Антибиокорезистентность – новый ковид. Часть 2.

Как вышло, что нанятые фармой лоббисты и т.н. «ученые» рисуют смертность от AMR выше, чем от всех инфекций вместе взятых, а экономический ущерб — выше, чем от кризиса ‘08-’09, старые антибиотики по-прежнему стоят копейки, новых типа нет, а фарма не спешит инвестировать в такое золотое дно.

Антимикробная резистентность – AMR – есть такая проблема. Но в подавляющем большинстве случаев, она касается «антибиотиков первой линии», то есть массовых препаратов с историей в много десятилетий. И «лечится» очень просто – назначением препаратов второй линии, более новых, но ненамного более дорогих. Пенициллин Флемминга-Ермольевой для сегодняшнего пациента – просто плесень. Случаев появления бактерий, устойчивых к самым новым антибиотикам очень мало. Речь идет тут не о миллионах, не о сотнях тысяч, а о десятках описанных эпизодов в год.

Но эволюция неостановима, очевидно (когда-то) настанет момент, когда какой-нибудь ванкомицин превратится в пенициллин. А новых надежд человечества нет, т.к. в связи с изменением модели финансирования фармисследований разрабатывать антибиотики неинтересно. Раньше это было делом университетов, так появились все типы и поколения лекарств. Сейчас – когда университетская наука скорее мертва и всем занимаются фармкомпании – на первое место выходит прибыль.

Большинство крупных фармкомпаний покинули этот рынок из-за нерентабельности: разработка антибиотиков и КИ требуют существенных вложений (порядка $1,5 млрд за препарат) при сравнительно скромной прибыли. Хотя малая себестоимость позволила бы фармкомпаниям окупить затраты, их основные претензии — к низким ценам от нацрегуляторов, а также коротком периоде приема. Разработка экспресс-тестов, которые бы помогли быстрой диагностики и назначать антибиотики только в случае необходимости, также идет вразрез с их интересами. Единственный устраивающий компании вариант — повышение цен на существующие (и что самое главное – на будущие) антибиотики на порядки.

Предложенный якобы компромиссный выход получил название «модель Netflix»: покупатель заранее платит установленную «абонентскую плату» за доступ к антибиотикам и впоследствии получает столько препаратов, сколько ему нужно. «Подписчиком» может быть государство, платящее за поставки фармкомпаниям, или отдельные пациенты.

Система уже применяется: в 2019 г. министерство здравоохранения Великобритании заключило с Pfizer и Shionogi «подписку» на новые виды антибиотиков, в том же году штат Вашингтон заключил сделку с AbbVie, а Луизиана — с Gilead на неограниченную поставку препаратов против гепатита С. Во всех случаях речь идет о десятках миллионов долларов в год.

Это вызвало положительные отклики со стороны фармбизнеса: Pfizer (надо же, и он здесь) эти новости «привели в восторг», а CEO Merck Кеннет Фрейзер заявил, что видит свою роль в «оптимизации доступа пациентов к лекарствам и оптимизации окупаемости инвестиций, а не максимизации того или другого». Отличие «модели Netflix» — покупатель всегда переплачивает многократно под видом инвестиций в разработку новых антибиотиков, поощряемых заявлениями ВОЗ об опасности резистентности.

Также модель не подразумевает «лечения больного, а не болезни». Государство подписалось на линейку препаратов, значит больные будут «жрать, что дают», даже если на рынке появятся более эффективные и дешевые варианты.

Конечная цель исследований — продвижение «модели Netflix» среди нацрегуляторов, большинство из которых скептически настроено по отношению к идее переплаты за старые препараты якобы ради разработки новых. Ситуация так себе – государства уничтожили университетскую разработку фармпрепаратов ради «стартапов», которые якобы «более эффективны», а в результате им предлагается разложить деньги, шедшие на науку и образование, по карманам топов бигфармы под обещание «обязательно сделать новые эффективные лекарства».

ВИРУСНАЯ НАГРУЗКА

Подробнее на https://vizitnlo.ru/antibiokor...