Писателем стать легко. Надо иметь талант, желательно от Бога. Знать ремесло, ну там - зачин, кульминация, развязка эпилог. Но главное - большой жизненный опыт.
Так вот нет. Писатель видит тоже, что и все, но как говорится, делает из мухи слона, а потом торгует слоновой костью. А некоторые даже этой мухи лично не видят. Джек Лондон приехал на север за золотом, ничего не нашел, заболел цингой и вернулся обратно. А потом написал кучу книг, о том чего с ним не было. И ведь хорошо написал!
Мне в этом отношении повезло больше. Я пишу что видел, хотя впоследствии выяснилось, те, кто были рядом, видели совсем другое или вообще всё забыли.
Надо полагать, и описываю не реальность, а то, что осталось в памяти. Как говорят криминалисты: «Вру как очевидец».
А насчёт таланта - я конечно не гений одной ночи, но если очень захотеть и потом 10 раз переписать, то иногда читать можно.
Вот несколько сюжетов из жизни юных либеральных интеллигентов полувековой давности. Я видел эту молодёжь, мало того сам такой был.
Так что всё абсолютная правда.
Зуб даю!
Либерал в обороне.
Студенты умники любят сравнивать себя с преподавателями военной кафедры, у которых, как им представляется одна извилина и та от фуражки. Камю и Сартра не читали, постимпрессионистов не видели, единственное на что способны, так это выдавать армейские афоризмы.
И вот, после скучных лекций, взвод стоит на полигоне. Майор дает вводную: «Мы находимся на юго-восточной окраине деревни Челобитьево». И далее - где противник, что он делает, задача роты, задача взвода, приданные огневые средства - стандартная схема боевого приказа.
А потом: «Курсант такой-то (обычно это самый умник, у майора на них чутье) организуйте оборону». Мысленно добавляет - блистайте своим умом и наслаждайтесь властью.
Схема боевого приказа уже лет сто не менялась. Кроме повторения вводных данных, нужно указать ориентиры, опорные пункты, основные и запасные позиции приданных огневых средств, сектора огня и много еще чего. А у нашего умника, по всему видать, кроме киношных лозунгов вроде: «За Родину за Сталина» и «Стоять до последнего» ничего нет.
Зрелище было жалкое. Причём сам умник как-то не особенно расстроился – владеть ремеслом хоть рабочего, хоть военного - это не для интеллигентов.
Он выше этого. А вот у некоторых зрителей сомнения в практической ценности либерализма возникли.
Гуманист в третьей мировой войне.
Пока теоретически. Тема занятия - тактика боевых действий подразделения рота - батальон в условиях города.
Воюем, как водится по картам ФРГ. Скучно!
Но находится интеллигент - гуманист желающий, как бы сейчас сказали, «потроллить» преподавателя: «Товарищ полковник, а что делать, если в городе исторические и культурные здания?»
Преподаватель сначала не понял вопрос. В боевом уставе город это совокупность укрытий, препятствий и ориентиров. Там нет никаких гуманитарных объектов.
Но потом понял, пришел в тихое бешенство, помолчал и сказал примерно следующее: «Если случится война, не вы её начнёте. Вы её будете заканчивать, расходуя материальные и людские ресурсы страны. Поэтому когда увидите храм 16 века, на колокольне которого будет наблюдатель и огневая точка противника - можете дать целеуказание самоходке поддержки и снести эту колокольню. А можете положить два десятка своих людей, оставив храм потомкам.
Вы я вижу, любите принимать самостоятельные решения, поэтому придётся взять на себя ответственность за развалины храма или за погибших солдат. Желающих спросить с вас за это будет сколько угодно».
Потом замолчал. Мы тоже больше ни о чём не спрашивали.
Интеллектуал в первом бою.
Бой был ненастоящий, обычное упражнение по плану учёбы.
Всего-то и делов - ввернуть запал в гранату, побежав в сторону условного противника, с дистанции 40 метров бросить её, а потом имитируя стрельбу из автомата с криком: «ура», завершить атаку.
Упражнение делалось много раз и порядком осточертело. Казалось бы, сколько можно, думает какой-нибудь умник, я же не идиот.
Да, не идиот. Пока граната учебная.
Но сегодня граната боевая.
И опасности, в общем никакой. Граната летит на 40 метров, радиус поражения 20 метров. Мало того после броска нужно встать за специальный щиток, ну не война же в самом деле, и только после взрыва бежать с криком: «ура».
И тем не менее. Я сидел на учете боеприпасов - выдавал гранаты и запалы и несколько раз повторял - кольцо с чекой сдать мне. Бесполезно.
Интеллектуал становился идиотом. Взгляд стеклянный, как говорят американцы - на тысячу ярдов. Ничего не слышит, ничего не помнит. После взрыва состояние постстрессовой эйфории. Где кольцо - неизвестно.
И действительно, откуда ему знать, если оно у него на пальце болтается.
Зомби, зомби и есть!
Читая эти микроновеллы, может показаться, что автор в отличие от описанных героев, был совсем другой. Нет, просто тараканы в моей голове были другие.
Пацифист в неуставных отношениях.
По учебному плану сборов, наш взвод заступил на сутки в караул. Причём в действующую часть, расположенную в жилой зоне. Объект охраны - склады с обмундированием, никаким врагам 100 лет не нужным. Но устав есть устав. Автомат с примкнутым штыком и два магазина патронов, всё по-взрослому.
Начальник караула, конечно, предупредил - мол, тут диверсантов не было и не будет, если вам ночью что-нибудь покажется, лучше перекреститься, чем открывать огонь в городской черте.
А днем, по охраняемой территории, через дыру в заборе, ходят на работу в часть вольнонаемные.
И всё равно, один курсант изловил утром женщину бухгалтера, и, уперев ей, штык в спину, привёл в караулку, по пути узнав о себе много нового, на великом и могучем русском языке.
Я же впал в другую крайность. Охраняемая зона выходит непосредственно на берег реки, ну я, плюнув на склады, сел на берегу, поставил автомат между колен, а в знак своего пацифизма - вставил ромашку в дырочку на штыке.
Минут через 10, на берег подошли и сели покурить два сержанта срочника, по виду дембеля.
Потом один посмотрел на меня. Боже мой, сколько всего было в этом взгляде. Студент, салага, ромашка на штыке, но при этом, курсант и часовой - лицо неприкосновенное.
У мужика невротический синдром во всей красе. Но он только процедил сквозь зубы: «Цветок убери».
По уставу, постороннего, находящегося на охраняемой территории, я мог и обязан был положить лицом на траву и дожидаться разводящего.
Но я молча встал, выкинул ромашку и пошёл сидеть на ящике с песком под пожарным щитом.
Прав был сержант. И в том, что сказал и в том, что хотел сказать, но промолчал.
А ровно через год, я стал директором сельской школы. Произошло, как сказал бы Макаренко, воспитание под гнётом ответственности.
Началась взрослая жизнь, в которой пацифизм находится не на первом месте.
Иногда говорят, в каждую эпоху были разные люди. Возможно, но думаю правильнее сказать - разные эпохи проявляют в людях разные качества их души.
«Пофигист» в составе мотострелковой роты на марше.
Дело идёт к вечеру. Рота идёт лесной дорогой в лагерь. Позади трое суток учений. Небритые, немытые, невыспатые, уставшие как собаки. Оружие несём всеми мыслимыми способами. По виду, толпа дезертиров мародеров.
Рота собрана из разных факультетов и казалось бы, ничего общего.
Художники - блаженные пьяницы, музыканты - предприимчивые бабники, дефектологи - ориентированные на частную практику, евреи - отличники, психологи – циники и скептики.
Но всех объединял абсолютный «пофигизм» в отношении к Советской власти вообще, и к армии в частности.
Наконец дорога выходит на большую поляну, которая служила строевым плацем, ещё 20 минут и мы в лагере. По краю поляны, асфальтированная стометровка. Казалось бы, ничего особенного, но когда первые шеренги вступили на асфальт, все прекратили разговоры и как-то подобрались.
А всё потому что, два месяца назад, именно на этом асфальте, каждый из нас стоял с оружием в руках у развернутого знамени и говорил текст присяги.
Я гражданин Советского Союза…
Ротный не от кафедры, а из части, ситуацию словил мгновенно и тут же скомандовал: «Рота! Оружие на грудь. Смирна!»
И мы вдруг стали военными. Руки на оружие, локоть к локтю и пошли, печатая шаг. Сто двадцать шагов в минуту, аж ветер в ушах засвистел.
Возникни перед нами, какой-нибудь супостат разорвали бы, голыми руками.
А потом асфальт кончился, ногу сбили, и возникло неловкое молчание. Непонятно было, как совместить такой, естественный и глубоко укоренившийся, «пофигизм», с возникшим неизвестно откуда патриотизмом.
Наконец, музыкант Эдик сказал: «Такое чувство, как после группового секса в женском монастыре».
Опять возникла пауза. Те, кто слышали слова Эдика, не могли сложить из них – непротиворечивый образ. Насчёт «групповухи» никто не сомневался. Вопреки, бытующему сейчас, мифу - секс в СССР был. Проблема виделась в другом - где он нашел женский монастырь.
P. S. За 50 лет люди изменились? Возможно. Но вот какими они были 500 лет назад. Отрывок из пьесы Ж. Ануя «Жаворонок» - допрос Жанны д'Арк:
Кошон. Ты отдаешь себе отчет в важности своих слов, Жанна? Ты преспокойно объявляешь нам, что подлинное чудо господне на нашей земле - это человек, а нечто-либо другое. Человек, который само воплощение греховности, заблуждений, бессилия, неумелости...
Жанна. Верно, но также и силы, и отваги, и света, и как раз в те минуты, когда он совсем гадок. Я много таких повидала на войне...
Кошон. …Итак, Жанна, ты оправдываешь человека? Веришь, что он величайшее из чудес господних, если не единственное?
Жанна. Да, мессир.
Фискал (визжит вне себя). Богохульница! Человек - это нечисть, мерзость, похотливые видения! Человек корчится в ночи на ложе своем, ибо он во власти скотских наваждений...
Жанна. Да, мессир. И он грешит, он гадок. А потом вдруг, неизвестно почему, - ведь он, поросенок эдакий, любил пожить и наслаждался жизнью, - выйдя из дома разврата, он бросается под копыта взбесившегося коня, чтобы спасти незнакомого ребенка, и спокойно умирает с перешибленным хребтом, он, который только о том и думал, чтобы повеселее провести ночь...
Фискал. Умирает как скот во грехе, осужденный на вечные муки, без последнего напутствия!..
Жанна. Нет, мессир, умирает сверкающий, чистый, и господь с улыбкой ждет его на небесах. Ибо он дважды поступил как человек, совершив зло и совершив добро. А бог как раз и создал человека ради этого противоречия...
Оценили 64 человека
97 кармы