«Не нужен нам папа турецкий, и Африка нам не нужна» — такая шутка родилась в блогосфере. Сначала в Москве перестали поминать Константинопольского патриарха (и тут же неофициально обозвали его турецким, обвинив в желании стать папой) за то, что дал автокефалию той украинской церковной юрисдикции, которую в Москве считают раскольничьей. А теперь эту юрисдикцию признал и Александрийский патриарх, так что его тоже перестали поминать за богослужением.
Казалось бы, это просто еще одна поместная церковь, третья после Константинопольской и Элладской (церкви Греции), которая признала эту новую юрисдикцию… Но стоит вспомнить, что в православной традиции принято говорить о пентархии — пяти самых древних патриархатах, считавшихся опорами христианства. С первым, Римом, православные расстались еще в XI веке. На втором и третьем местах, соответственно, Константинополь и Александрия. Получается, что Москва сохраняет братские отношения только с четвертым и пятым патриархатами (Антиохия и Иерусалим) из пяти, притом еще не известно, как себя поведут оставшиеся два.
К тому же нынешний Александрийский патриарх Феодор II всегда считался большим другом Москвы, в 1980-е годы он пять лет был представителем Александрии при РПЦ, служил в Одессе. Если даже с ним разругались… Ну и не говоря уж о том, что его каноническая территория — вся Африка, куда так неожиданно теперь устремилась российская дипломатия.
Вообще раздоры между юрисдикциями — дело не новое. В 90-е годы Москва уже временно прекращала общение с Константинополем из-за подобной истории в Эстонии, но ненадолго. Совсем недавно несколько лет не общались между собой Антиохия и Иерусалим из-за одного-единственного прихода в Катаре на Аравийском полуострове. Но все эти конфликты воспринимались как временные, а главное — они не разделяли православный мир. Ну, спорят между собой два патриархата по частному поводу и пусть спорят, рано или поздно они договорятся, а мы считаем тех и других нашими братьями — так рассуждали в остальных православных церквах.
Теперь совсем не то.
РПЦ обозначила свою позицию жестко: признание новой украинской юрисдикции означает разрыв отношений с Москвой. На данный момент РПЦ строго придерживается этой линии, но она, по сути… заводит ее в тупик.
Дело в том, что на той стороне никто и не думает рвать отношения с Россией. В Москве составляются списки отдельных греческих епархий, где верующим из РПЦ якобы нельзя молиться (Африка, надо полагать, войдет в этот список целиком) — но там, на той стороне, никто их из церкви не прогонит. Разрыв отношений — односторонний. По сути, это самоизоляция.
Нет, конечно, кто-то наверняка останется с Москвой. Прежде всего, сербы — у них, кстати, похожая ситуация с Черногорией и Македонией, где есть желающие создать собственные национальные церкви (но Константинополь пока не собирается разыгрывать тот же сценарий). Возможно, грузины (у них та же картина с Абхазией и Южной Осетией), но это уже неточно. Но, по сути, происходит медленный и постепенный раскол православного мира на «греческое» и «русское православие». Событие, на мой взгляд, масштаба того, что случилось в XI веке, когда православные разделились с католиками, и тоже сначала казалось, что это временное и скоро пройдет.
Год назад я надеялся, да и не я один, что Москва после некоторого согласования с Константинополем даст автокефалию собственной Киевской митрополии во главе с митрополитом Онуфрием, уважаемым по обе стороны нынешнего раскола. Этого не случилось. А жаль, был бы хороший выход.
Впрочем, все это оценят наши потомки. А вот что мы уже сейчас можем наблюдать — это последствия такого раскола для собственно русского православия. Что нам, казалось бы, до греков? Ну, были у нас состоятельные любители паломничеств на Афон, так для них что-нибудь придумают и уже придумывают, большинства это, казалось бы, не касается. И вот уже внедряется в широкие церковные массы идея, что не нужны нам эти лукавые греки с их турецкими-африканскими патриархами, мы — самодостаточная Святая Русь.
Но только каким окажется православие, замкнутое в узкие национальные рамки? Некогда священник Александр Шмеман писал: «Принимая византийское христианство, Русь не заинтересовалась ни Платоном, ни Аристотелем, ни всей традицией эллинизма, которые и для христианской Византии оставались живой и жизненной реальностью… Русское христианство удивительным образом началось без школы и без школьной традиции, а русская культура как-то сразу оказалась сосредоточенной в храме и богослужении… христианская культура, нашедшая свое выражение в храме, в богослужении и в быте, по самой своей природе оказалась чуждой идее развития и творчества, стала сакральной и статической, исключающей сомнения и искания… всякое творчество, всякое искание, всякая перемена ощущались как бунт, как почти и, таким образом, суть культуры, как творческого преемства, не создалась».
Византийское наследие не просто предыстория русского христианства, но тот необходимый фон, без которого православная традиция рискует выродиться в обрядоверие, в бесконечное повторение формы — а там ей нетрудно будет придать и новое содержание.
Центр православной культуры «Умиление» показывает, как выступили православные кадеты и гимназистки на местных Рождественских чтениях (почему-то проводились они 7 ноября) — это трудно описать, это надо видеть. Под барабанный бой маршируют по сцене мальчишки в форме, долго маршируют, старательно. Потом выбегают малыши с игрушечными автоматами, под бравурные песни кувыркаются на матах и целятся в зал… Потом появляются девочки в сиротских платьях с белыми передниками, и все вместе они поют про славу отцов и необходимость готовиться к новым войнам… «Помним, что мы православные», — звучит в припеве.
Я тоже все это помню. В нашем детстве все это тоже было, только говорили не о православии — о коммунизме. А так совершенно неотличимо получается. Разве что при Брежневе в этом всем не было такой угрюмой серьезности, такой истовости — пели и маршировали скорее для отчетности…
Православие, замкнувшись в национальных, государственных и идеологических рамках, рискует превратиться в культ Великой Победы (а точнее — непрекращающейся войны с Западом, а теперь, возможно, и с Югом), в обычную родоплеменную религию со своими святынями и храмами, где Евангелие не более чем элемент декора.
И вот это было бы по-настоящему страшно.
Оценили 3 человека
3 кармы