Антон Кизим: Гумилев - православный историк

Выдающийся отечественный историк, географ, философ Лев Николаевич Гумилев в первую очередь известен как выдающийся мыслитель, создавший пассионарную теорию этногенеза. Также он известен как «адвокат кочевников», имеющий оригинальный взгляд на историю взаимоотношений русских и степняков-кочевников.

Но, кроме того, он был православным человеком в богоборческом государстве. А это влияло и на его биографию, и на его труды. В частности, на труды по истории Руси и Степи.

Известно, что Гумилев был знаком с некоторыми евразийцами. В частности он переписывался с Георгием Вернадским. В нашей теме интересно отметить что православный историк в богоборческом государстве переписывается с другим православным историком, который принадлежал к русскому зарубежью, где православные дореволюционные традиции лучше сохранились.

Вообще, это большой вопрос, насколько предвзятость должна влиять на работу историков. Сам Гумилев иронично говорит о тех историках, кто делит этносы на «хорошие» и «плохие», уподобляя подобных учёных тем, кто пытается научно доказать, что анионы лучше катионов. Но из того, что не вполне профессионально научно обосновывать свои симпатии, не следует, что симпатий быть не должно. Для того чтобы болеть за «наших», вовсе не обязательно считать, что все «не наши» — плохие.

Кому Гумилев сочувствует, а кому – нет, как правило, видно невооруженным глазом. И, кроме всего прочего, видно, что он болеет за православных.

Так, например, он часто симпатизирует Византии при ее конфликтах с Хазарией. Мы видим увлекательную картину борьбы двух государств за влияние на Русь. И нет сомнения, что исследователь сочувствует православной Византии. Он радуется, говоря об Аскольдовом крещении, и с горечью констатирует, что после захвата Олегом Киева дело распространения христианства пришлось начинать заново.

Говоря о походах руссов на Царьград, Гумилев называет их «нецелесообразным» практически все время симпатизирует грекам. Можно было бы возмутиться «антипатриотичностью», но надо признать, что трое организаторов этих походов (Олег, Игорь и Святослав) были язычниками, которые с целью грабежа шли войной на православное высококультурное государство. Православным людям вполне нормально симпатизировать византийцам. Притом поход 941 года сопровождался страшными жестокостями относительно мирных жителей. И русский летописец не стал это скрывать. Он включил в русскую летопись данные из греческой. Думаю, любому народу бывает полезно знать, что он не всегда прав в конфликтах с другими народами. Ощущение «безгрешности» не душеполезно. Это касается как людей, так и народов и других коллективов.

Из ранних Рюриковичей Гумилеву особенно симпатична Ольга, потому что она заняла четкую провизантийскую и антихазарскую позицию. Княгиня крестилась в Константинополе, походов на Царьград при ней не было, а ее сын организовал поход на Хазарию, покончив с этим противником Византии и Руси.

При этом из восточных источников известно, что во время войны с Хазарией помогали русским какие-то тюрки. Гумилев полагает, что здесь речь о печенегах. И говорит о них с симпатией. Вообще можно заметить, что Гумилев, как правило, говорит о печенегах с симпатией, когда они выступают в интересах православных. симпатизирует он им постольку, поскольку они действуют в интересах православных. Вот и в данном случае они выступили союзником Византии и Руси, где в Киеве правила православная Ольга.

Затем Гумилев фактически с симпатией говорит о печенежском походе на Киев в 971 году. Почему? В принципе, историки и до Гумилева считали, что печенеги пошли в этот поход по просьбе византийского императора. Но только в интерпретации Гумилёва этот поступок оценивается положительно. Фактически печенеги выступали защитниками православной державы от агрессивного язычника. Гумилев достаточно убедительно показывает, что инициатором конфликта был Святослав, у которого появился «свой кандидат» на византийский трон – Калокир, знатный грек из Херсонеса. И вот когда Святослав начинает очередную войну с Византией, печенеги организуют фактически миротворческую акцию. Они осаждают Киев, киевляне пишут Святославу, тот вынужден вернуться, печенеги уходят. Гумилев, наверное, первыйратил внимание, что ни о каких столкновениях и жертвах не говорится. Вся цель печенежского похода – это военная демонстрация. При этом, судя по всему, Святослав, начиная войну, не согласовал свои действия с православной матерью, которая правила в Киеве. Эта версия Гумилева вполне убедительна. Киевляне не одобряли действия Святослава, говоря ему «чужую землю ищешь, а свою забыл», а Святослав говорит о том, что «не любит Киев» и предпочитает болгарский город Переяславец. Ольга же просит его не идти в новый болгарский поход, пока она жива. Храбрый воин Святослав в чем-то вызывает симпатию. Но в данном конфликте у православных людей очень мало оснований его поддерживать.

После смерти матери Святослав пошел в Болгарию, но после войны с Византией был вынужден вернуться на Русь. При этом, согласно данным Татищева, он организовал репрессии в армии, казнив всех православных, включая двоюродного брата. Гумилев считает эти данные правдоподобными, так как они не противоречат данным из надежных источников (это можно назвать «презумпцией непридуманности»). Согласно тому же Татищеву, Святослав собирался организовать гонения на православных в Киеве. Гумилев считает, что печенеги действовали с подачи православных киевлян. Так или иначе, печенеги им помогли, уничтожив актив языческой партии. И Гумилев относится к этому событию положительно, так как оно приблизило торжество Православия на Руси.

Правда, при этом странно выглядит прохладное отношение Гумилева к Владимиру Красное Солнышко, при котором произошло Крещение Руси. Но собственно Крещение Гумилев как раз одобряет, утверждая, что именно благодаря этому деянию в народной памяти сохранилось тёплое и любовное отношение к Владимиру Святославичу. Принятие Православия «загладило» его недостатки.

Что же Гумилева огорчало в жизни св. Владимира? Кроме всего прочего война с печенегами. Лев Николаевич считал, что она была из-за непоследовательности про-византийской политики Владимира (а Гумилев последовательно одобрял провизантийскую политику и осуждал антивизантийскую). Лев Николаевич считал, что Владимир через какое-то время после крещения стал сотрудничать с врагами Византии – болгарскими раскольниками. Косвенно об этом свидетельствует то, что младшие любимые сыновья были «детьми болгарыни». У нас нет здесь научной задачи определить, насколько правдоподобна эта версия (можно лишь заметить, что ее же придерживался А.В. Карташев – историк Русской Церкви, писавший в эмиграции). Обратим внимание только на то, что и здесь Гумилев выступает с православных позиций.

Как уже отмечалось, Гумилев одобряет действия печенегов постольку, поскольку они действуют в интересах православия. И именно читая его, можно ощутить боль от того, что печенеги в какой-то момент приняли Ислам. У византийцев были хорошие дипломаты, но здесь не нашлось хороших миссионеров. Мусульмане, которые попали в плен к печенегам, оказались более красноречивы – и тогда вчерашние союзники православных превратились в их заклятых врагов. Сначала они напали на Киев, где их разбил Ярослав, потом ушли на Балканы, где стали колоссальной проблемой для византийцев.

Довольно много текста у Гумилева посвящено русско-половецким отношениям. Один из параграфов называется «апология половцев». Он защищает степняков-половцев, отстаивая свой известный тезис «неполноценных этносов нет». И в принципе высказывает очевидные тезисы о том, что русские не всегда были правы и половцы бывали жертвами. В частности, он возмущается тем, что Владимир Мономах убил половцев, которые были его гостями. И что интересно, многие русские тогда тоже понимали, что это преступление. Летописец подчеркивает, что Мономах колебался. А сам Мономах в своем знаменитом «Поучении детям» не говорит подробностей, при которых были убиты злосчастные половцы, вероятно, понимая, что это плохой пример для подражания. И Гумилев здесь стоит на христианских позициях (впрочем, убийство гостей является преступлением не только у хрстиан). Христианам очевидно, что убивать доверившегося плохо.

И, что важно, исследователь указывает, что русские тоже тогда относились к степнякам по-человечески. Русичи видели в половцах людей, с которыми можно сотрудничать и даже заключать династические союзы. И человечное отношение вело к тому, что половцы крестились и становились православными. Очень показательны отчества у двух половецких ханов: Юрий Кончакович и Даниил Кобякович. Они показывают тенденции, которые были у половцев. Именно при человечном отношении можно достичь положительного миссионерского эффекта. Об этом говорил еще евразиец Н.С. Трубецкой, который считал, что пренебрежительное отношение христианских народов к нехристианским плохо влияет на дело миссии.

Гумилев часто говорил, что степняки нам ближе, чем европейцы. Что касается истории всех степняков, то это очень спорно. Но когда половцы становились православными, они действительно были ближе, чем европейцы-католики (хотя до 1204 года это не имело большого значения).

При этом половцы с того момента, как их границы устоялись, почти все время выступают союзниками православных народов. Гумилев в своих трудах перечисляет практически все примеры. Византийскому императору Алексею Комнину половцы помогли победить мусульман-печенегов, грузинскому царю Давиду Строителю – изгнать турок-сельджуков из Тифлиса, болгарскому царю Калояну – победить крестоносцев 4-го крестового похода (в 1205 году). И конечно, упомянем половецкую помощь русским. На восточных границах половцы помогали в борьбе против волжских булгар, а на западных – против венгров и поляков. В частности, они помогли Мстиславу Удалому освободить Галич, когда венгры фактически устроили там крестовый поход на схизматиков. И, проникнувшись симпатией к половцам, потом с болью читаешь о нашествии Батыя. Ведь в результате его похода половцы фактически исчезли с политической карты мира.

При описании русско-монгольских отношений у Гумилёва тоже можно увидеть православные мотивы. Он целиком и полностью поддерживает политику Александра Невского, которую евразиец Г.В. Вернадский определил как «подвиг брани на Западе и подвиг смирения на востоке». Монголы были лучшим из двух зол, так как подчинение Западу было связано с отречением от Православия. Говоря о жизненном кредо Александра, Гумилев цитирует Священное Писание: «положить душу за други своя».

Здесь, между прочим, интересен следующий эпизод. Советский историк В.Т. Пашуто упоминает концепцию Вернадского о том, что целью политики Александра Невского было сохранение Православия как моральной силы народа. Советский историк назвал концепцию «мракобесием» человека, который «оторвался от родных корней», причем особо не аргументируя. Вероятно, это было сделано просто для поддержки линии партии. Гумилев же встает на защиту коллеги (который к тому времени умер), задавая полемический вопрос: «А в чем мракобесие?». Лев Николаевич в своих трудах не боялся говорить о значимости Православия, по крайней мере, для тех наших предков, которые «еще не читали диамат» (возможно здесь еще одна причина, почему он придерживался принципа «не подходить ближе Петра»). И здесь он фактически бросал вызов богоборческой генеральной линии.

Вслед за другими евразийцами, например, П.Н. Савицким, Гумилев видел в приходе монголов промысел Божий, так как в противном случае Русь стала бы жертвой западной агрессии. Лев Николаевич был убежден, что Русь тогда вступила в кризисную фазу обскурации, из-за чего не могла противостоять западной экспансии. Выигрывались отдельные сражения, но инициатива оставалась у католиков. И только после нашествия Батыя ситуация изменилась. Натиск католиков захлебнулся, а местами русские перешли в контрнаступление. На другом театре военных действий греки смогли выгнать крестоносцев из Константинополя, что тоже не может не радовать православного человека.

Однако давайте вернемся к тезису о «фазе обскурации». Пожалуй, он самый главный и одновременно спорный в гумилевской концепции русско-монгольских отношений. К тому же здесь есть пересечение с его пассионарной теорией этногенеза. И именно этот вопрос — один из самых дискуссионных в теории Гумилева. Что первично: кризис или зависимость? Оппоненты Гумилева утверждали, что кризис на Руси возник из-за монголов. Он говорил, что кризис начался раньше и стал причиной успеха Батыева нашествия и установления зависимости.

Самое интересное, что версия Гумилева оказывается ближе к точке зрения летописцев и других авторов источников средневековой Руси, которые говорили «по грехам нашим…». Они считали, что Батыево нашествие и подчинение монголам было Божьим наказанием за грехи. Гумилев считал, что зависимость стала следствием субпассионарности значительного количества русских людей. То есть очень многие плохо выполняли свои обязанности. Конечно, это не совсем то, что имели в виду летописцы под греховностью, но очень близко. А главное, и там и там говорится о последовательности «моральная деградация – зависимость от монголов».

Гумилева обвиняли в том, что он противопоставляет «благородных пассионарных татар» и «плохих субпассионарных русских». Но тут он следовал автору тех времен Серапиону, который обличал безнравственность русских и ставил им в пример язычников, чтобы русские исправились.

Судя по последним исследованиям, у русских летописцев была концепция «вавилонского плена». Согласно ей, русские уподоблялись древним иудеям, которые были наказаны вавилонским пленением за свои грехи. И, как древние иудеи, русские должны были покаяться, чтобы плен закончился. А что пишет Гумилев? Что в XIII веке русские стали малопассионарны, что привело к зависимости от монголов, а в XIV веке Русь преобразилась, потому что там появились самоотверженные, энергичные, храбрые люди. Благодаря таким деятелям, как Сергий Радонежский и Алексей Московский, на Руси началось религиозное возрождение. А вместе с религиозным возрождением шел и политический подъем. Что, в конце концов, и привело к созданию Московского государства, а затем и великой Российской империи. Люди изменились, и изменилось политическое значение Руси. Так что концепция Гумилева очень хорошо ложится на концепцию летописцев.

Также согласно концепции «Вавилонского плена» те, кто тогда сопротивлялся монголам (вроде Андрея Ярославича), тем самым противились воле Бога. Гумилев здесь тоже на стороне православных летописцев.

Гумилеву как христианину и любителю степняков, было радостно читать и писать про степняков-христиан. И восточным степным народам, принявшим Христианство, он посвятил целую книгу «Поиски вымышленного царства». В ней читатель узнает о целых народах степняков-кочевников, которые стали христианами-несторианами (других христианских течений они не знали) и о том, что среди чингизидов были сочувствующие христианам, а кто-то вероятно и крестился. И становится печально, когда читаешь про то, что эта традиция была прервана.

Например, Гумилев явно негативно относится к тому, что хан Узбек сделал ислам государственной религией Орды и устроил гонения на «неверных». Лев Николаевич считал, что христиане бежали на Русь и обрусели. Насколько версия правдоподобна – отдельный вопрос. Но психологически появление этой гипотезы очень понятно.

В связи с данным вопросом надо обратить внимание на следующее. Гумилева многие упрекали, что он преувеличивал число людей татарского происхождения в армии Дмитрия Донского, и видели здесь симпатии к татарам. Но если здесь и были эмоции, повлиявшие на создание гипотезы, то они были про-христианские. Ведь, согласно данной гипотезе, хороши те татары, которые не захотели быть мусульманами в Орде, а предпочли быть христианами в Москве и потом сражались вместе с русскими против ордынцев, а их потомки обрусели. Это гипотеза говорит о том, что миссионерский успех привел к политическому.

Так или иначе, есть много русских фамилий татарского происхождения. Гумилев их приводит с удовольствием. А ведь их появление связано с тем, что какие-то татары когда-то стали православными.

Также Гумилев боролся со сторонниками гипотезы «поврежденного менталитета». Согласно ей, монголы дурно повлияли на менталитет русских. Одним из сторонников данной теории был сам Карл Маркс. Гумилев видел в этой гипотезе проявление русофобии и считал, что влияние монголов на менталитет свелось к тому, что они помогли сохранить Православие. При этом плохой менталитет почему-то не помешал русским создать государство на 1/6 суши.

В связи с этим интересно наблюдать, как недовольство менталитетом часто сопровождается ненавистью к Православию, а слова «татарщина» и «византийщина» оказываются в лексиконе одних и тех же людей.

Бог дал Гумилеву возможность пережить коммунистический режим и высказать все, что он думал о коммунистической идеологии. В конце жизни он мог спокойно выражать свое несогласие со советскими классиками.

15 июля 1992 года Льва Николаевича Гумилева не стало на земле. Похоронили его в Александро-Невской Лавре. А отпевал его отец Пахомий (Трегулов) — крещеный татарин.

Антон Кизим

МОД «Молодая Евразия», Москва, 26 апреля 2015 г.