Пантелеев удивился и отдал портфель, а через несколько дней он получил от нее подарок: чашку студня и никелированные застежки от портфеля. В записке сообщалось, что из никеля ничего сварить не удалось, а студень сварен из его портфеля».

Голод научил ленинградцев готовить целых 22 блюда только из деталей текстильных машин, изготовленных из кожи («гонок»).

«На Пролетарском заводе, где я работал, — вспоминал блокадник Л. Макаров, — дирекция решила выдать из запасов вспомогательных материалов сыромятные ремешки (ими сшивали большие ремни для воздушных компрессоров). Для употребления их в пищу применялась следующая технология. Сыромятные ремешки резали на кусочки длиной по одному сантиметру, затем опускали в воду и кипятили до тех пор, пока не заканчивалось выделение на поверхности темной пленки (масляная пропитка). Ее выбрасывали из кастрюли. Оставшийся естественный светлый жирок из ремешков выходил в воду, а вынутые из кипятка разбухшие кусочки пропускались через мясорубку. Опять продолжалось кипячение. После этого смесь остужалась и выносилась на холод. Получался «студень», который служил дополнительным питанием».

Можно предположить, что по такой же технологии был сварен студень из портфеля адмирала Пантелеева.

После войны Л. Макаров написал:

Мы ели все, что можно есть,

И отравиться не боялись.

Могу все травы перечесть,

Которыми тогда питались:

Полынь, крапиву, лебеду,

С берез побеги молодые, —

Чтобы нависшую беду

Прогнать на веки вековые.

И, кроме трав, столярный клей,

Ремни солдатские варили.

И стали мы врага сильней,

И начисто его разбили.

Источники:

http://elementy.ru/nauchno-populyarnaya_biblioteka/432691

http://www.hij.ru/read/issues/2015/may/5422/

http://rusvesna.su/news/1462522948

http://www.spb.aif.ru/society/people/blokadnyy_slovar_15_slov_osazhdennogo_leningrada

Рыдают люди, и поют,

И лиц заплаканных не прячут.

Сегодня в городе –

Салют!

Сегодня ленинградцы

Плачут…