Концлагеря в Польше порой были страшнее, чем лагеря нацистов
Массовая гибель красноармейцев, попавших в польский плен в 1919-1920 гг., замалчивается до сих пор. В советские времена - из-за "братской Польши". Сегодня - из нежелания прослыть врагом свободного мира.
Генеральная прокуратура России обратилась в 1998 году в соответствующие госорганы Республики Польша с просьбой о возбуждении уголовного дела по факту гибели 83.500 пленных красноармейцев в 1919-1921 гг. Хотя изначально речь шла о 200 тысячах. Но данных об их гибели нет и более вероятно, что они выжили и рассеялись по Европе.
В ответ на это обращение генеральный прокурор Польши и министр юстиции Ханна Сухоцкая в категорической форме заявила, что "...следствия по делу о, якобы, истреблении пленных большевиков в войне 1919-1920 гг., которого требует от Польши Генеральный прокурор России, не будет".
Отказ Х. Сухоцкая обосновала тем, что польскими историками "достоверно установлена" смерть 16-18 тыс. военнопленных по причине "общих послевоенных условий", о существовании в Польше "лагерей смерти" и "истреблении" не может быть и речи, поскольку "никаких специальных действий, направленных на истребление пленных, не проводилось".
Для того, чтобы "окончательно закрыть" вопрос о гибели красноармейцев генпрокуратура Польши предложила создать совместную польско-российскую группу ученых для "...обследования архивов, изучения всех документов по этому делу и подготовки соответствующей публикации".
Таким образом, польская сторона квалифицировала просьбу российской стороны как неправомерную и отказалась ее принять, хотя сам факт массовой гибели советских военнопленных в польских лагерях генеральной прокуратурой Польши был признан.
В ноябре 2000 года, накануне визита в Варшаву российского министра иностранных дел И.С. Иванова польские СМИ в числе предполагаемых тем польско-российских переговоров назвали и проблему гибели военнопленных красноармейцев, актуализированной благодаря публикациям кемеровского губернатора А.Тулеева в "Независимой газете".
В том же году была создана российская комиссия по расследованию судьбы красноармейцев, взятых в польский плен в 1920 году, с участием представителей Министерства обороны, МИД, ФСБ и архивной службы Российской Федерации.
В 2004 году на основе двустороннего соглашения от 4 декабря 2000 года была предпринята первая совместная попытка историков двух стран найти истину на основе детального изучения архивов — прежде всего, польских, так как события происходили преимущественно на польской территории.
Результатом совместной работы стало издание объемного польско-российского сборника документов и материалов "Красноармейцы в польском плену в 1919-1922 гг.", позволяющих уяснить обстоятельства гибели красноармейцев. http://www.katyn.ru/forums/vie...
Рецензию на сборник подготовил астроном Алексей Памятных — кавалер польского Креста Заслуги (награжден 4.04.2011 года президентом Польши Б.Коморовским "за особые заслуги по распространению правды о Катыни").
В настоящее время польские историки пытаются представить сборник документов и материалов "Красноармейцы в польском плену в 1919-1922 гг." в качестве своеобразной "индульгенции" для Польши в вопросе о гибели десятков тысяч советских военнопленных в польских концентрационных лагерях. Утверждается, что "достигнутое согласие исследователей в отношении количества умерших в польском плену красноармейцев... закрывает возможность политических спекуляций на теме, проблема переходит в разряд чисто исторических...".
Однако это не соответствует истине.
Во-первых, по ряду аспектов мнения исследователей двух стран серьезно разошлись, вследствие чего результаты были изданы общим сборником, но с разными предисловиями в Польше и России.
13 февраля 2006 года, после телефонного разговора координатора международного проекта "Правда о Катыни" историка С.Э.Стрыгина с одним из составителей сборника, российским историком Н.Е. Елисеевой, выяснилось, что "в ходе работы над сборником в польских архивах было выявлено существенно больше официальных документов о внесудебных расстрелах польскими военнослужащими военнопленных советских красноармейцев.
Однако непосредственно в сам сборник были включены лишь три из них. С остальных выявленных документов о расстрелах были сняты копии, которые в настоящее время хранятся в Российском государственном военном архиве.
В ходе подготовки издания возникли очень серьезные противоречия в позиции польской и российской стороны. (По образному выражению Н.Е. Елисеевой "...дело доходило до рукопашной").
В конечном итоге эти разногласия устранить не удалось и пришлось делать два принципиально разных предисловия к сборнику — от российской и от польской стороны, что для подобных совместных изданий является уникальным фактом".
Во-вторых, между польскими участниками группы составителей сборника и российским историком Г.Ф. Матвеевым сохранились большие расхождения по вопросу о количестве пленных красноармейцев. Согласно расчётам Матвеева, неясной осталась судьба не менее чем 9-11 тысяч пленных, которые не умерли в лагерях, но и не вернулись в Россию.
В целом Матвеев фактически указал на неопределенность судьбы около 50 тысяч человек из-за: занижения польскими историками числа пленных красноармейцев, а вместе с тем и числа погибших пленных; расхождения данных из польских и российских документов; случаев расстрела польскими военными пленных красноармейцев на месте, без отправления их в лагеря для военнопленных; неполноты польского учета гибели военнопленных; сомнительности данных из польских документов времен войны.
В-третьих, второй том документов и материалов по проблеме гибели узников польских концлагерей, который должен был выйти вскоре после первого, не издан до сих пор. А "тот, который был опубликован, лежит забытый в Главной дирекции государственных архивов и Федеральном архивном агентстве России. И никто не торопится доставать эти документы с полки".
Мироненко С.В. До 2016 г - директор, а с 2016 года научный руководитель Госархива.
В-четвертых, по мнению некоторых российских исследователей, "несмотря на то, что сборник "Красноармейцы в польском плену в 1919-1922 гг." составлялся при доминирующем мнении польских историков, большинство его документов и материалов свидетельствуют о таком целенаправленном диком варварстве и бесчеловечном отношении к советским военнопленным, что о переходе этой проблемы в "разряд чисто исторических" не может быть и речи!
Более того, размещенные в сборнике документы неопровержимо свидетельствуют о том, что в отношении военнопленных советских красноармейцев, прежде всего, этнических русских и евреев, польские власти проводили политику истребления голодом и холодом, розгой и пулей", т. е. "свидетельствуют о таком целенаправленном диком варварстве и бесчеловечном отношении к советским военнопленным, что подобное следует квалифицировать, как военные преступления, убийства и жестокое обращение с военнопленными с элементами геноцида".
В-пятых, несмотря на проведенное советско-польское исследование и имеющиеся по проблематике публикации, состояние документальной базы по этому вопросу по-прежнему таково, что какие-либо точные данные о количестве погибших красноармейцев просто отсутствуют.
(Не хочется верить, что польская сторона их тоже "потеряла", как это было сделано с документами о катынских событиях, полученными якобы из российских архивов в 1992 году, после того, как появились публикации о том, что данные материалы — изготовленные в годы "перестройки" фальшивки).
Тезисно ситуация с гибелью красноармейцев выглядит следующим образом.
В результате начатой Польшей в 1919 году против Советской России войны, польской армией было захвачено свыше 150 тыс. красноармейцев.
Всего, в совокупности с политическими заключенными и интернированными гражданскими лицами, в польском плену и концлагерях оказалось более 200 тысяч красноармейцев, гражданских лиц, белогвардейцев, бойцов антибольшевистских и националистических (украинских и белорусских) формирований.
В польском плену в 1919-1922 гг. красноармейцы уничтожались следующими основными способами:
1) Массовыми убийствами и расстрелами.
В основном до заключения в концлагеря их:
а) уничтожали во внесудебном порядке, оставляя ранеными на поле боя без оказания медицинской помощи и создавая гибельные условия транспортировки в места заключения;
б) казнили по приговорам различных судов и трибуналов;
в) расстреливали при подавлении неподчинения.
2) Созданием невыносимых условий.
В основном в самих концлагерях с помощью:
а) издевательств и избиений,
б) голода и истощения,
в) холода и болезней.
Вторая Речь Посполитая создала огромный "архипелаг" из десятков концентрационных лагерей, станций, тюрем и крепостных казематов.
Он раскинулся на территории Польши, Белоруссии, Украины и Литвы, и включал в себя не только десятки концентрационных лагерей, в том числе открыто именовавшиеся в тогдашней европейской прессе "лагерями смерти", и т.н. лагеря интернированных, в качестве которых польские власти использовали в основном концлагеря, построенные немцами и австрийцами в период первой мировой войны, такие как Стшалково, Шиптюрно, Ланьцут, Тухоль, но и тюрьмы, сортировочные концентрационные станции, пункты сосредоточения и различные военные объекты вроде Модлина и Брестской крепости, где было сразу четыре концлагеря.
Острова и островки архипелага располагались, в том числе, в польских белорусских, украинских и литовских городах и весях и назывались: Пикулице, Коростень, Житомир, Александров, Луков, Остров-Ломжинский, Ромбертов, Здунская Воля, Торунь, Дорогуск, Плоцк, Радом, Пшемысл, Львов, Фридриховка, Звягель, Домбе, Демблин, Петроков, Вадовицы, Белосток, Барановичи, Молодечино, Вильно, Пинск, Ружаны, Бобруйск, Гродно, Лунинец, Волковысск, Минск, Пулавы, Повонзки, Ровно, Стрый, Ковель...
Сюда же следует отнести т.н. рабочие команды, работавшие в округе и у окрестных помещиков, формировавшиеся из узников, смертность среди которых временами превышала 75%.
Наиболее смертоносными для узников были концлагеря, расположенные на территории Польши — Стшалково и Тухоль.
В начале 1920-х годов польские власти пытались отвлечь внимание мировой общественности от массовой гибели советских военнопленных из-за бесчеловечного обращения, переключив внимание на содержание польских военнопленных в советском плену.
Однако сравнение оказалось очень выгодным для советской стороны. Несмотря на намного более тяжелые условия — гражданскую войну, иностранную интервенцию, разруху, голод, массовые эпидемии, отсутствие средств, — польские военнопленные в России находились в гораздо более комфортных для выживания условиях.
К тому же их содержание курировали родственники высокопоставленных большевиков-поляков вроде Ф.Дзержинского.
Сегодня польская сторона признает факт массовой гибели заключенных польских концентрационных лагерей. Однако стремится преуменьшить цифру, отражающую реальное количество погибших в плену. Это осуществляется, в том числе, и с помощью смысловой подмены.
Во-первых, численность взятых в плен красноармейцев существенно занижается, с целью уменьшения итогового количества погибших.
Во-вторых, при подсчете погибших пленных речь идет только об умерших во время заключения.
Таким образом не учитывается около 40% военнопленных, погибших до заключения в концлагеря — непосредственно на поле боя либо во время транспортировки в концлагеря (и из них — обратно на родину).
В-третьих, речь идет только о гибели красноармейцев, благодаря чему за пределами внимания оказываются умершие в неволе белогвардейцы, бойцы антибольшевистских и националистических формирований и члены их семей, а также политические заключенные и интернированные гражданские лица (сторонники советской власти и беженцы с востока).
В целом польский плен и интернирование унесли жизни более чем 50 тыс. жизней русских, украинских и белорусских узников: около 10-12 тыс. красноармейцев погибли до заключения в концлагеря, порядка 40-44 тыс. в местах заключения (примерно 30-32 тыс. красноармейцев плюс 10-12 тыс. гражданских лиц и бойцов антибольшевистских и националистических формирований).
Гибель десятков тысяч русских узников и гибель поляков в Катыни — это две разные проблемы, не связанные между собой. Массовая гибель советских военнопленных не является табу в современной Польше. Ее просто пытаются подать так, чтобы не дискредитировать польскую сторону.
Заслуживают внимания предложения блоггеров о введении официальной даты поминовения бойцов Красной армии, погибших в польском плену в 1919-1922 годах и кемеровского губернатора Амана Тулеева — о создании Российского Института национальной памяти, который займется расследованиями преступлений, совершенных, в том числе и на чужбине, против советских и российских граждан.
В России начался сбор средств для установления памятника красноармейцев, погибших в польских концлагерях. Сбором денег занимается Российское военно-историческое общество, которое опубликовало на своём сайте следующее сообщение:
«На участке воинских захоронений мемориального Краковского городского кладбища погребено более 1,2 тыс. военнопленных красноармейцев, погибших в концентрационных лагерях периода советско-польской войны 1919—1921 годов в окрестностях Кракова. Имена большинства из них неизвестны. Вернуть память о них – наш долг потомков».
Как пишет историк Николай Малишевский, в Польше после этого разразился скандал. Польская сторона возмущена: она видит в этом попытку России «исказить историю» и «отвлечь внимание от Катыни».
Глупость и убогость такого рассуждений очевидно, ибо на самом деле поляки остались верными своим «лучшим традициям» — изображать себя «вечную жертву» со стороны либо русских, либо немецких агрессоров, при этом полностью игнорируя собственные преступления. А скрывать им действительно есть чего!
Приведём на сей счёт статью того же Николая Малишевского, который очень хорошо знает историю польского ГУЛАГа. Думаю, что полякам на факты, приведённые в этом материале возразить абсолютно нечего...
... Красноармейцы оказались под Варшавой в результате не наступления на Европу, как врут польские пропагандисты, а в результате контрудара Красной Армии.
Этот контрудар был ответом на попытку польского блицкрига весной 1920 года с целью закрепления за Польшей Вильно, Киева, Минска, Смоленска и (если удастся) Москвы, где Пилсудский мечтал собственноручно начертать на стенах Кремля: «Говорить по-русски запрещается!»
К сожалению, в странах бывшего СССР тема массовой гибели в польских концлагерях десятков тысяч россиян, украинцев, белорусов, прибалтов, евреев, немцев освещена ещё недостаточно.
В результате начатой Польшей против Советской России войны поляки захватили свыше 150 тыс. красноармейцев. Всего вместе с политическими заключёнными и интернированными в польском плену и концлагерях оказалось более 200 тысяч красноармейцев, гражданских лиц, белогвардейцев, бойцов антибольшевистских и националистических (украинских и белорусских) формирований...
Запланированный геноцид
Отношение к пленным польской стороны предельно чётко выразил комендант лагеря в Бресте, заявивший в 1919 году:
«Вы, большевики, хотели отобрать наши земли у нас – хорошо, я вам дам землю. Убивать я вас не имею права, но я буду так кормить, что вы сами подохнете».
Слова не разошлись с делом. Согласно воспоминания модной из прибывших из польского плена в марте 1920 года, «13 дней мы хлеба не получали, на 14 день, это было в конце августа, мы получили около 4 фунтов хлеба, но очень гнилого, заплесневелого... Больных не лечили, и они умирали десятками...».
Из доклада о посещении лагерей в Брест-Литовске уполномоченными Международного комитета Красного Креста в присутствии врача французской военной миссии в октябре 1919 года:
«От караульных помещений, так же как и от бывших конюшен, в которых размещены военнопленные, исходит тошнотворный запах. Пленные зябко жмутся вокруг импровизированной печки, где горят несколько поленьев, – единственный способ обогрева. Ночью, укрываясь от первых холодов, они тесными рядами укладываются группами по 300 человек в плохо освещённых и плохо проветриваемых бараках, на досках, без матрасов и одеял. Пленные большей частью одеты в лохмотья...
Жалобы. Они одинаковы и сводятся к следующему: мы голодаем, мы мерзнем, когда нас освободят? ...Выводы. Этим летом из-за скученности помещений, не пригодных для жилья; совместного тесного проживания здоровых военнопленных и заразных больных, многие из которых тут же и умирали; недостаточности питания, о чем свидетельствуют многочисленные случаи истощения; отёков, голода в течение трёх месяцев пребывания в Бресте, – лагерь в Брест-Литовске представлял собой настоящий некрополь...
Две сильнейшие эпидемии опустошили этот лагерь в августе и сентябре – дизентерия и сыпной тиф. Последствия были усугублены тесным совместным проживанием больных и здоровых, недостатком медицинской помощи, питания и одежды...
Рекорд смертности был поставлен в начале августа, когда в один день от дизентерии скончались 180 человек... В период с 27 июля по 4 сентября, т.е. за 34 дня, в лагере Бреста умерли 770 украинских военнопленных и интернированных. Следует напомнить, что число пленных, заключенных в крепости, в августе постепенно достигло, если нет ошибки, 10 000 чел., а 10 октября составляло 3861 чел.».
Позже «из-за неподходящих условий» лагерь в Брестской крепости был закрыт. Однако в других лагерях ситуация зачастую была ещё хуже.
В частности, член комиссии Лиги Наций профессор Торвальд Мадсен, посетивший «обычный» польский лагерь для пленных красноармейцев в Вадовицах в конце ноября 1920 года, назвал его «одной из самых страшных вещей, которые он видел в жизни».
В этом лагере, как вспоминал бывший узник Козеровский, пленных «избивали круглые сутки».
Вспоминает очевидец: «Длинные прутья всегда лежали наготове... при мне засекли двух солдат, пойманных в соседней деревне... Подозрительных зачастую переводили в особый штрафной барак, оттуда уже не выходил почти никто. Кормили один раз в день отваром из сушеных овощей и килограммом хлеба на 8 человек. Имели место случаи, когда оголодавшие красноармейцы ели падаль, отбросы и даже сено.
В лагере Щелково военнопленных заставляют на себе вместо лошадей возить собственные испражнения. Они таскают и плуги и бороны» (АВП РФ.Ф.0384.Оп.8.Д.18921.П.210.Л.54-59).
Не лучшими были условия на пересылках и в тюрьмах, где содержались также и политические заключённые.
Весьма красноречиво охарактеризовал положение красноармейцев начальник распределительной станции в Пулавах майор Хлебовский:
«несносные пленные в целях распространения беспорядков и ферментов в Польше постоянно поедают картофельные очистки из навозной кучи».
Только за 6 месяцев осенне-зимнего периода 1920—1921 годов в Пулавах погибло 900 военнопленных из 1100.
О том, что представлял собой польский концлагерь на сборной станции в белорусском Молодечно, красноречивее всего сказал заместитель начальника санитарной службы фронта майор Хакбейл:
«Лагерь пленных при сборной станции для пленных – это был настоящий застенок. Никто об этих несчастных не заботился, поэтому ничего удивительного в том, что человек немытый, раздетый, плохо кормленный и размещенный в неподходящих условиях в результате инфекции был обречён только на смерть».
В Бобруйске «находилось до 1600 пленных красноармейцев (а также приговорённые к смерти белорусские крестьяне Бобруйского уезда), большинство которых совершенно голые»...
По свидетельству советского писателя, сотрудника ЧК в 20-е годы Николая Равича, арестованного поляками в 1919 году и побывавшего в тюрьмах Минска, Гродно, Повонзках и лагере Домбе, в камерах было так тесно, что только счастливчики спали на нарах.
В минской тюрьме в камере повсюду были вши, особенно ощущался холод, поскольку верхняя одежда была отобрана.
«Кроме осьмушки хлеба (50 граммов), утром и вечером полагалась горячая вода, в 12 часов та же вода, приправленная мукой и солью». Пересыльный пункт в Повонзках «был забит русскими военнопленными, большинство из которых были калеки с искусственными руками и ногами».
Германская революция, пишет Равич, освободила их из лагерей и они стихийно пошли через Польшу к себе на родину. Но в Польше они были задержаны специальными заслонами и загнаны в лагеря, а некоторые на принудительные работы.
Ужасались сами поляки
Большинство польских концлагерей были сооружены за весьма короткий отрезок времени, некоторые построены ещё немцами и австро-венграми. Для длительного содержания пленных они были совершенно не приспособлены.
Например, лагерь в Домбе под Краковом являл собой целый город с многочисленными улицами и площадями. Вместо домов – бараки с неплотными деревянными стенами, многие без деревянных полов. Всё это окружено рядами колючей проволоки.
Условия содержания узников зимой: «большинство без обуви – совсем босые... Кроватей и нар почти нет... Ни соломы, ни сена нет вообще. Спят на земле или досках. Одеял очень мало».
Из письма председателя российско-украинской делегации на мирных переговорах с Польшей Адольфа Иоффе председателю польской делегации Яну Домбскому от 9 января 1921 года: «В Домбе большинство пленных босые, а в лагере при штабе 18-й дивизии большая часть не имеют никакой одежды».
О положении в Белостоке свидетельствуют сохранившиеся в Центральном военном архиве письма военного медика и главы санитарного управления МВД генерала Здзислава Гордыньского-Юхновича. В декабре 1919 года он в отчаянии докладывал главному врачу Войска Польского о своем визите на сортировочную станцию в Белостоке:
«Я посетил лагерь пленных в Белостоке и сейчас, под первым впечатлением, осмелился обратиться к господину генералу как главному врачу польских войск с описанием той страшной картины, которая предстает перед глазами каждого, кто попадает в лагерь...
Вновь то же преступное пренебрежение своими обязанностями всех действующих в лагере органов навлекло позор на наше имя, на польскую армию так же, как это имело место в Брест-Литовске...
В лагере царит невообразимая грязь и беспорядок. У дверей бараков кучи человеческих отходов, которые растаптываются и разносятся по всему лагерю тысячами ног. Больные настолько ослаблены, что они не в состоянии дойти до отхожих мест. Те, в свою очередь, пребывают в таком состоянии, что невозможно приблизиться к сиденьям, так как весь пол покрыт толстым слоем человеческих испражнений. Бараки переполнены, среди здоровых полно больных.
По моим данным, среди 1 400 пленных вообще нет здоровых. Покрытые лохмотьями, они прижимаются друг к другу, пытаясь согреться. Царит смрад, исходящий от больных дизентерией и гангреной, опухших от голода ног. Двое особенно тяжело больных лежали в собственных испражнениях, вытекавших из разорванных штанов. У них не было сил, чтобы переместиться в сухое место. До чего же страшная картина».
Бывший узник польского лагеря в Белостоке Андрей Мацкевич позже вспоминал, что заключённый, которому везло, получал в день «небольшую порцию чёрного хлеба весом около ½ фунта (200 гр.), один черепок супа, похожего скорее на помои, и кипятку».
Концентрационный лагерь в Стшалково, расположенный между Познанью и Варшавой, считался самым страшным.
Он появился на рубеже 1914—1915 годов как немецкий лагерь для пленных с фронтов Первой мировой войны на границе между Германией и Российской империей – возле дороги, соединяющей две приграничных местности – Стшалково с прусской стороны и Слупцы с российской.
После окончания Первой мировой лагерь было решено ликвидировать. Однако вместо этого он перешёл от немцев к полякам и стал использоваться как концлагерь для военнопленных красноармейцев.
Как только лагерь стал польским (с 12 мая 1919 года), смертность военнопленных в нем в течение года увеличилась более чем в 16 раз. 11 июля 1919 года распоряжением министерства обороны Речи Посполитой ему было присвоено название «лагерь для военнопленных №1 под Стшалково» (Obóz Jeniecki Nr 1 pod Strzałkowem).
После заключения Рижского мирного договора концлагерь в Стшалково стал также использоваться для содержания интернированных лиц, в том числе русских белогвардейцев, военнослужащих так называемой Украинской народной армии и формирований белорусского «батьки»-атамана Станислава Булак-Булаховича.
О том, что творилось в этом концлагере, свидетельствуют не только документы, но и публикации тогдашней печати.
В частности, «Новый Курьер» от 4 января 1921 года описал в нашумевшей тогда статье шокирующую судьбу отряда из нескольких сотен латышей. Эти солдаты во главе с командирами дезертировали из Красной Армии и перешли на польскую сторону, чтобы таким образом вернуться на родину.
Польскими военными они были приняты весьма радушно. Перед тем как их отправили в лагерь, им дали справку, что они добровольно перешли на сторону поляков. Грабёж начался уже по пути в лагерь. С латышей сняли всю одежду, за исключением нижнего белья. А у тех, кому удалось спрятать хоть часть своих вещей, все отобрали в Стшалково.
Они остались в тряпье, без обуви. Но это мелочь по сравнению с систематическими издевательствами, которыми их стали подвергать в концлагере. Началось все с 50 ударов плётками из колючей проволоки, при этом латышам говорили, что они – еврейские наёмники и живыми из лагеря не выйдут.
Более 10 человек умерли от заражения крови. После этого пленных оставили на три дня без еды, запрещая выходить за водой под страхом смерти. Двоих расстреляли без каких-либо причин.
Вероятнее всего, угроза была бы приведена в исполнение, и ни один из латышей не покинул бы лагерь живым, если бы его начальники – капитан Вагнер и поручик Малиновский – не были арестованы и отданы следственной комиссией под суд.
В ходе расследования, помимо прочего, выяснилось, что прогулки по лагерю в сопровождении капралов с плётками из проволоки и избиение пленных были любимым занятием Малиновского. Если избиваемый стонал или просил пощады, его пристреливали.
За убийство пленного Малиновский поощрял часовых 3 папиросками и 25 польскими марками. Польские власти скандал и дело постарались быстро замять...
В ноябре 1919 года военные власти докладывали комиссии Польского сейма о том, что крупнейший польский лагерь для пленных №1 в Стшалкове «очень хорошо оборудован».
Реально в то время крыши лагерных бараков были дырявыми, и в них не были оборудованы нары. Вероятно, считалось, что для большевиков и это хорошо.
Представительница Красного Креста Стефания Семполовска писала из лагеря: «Барак для коммунистов так переполнен, что сдавленные узники были не в состоянии лечь и стояли, подпирая один другого». Не изменилась ситуация в Стшалкове и в октябре 1920 года: «Одежда и обувь весьма скудная, большинство ходят босые... Кроватей нет – спят на соломе... Из-за недостатка пищи пленные, занятые чисткой картофеля, украдкой едят его сырым».
В докладе российско-украинской делегации констатируется: «Содержа пленных в нижнем белье, поляки обращались с ними не как с людьми равной расы, а как с рабами. Избиение в/пленных практиковалось на каждом шагу...».
Говорят очевидцы: «Ежедневно арестованных выгоняют на улицу и вместо прогулок гоняют бегом, приказывая падать в грязь... Если пленный отказывается падать или, упав, не может подняться, обессиленный, его избивают ударами прикладов».
Польские русофобы не жалели ни красных ни белых
Как самый большой из лагерей, Стшалково был рассчитан на 25 тысяч узников. Реально же количество заключенных порой превышало 37 тысяч. Цифры быстро менялись, поскольку люди мёрли, как мухи на морозе.
Российские и польские составители сборника «Красноармейцы в польском плену в 1919—1922 гг. Сб. документов и материалов» утверждают, что «в Стшалково в 1919—1920 гг. умерли порядка 8 тысяч пленных».
В то же время комитет РКП(б), подпольно действовавший в лагере Стшалково, в своем докладе Советской комиссии по делам военнопленных в апреле 1921 года утверждал, что: «в последнюю эпидемию тифа и дизентерии умирало по 300 чел. в день... порядковый номер списка погребенных перевалил на 12-ю тысячу...». Подобное утверждение об огромной смертности в Стшалково не единственное.
Несмотря на утверждения польских историков о том, что ситуация в польских концлагерях в очередной раз улучшилась к 1921 году, документы свидетельствуют об обратном.
В протоколе заседания Смешанной (польско-российско-украинской) комиссии по репатриации от 28 июля 1921 года отмечалось, что в Стшалкове «командование как бы в отместку после первого приезда нашей делегации резко усилило свои репрессии... Красноармейцев бьют и истязают по всякому поводу и без повода... избиения приняли форму эпидемии».
В ноябре 1921 года, когда, по утверждению польских историков, «положение в лагерях радикально улучшилось», сотрудники РУД так описывали жилые помещения для пленных в Стшалкове: «Большинство бараков подземные, сырые, темные, холодные, с побитыми стеклами, поломанными полами и с худой крышей. Отверстия в крышах позволяют свободно любоваться звёздным небом. Помещающиеся в них мокнут и зябнут днем и ночью... Освещения нет».
О том, что «русских большевистских пленных» польские власти не считали за людей, говорит и такой факт: в самом большом польском лагере военнопленных в Стшалково за 3 (три) года не смогли решить вопрос об отправлении военнопленными естественных потребностей в ночное время.
В бараках туалеты отсутствовали, а лагерная администрация под страхом расстрела запрещала выходить после 6 часов вечера из бараков. Поэтому пленные «принуждены были отправлять естественные потребности в котелки, из которых потом приходится есть».
Второй по величине польский концентрационный лагерь, расположенный в районе города Тухоля (Tucheln, Tuchola, Тухоли, Тухол, Тухола, Тухоль), по праву может оспаривать у Стшалково звание самого страшного. Или, по меньшей мере, самого гибельного для людей. Он был построен немцами во время Первой мировой войны, в 1914 году.
Первоначально в лагере содержались в основном русские, позже к ним присоединились румынские, французские, английские и итальянские военнопленные.
С 1919 года лагерь стал использоваться поляками для концентрации там солдат и командиров российских, украинских и белорусских формирований и гражданских лиц, симпатизировавших советской власти.
В декабре 1920 года представитель Польского общества Красного Креста Наталья Крейц-Вележиньская писала:
«Лагерь в Тухоли – это т.н. землянки, в которые входят по ступенькам, идущим вниз. По обе стороны расположены нары, на которых пленные спят. Отсутствуют сенники, солома, одеяла. Нет тепла из-за нерегулярной поставки топлива. Нехватка белья, одежды во всех отделениях.
Трагичнее всего условия вновь прибывших, которых перевозят в неотапливаемых вагонах, без соответствующей одежды, холодные, голодные и уставшие... После такого путешествия многих из них отправляют в госпиталь, а более слабые умирают».
Из письма белогвардейца: «...Интернированные размещены в бараках и землянках. Те совершенно не приспособлены для зимнего времени. Бараки из толстого волнистого железа, изнутри покрыты тонкими деревянными филенками, которые во многих местах полопались. Дверь и отчасти окна пригнаны очень плохо, из них отчаянно дует... Интернированным не дают даже подстилок под предлогом «недоедания лошадей». С крайней тревогой думаем о будущей зиме» (Письмо из Тухоли, 22 октября 1921 года).
В Государственном архиве Российской Федерации есть воспоминания поручика Каликина, прошедшего через концлагерь в Тухоли. Поручик, которому посчастливилось выжить, пишет:
«Еще в Торне про Тухоль рассказывали всякие ужасы, но действительность превзошла все ожидания. Представьте себе песчаную равнину недалеко от реки, огороженную двумя рядами колючей проволоки, внутри которой правильными рядами расположились полуразрушенные землянки. Нигде ни деревца, ни травинки, один песок.
Недалеко от главных ворот – бараки из гофрированного железа. Когда проходишь мимо них ночью, раздается какой-то странный, щемящий душу звук, точно кто-то тихо рыдает. Днем от солнца в бараках нестерпимо жарко, ночью – холодно...
Когда наша армия интернировалась, то у польского министра Сапеги спросили, что с ней будет. «С ней будет поступлено так, как того требуют честь и достоинство Польши», – отвечал он гордо. Неужели же для этой «чести» необходим был Тухоль?
Итак, мы приехали в Тухоль и расселились по железным баракам. Наступили холода, а печи не топились за неимением дров. Через год 50% находившихся здесь женщин и 40% мужчин заболели, главным образом, туберкулезом. Многие из них умерли. Большая часть моих знакомых погибла, были и повесившиеся».
Красноармеец Валуев, рассказывал, что в конце августа 1920 года он с другими пленными: «Были отправлены в лагерь Тухоли. Там лежали раненые, не перевязанные по целым неделям, на их ранах завелись черви. Многие из раненых умирали, каждый день хоронили по 30-35 чел. Раненые лежали в холодных бараках без пищи и медикаментов».
В морозном ноябре 1920 года тухольский госпиталь напоминал конвейер смерти:
«Больничные здания представляют собой громадные бараки, в большинстве случаев железные, вроде ангаров. Все здания ветхие и испорченные, в стенах дыры, через которые можно просунуть руку... Холод обыкновенно ужасный. Говорят, во время ночных морозов стены покрываются льдом. Больные лежат на ужасных кроватях... Все на грязных матрасах без постельного белья, только ¼ имеет кое-какие одеяла, покрыты все грязными тряпками или одеялом из бумаги».
Уполномоченная Российского общества Красного Креста Стефания Семполовская о ноябрьской (1920 год) инспекции в Тухоль:
«Больные лежат на ужасных койках, без постельного белья, лишь у четвертой части есть одеяла. Раненые жалуются на ужасный холод, который не только мешает заживлению ран, но, по словам врачей, усиливает боль при заживлении. Санитарный персонал жалуется на полное отсутствие перевязочных средств, ваты и бинтов. Я видела бинты, сохнущие в лесу.
В лагере широко распространены сыпной тиф и дизентерия, которая проникла к пленным, работающим в округе. Количество больных в лагере столь велико, что один из бараков в отделении коммунистов превращен в лазарет. 16 ноября там лежало более семидесяти больных. Значительная часть на земле».
Смертность от ран, болезней и обморожений была такова, что, по заключению американских представителей, через 5-6 месяцев в лагере вообще никого не должно было остаться.
Сходным образом оценивала уровень смертности среди заключенных уполномоченная Российского общества Красного Креста Стефания Семполовская: «...Тухоля: Смертность в лагере столь велика, что согласно подсчетам, сделанным мною с одним из офицеров, при той смертности, которая была в октябре (1920), весь лагерь вымер бы за 4-5 месяцев».
Эмигрантская русская пресса, издававшаяся в Польше и, мягко говоря, не испытывавшая симпатий к большевикам, прямо писала о Тухоли как о «лагере смерти» для красноармейцев.
В частности, эмигрантская газета «Свобода», выходившая в Варшаве и полностью зависимая от польских властей, в октябре 1921 года сообщала, что на тот момент в лагере Тухоля погибло в целом 22 тыс. человек. Аналогичную цифру погибших приводит и начальник II отдела Генерального штаба Войска Польского (военной разведки и контрразведки) подполковник Игнацый Матушевский.
В своём докладе от 1 февраля 1922 года в кабинет военного министра Польши генералу Казимежу Соснковскому Игнацый Матушевский утверждает:
«Из имеющихся в распоряжении II Отдела материалов... следует сделать вывод – эти факты побегов из лагерей не ограничиваются только Стшалковом, а происходят также во всех других лагерях, как для коммунистов, так и для интернированных белых. Эти побеги вызваны условиями, в которых находятся коммунисты и интернированные (отсутствие топлива, белья и одежды, плохое питание, а также долгое ожидание выезда в Россию). Особенно прославился лагерь в Тухоли, который интернированные называют «лагерем смерти» (в этом лагере умерло около 22000 пленных красноармейцев».
Анализируя содержание документа за подписью Матушевского, российские исследователи, прежде всего, подчеркивают, что он «не являлся личным посланием частного лица, а официальным ответом на распоряжение военного министра Польши №65/22 от 12 января 1922 года с категорическим указанием начальнику II отдела Генерального штаба: «...представить объяснение, при каких условиях произошёл побег 33 коммунистов из лагеря пленных Стшалково и кто несёт за это ответственность».
Подобные распоряжения обычно отдают спецслужбам тогда, когда требуется с абсолютной достоверностью установить истинную картину произошедшего. Министр не случайно поручил Матушевскому расследовать обстоятельства побега коммунистов из Стшалково.
Начальник II отдела Генштаба в 1920—1923 годов был самым информированным человеком в Польше по вопросу о реальном состоянии дел в лагерях военнопленных и интернированных. Подчиненные ему офицеры II отдела, занимались не только «сортировкой» прибывающих военнопленных, но и контролировали политическую ситуацию в лагерях. Реальное положение дел в лагере в Тухоли Матушевский был просто обязан знать в силу своего служебного положения.
Поэтому не может быть никаких сомнений в том, что еще задолго до написания своего письма от 1 февраля 1922 года Матушевский располагал исчерпывающими, документально подтвержденными и проверенными сведениями о смерти 22 тысяч пленных красноармейцев в лагере Тухоли.
В противном случае надо быть политическим самоубийцей, чтобы по собственной инициативе сообщать руководству страны непроверенные факты такого уровня, тем более, по проблеме, находящейся в центре громкого дипломатического скандала!
Ведь в то время в Польше еще не успели остыть страсти после знаменитой ноты наркома иностранных дел РСФСР Георгия Чичерина от 9 сентября 1921 года, в которой тот в самых жёстких выражениях обвинил польские власти в гибели 60000 советских военнопленных.
Помимо доклада Матушевского, сообщения русской эмигрантской прессы об огромном количестве погибших в Тухоли фактически подтверждаются и отчётами госпитальных служб.
В частности, относительно «ясную картину в отношении гибели российских военнопленных можно наблюдать по «лагерю смерти» в Тухоли, в котором имелась официальная статистика, но и то только в отдельные периоды пребывания там пленных.
Согласно этой, хотя и не полной статистике, с момента открытия лазарета в феврале 1921 года (а самые трудные для военнопленных были зимние месяцы 1920—1921 годы) и до 11 мая этого же года эпидемических заболеваний в лагере было 6491, неэпидемических – 17294. Всего – 23785 заболеваний.
Число пленных в лагере за этот период не превышало 10-11 тыс., поэтому более половины находящихся там пленных переболело эпидемическими болезнями, при этом каждый из пленных за 3 месяца должен был болеть не менее двух раз. Официально за этот период было зарегистрировано 2561 смертный случай, т.е. за 3 месяца погибло не менее 25% от общего числа военнопленных».
О смертности в Тухоли в самые страшные месяцы 1920/1921 годов (ноябрь, декабрь, январь и февраль), по мнению российских исследователей, «остаётся только догадываться. Надо полагать, что она составляла никак не меньше 2000 человек в месяц».
При оценке смертности в Тухоли необходимо также помнить, что представитель Польского общества Красного Креста Крейц-Вележиньская в своём отчёте о посещении лагеря в декабре 1920 года отмечала, что:
«Трагичнее всего условия вновь прибывших, которых перевозят в неотапливаемых вагонах, без соответствующей одежды, холодные, голодные и уставшие... После такого путешествия многих из них отправляют в госпиталь, а более слабые умирают».
Смертность в таких эшелонах достигала 40%. Умершие в эшелонах, хотя и считались направленными в лагерь и захоранивались в лагерных могильниках, официально в общелагерной статистике нигде не фиксировались.
Их количество могли учитывать лишь офицеры II отдела, которые руководили приёмом и «сортировкой» военнопленных. Также, по всей видимости, не отражалась в итоговой лагерной отчетности смертность умерших в карантине вновь прибывших военнопленных.
В этом контексте представляет особый интерес не только процитированное выше свидетельство начальника II отдела польского Генштаба Матушевского о смертности в концлагере, но и воспоминания местных жителей Тухоли. Согласно им ещё в 1930-х годах здесь имелось множество участков, «на которых земля проваливалась под ногами, а из нее торчали человеческие останки»…
…Военный ГУЛАГ второй Речи Посполитой просуществовал сравнительно недолго – около трёх лет. Но за это время он успел уничтожить десятки тысяч человеческих жизней. Польская сторона пока признает гибель «16-18 тысяч».
По мнению российских и украинских ученых, исследователей и политиков, в действительности эта цифра может быть примерно в пять раз больше...
В начале ноября в Варшаве на Виленской площади на месте, куда планировалось вернуть памятник польско-советскому боевому братству, неожиданно появился монумент в память «жертв Майдана».
Это вызвало взрыв возмущения, но возмутило поляков не глумление над памятью десятков тысяч красноармейцев, павших при освобождении Польши от фашизма.
В комментариях, оставленных на сайте кresy.pl, читаем: «Это издевательство. Майдан – по-украински «площадь». На «майдан» украинцы зазывали всех поляков перед их убийством [во время Волынской резни]. В некоторых деревнях так до сих пор называются участки, где покоятся останки поляков в болотах».
Чуть раньше в Польше блокировали проект установки в Кракове памятника красноармейцам, погибшим в польских концлагерях в 1919-1923 годах…
Мы не собираемся «чтить память русских жертв, как мы чтим память немецких солдат, погибших на польских землях», заявил по этому поводу мэр Кракова Яцек Майхровски (Jacek Majchrowski).
Таковы особенности исторической памяти у поляков...
Источники:
http://www.posprikaz.ru/2014/10/konclagerya-v-polshe-poroj-byli-strashnee-chem-lagerya-nacistov/
http://nik191.mirtesen.ru/blog/43194282050/1.Kak-polyaki-krasnoarmeytsev-unichtozhali.-2.-Kuda-ischezli-100
https://topwar.ru/62221-tuhol-polskiy-lager-smerti-dlya-russkih.html
ПРАВИЛА МОЕГО БЛОГА:
Не допускается брань, нецензурная брань, в том числе в завуалированной форме.
Не допускается хула и клевета на православную веру, на Бога и на святых, на Русскую православную церковь.
Оценили 90 человек
154 кармы