Исповедь киевлянина

Вчера нежданно-негаданно встретилась с человеком, который жил в Киеве с 1997 года. Жил, короче, не тужил, пока все это не грянуло. Он — русский, и жил там с российским гражданством и постоянным видом на жительство. У жены — украинский паспорт, но она тоже русская. Живет в Киеве уже 40 лет.

Я никогда не знала ни этого человека, ни его политических взглядов. Да, именно политических. Потому что в это время на Украине все раскололось надвое, и скол прошел через семьи. Песня есть такая хорошая: „Стоим в поле с братом Колей“.

Он вчера не мог поверить, что ему удалось вырваться! Последние 9 месяцев были очень тяжёлые. Надо было следить за своим языком (он даже высказался, что „язык свой я уже давно в задницу засунул“), со всем соглашаться, ни в коем случае не носить с собой российский паспорт. Всегда имел с собой только права и еще какие-то документы, не указывающие на гражданство. Часто просто останавливают и проверяют документы, он все время говорил, что паспорт забыл, показывает права. И везде тебя преследует страх — нет, не страх от российских бомб, а страх, что тебя в любую минуту могут схватить, предать, продать. На работе все же знают, что у тебя российское гражданство. В Киеве стоят везде большие билборды с надписью „Сдай врага!“ И такой скан-код, который можно телефоном скачать и сразу „сдать“ плохого соседа, ненавистного коллегу или даже родственника, на квартиру или имущество которого ты положил глаз. Людей хватают и с ними разбираются, возвращаются на свободу не многие.

Они долго собирали на всякий случай всякие документы. Поменять российское гражданство на украинское не получилось, шансов вообще никаких! Решили ехать через Венгрию и Германию в Нидерланды, там дети. Заранее позвонили в венгерское консульство в Ужгороде, чтобы узнать, нужна ли виза. Слава Богу, с видом на жительство Украины 30 дней можно без визы. По всяким своим каналам нашли микроавтобус с водителем, который делает такие рейсы 1-2 в месяц. На украинско-венгерской границе собирают паспорта на проверку. Пограничник смотрит на красный российский паспорт и тихо звереет: „Это что?! Это что за тряпочка?“ Все молчат. „Правильно я говорю?“ — обращается к рядом сидящей жене, у нее и имя и паспорт другие. Она кивает головой. Разворачивается и уходит. Через какое-то время паспорта приносят и все облегченно вздыхают, едут дальше. Он говорит жене: „Ну что… это была таможня, сейчас погранцы будут, придется раскорячиться. Мне сейчас эту тряпочку скрутят и засунут в одно место!“ А водитель тут говорит: „Мы уже в Венгрии, сейчас венгерские пограничники будут“. Венгры вежливо поприветствовали на русском языке: „Добрый вечер“ и указывая на российский паспорт спрашивают: „Где виза?“ И тут мой собеседник выразительно жестикулируя объясняет, что он говорил с самим консулом, и что консул сказал, что можно без визы. Они долго слушали и тут один отвернувшись сказал: „Консул — курва!“ Но их пропустили. Самое уму непостижимое было то, что водитель этого микроавтобуса был один без подмены! Они сели в автобус в 3 дня, а вечером следующего дня позвонили мне, не смогла бы я их приютить, а то они боятся, что не доедут! Водила был за рулем уже 30 часов! И поспал только 20 минут! И было видно, что он глаза бровями держит! Они сошли, а автобус еще с двумя пассажирами поехал дальше в Амстердам. Даже боюсь спрашивать, доехал ли он.

Освещения улиц сейчас в Киеве нет. Единственное, что освещается, это памятник жертвам Голодомора. Это вообще отдельная тема, где эту национальную катастрофу СССР делают инструментом борьбы против ненавистной России, забывая о том, что голод покосил людей Северного Казахстана, Сибири, средней полосы России. Неважно! В топку на борьбу с ненавистным врагом! Я спрашиваю: „Когда это началось?“ Он говорит, что вот „москаляку на Гиляку“ пошло уже до 2014 года, но тогда все это не воспринималось всерьез, никто не думал, что это когда-то станет реальностью и доктриной и идеологией целого государства под названием Украина. Мы все спрашиваем: „Когда это началось? Можно ли было это остановить? Когда была пройдена точка невозврата?“ Да, это раковая опухоль разрасталась каждый год, метастазируя в головах и душах людей, живущих на Украине.

Он рассказывает, что Киев — это русскоговорящий город. Все почти поголовно говорят по-русски. Даже в 2014 или в 2015 году был репортаж на украинском ТВ о случае, что один беженец из Донбаса каким-то образом попал в Западную Украину и где-то там заговорил на русском, и ему порвали рот… Репортаж осуждал это происшествие. Ну а потом все равно все пошло по тому пути. Порошенко подписал закон о запрете языка, Зеленский обещал на выборах, что каждый может свободно разговаривать на русском, но обманул. А сейчас, как рассказывает мой собеседник, в их магазине все между собой говорят на русском, приходит клиент — сразу переключаются на мову, иногда забывают, некоторые клиенты начинают возникать: „Почему Вы не говорите на мове?!“ И он возмущается, что люди говорят вообще непонятно на каком языке! Это какая-то горючая смесь из русского, русского мата, мовы, суржика, польских слов и вообще непонятно чего! Писать правильно из молодёжи не может вообще никто.

Рано утром и вечером на улицах темно, хоть выколи глаз, вот просто натурально именно так темно! Люди ходят с рефлектируемыми повязками и фонариками. Страшно тоже, так как у многих на руках оружие, и никогда не знаешь, что кому придет в голову. Россия бомбит инфраструктуру, и каждый знает, что в жилые кварталы бомбы не полетят, никто уже не обращает внимания на прилеты, жизнь в городе идет своим чередом — все пытаются как-то приспособиться и просто выжить. Он рассказывал, по-моему, о какой-то соседке, как она на чем свет честила „бандеровцев“ — „да чтоб они вообще из подвалов никогда не вылезали за то, что они бомбили Донбасс и убивали детей, да чтобы они померли все от голода!“ А он ее спрашивает: „Дак тыж сама сидишь во всем этом говне!“ А она отвечает: „Я выдержу и вытерплю!“

Я спрашиваю, а что вообще простое население думает обо всем этом? Он говорит, что у всех рот на замок, все боятся. От разговоров все уходят. На работе есть один, который почти открыто спит и видит, как Красная Армия придет, наверно, с флагом красным в обнимку спит! — смеется… Говорит, что этому мужику все прощают, что он немного странный.

Мы разговариваем, и я рассказываю ему, что пишет западная пресса. Кровавый сумасшедший Путин напал на мирную Украину, и это без всяких провокаций со стороны Украины! Он долго и громко смеется! „Да, говорит, ни с того ни с сего! Утром встал и подумал — а почему бы нам не вторгнуться на Украину?“ Ха-ха-ха! „Никаких провокаций!“ Ха-ха-ха! „А Одесса, Зугрес, Луганск, обстрелы мирных жителей Донецка?“ Еще сказал: „Да Украина хотела Донецкую и Луганскую республики 26 февраля с землей сравнять! И все об этом знают! Путин опередил, потому что остановить в прыжке намного легче, чем когда враг уже прет по твоей земле. А Донбас уже давно украинским не был — вся инфраструктура была связана с Россией — пенсии, электричество, банки, газ.“

„А что они думали? Что им ничего не будет? Что они могут безнаказанно убивать, унижать, пытать? Они что, думали, что ответка никогда не прилетит? И после всех этих безнаказанных убийств они еще смеют говорить, что злобный Путин ни с того и ни с сего на них напал? И они спрашивают „за что?“ Это же надо быть такими наивными!“

Я рассказываю ему историю Украины, которую впихивают в головы немецким школьникам. Одна моя ученица просветила меня в этой области. Оказывается, Украина веками боролась за свою независимость! Что украинский и русский царь воевали друг с другом! На этом месте мой собеседник чуть не подавился. И мы дружно хохочем! Украинский царь! Успокоившись, говорит: „Да слова Украина до начала 20-го века не было вообще! Это была окраина! Поэтому все и говорят — на Украине (на окраине), а не в Украине. Да они молиться должны на Ленина, Сталина и Хрущева, которые их подарками завалили! Ленин дал им государственность и подарил исконно русские земли индустриального Донбасса. Сталин подарил Западную Украину и Закарпатье, Хрущев подарил Крым! А они их памятники сносят! А что им сделали Пушкин, Лермонтов, Достоевский? И сейчас они запретили православную церковь!“

„Идет война, а они принимают закон о однополых браках! Вместе с этим законом они приняли закон, что у всех граждан России, имеющих недвижимость или какое-то имущество на Украине, будет все это изыматься.“

Он сидит, хватает руками голову и все время повторяет: „Нет, я просто не могу поверить, что я вырвался из этого Мордора! Это — жесть, там жить! Просто жесть!“ Я спрашиваю, а правда ли, что могут мобильник отнять, чтобы посмотреть, какие ты каналы читаешь и что пишешь? „Да, это так. Могут прямо в транспорте мобильники пособирать. Я, когда ехать собрался, все с компьютера удалил, просто начисто!“

Я смотрю на него и думаю, что он похож на приговоренного к смерти, которого вдруг помиловали. А сколько таких сидят там и только и ждут, когда же все это закончится и королевство кривых зеркал рухнет и рассыпется в прах, как страшный сон. Я думаю о том, что за каждым преступлением следует наказание, и что для всепрощения время еще не пришло. Безнаказанность и вседозволенность привело Украину в ту пропасть, где она сейчас находится. Когда главной идеологией государства становится не созидание, а разрушение, когда ненависть к соседу является единственным двигателем жизни этого государства, то государство разрушает себя изнутри, оно поедает себя самого. Ненависть еще никогда не была созидательной. Попытки создать из каких-то лоскутков свою собственную историю, отдельную от России, не принесут успеха, это все равно что отречься от семьи, от родителей и придумать себе новых. Без прошлого нет будущего, и отрекаясь от прошлого мы обрекаем наше будущее на скорую погибель.

Мой текст вызвал интерес немецкого критического издания. Они захотели его опубликовать. Для такого ответственного дела я решила еще раз пообщаться с этим человеком, и мы созвонились, где я уточнила некоторые моменты и задала новые вопросы.

Это новые моменты его истории:

Последние 9 месяцев он ездил на работу на велосипеде, потому что в транспорте постоянно проверяют документы. Осенью и зимой стало очень тяжело — холодно и темно, постоянно бронхит мучал, но выхода не было, про общественный транспорт он мог забыть. Всегда имел с собой только права и еще какие-то документы, не указывающие на гражданство. Ему надо было проезжать под несколькими мостами, а там постоянно патрули, и они его часто останавливали.

Спрашиваю, а много ли таких как он, с русскими паспортами. Он говорит, что никого не знает, динозавр, короче. Один раз осенью поехал за город в один посёлок, где он еще до событий квартиру купил, да так регистрацию в паспорте и не проставил. Приехал туда, пошел в домоуправление, Ну и там ему объясняют, что ему надо делать, да тут чиновница красный паспорт увидела и сказала: „Вы вообще-то поосторожнее с этим паспортом, могут забрать!“ И рассказала, что есть в Черниговской области лагерь, где всех таких как он держат — россиян с видом на жительство. „Она мне даже сказала, как этот лагерь называется, но у меня голова уже не работала, я сразу решил ноги сделать от греха подальше! Квартира подождет!“

С октября в Киеве очень часто нет света. Иногда даже по три дня. Как только свет появляется, сразу срочно кидаешься и заряжаешь все телефоны, пауэрбанки, а самое главное — лампочку велосипеда, без этого — конец! И еще воду вскипятить и в термос, но на утро она уже холодная. Хорошо тем, у кого газовые плиты, а у них — электрическая. Поэтому ужин при свечах холодными консервами.

До октября, когда русские начали ракетные обстрелы военных объектов и инфраструктуры после взрыва Крымского моста, жизнь в Киеве, практически, не отличалась от довоенной. Напротив их дома Днепр с рядом ресторанов и кафе. Вечером — постоянные тусовки, дорогие машины, молодёжь гуляет вовсю. „Какая молодёжь? — спрашиваю я, — а как же всеобщая мобилизация?“ „Да там такая молодёжь… у таких есть родители, которые их откупят. Да, повестки раздают всем в метро, на улице, студентам, рабочим, а не по ночным клубам.“

„А ты на мове говоришь?“ „Вот представь себе — нет! Из принципа! Не могу! Нет, конечно, я там уже 30 лет живу, и если приспичит, я слеплю очень правильное предложение, но говорю только по-русски.“

Его работа находится километрах в двух он танкоремонтного завода. Ну там что-то под это перепрофилировали. Один раз он своими глазами увидел российскую ракету, летящую туда. „Я был поражен, как она низко летит и какая она толстая, брюхатая и да, с такими крыльями. Я видел, как она лавирует между высоких зданий, огибая их, и идя целенаправленно к цели! Ужасно завораживающее зрелище! Как будто живая! Только тогда, когда это видишь своими глазами, начинаешь понимать, как все это страшно! Вон моя жена в марте, когда Киев окружили, вышла на балкон, а тут мимо так низенько три российских истребителя! И она сразу начала чемоданы собирать. А мне куда с моим паспортом? Вот я и остался. Если бы она вот сейчас не приехала и меня не вызволила, то я не знаю, как бы я жил дальше. Жена декабристка!“ — смеется он. Сначала завод бомбили только по выходным, чтобы гражданских не задеть, которые там работают. Но последнее время, конечно, все стало жестче.

Есть у них друзья, с которыми они открыто могут говорить. У жены есть подруга, которая тоже все понимает. Она утверждает, что у них полдома таких. Но в основном все молчат. Я спрашиваю, а есть ли такие, которые прямо упертые патриоты — за Бандеру, Зеленского? Он говорит, что полно. „Ты вот посиди перед украинским телевизором два дня, и сама начнешь топить и за Бандеру и за Зеленского. Ты даже себе на минуту не можешь представить, какую жесть там гонят!“ „А ты смотришь телевизор? Или просто не можешь?“ „Я уже несколько лет не смотрю, это нормальная психика не выдержит. У меня есть примеры — умнейшие образованнейшие люди! И как подменили! Я смотрю все из интернета, ютюба, но последнее время все закрывают и цензируют и нормальной информации не найдешь.“

Александра Мина