Так кто же начал Первую мировую войну?!

Урок истории для ретивых блогеров

«Вильгельм, это твоя работа!» Литография Ж.Комбаза, изображающая Смерть, которая показывает Императору Вильгельму II массовое захоронение

Плодовитый блогер, из тех, кто снова зовут Россию к топору, в одной из своих публикаций провел параллель между днем нынешним и событиями столетней давности – началом Первой мировой войны:http://www.svoboda.org/a/27424...

«Россия вползает в войну, грозящую перерасти в мировую, как бы на ощупь, без четкого понимания, что она делает и зачем. Так уже было 101 год назад. Тогда еще не было кровавого братушки Асада, но были какие-то другие братушки, сакральное право которых взрывать австрийских эрцгерцогов надо было во что бы то ни стало защитить даже ценой гибели империи».

Итак, по заключению саркастического автора, Россия вступила в войну, защищая право сербов убивать наследников австро-венгерского престола, иными словами, в дипломатической переписке, которая предшествовала войне, российская сторона отстаивала право братской Сербии на террор против соседнего государства.

При всей скидке на площадное фиглярство автора, очевидно, что он внушает читателю такую версию событий, согласно которой именно Россия несет ответственность за развязывание войны. Поскольку правителем России был в ту пору император Николай II, прославленный в лике святых, это обвинение предъявляется именно ему.

При всей неуязвимости Царя-страстотерпца, память которого подвергалась нападкам несравненно более сведущих в истории и более остроумных обличителей, представляется нужным и на сей раз назвать вещи своими именами: клевету на Россию и ее Царя – клеветой.

И напомнить о действительном ходе предвоенных событий: дело в том, что в расхожих суждениях о причинах Первой мировой войны вина за нее в равной или не равной доле возлагается на все великие державы, в нее вступившие, и среди них также и на Россию. А это ошибочная оценка.

Что же на самом деле происходило в те грозные июньские и июльские дни, предшествовавшие великой войне?

В цитированной тираде действительности соответствует лишь косвенное упоминание об убийстве эрцгерцога Франца-Фердинанда и его супруги Софии, совершенном австрийским подданным сербской национальности Гаврилом Принципом 15 (28) июня в Сараеве – столице вероломно аннексированной Австро-Венгрией Боснии и Герцеговины.

Убийца и его сообщник Чабринович были схвачены без промедления. На этот шаг Принципа подтолкнули разные мотивы, вероятно, также и сербский патриотизм. Он, действительно, не считал законной совершенную в 1909 году аннексию Боснии и Герцеговины, населенной людьми православного, католического и исламского исповедания, говорившими на одном и том же сербо-хорватском языке.

Император Николай II, получив сообщение об убийстве, немедленно выразил соболезнование престарелому императору Австро-Венгрии Францу-Иосифу. Австрийскому послу в Петербурге графу Чернину нанесли визиты великие князья, министры и другие видные сановники.

Убийство Эрцгерцога Фердинанда и его жены Софии. Сараево, 28 июня (11 июля ст. ст.) 1914 г.

Между тем австрийские газеты угрожали Сербии войной, по городам Австро-Венгрии прокатилась волна погромов магазинов, принадлежавших сербам, и власти не предпринимали мер по их пресечению.

В Боснии шли массовые аресты сербов. Эти акты бесчинства и беззакония вызывали негодование российской общественности и озабоченность правительства.

По дипломатическим каналам велись переговоры, в которых российская сторона предпринимала усилия, чтобы предотвратить нападение Австро-Венгрии на Сербию.

28 июня в кабинете австрийского посланника в Белграде скончался российский посол А.А. Гартвиг: его сердце не выдержало напряжения трудных переговоров, которые он вел ради предотвращения большой войны.

Австрийские власти могли, конечно, подозревать, что к теракту причастна агентура Сербии, но никакими доказательствами этой причастности они не располагали, а впоследствии выяснилось с полной очевидностью, что Гаврил Принцип контактов с представителями Сербского государства не поддерживал и что поэтому правительство Сербии не имело ни малейшего отношения к убийству эрцгерцога и его супруги.

Тем не менее, реакцией австрийского правительства на теракт стал ультиматум, предъявленный Белграду.

Его текст был утвержден на заседании совета министров Австро-Венгрии 6 (19) июля, но поскольку в эти дни в Петербурге находился с визитом президент союзной России Франции Р. Пуанкаре, предъявление его было отложено: в Вене не хотели, чтобы, реагируя на этот ультиматум, Россия и Франция сразу договорились о согласованных действиях. Ультиматум был предъявлен австро-венгерским посланником Гизлем в Белграде 10 (23) июля, через час после отъезда Р. Пуанкаре из Петербурга.

В нем содержались требования, абсолютно неприемлемые для всякого суверенного государства, а именно:

«2) немедленно закрыть общество, называемое «Народна Одбрана», конфисковать все средства пропаганды этого общества и принять те же меры против других обществ и учреждений в Сербии, занимающихся пропагандой против австро-венгерской монархии…

3) незамедлительно исключить из действующих в Сербии программ учебных заведений, как в отношении личного состава учащих, так и в отношении способов обучения, все то, что служит или могло бы служить к распространению пропаганды против Австро-Венгрии;

4) удалить с военной и административной службы вообще всех офицеров и должностных лиц, виновных по отношению к австро-венгерской монархии, имена которых австро-венгерское правительство оставляет за собою право сообщить сербскому правительству, вместе с указанием совершенных ими деяний;

5) допустить сотрудничество в Сербии австро-венгерских органов в деле подавления революционного движения, направленного против территориальной неприкосновенности монархии (подразумевается Австро-Венгерская монархия. – прот. В.Ц.);

6) произвести судебное расследование против участников заговора 15 июня, находящихся на сербской территории, причем лица, командированные австро-венгерским правительством, примут участие в розысках, вызываемых этим расследованием;

<…>

9) дать австро-венгерскому правительству объяснение по поводу совершенно не могущих быть оправданными заявлений высших сербских чинов, как в Сербии, так и за границей, которые, несмотря на занимаемое ими официальное положение, позволили себе после покушения 15 июня высказываться в интервью во враждебном по отношению к австро-венгерской монархии тоне…»

Австрийская карикатура "Сербия должна погибнуть"

Посланник Сербии в России Спойлакович, встретившись с российским министром иностранных дел С.Д. Сазоновым, сообщил, что с самого начала конфликта «белградские власти говорили, что они готовы наказать тех лиц, которые участвовали в заговоре. Подобные вопросы решаются путем взаимных переговоров между заинтересованными правительствами, и в данном случае не может быть никаких недоразумений…

Вопрос о Боснии и Герцеговине служил предметом переговоров заинтересованных европейских кабинетов, а потому… весь вопрос о неисполнении обязательств, принятых Сербией, должен быть рассматриваем теми же европейскими правительствами, которые установят, насколько справедливо обвинение, возводимое Австрией на Сербию. Нельзя же на самом деле, чтобы Австрия была обвинителем и судьей!»

Конфликт, чреватый войной, вызвал немедленную реакцию в европейских столицах. Парижская газета «Journal des Débats», выражая позицию правительства Франции, писала тогда:

«Покушение, подготавливаемое на Сербию, недопустимо. Сербия должна согласиться на все требования, совместимые с ее независимостью, произвести расследование и указать виновных, но если от нее требуют большего, то она в праве отказать, и если против нее употребят силу, то Сербия не тщетно будет взывать к общественному мнению Европы и о поддержке великих держав, поставивших себе задачу охранения равновесия».

Но австрийский ультиматум вызвал прилив воинственного энтузиазма в Германии. Газета «Berliner Lokal Anzeiger» так комментировала его:

«Нота продиктована с гневом… терпение старого императора истощилось. Конечно, нота произведет в Белграде впечатление пощечины, однако Сербия примет унизительные требования, или давно и столь часто заряжавшиеся австрийские ружья выстрелят сами собой. Тщетны будут попытки Белграда обратиться за помощью к Петербургу. Немецкий народ облегченно вздохнет. Он приветствует решительность венского союзника и докажет свою верность в ближайшие дни».

О реакции российского правительства на австрийский ультиматум сообщил в своем выпуске от 12 июля «Русский инвалид»:

«Правительство весьма озабочено наступившими событиями и посылкой ультиматума Сербии. Правительство зорко следит за развитием австро-сербского столкновения, к которому Россия не может оставаться равнодушной».

13 июля Сербия ответила на ультиматум крайне компромиссным образом: большая часть австрийских требований была принята, но Сербия отказалась допустить вмешательство австро-венгерских властей в судебные расследования на сербской территории, не совместимое с суверенитетом Сербского государства.

Миролюбие сербского правительства произвело впечатление даже на воинственного германского императора Вильгельма II, который нашел сербский ответ удовлетворительным.

Но австрийские власти, что называется, закусили удила. Они отвергли этот ответ и в тот же день, когда он был дан, разорвали дипломатические отношения с Сербией.

Война становилась неотвратимой без потери лица Сербией, Австро-Венгрией или Россией.

Двумя днями раньше, 11 июля, королевич-регент Сербии Александр телеграфировал императору Николаю II: «Мы не можем защищаться. Посему молим Ваше Величество оказать нам помощь возможно скорее».

Святой император Николай II ответил на эту телеграмму через три дня, 14 июля:

«Пока есть малейшая надежда избежать кровопролития, все наши усилия должны быть направлены к этой цели. Если же, вопреки нашим искренним желаниям, мы в этом не успеем, Ваше Высочество может быть уверенным в том, что ни в коем случае Россия не останется равнодушной к участи Сербии».

15 июля Австро-Венгрия объявила Сербии войну.

В двуединой монархии началась всеобщая мобилизация. При этом войска подтягивались к границам не только с Сербией, но и с Россией.

Российское правительство в ответ приняло решение о проведении мобилизации в четырех военных округах, примыкавших к австрийской границе, однако начальник Генерального штаба Н.Н. Янушкевич высказался за необходимость всеобщей мобилизации, потому что не было надежды, что Германия не вступит в войну на стороне своей ближайшей союзницы Австро-Венгрии в случае ее столкновения с Россией, а проведение частичной мобилизации могло затруднить исполнение планов всеобщей мобилизации, которые были, как это обыкновенно делается, детально разработаны в Генштабе заранее: из-за нарушения подготовленных планов могли возникнуть логистические проблемы.

Государь не сразу решился на предложение Генштаба, но после совещания с военными советниками 17 июля он дал согласие на замену частичной мобилизации всеобщей.

Осознавая масштаб надвигающейся беды, Николай II пытался еще предотвратить ее, надеясь на благоразумие германского императора Вильгельма II, близкого родственника своего и своей супруги.

В тот же день он телеграфировал кузену, который требовал от российского правительства отменить мобилизацию:

«Технически невозможно остановить наши военные приготовления, ставшие неизбежными ввиду мобилизации Австрии. Мы далеки от того, чтобы желать войны. Пока будут длиться переговоры с Австрией по Сербскому вопросу, мои войска не предпримут никаких военных действий. Я торжественно даю тебе в этом мое слово».

Со стороны Германии ответной миролюбивой реакции не последовало.

В ночь с 18 на 19 июля посол Германии Пурталес в Петербурге нанес визит министру иностранных дел С.Д. Сазонову с требованием немедленно отменить мобилизацию, угрожая в противном случае войной.

Германские власти заговорили с Россией языком ультиматумов, что было, разумеется, неприемлемо для суверенной и великой державы.

В исполнении этого ультиматума послу было отказано, но Сазонов заверил его, что Россия не начнет военных действий против Австрии, пока продолжатся ее переговоры с Сербией.

19 июля (1 августа) 1914 года в 7 часов 10 минут Пурталес передал Сазонову официальный акт об объявлении войны.

Так началась великая война, а вместе с нею, по словам поэта, начался «не календарный, настоящий двадцатый век».

20 июля в Санкт-Петербурге, которому предстояло под влиянием патриотического энтузиазма пережить свое первое переименование – в Петроград, толпы народа заполнили Дворцовую площадь, и когда Николай II вышел на балкон Зимнего дворца, раздались крики «ура», пение гимна «Боже, Царя храни!»; народ опустился на колени.

Казалось, что пережитая в начале века революционная смута окончательно ушла в прошлое. Принимая во дворце высшие чины армии и флота, император заявил: «Я здесь торжественно заявляю, что не заключу мира до тех пор, пока последний неприятельский воин не уйдет с земли нашей».

В тот же день вышел Высочайший манифест, в конце которого было сказано:

«Ныне предстоит уже не заступаться только за несправедливо обиженную родственную нам страну, но оградить честь, достоинство, целость России и положение ее среди великих держав».

Как видно из цитированных документов, Россия в лице своего монарха обнаружила в канун войны предельное миролюбие, готовность к компромиссам, но без потери лица и чести, без предательства единоверной и единокровной Сербии, которой в свое время даны были гарантии защиты ее независимости.

Такова моральная сторона и оценка происшедшего. Но как обстоит дело в политико-прагматическом плане, как виделись эти события исходя из интересов Российского государства?

Приближение великой войны, более того, ее неотвратимость переживалась в разных странах Европы и в разных ее странах: на политическом олимпе – министрами, дипломатами и генералами, бизнесом, оппозиционными партиями и революционным подпольем, политически ангажированной интеллигенцией и аполитичными кругами.

Эти настроения отразились в газетных публикациях предвоенных лет и месяцев.

К войне вели непримиримые противоречия между Германией и Францией, которая не смирилась с утратой Эльзаса и Лотарингии и подчинила свою внешнюю и оборонную политику высшей цели – реваншу.

Австро-Венгрия продолжала экспансию на Балканах, не удовлетворившись аннексией Боснии и Герцеговины, явным образом стремясь подмять под себя православные народы Балкан, над которыми шаг за шагом утрачивала власть Османская империя.

Подобная политика империи Габсбургов наталкивалась на сопротивление со стороны православной России, для которой эта экспансия была неприемлемой. Между Германией и Великобританией нарастало соперничество из-за заморских колоний, которыми Германская империя, несмотря на свою индустриальную и военную мощь, была обделена. И это только верхушка айсберга противоречий между великими европейскими державами.

В этой ситуации для России было жизненно важным делом оказаться на случай войны в составе более сильной коалиции.

И эти расчеты Российского правительства оправдались. Начав войну против России, германские власти не сомневались, что Франция, связанная с Россией союзным договором и жаждущая отмщения за позорный проигрыш 1871 года, не останется в стороне, поэтому по соображениям военно-стратегическим, не дожидаясь реакции потенциального противника, 21 июля Германия объявила войну Франции.

Австро-Венгрия, агрессивные действия которой против Сербии подожгли Европу, медлила с объявлением войны России.

За этой паузой стояла дипломатическая уловка: Италия, входившая в Тройственный союз с Германией и Австро-Венгрией, исполнение своих союзнических обязательств обусловила оборонительными целями войны, и тот факт, что не Россия Германии, а Германия России, а потом и Франции объявила войну, освобождал Италию от обязанности участвовать в ней на стороне своих союзников.

Поэтому Австрия выдерживала паузу, дожидаясь российского нападения, но по военным соображениям она все же вынуждена была первой 24 июля объявить войну России.

Италия тогда приняла решение о своем нейтралитете, а позже, в 1915 году, вступила в войну на стороне Антанты. Дело в том, что Италия колебалась в выборе союзников, поскольку имела территориальные претензии и к Франции из-за Ниццы, и к Австро-Венгрии из-за Триеста и Южного Тироля, так что, выйдя из Тройственного союза, она могла выбирать союзников, исходя из шансов на победу той или другой стороны.

Великобритания была связана с Францией союзным договором – «сердечным соглашением», или Антантой, но поскольку в центральной Азии и на Дальнем Востоке у нее были серьезные противоречия с Россией, британское правительство медлило с вступлением в войну.

Когда, однако, германская армия, ввиду того, что со стороны Франции граница была мощно укреплена в инженерном отношении и там сосредоточены были наиболее боеспособные силы противника, решила вести наступление на Париж через территорию нейтральной Бельгии, Лондон в ультимативном тоне потребовал от Германии уважать нейтралитет этой страны и вывести из нее свои войска.

Германия проигнорировала британское требование, несмотря на то, что стратегические расчеты правительства и генерального штаба исходили из предпосылки британского нейтралитета.

В ночь с 22 на 23 июля Великобритания объявила войну Германии.

11 августа к Антанте присоединилась союзница Британии Япония.

Румыния, оставшаяся в начале войны нейтральной, несмотря на то, что ее король Карл I, родом из династии Гогенцоллернов, тщетно пытался склонить правительство к участию в войне на стороне Германии и Австрии, позже вступила в войну также на стороне Антанты.

Германии и Австрии удалось, однако, привлечь в союзники Османскую империю и Болгарию. В 1917 году, когда исход мировой войны окончательно определился, в нее вступили Соединенные Штаты.

Толпы на Трафальгарской площади приветствуют известие о войне с Германией

Таким образом, значительный перевес сил в отношении численности войск и населения, а также экономических масштабов был на стороне Антанты.

Боевая выучка и храбрость германских солдат, высококлассный профессионализм германских генералов и офицеров не могли компенсировать этого колоссального превосходства противника.

Кошмар войны на два фронта, которого в свое время страшился мудрый политик Отто фон Бисмарк и от которого он предостерегал Германию, стал реальностью, обрекавшей ее на поражение. Так что, вступая в войну, Россия действовала продуманно, с основательным прагматическим расчетом.

И все же для России эта война закончилась катастрофой не меньших масштабов, чем для Германии. В газетных публикациях нередко можно встретить утверждение, что Россия в этой войне потерпела поражение: это, конечно, абсурдное суждение – при поражении одной стороны другая становится победителем.

Поражение потерпели противники России, развязавшие войну. Победа над ними одержана была главным образом жертвенной кровью российских солдат, перемоловших значительную часть живой силы Германии и Австро-Венгрии.

Правда, когда на мирной конференции в Версале в 1919 году делили победный пирог, Россия в этом дележе не участвовала.

Причиной отсутствия ее делегации в Версале была не только несправедливость былых союзников: поводом для отстранения России от участия в конференции послужил ее выход из войны через заключение Брестского мира в канун разгрома Германии и Австрии. Известно, что Брест-Литовскому мирному договору предшествовала революционная катастрофа.

К тому же в 1918 году, когда был подписан Брестский договор, если бы даже Совет народных комиссаров, сместивший столь же самозваное, как и он, Временное правительство, готов был продолжить войну, к чему склонялось тогда едва ли не большинство большевистских лидеров, он лишен был такой возможности: разложение действующей армии, начавшееся после свержения Царя, за год подошло к своему естественному финалу – массовому дезертирству и развалу фронта.

Падение Российской империи было в свое время предсказано и профетически – преподобным Серафимом Саровским, и историософски – К.Н. Леонтьевым, и даже поэтически – в юношеском, почти детском стихотворении М.Ю. Лермонтова:

«Настанет год, России черный год,

Когда царей корона упадет;

Забудет чернь к ним прежнюю любовь,

И пища многих будет смерть и кровь».

Император Николай II осознавал опасность войны с Германией. В любом случае, он не хотел вовлечения в нее России, однако ультиматум, предъявленный австрийским правительством единоверной Сербии, а затем Германией – самой России, не оставил ему выбора: смертному человеку не дано предвидеть всех последствий совершаемых им поступков, но христианин призван во всех обстоятельствах действовать по своей христианской совести.

В июле 1914 года святой император Николай II поступил по совести, не предав Сербию на растерзание.

Что же касается исхода мировой войны для России, то, как предвидел один из победителей в ней маршал Франции Ф. Фош, Версальский мир оказался не настоящим миром, а лишь договором о перемирии, поскольку он не разрешил противоречий, ввергших мир в войну.

После 20 лет передышки война возобновилась с почти теми же участниками на одной и другой стороне, что и в первом акте всемирно-исторической драмы, и закончилась она в 1945 году для России и ее союзников триумфальной победой, но это уже совсем другая история.

Протоиерей Владислав Цыпин,

профессор, доктор церковной истории, магистр богословия, преподаватель Сретенской духовной семинарии.

http://www.pravoslavie.ru/9055...

А вот как описывается история с германским ультиматумом сотрудниками Министерства иностранных дел:

В полночь на 19 июля/1 августа 1914 г. немецкий посол в Санкт-Петербурге Ф. Пурталес передал российскому министру иностранных дел С. Д. Сазонову ультиматум, а вечером того же дня последовало объявление Германией войны России.

В секретных архивах царского министерства иностранных дел сохранилась примечательная запись о том, как происходило вручение ноты об объявлении войны. Между собой мидовские архивисты называют этот документ не иначе, как "слезы Пурталеса".

Дело обстояло следующим образом. В 5 часов вечера граф Ф. Пурталес сообщил по телефону начальнику канцелярии министра иностранных дел барону М. Ф. Шиллингу, что ему необходимо безотлагательно видеть министра. Барон сказал, что С. Д. Сазонов в настоящее время находится в Совете министров, и обещал уведомить посла, как только министр вернется.

Как сказано в дневнике министра, предупрежденный о желании Ф. Пурталеса приехать в министерство С. Д. Сазонов не обольщал себя никакими надеждами и, идя навстречу послу, бросил мимоходом барону М. Ф. Шиллингу, что Ф. Пурталес, вероятно, привез объявление войны.

Войдя в кабинет министра, германский посол спросил, согласно ли российское Правительство дать благоприятный ответ на его ноту от 18/31 июля.

Нота, по сути, носила ультимативный характер, ибо требовала от России отменить объявленную в стране мобилизацию, направленную против желания Австро-Венгрии силой оружия разрешить конфликт с Сербией, где в Сараево 15/28 июня 1914 г. были убиты наследник австрийского престола Франц-Фердинанд и его жена.

С. Д. Сазонов ответил послу отрицательно, прибавив, что, хотя объявленная общая мобилизация не может быть отменена, Россия не отказывается продолжать переговоры с целью изыскания мирного выхода из создавшегося положения.

Далее события развивались по всем законам трагикомического жанра. Граф Ф. Пурталес, уже приехавший весьма озабоченным, стал выказывать признаки возрастающего волнения. Вынув из кармана сложенную бумагу, он еще раз поставил перед министром тот же вопрос, подчеркнув тяжкие последствия, к которым может привести отказ России согласиться на требование Германии об отмене мобилизации.

С. Д. Сазонов твердо и спокойно подтвердил только что данный им ответ. Все больше волнуясь, посол вновь задал тот же вопрос, на что министр сказал, что у него нет другого ответа. Посол, глубоко расстроенный, задыхаясь, с трудом выговорил, что в таком случае немецкое Правительство поручило ему вручить министру следующий документ. С этими словами Ф. Пурталес дрожащими руками передал С. Д. Сазонову ноту об объявлении войны.

Как впоследствии выяснилось, нота содержала два варианта текста, по оплошности германского Посольства в Санкт-Петербурге соединенных в одном документе. (один вариант исходил из принятия ультиматума, а второй - из его отклонения).

Эта подробность, впрочем, была замечена не сразу, поскольку суть германского заявления была настолько ясна, что, говоря языком министерского дневника, не в словах было дело.

После вручения ноты германский посол отошел к окну и, взявшись за голову, заплакал. Совладав кое-как с собой, Ф. Пурталес обнял С. Д. Сазонова и покинул министерство.

Приведенный фрагмент дневников может создать впечатление, что Россия сама жаждала войны, потому С. Д. Сазонов и проявил такие выдержку и твердость в разговоре с Ф. Пурталесом.

Однако если проанализировать шаги российской дипломатии после начала австро-сербского кризиса, который в историографии также называют июльским кризисом, то выяснится, что на их фоне "слезы Пурталеса" можно было бы охарактеризовать не иначе, как "крокодиловы слезы".

Сразу после начала июльского кризиса российская дипломатия уповала на мирный исход, полагая, что доказать причастность белградского Правительства к покушению на австрийского эрцгерцога Франца-Фердинанда в Сараево не удастся, а престарелый император Австро-Венгрии Франц-Иосиф не захочет омрачить близкий конец своего правления кровопролитием. Но при этом С. Д. Сазонов, как и российский император Николай II, вовсе не был намерен отдавать Сербию на растерзание Австрии.

Между тем в Санкт-Петербург стали поступать тревожные сигналы о возможных международных последствиях убийства австрийского эрцгерцога. Вырисовывалась вероятность резкого демарша Австро-Венгрии, подкрепленного военной угрозой.

Незамедлительно С. Д. Сазонов предупредил австрийского поверенного в делах О. Чернина: "Не вступайте на этот путь: он опасен". Затем предписал российскому послу в Вене Н. Н. Шебеко "дружески, но настойчиво" указать австрийскому министру иностранных дел Л. Берхтольду "на опасные последствия, к которым может привести подобное выступление, если оно будет иметь неприемлемый для достоинства Сербии характер".

В этот момент для России было крайне важно договориться с Францией о единой линии поведения. В ходе визита Президента Франции Р. Пуанкаре в Россию 7—10/20—23 июля С. Д. Сазонов вел переговоры и с самим президентом, и с председателем Совета министров Франции, министром иностранных дел А. Вивиани. Особое внимание было уделено назревавшему австро-сербскому конфликту, который рассматривался в контексте поддержания европейского равновесия.

Результат бесед можно было свести к трем пунктам: констатация общности взглядов на проблемы мира и европейского равновесия, в особенности на Востоке; решение повлиять на Вену с целью предотвратить предъявление требований, которые были бы равносильны вмешательству во внутренние дела Сербии и могли рассматриваться как покушение на ее суверенитет; торжественное подтверждение обязательств, возлагаемых на обе стороны союзом России и Франции. К намеченным дипломатическим акциям двух держав в Вене было решено привлечь также Англию.

Однако Россия и ее союзники не успели предотвратить австрийский ультиматум Сербии. С. Д. Сазонов узнал о нем утром 11/24 июля и охарактеризовал возникшее положение словами "это европейская война".

Министр сразу же связался по телефону с Николаем II, доложил о происшедшем и попросил его срочно созвать Совет министров. Затем С. Д. Сазонов пригласил к себе начальника Генерального штаба Н. Н. Янушкевича и обговорил с ним возможность частичной (против одной Австро-Венгрии) мобилизации русской армии.

Тут же С. Д. Сазонов принял австрийского посла С. Сапари, который вручил ему письменное сообщение, включавшее текст венского ультиматума Белграду и выводы следствия о сараевском покушении. В документе и в устном заявлении посла Сербия обвинялась в организации заговора, угрожающего целостности и безопасности Двуединой монархии.

В ответ С. Д. Сазонов обвинил Австро-Венгрию в умышленном провоцировании войны, посоветовал взять ультиматум обратно и, как минимум, смягчить австрийские требования.

С. Д. Сазонов встретился также с послами Франции и Англии и предложил выработать совместный план действий. Министр и французский посол М. Палеолог ознакомили посла Великобритании в Санкт-Петербурге Дж. Бьюкенена с соглашением двух правительств, достигнутым во время визита Р. Пуанкаре, и поставили вопрос о присоединении к нему Англии. Дж. Бьюкенен передал просьбу в Лондон, но Форин офис от ее выполнения на этом этапе уклонился.

Днем собрался на заседание Совет министров России. С. Д. Сазонов и министр земледелия А. В. Кривошеин обосновали необходимость, несмотря на риск ускорить начало войны, занять твердую позицию. Главы других ведомств согласились с ними. Было намечено, продолжая дипломатические усилия во имя сохранения мира, прибегнуть в зависимости от хода событий к частичной мобилизации войск. Решение это было, конечно, преждевременным — Санкт-Петербург в бой не рвался. Сразу же после заседания С. Д. Сазонов принял сербского посланника М. Спайлаковича и посоветовал, чтобы Сербия, отвечая на австрийскую ноту, проявила максимум уступчивости, совместимой, однако, с сохранением суверенитета.

Вечером состоялось свидание С. Д. Сазонова с германским послом. Граф Ф. Пурталес, оправдывая действия Вены, предлагал локализовать австро-сербский конфликт, оставив Сербию один на один с противником. Русский министр отказался разделить такой взгляд и обвинил Австро-Венгрию в предъявлении заведомо неприемлемых требований и неуважении к мнению других держав.

Утром 12/25 июля С. Д. Сазонов ознакомился с полученными за ночь телеграммами. Австро-Венгрия сосредотачивала вооруженные силы на сербской границе. Из Белграда обещали дать примирительный ответ на австрийскую ноту, но не считали возможным принять все требования Вены. Затем состоялось заседание Совета министров под председательством императора. С. Д. Сазонов доложил о ходе дипломатических переговоров и о последних событиях, свидетельствовавших, что тучи сгущаются. Обсуждался вопрос, объявлять ли намеченную накануне частичную мобилизацию.

Последствия этого шага в правительстве отлично понимали. Поэтому решено было пока воздержаться, выждав реакцию Австро-Венгрии на сербский ответ. Однако со следующего дня на всей территории империи было введено в действие "Положение о подготовительном к войне периоде" с комплексом предмобилизационных мероприятий. Центр усилий стал перемещаться из дипломатической в военную плоскость.

Вечером Австро-Венгрия разорвала дипломатические отношения с Сербией, заверив другие державы, что это еще не означает начала военных действий. С. Д. Сазонов не жалел усилий, чтобы склонить Англию открыто солидаризироваться с Францией и Россией, что в общем-то и понятно — солидарная позиция держав могла бы оказать сдерживающее влияние на Вену и Берлин.

Но ни ежедневные беседы С. Д. Сазонова с Дж. Бьюкененом, ни личное письмо Николая II Георгу V, ни попытки воздействовать на Лондон через Париж не давали желаемого результата. Пришлось примириться с тем, что "Англия не выскажется, пока объявление всеобщей войны не выдвинет определенного во-проса о европейском равновесии".

Оставалась, однако, еще одна возможность сдержать трагическое развитие событий, не допустить кровопролития.

С. Д. Сазонов поддержал просьбу Сербии, чтобы державы приняли на себя третейское посредничество в конфликте с Австро-Венгрией, и предложил дипломатам Двуединой монархии вступить в неофициальный обмен мнениями для совместной переработки некоторых статей австрийского ультиматума.

Однако вечером 15/28 июля Австро-Венгрия объявила Сербии войну и сразу же приступила к боевым операциям. Германия солидаризировалась с союзницей и предупредила, что поддержит ее в случае выступления России.

Франция, опасаясь колебаний Санкт-Петербурга, тоже подтвердила свою готовность исполнить союзнические обязательства. В британском кабинете началась борьба между "либерал-империалистами" и их оппонентами по вопросу о вступлении в войну. Правительство Г. Асквита решило оставить в мобилизованном состоянии собранный для маневров флот.

И даже в этой ситуации Санкт-Петербург попытался остановить "сползание" Европы к катастрофе.

С. Д. Сазонов поддержал британскую идею посредничества четырех держав (Англия, Франция, Германия и Италия) в австро-сербском и австро-российском конфликтах и предложение Форин офиса, допускавшее частичную оккупацию Австро-Венгрией сербской территории при условии отказа от дальнейшего продвижения войск в ожидании результатов посредничества держав.

Последние надежды на предотвращение "большой войны" возлагались в Петербурге на примиряющее влияние Берлина. Они возникли в связи с обменом телеграммами между Николаем II и его кузеном — кайзером Вильгельмом II

16 /29 июля. А С. Д. Сазонов в тот день дважды имел объяснения с германским послом. Первое как будто бы давало надежду на мирный исход кризиса.

Но во время второго визита Ф. Пурталес зачитал С. Д. Сазонову телеграмму германского министра иностранных дел Бетман-Гольвега, где говорилось, что, если Россия будет продолжать военные приготовления, Германия сочтет себя вынужденной мобилизоваться и перейти от слов к действиям.

Это предупреждение вызвало следующую реакцию С. Д. Сазонова: "Теперь у меня нет больше сомнений относительно истинных причин австрийской непримиримости".

После некоторых колебаний российский министр иностранных дел согласился с мнением военных о необходимости общей мобилизации, чтобы безнадежно не отстать в мобилизационных мероприятиях от центральных держав — к тому времени в Австро-Венгрии мобилизация уже шла полным ходом.

За ночь ситуация ухудшилась. Поступили известия о военных приготовлениях Австро-Венгрии на российской границе и предмобилизационных мероприятиях Германии.

С утра 17/30 июля военный министр В. А. Сухомлинов, Н. Н. Янушкевич и С. Д. Сазонов, к которым присоединился А. В. Кривошеин, старались убедить царя в неотложности общей мобилизации.

В три часа дня царь согласился предоставить С. Д. Сазонову аудиенцию для доклада об общем положении. Министру с большим трудом удалось убедить Николая II, что Германия уже сделала выбор в пользу войны и у России не остается иного выхода, кроме общей мобилизации.

Царское повеление С. Д. Сазонов сразу же передал по телефону Н. Н. Янушкевичу, и механизм общей мобилизации заработал.

Растаяли последние надежды на предотвращение начала мировой войны.

Несмотря на все ее усилия, России так и не удалось остановить наступление мировой трагедии.

http://krsk.mid.ru/slezy-purta...