Обсценная (ненормативная) лексика в русском языке. 18+

          Обсценная лексика,  (непечатная брань, нецензурные выражения, ненормативная лексика, сквернословие, срамословие) или (от лат. obscenus — непристойный, распутный, безнравственный) — сегмент бранной лексики различных языков, включающий грубейшие (похабные, непристойные, богомерзкие, вульгарные) бранные выражения, часто выражающие спонтанную речевую реакцию на неожиданную (обычно неприятную) ситуацию.

Одной из разновидностей обсценной лексики в русском языке является русский мат.

         Разновидностью обсценной лексики, получившей большое распространение в русском языке, является русский мат, насчитывающий 4 словоосновы (блядь, ебать, пизда, хуй). В русском языке присутствует также несколько десятков других обсценных слов, не являющихся матерными и значительно менее табуированных, но тоже считающихся «неприличными».

Обсценная лексика в топонимике

       Согласно подсчётам В. Д. Назарова[1], неполное изучение источников XV—XVI веков позволяет выявить для того времени 67 русских топонимических названий (около 0,1 %), производных от обсценной лексики.

Вот основные, приведённые им, названия:

Волости: Елда (Угличский уезд), Залупицы (Вяземский уезд).

Населённые пункты (деревни, починки и бывшие населённые пункты — селища и пустоши): Безделево; Бздихина поляна (деревня), Бздихино, Бздунишка, Бздуново; Говенково; Пердилово, Пердунов починок, Пердуново, Пердухино, Пердякин починок; Блядцово; Безмудова; Елданицы, Елдахова, Елдено; Куярово; Мандино, Мандырево; Мудищево, Мудово, Мудоково, Мудынин починок; Пезделка, Пезделово, Пездлево, Пездлево-Долгое, Пездлевская (Пездлева); Пизденково, Пиздино, Пиздоклеин починок, Пиздюрино; Хуиково, Хуянков починок; Ебехово («Опихалово тож»), Ебшино; Ербалово; Поиблица, Поиблой починок.

Речки: Блядея, Бляденка (она же Блядейка), Еботенка, Елдахова (ср. деревню), Мудовка, Наебуха, Ненаебуха, Пиздюрка.

Дороги: Бздеховская дорога, Мандинский путь.

Также упоминаются местности - Говейнов заулок и Блядейский отвершек (овраг).

           Следует отметить, что ряд названий образованы от личных имён, и таким образом дают представления также об обсценной лексике в антропонимии, сообщая нам о существовании людей с именами: Бздиха, Пердун, Пердяка, Мудыня, Хуянок и т. п.

Обсценная лексика и общество

          Жёсткий запрет на публичное употребление обсценной лексики и фразеологии, идеографически и семантически связанных с запретной темой секса и сексуальной сферы поддерживался православной церковью, а в Новое время — законодательством, школой и иными культурными и общественными институтами.

         Несмотря на распространённость нецензурных выражений во всех слоях русского общества, на всех этапах его истории, в России традиционно существовало табу на использование обсценной лексики в печатном виде (отсюда, очевидно, и идёт название «нецензурная брань»). Это табу несколько ослабло в последнее время в связи с демократизацией общества и ослаблением государственного контроля за печатной сферой (первой в истории России отменой цензуры на длительный срок), переменами в общественной морали после распада СССР, массовой публикацией литературных произведений и переписки признанных русских классиков, писателей-диссидентов и нынешних постмодернистов. Снятие запрета на освещение определенных тем и социальных групп привело к расширению рамок приемлемой лексики в письменной речи. 

Мат и жаргон вошли в моду, став одним из средств пиара.

           *НАМ ДЕРЬМОКРАТИЯ ДАЛА СВОБОДУ МАТЕРНОГО СЛОВА, ДА И НЕ НАДОБНО ИНОГО, ДАБЫ ВОСПЕТЬ ЕЁ ДЕЛА!..*

Использование обсценной лексики в искусстве и СМИ

             Табуирование обсценной лексики — явление сравнительно позднее: ещё в документах и переписке петровского времени она встречается сравнительно свободно. Однако ко второй половине XVIII в. её использование в печатных изданиях перестало быть возможным, и широко использующие обсценную лексику стихотворения Ивана Баркова распространялись исключительно в списках. На протяжении всего XIX века обсценная лексика также оставалась уделом «неофициальной» части творческого наследия поэтов и писателей: нецензурные эпиграммы и сатирические стихотворения Пушкина, Лермонтова и других авторов ими самими не публиковались и вообще в России обнародованию не подлежали (политические эмигранты из России начали публиковать их в Европе лишь во второй половине XIX века).

        Одна из версий гласит, что подобное табуирование русского мата началось с засильем в науке и образовании немецких "спецов", выписанных императрицами России, как известно, имевших немецкие корни, из Фатерлянда... Кстати - "немец" по-русски, означало "немой". Ему говоришь - говоришь по -русски, а он ни хрена не понимает!..

           Первые попытки снять табу с обсценной лексики были предприняты в пролетарской России в 1920-е гг. и не носили массового характера; интерес к матерным словам у большинства авторов не был в это время самодовлеющим и увязывался в основном со стремлением свободно говорить о сексуальной сфере.

           В советский период общественный запрет на обсценную лексику действовал очень последовательно, что не мешало (и до сих пор не мешает;) подавляющему большинству населения охотно употреблять эту лексику в частной жизни. Задачи художественного освоения обсценной лексики поставили перед собой писатели русского самиздата, начиная с Юза Алешковского.

         В "лихие" 1990-е гг., когда цензурные запреты исчезли, обсценная лексика шире проникает в литературу, используясь в различных функциях. Самая простая из этих функций — реалистическая передача разговорной речи: если в жизни люди матерятся, то было бы странно, если бы в книгах точно такие же люди этого не делали. У некоторых авторов персонажи не злоупотребляют обсценной лексикой (так в книгах Виктора Пелевина она почти всегда присутствует, но в очень небольших количествах), у других речь персонажей изобилует сильными выражениями (так в романах Баяна Ширянова из жизни наркоманов герои, в соответствии с принципом жизненной правды, не стесняются в выражениях). 

           В ряде других случаев писатели используют обсценную лексику с более сложными целями: так в поэзии Германа Лукомникова обсценная лексика часто употребляется для воссоздания атмосферы карнавала (в понимании М. М. Бахтина), а в стихах Шиша Брянского предпринимается попытка воскресить и одновременно спародировать древнюю сакральную функцию инвективной лексики, её отнесённость к ключевым языческим обрядам (прежде всего, инициации). Обсценная лексика в соединении с суржиком присутствует в сатирическо-комедийных пьесах Леся Подервянского, где она помогает сделать их более реальными, показать принадлежность героев к определённым слоям населения.

         В среде пользователей компьютерных сетей распространена замена некоторых букв в матерных словах специальными символами («*!@#$%^&»), например: «это ох#@тельно». Иногда на форумах фильтрация обсценной лексики производится автоматически, и тогда можно встретить изменение не содержащих мат выражений, например «ходовы ~ ~ ~ ~ ки» вместо «ходовые балки».

Исследователи русской обсценной лексики

           Как отмечалось в статье В. М. Мокиенко «Русская бранная лексика: цензурное и нецензурное» (1994), активными теоретическими исследованиями русской обсценной лексики в XX веке занимались в основном зарубежные исследователи.

         Начиная с конца 1970-х годов, на Западе был опубликован целый ряд статей и монографий на эту тему. С началом перестройки несколько лексикографических справочников было выпущено в США — их характеризовала уже практическая направленность, стремление «пополнить лексический багаж» студентов-русистов, обучающихся на стандартных литературных русских текстах, облегчить для них живое общение с русскими.

          Начало российским исследованиям в этой сфере положили работы Б. А. Успенского и В. Быкова, которые также вышли за рубежом.

           Одним из первых исследователей русского мата является Т. В. Ахметова, которая в шестидесятые годы защитила по этой теме кандидатскую диссертацию, которая сразу же после защиты была отправлена в спецхранилище Ленинской библиотеки и выдавалась только по специальному разрешению органов. В семидесятые годы она по этой же теме защитила докторскую диссертацию.

В 1996 году она выпустила книгу[2]

         В 1997 появилась в России научная монография, посвященная проблемам сквернословия, написанная доктором филологических наук профессором В. И. Жельвисом «Поле брани. Сквернословие как социальная проблема» (переиздана в 2001).

         В 1998 российские исследователи Анатолий Баранов и Дмитрий Добровольский выпустили словарь «Русская заветная идиоматика».

            Критическому анализу словарей русского мата посвящена статья А. Плуцера-Сарно «Матерный словарь как феномен русской культуры». Здесь же приводится библиография лексикографических источников за период 1970—1996 годы. В 2001—2005 гг. Плуцер-Сарно издал первый («Лексические и фразеологические значения слова „хуй“») и второй («Опыт построения справочно-библиографической базы данных лексических и фразеологических значений слова „пизда“») тома 12-томного «Словаря русского мата», который он составляет в течение 25 лет.

        Следует также отметить, что кладезем для исследования русского мата является цикл хулиганских романов Петра Алёшкина, которые почти полностью написаны нецензурными словами.

           Исследователь русского народного творчества А. Н. Афанасьев собрал матерные образцы русского фольклора и опубликовал в книге «Русские заветные сказки».

Категоризация русской бранной лексики

А. В. Чернышев распределяет «ключевые термины матерного лексикона» на три группы:

- обозначающие мужские и женские половые органы и обозначающие половой акт;

- переносящие значение половых органов и полового акта на человека, как на предмет называния;

- в нарочито огрублённом виде заимствования из «культурной речи» (гондон, пидорас).

          В. М. Мокиенко считает данную классификацию излишне обобщённой и предлагает свою, более подробную, классификацию русской бранной лексики и фразеологии.

         При этом термины «бранная лексика» и «обсценная лексика» понимаются как взаимно пересекающиеся, хотя и не полностью идентичные.

Брань — это оскорбительные, ругательные слова, тогда как обсценная лексика — это грубейшие вульгарные выражения, табуированные слова. Главный признак, неразрывно связывающий две эти лексические группы, — эмоционально-экспрессивная реакция на неожиданные и неприятные события, слова, действия и т. п.

Исследователь классифицирует русскую бранную лексику по функционально-тематическому принципу, выделяя следующие основные группы:

Наименования лиц с подчеркнуто отрицательными характеристиками типа:

- глупый, непонятливый человек;

- подлый, низкий человек;

- ничтожный человек, ничтожество;

- проститутка, продажная женщина.

Наименования «неприличных», социально табуированных частей тела — «срамные слова».

Наименования процесса совершения полового акта.

Наименования физиологических функций (отправлений).

Наименования «результатов» физиологических отправлений.

В. М. Мокиенко указывает, что указанные группы бранной и обсценной лексики в целом представлены практически во всех языках.

          Что же касается национальных особенностей бранной лексики, то, по его мнению, они связаны с комбинаторикой и частотностью лексем определённого типа в каждом конкретном языке.

        Исходя из этих критериев, автор говорит о двух основных типах бранной лексики европейских языков:

«Анально-экскрементальный» тип (Scheiss-культура);

«Сексуальный» тип (Sex-культура).

        В этом плане, по его мнению, русская, сербская, хорватская, болгарская и другие «обсценно-экспрессивные» лексические системы относятся ко второму типу, в то время как чешская, немецкая, английская, французская — к первому.

Национальное своеобразие русского языка состоит не в самом наборе лексики, а в её частотном распределении.

Ядро русской матерщины, как отмечают все исследователи, составляет очень частотная «сексуальная» триада: хуй — пизда — ебать.

         Число производных от данных словообразовательных основ и эвфемизмов, используемых для их замены, поистине неисчислимо, ибо они постоянно генерируются живой речью. Чрезвычайно активно эта же триада используется и во фразеологии.

Примечания.

1. Назаров В. Д. «Срамословие» в топонимике России XV—XVI вв.. Архивировано из первоисточника 16 сентября 2012. // «А се грехи злые, смертные…» М., Ладомир. 1999. С.551-566

2. Ахметова Т. В. Русский мат. Толковый словарь. 1996 г. ISBN 5-7117-0414-1