Чтобы начать рассказ о становлении независимой Сербии и её пути к Первой мировой войне, придётся немного вернуться назад. Во времена, когда, ещё формально находясь в составе Османской империи, Сербия стала проводить политику «чем меньше турок, тем свободнее Сербия», вылившуюся в программу «Начертания» Илии Гарашанина.
Внешнюю политику Сербии в середине XIX века можно назвать парадоксальной. Начнём с того, что она была «двухслойной». Первый слой, официальный, разыгрывался на глазах России, Турции и английского и французского консулов. Второй слой… тайный (на Балканах были весьма популярны тайные общества, так что удивлять это не должно). И эта тайная политика была куда амбициознее своего внешнего слоя. Её отзвуки до сих пор звучат на Балканах.
Внешний слой сербской политики был… сервильный. Страна действовала как слабое и зависимое от внешних сил новообразование, вынужденное лавировать между русским, английским и французским влиянием, осторожно поглядывая в сторону Османской империи, остававшейся формальным сувереном Сербии. А вот тайная политика…
В середине XIX века Сербия была крошечным княжеством: население не достигало миллиона человек, а в Белграде проживали 13 724 жителя (на 1847 год) — райцентры в России побольше будут! Городские власти были озабочены тем, что жители пасут своих свиней и коз прямо на столичных улицах и неоднократно издавали постановления, запрещающие эту практику (которые привычно никто не исполнял). Впрочем, в 1848 году улицам города даже дали имена, что само по себе было огромным прогрессом. По этим улицам ходили местные жители в шароварах, расшитых куртках, фесках и с пистолетами за поясом. В общем, весёлое местечко!
Проблема была и в том, что сербы были исключительно сельским населением. Как писал в своём отчёте русский консул Герасим Ващенко: «В сёлах у них кузнецы — кочующие цыгане; а по городам кузнецы, каретники, портные, сапожники, столяры, хлебники, плотники и каменщики австрийскоподданные. Довольно число плотников и каменщиков приходит также каждый год из Румелии и Албании, и все сии мастеровые выносят из Сербии ежегодно миллионы. Сербин, в отношении к труду, занимается только хлебопашеством и выгонкою из слив водки, обыкновенно сколько нужно ему для годового обихода, редко для продажи, и то работают по большей части женщины».
Я специально даю это описание, чтобы сравнить реальное положение страны (самые жёсткие свидетельства я ещё и не привожу, дабы не раздувать объём статьи) с тем громадьём планов, что вызревало в головах сербской элиты. А громадьё этих планов было связано с объединением сербского народа в одном государстве. Дело в том, что, кроме как в самой Сербии, 38 500 сербов проживали в Черногории и полмиллиона — в Боснии и Герцеговине, кроме того, в составе Румелии (европейская часть Османской империи) была область Старая Сербия. А ведь не стоит забывать и будущую Сербскую Воеводину — населённые сербами (около 300 тысяч человек) районы Австро-Венгрии и Далмации (80 тысяч человек). Всего же в Австро-Венгрии сербов жило больше, чем в Сербии: 1,5 миллиона человек! В общем, если собрать вместе всё это население, страна начинала выглядеть куда солиднее.
Собирать народ начал Милош Обренович, присоединивший к Сербии несколько районов — нахий. Но потом его силы ушли на борьбу с собственными сторонниками ограничения княжеской власти — уставобранителями, то есть конституционалистами. Собственно говоря, именно они заставили Милоша отречься в пользу сына Милана и эмигрировать в Австрию. Вскоре Милан, больной туберкулёзом, умер, и на престол сел его брат Михаил, которого уставобранители во главе с Томой Вучичем заставили бежать вслед за отцом в Австрию. Впрочем, этого не поняли русский император Николай Павлович и европейские консулы, и на сербский княжеский престол был посажен утверждённый султаном Александр Карагеоргиевич.
Тогда в Сербию и вернулся из эмиграции Илия Гарашанин. Это был человек, которого смело можно назвать самородком. Родился он в семье торговца скотом, учился в своей жизни только четыре года в немецкой школе Воеводины. Илия был одним из самых высоких людей в Сербии, широкоплеч, силён, на первый взгляд хмур и суров, но в реальности любил пошутить. Не пил ничего, кроме кофе (но кофе пил очень много!), и постоянно курил. Слабое здоровье компенсировал стальной волей и неукротимым духом. В 22 года он стал таможенником, но потом Милош Обренович вызвал молодого человека к себе и назначил начальником штаба сербской армии, присвоив ему первое воинское звание — полковник. Проблема была в том, что ни сербской армии, ни штаба ещё не было. И Гарашанин создал их. Он же создал военное законодательство, после чего убыл в ссылку — в Константинополь: поссорился с князем. После победы уставобранителей Гарашанин вернулся в Сербию и стал заместителем министра внутренних дел. После того как по требованию России Вучич и прочие лидеры конституционалистов были высланы, именно он стал лидером этого движения. Но прославился он не этим…
Сразу стоит отметить, что во внешней политике Гарашанин ориентировался на Францию, так что во внутренней политике окраску он менял как хамелеон, становясь то сторонником Обреновичей, то Карагеоргивечей, впрочем, ходили слухи о том, что ставший всесильным премьер-министром Гарашанин подумывал о возведении на трон новой династии с собой любимым во главе. Но неизменным было одно — другом России он не был (хотя изображать русофильство умел отменно!), а поддержки регулярно искал у Франции.
Этот 32-летний самоучка составил программу «Начертания», задачей которой было ни много ни мало, а поставить глубоко провинциальную Сербию «в один ряд с остальными европейскими государствами». Помогли составить программу жившие во Франции польские эмигранты во главе с графом Адамом Чарторыйским. Собственно говоря, «Начертание» — это буквальная сербская калька с польского названия данной программы — «План».
Надо сказать, что Гарашанин и его советчики создали программу, которая была рассчитана на десятилетия и не потеряла актуальности даже сегодня. «Начертание» постулировало, что задача Сербии — не замыкаться в границах княжества, а «стремиться притянуть к себе все народы сербские, которые её окружают». Фишка данного плана была в том, что развал Османской империи, по мнению его автора, мог пойти по двум сценариям: первый — раздел Турции между Россией и Австрией; второй — создание на её обломках большого славянского государства (с Сербией во главе). И как раз второй вариант подразумевал опору на Францию и Англию в противовес России и Австрии. Именно такой образ действий Илия Гарашанин в «Начертании» обозначил как «Политика Сербии».
Осуществление плана делилось на семь частей. Первая называлась «Предварительные средства» и подразумевала посылку по одному сербскому агенту в Боснию и Герцеговину, Черногорию, Северную Албанию, Славонию, Хорватию и Далмацию: узнать, что там к чему, причём особое внимание стоило уделить именно Боснии и Герцеговине, Черногории и Северной Албании. Вторая часть касалась отношений с Болгарией. Болгар «Начертание» считало наибольшими русофилами на Балканах: они жили непосредственно на границе с Турцией и большая часть османской армии дислоцировалась именно там, поэтому все надежды на освобождение болгарами связывались именно с Россией. Но, по мнению авторов плана, Россия «для себя старается и болгар запрягла бы в ярмо, много тяжелее турецкого». Поэтому программа рекомендовала отрывать болгар от России с ориентацией на Сербию: печатать здесь книги на болгарском языке, помогать в деле просвещения и образования болгар… В общем, использовать то, что сегодня называют «мягкой силой».
Тут стоит отдать должное Гарашанину: он был реалистом, поэтому признавал: «Сербия ни с кем легче бы не достигла своей цели, как в согласии с Россией. Но это только в том случае, если бы та совершенно и полностью приняла бы условия Сербии». Иными словами, Россия должна была обеспечить территориальное расширение княжества, но исключительно на сербских условиях. Напомню, написано это было в городе с населением раза в два меньше российского «губернского города Глупова», который чуть позже будет изобретён Салтыковым-Щедриным.
Третья часть касалась отношений с Боснией и Герцеговиной, Черногорией и Северной Албанией, которые Сербия планировала постепенно, не мытьём так катаньем присоединить к себе, получив таким образом выход к Адриатике и освобождение от «торговой зависимости» от Австрии. Четвёртая часть предусматривала укрепление влияния на сербов Воеводины, создание там газеты, активную агитацию и, таким образом, вырвать это район из состава Австрии. Собственно говоря, несмотря на франкофильство, сербский политик в программном документе ограничился собиранием вокруг Белграда исключительно сербских земель (исключение — Северная Албания, но тут Гарашанину был нужен выход к морю): делать из Сербии Югославию как противовес Австрии и России он не собирался. В отличие от польских учителей, Гарашанин ничего не стал писать в «Начертании» по поводу внутренней политики: он был убеждённым сторонником сильной руки и всю эту шляхетно-либеральную муть даже рассматривать не стал!
Проблема была в том, что подобные действия невозможно было предпринять без большой войны на Балканах с отрывом от Османской империи её балканских владений. А Россия очередной русско-турецкой войны не хотела! Нужна была провокация, и она случилась. 9 июня 1875 года началось восстание в Герцеговине. Местный разбойник напал на караван в Бишине, турки послали четыре батальона на его поимку, но крестьяне собрались в ополчение и стали нападать на турецкие войска. Постепенно пошли требования снижения налогов, потом повстанцам оказали помощь черногорцы. Сербия помогать повстанцам официально не спешила, но оружие и добровольцы в Герцеговину текли рекой, а когда повстанцы решали мириться с султаном, шли сербские обещания вступления в войну и восстание приобретало новый импульс.
Турция пыталась давить восстание, но не слишком успешно: войск было мало, а переброска требовала времени. Когда же достаточные силы собрались, в войну вступили Сербия с Черногорией. Армия у сербов была хоть и большая (отмобилизовали 124 тысячи человек плюс прибыло порядка пяти тысяч добровольцев: сербы из Турции и Австро-Венгрии, русские, болгары, итальянцы), но плохо вооружённая и почти необученная. Поэтому хоть турок было и несильно больше (порядка 133 тысяч человек регулярных войск и 20 тысяч башибузуков), но сербское вторжение в Боснию провалилось, более того, османы захватили несколько сербских сёл. Правда, прорваться к Белграду не вышло уже у турок, а европейские державы потребовали прекращения огня на 10 суток.
После окончания перемирия наступление турок продолжилось. В боях за Джунис сербская армия ударила по тапкам, держался только русский отряд. По итогам боя русский доброволец, генерал Михаил Черняев отбил телеграмму императору Александру II: «Все русские погибли, все сербы бежали. 24 часа!» Князь Милан в панике телеграфировал Александру II, умоляя спасти Сербию. И царь — спас. Он выдвинул султану ультиматум: в течение 48 часов заключить мирный договор с Сербией и Черногорией, а ежели что не так… 200 тысяч русских солдат на Дунае перейдут границу. Перемирие на два месяца было заключено в феврале 1877 года, а после его окончания, в апреле того же года, началась русско-турецкая война.
Описывать её ход — тема для серьёзной монографии, но по итогам для Сербии стоит пройтись. Начнём с того, что Сербия получила независимость. Кроме того, по Сан-Стефанскому мирному договору страна получила города Ниш и Лесковиц в Моравской Сербии. «Начертание» начало осуществляться! Россия потеряла на Балканах более 100 тысяч человек, но по итогам войны Сербия получила возможность стать из вассального княжества независимым королевством.
И у этого королевства были планы на соседей! Правда, для начала пришлось разобраться с собственными русофилами. 28 сентября 1883 года началось Тимокское восстание: король Милан потребовал от крестьян сдать оружие, но народно-радикальная партия, в отличие от проевропейского короля симпатизировавшая России, призвала народ отказаться от разоружения. 21 октября повстанцы разгромили силы королевской сербской армии под Луково. Милан опасался, что армия откажется стрелять по своему народу, но выплата офицерам удвоенного жалования сняла эту проблему. Переформированные части разгромили повстанцев. 20 повстанцев были повешены, один покончил с собой, лидеры бежали за границу. Теперь можно было заняться и соседями.
Предлог к войне доставила река Тимок, изменив своё русло, в результате чего сербский пограничный пост оказался на территории Болгарии. Болгары попросили эвакуировать пост, но сербское руководство решило, что война — неплохой способ прирасти территорией. Как выяснилось, сербы ошиблись. Казалось, у Сербии были сплошные преимущества: армия, вооружённая самыми современными винтовками, уволившиеся из болгарской армии русские советники (болгары до сих пор называют этот конфликт «война капитанов против генералов»), серьёзное превосходство в силах (большая часть болгарской армии оставалась на турецкой границе) и артиллерии. Болгары показали себя отличными вояками: они разгромили сербов в сражениях при Сливнице и Видине и захватили сербский город Пирот. Спасла Сербию Австро-Венгрия, поставившая болгарам ультиматум: отступить или империя вступит в войну на стороне Сербии.
Впрочем, прирастать территориями сербы планировали за счёт Турции, так что к 1912 году при поддержке России сформировался Балканский союз, в состав которого вошли Сербия, Черногория, Болгария и Греция. Стоило поспешить с разделом турецкого наследства: в 1911 году Италия наголову разгромила Османскую империю, отхватив Додеканес и Ливию, такими темпами получить балканские владения мог кто-то другой! Первая Балканская война дала сербам часть Македонии и Косово — аккурат то, на что претендовало «Начертание». Только без выхода к Адриатике. И это следовало исправить!
Тем более что на это толсто намекали немецкие и австрийские дипломаты: стоит победить болгар в союзе с греками, и — вуаля! — Македония и Салоники ваши. Было заманчиво, конечно, но болгары успели себя показать лучшими вояками на Балканах, так что страшно было. Но сербский премьер Никола Пашич решился. Для начала общество подогрели существенной дозой великосербского шовинизма, идеи максимального расширения границ из «внутреннего слоя» сербской политики прорвались во внешний — сам король открыто к этому призывал. Сформировалось радикальное тайное общество «Чёрная рука», стремившееся к созданию единого южнославянского государства, наиболее полной реализации идей «Начертания». Главой общества стал начальник сербской контрразведки Драгутин Дмитриевич по кличке Апис.
Впрочем, войну начали болгары по принципу «если драка неизбежна, надо бить первым». Замысел был в том, чтобы разбить сербов и греков по отдельности, но силы были неравны, и болгары успеха не достигли. А когда в войну на стороне сербов вступили румыны с турками, судьба конфликта была решена. По Бухарестскому договору Сербия приросла территориями с 48 300 до 87 780 километров квадратных — без малого вдвое! Плюс 1,5 миллиона человек населения. Вот только с выходом к морю не срослось, но эта проблема казалась решаемой.
Что там ещё оставалось по плану Гарашанина? Так Воеводина, принадлежавшая Австро-Венгрии. И в дело вступила «Чёрная рука». Сейчас сложно сказать, готовил Апис убийство Франца-Фердинанда или просто не мешал Гавриле Принципу его осуществить. Но то, что он знал о готовящемся теракте, несомненно. Так же, как и то, что убийство эрцгерцога полностью соответствовало планам организации. Большая война вновь должна была принести Сербии территорию, населённую сербами. А то, что основную тяжесть войны должна была вынести на своих плечах Россия, так ведь написано же было: «Сербия ни с кем легче бы не достигла своей цели, как в согласии с Россией. Но это только в том случае, если бы та совершенно и полностью приняла бы условия Сербии»…
Фёдор Ступин
Оценили 4 человека
5 кармы