Совсем не железный Феликс на фоне революционной борьбы

Самой большой страстью беспощадного главы ЧК Феликса Дзержинского, со дня рождения которого 11 сентября исполняется 139 лет, была революция, однако опубликованные недавно письма свидетельствуют о том, что в его жизни было место и для страстей человеческих. В своих любовных посланиях Феликс предстает совсем не железным, хотя его избранницам и приходилось мириться с тем, что они всегда были на втором месте после революционной борьбы.

Около 20 лет назад были рассекречены архивные документы, на основании которых к 130-летию Дзержинского было опубликовано несколько книг. В одну из них вошли любовные письма железного Феликса. Большинство из них адресовано его первой любви, Маргарите Николаевой. Она тоже участвовала в студенческих беспорядках и была ссыльной, они познакомились в 1898 г. в Нолинске. Маргарита привлекла Феликса своими прогрессивными взглядами и рассуждениями о революции. Молодой человек в порыве гнева вышвырнул из дома полицейского, и за это его сослали еще дальше – в село Кайгородское, откуда он и слал письма своей возлюбленной.

21-летнего Дзержинского пугали зарождающиеся чувства, о чем он писал в своем дневнике: «Мне хочется с ней говорить, видеть ее серьезные, добрые очи, спорить с ней. Если она дома, мне трудно читать, сосредоточиться, все думается о ней. ...Как жалко, что она не мужчина. Мы могли бы быть тогда друзьями, и нам жилось бы хорошо... Женщин же я, право, боюсь. Боюсь, что дружба с женщиной непременно должна перейти в более зверское чувство. Я этого допускать не смею. Ведь тогда все мои планы, вся жизнь должна будет очень и очень сузиться. Я тогда сделаюсь невольником этого чувства и всех его последствий».

В этих письмах железный Феликс предстает совсем с другой стороны – влюбленным и растерянным молодым человеком: «Я обыкновенно при первом знакомстве с женщинами робел, при более же близком был грубым и терял всякое уважение. Теперь же случилось иначе»; «ты видишь во мне фанатика, а между тем я просто жалкий мальчуган... Я могу совсем разбить твою жизнь и тем разобью окончательно и свою собственную. Венчаться тоже, по-моему, надо будет избегать всеми силами. Ведь мы никогда не должны быть мужем и женой».

Переписка продлилась недолго – летом 1899 г. Дзержинский бежал из ссылки за границу, и когда Маргарита разыскала его через два года, он уже охладел к ней: «Я за это время, которое прошло после последней нашей встречи, решительно изменился и теперь не нахожу в себе того, что некогда было во мне, и осталось только воспоминание, которое мучает меня. Нам, право, лучше вовсе не стоит переписываться, это будет только раздражать Вас и меня... Я – бродяга, а с бродягой подружиться – беду нажить».

Впрочем, «бродяга» на тот момент уже был увлечен другой женщиной – революционеркой Юлией Гольдман. Они познакомились еще до его первого ареста, а спустя несколько лет Юлия разыскала Дзержинского и добилась свидания с ним в тюремном заключении, представившись его двоюродной сестрой. После этого они жили вместе и даже собирались пожениться, но этим планам не суждено было осуществиться: Юлия была больна туберкулезом и скончалась на руках у своего жениха.

В 1910 г. Феликс познакомился со своей будущей супругой – Софьей Мушкат. Они встретились на конспиративной квартире и вначале знали только свои революционные прозвища – Чарна и Юзеф. Девушка печатала листовки, распространяла запрещенную литературу, была делегатом съезда польских социал-демократов и какое-то время работала помощницей Дзержинского. Они поженились, но вскоре после свадьбы Софью арестовали и отправили в ссылку. На тот момент она уже была беременна, их сын родился в тюремной больнице.

Феликс писал жене: «Только бы ты была сильной и все перенесла. Порой, когда думаю о тебе и ребенке, несмотря на все и вопреки всему, меня охватывает какая-то волнующая удивительная радость». В следующий раз они увиделись только в 1918 г. Все это время он продолжать ей писать: «Некогда думать о своих и себе. Работа и борьба адская. Но сердце мое в этой борьбе осталось живым... Я выдвинут на пост передовой линии огня, и моя воля – бороться и смотреть открытыми глазами на всю опасность грозного положения и самому быть беспощадным».

И даже после того, как супруги поселились в Кремле, железный Феликс не мог уделять семье много времени. Соратник Дзержинского Лацис говорил: «Его единственной дамой сердца была пролетарская революция».