Во второй половине 1869 года, военному министру генералу Милютину Д.А. дали разрешение поднять вопрос «постройки броненосных судов на юге Росси», причем речь вновь велась исключительно об усилении обороны Керченского пролива и Днепровско-Бугского лимана. Во время предварительной проработки возникшей проблемы в Морском министерстве Попов А.А. предложил решить ее при помощи круглых судов:
Фото 2.
«Неприятель, который решится атаковать наши береговые укрепленные пункты, может отважиться на это лишь с использованием орудий самого большого калибра, который на тот момент будет возможен для практического употребления. Чтобы его отразить мы должны иметь подобные орудия, а следовательно, при проектировании судов служащих для дополнения нашей береговой защиты в качестве станков для орудий, для их вооружения надо артиллерию избрать с наибольшим из калибров, существующих у нас: поэтому на проектируемое судно предлагается поставить 11 д (280 мм) нарезные или 20 д (508 мм) гладкие пушки. Уменьшая длину при увеличении ширины судна можно уменьшить его стоимость и увеличить водоизмещение. После доведения этой аксиомы до конечной степени, то есть, сделав длину и ширину равными, мы достигнем самых благоприятных условий в отношении стоимости и водоизмещения. Поэтому все его ватерлинии образованы из кругов. Из всех кораблей, тип монитора в наименьшей степени подвержен качке и имеет наименьшую площадь для покрытия броней; проектированное судно, в качестве станка для орудий, есть монитор; в центре оно имеет неподвижную башню, покрытую броней, так же как борт и палуба судна… Хотя круговые образования ватерлиний благоприятных условий для высоких скоростей не представляют, но этот недостаток вполне компенсируется отсутствием препятствий для поворотливости и избытком водоизмещения. Чтобы полностью воспользоваться поворотливостью, проектированному типу дали два винта, а избыток водоизмещения загружается машиною…»
Фото 3.
Круглые суда были созданы еще в глубокой древности и использовались различными народами. В 1868 году англичанином Эльдером было предложено оригинальное круглое судно. В подводной части его обводы имели сферическую форму: уменьшалась смачиваемая поверхность, а, следовательно, уменьшалось и сопротивление воды. Изобретатель предлагал его использовать в качестве броненосца, «носителя орудий наибольшего калибра с покойной качкой и большой остойчивостью». Именно Эльдера, в некоторых публикациях того времени, и называли отцом идеи круглого броненосца. Но предложения существенно отличались: дно «монитора» Попова было плоским и, следовательно, имело значительно меньшую осадку
Судя по событиям, произошедшим дальше, это предложение руководство морского ведомства сразу заинтересовало; для проверки поведения необычного судна в воде Краббе Н.К. тут же разрешил изготовить натурную модель: круглую шлюпку имеющую диаметр в 3,35 м, с двумя паровыми машинами, временно снятыми в Кронштадте с рабочих катеров.
Задача, которую собирался решить Попов, состояла из трех ключевых моментов. Первый – строительство корабля, способного нести тяжелое вооружение, который при бортовом залпе не заваливался бы на бок. Второй – экономия материальных средств, так как царская казна изрядно опустела в ходе Крымской войны. Третий – максимально возможная компенсация водоизмещения при малых габаритных размерах. По замыслу вице-адмирала, все три проблемы решались довольно просто: необходимо было изобрести конструкцию, при которой ширина и длина судна были равны, то есть палуба которого была круглой.
Проект Попова показался морскому ведомству весьма привлекательным, так как мог удовлетворить требования Александра II – возможность нести орудия калибром от 280 мм при осадке 3,3 м. В результате была построена экспериментальная модель, испытания которой прошли успешно. Император одобрил начало работ над первой «поповкой» – броненосцем «Новгород», диаметр которого должен был составить 46 м. На основе конструкции «Новгорода» планировалось сформировать основу оборонительных резервов – 10 кораблей должны были положить начало восстановлению всего черноморского флота.
Фото 4.
Броненосец «Новгород» на стапеле
Сборку «Новгорода» в Николаевском адмиралтействе начали 29 марта 1872 года под руководством Мордвинова А.В. и она затянулась на год. Нарушались графики перевозок из Волжского района и Петербурга. Рабочие собранные по всей России оказались малоопытны. Наблюдалась нехватка металлообрабатывающих станков и ручного инструмента, которые вновь доставляли из Англии. Так же в Англии пришлось заказать часть строительного леса — подрядчики запросили за данный материал такую сумму, что оказалось дешевле приобрести и доставить оттуда русские же бревна. Срок готовности котлов и паровых машин задержался более чем на 3 месяца: монтаж первою из машин начался лишь 27 октября. После долгих переговоров с начальством удалось перенести дату спуска корабля, теперь уже с установленными, опробованными механизмами. Причем, из-за желания генерал-адмирала поприсутствовать во время спуска и испытаний, сроки готовности «Новгорода» пришлось привязать к дате его приезда!
Спешка в адмиралтействе в первые пару месяцев 1873 года творилась невообразимая: около 2000 рабочих ежедневно, невзирая на праздники, круглосуточно вели сборку поповки. Великий князь в марте смилостивился над строителями, перенеся на конец мая дату приезда. В последующие три месяца работы велись спокойнее. «Новгород» 21 мая торжественно сошел на воду. Первый черноморский броненосец также стал первым русским крупным кораблем, который был спущен с броней и всеми механизмами.
Набор корпуса «Новгорода» выполнялся по бракетной клетчатой системе. Он состоял из одинаковых радиальных шпангоутов и стрингеров – «круговых внутренних килей». Закрытые наружной и внутренней железными обшивками они образовывали двойное водонепроницаемое дно, а с круговой внутренней переборкой — такой же борт. Таким образом обеспечивался высокий, для того времени, уровень непотопляемости корабля. Часть специально усиленного набора являлась фундаментом для котлов и механизмов. Пояса внутренней обшивки располагались поперек, а наружной — вдоль судна, что позволило при сборке использовать обычные стандартные узкие листы, не прибегая к раскрою «из больших дорогостоящих листов». Броневые плиты борта устанавливались двумя поясами: для нижнего использовали 178-миллиметровые плиты, верхнего — 229-миллиметровые. Чтобы упростить подгонку плит по обводу корпуса, который имел двойную погибь, их устанавливали вертикально, с одинаковой кривизной и обшивали снаружи деревянными чаками. К обшивке броня крепилась на металлические швеллеры и тиковую подкладку, приравненные к 51-миллиметровым плитам по «силе сопротивления».
Фото 5.
Круглый остов корпуса, имеющего единственный выступ в корме, накрывался выпуклой палубой, которая состояла из трех слоев листов железа. Толщина внутренних листов 19 миллиметров, остальных —25,4 миллиметров. Наружные листы палубы для удобства передвижения получили специальную насечку. В центре устанавливался круговой барбет, который во всех документах именовался «неподвижной открытой башней». Для его бронирования использовались те же листы что и для верхнего пояса борта. Здесь устанавливались два 280- миллиметровых нарезные орудия Крупна, массой 26 тонн. Каждая артиллерийская установка наводилась и стреляла самостоятельно. Боеприпасы подавались через центральный люк («трубу») выполненный в центре барбета. Станки перемещались по специальным платформам вокруг люка.
В носовой части поповки имелась железная эллиптическая надстройка, которая играла роль небронированного надводного борта. Каюта командира, кают-компания и жилые помещения для команды находились в ней, остальные моряки размещались под надстройкой на навесной палубе. Прямо под башней устроили каюты механиков. Поповка не имела боевой рубки. Компас и ходовой штурвал поставили за барбетом на легких подмостках, а «боевой штурвал» — за шахтой светового люка, под палубой. Малый надводный борт и образования палубы давали возможность обойтись без шлюпбалок. Паровые катера, четырех- и шестивесельные ялы, на палубу поднимались при помощи салазок, снабженных роульсами. Ялы устанавливались в кормовой части корабля на откидных железных блоках.
В состав силовой установки корабля входило шесть горизонтальных паровых машин Вульфа и восемь огнетрубных цилиндрических котлов, установленных симметрично диаметральной плоскости в двух машинных и двух котельных отделениях. Каждая машина приводила в движение отдельный четырехлопастной винт конструкции Гриффита. Между двойным бортом и котельными отделениями находились угольные ямы. Световой люк машинного отделения и основания дымовых труб бронировались 152- миллиметровыми плитами.
Вентиляция помещений осуществлялась, по мнению конструктора, наилучшим образом. В котельных отделениях имелось по два воздуховода, раструбы которых были выведены около дымовых труб попарно, машинные — световой люк, выполненный в корме. Естественная вентиляция производилась через люк в барбете, искусственная — осуществлялась при помощи двух вентиляторных машин.
Фото 7.
Броненосец «Вице-адмирал Попов»
Весь метал и большинство механизмов были отечественного производства. В Англии закупили лишь паровой брашпиль, а также пожарную помпу обслуживающую водоотливную систему непроницаемых отделений судна, предложенную лейтенантом Макаровым С.О. (в систему входили магистральный трубопровод, проходящий над вторым дном и соединенный со всеми отделениями отдельными шлангами).
Поповка во время постройки увеличилась в диаметре на 1500 мм. Это произошло в связи с вертикальной постановкой броневых плит, которые вызвали уширение корпуса при его последующей обшивке чаками, а потом и деревянной обшивкой. Сделать подобную обшивку, а затем покрыть подводную часть медными листами предложил вице-адмирал Аркас Н.А. Главный командир Черноморского флота и портов. Все это выполнили еще на стапеле. Чугунные винты заказанные Берду пришлось заменить бронзовыми. Для предохранения от повреждений плоского днища, при возможной посадке на мель, а также чтобы уменьшить размахи качки, поповка снабжалась продольными наружными килями. Согласно проекту их было семь, а при строительстве количество увеличилось до двенадцати. Высота 200 миллиметров. Водоизмещение в результате «улучшений» возросло на 400 тонн, а осадка на 300 мм.
После спуска через три дня броненосец развел пары и пошел своим ходом. При неопытной машинной команде и половинных оборотах машин (вместо 100—120 об/мин 62) поповка развила скорость 6 узлов — «не хуже балтийских мониторов», докладывал в Петербург Попов А.А. На официальных испытаниях, которые были проведены в самом начале августа, при 104 оборотах в минуту корабль развил скорость в 7 узлов. При этом расход угля, в зависимости от его качества, достигал 1,6—2 тонн в час. Испытания в полном объеме так и не выполнили, торопясь подготовить к царскому смотру «Новгород»; не определили даже индикаторную силу машин, комиссия в спешке ее признала удовлетворительной.
Фото 9.
Тогда морским ведомством было принято очередное решение – с учетом ошибок и недочетов «Новгорода» разработать новый броненосец, «Вице-адмирал Попов», который стал следующим, промежуточным этапом поповской «трилогии».
Новое детище Попова показало неплохие результаты на пробных стрельбищах, но ходовые возможности «поповки» по-прежнему были ее слабым местом, несмотря на все усилия конструктора приспособить свой корабль к длительным морским переходам. В ходе войны с Турцией 1877 года этот изъян был продемонстрирован более чем наглядно.
Практически всю войну оба корабля Попова стояли на рейде в обороне Одессы. Только однажды возникла необходимость совершить упредительный удар по турецким кораблям, оказавшимся в опасной близости от прибрежных минных заграждений. Ни «Новгород», ни «Вице-адмирал Попов» не смогли принять участие в бою, потому что попросту не догнали корабли противника, которые, однако, уступали им в боевой мощи. По данному инциденту была созвана комиссия, которая заключила, что круглые суда не могут вести бой вдали от берега.
С окончанием Русско-турецкой войны наступил завершающий этап кораблестроения Попова. Он начался с необходимости создания новой императорской яхты, так как старая, «Ливадия», потерпела крушение.
Последний проект Попова предполагал не только обеспечение остойчивости, непотопляемости, безопасности и комфорта корабля, но и отличные скоростные данные – не менее 14 узлов хода! Строительство корабля велось в Англии совместно с компанией «Джон Эльдер & К». По контракту, судно должно было развивать 15 узлов, в противном случае подрядчику грозили нешуточные штрафы.
Срок постройки судна был по-английски короток: окончательная дата сдачи – 1 июля 1880 года. Более того, после подписания контракта во время аудиенции у великого князя Константина Николаевича, Пирс предложил досрочно сдать яхту! Работы на верфи, которая располагалась в Ферроле (на окраине Глазго, на реке Клайд), начались сразу после подписания всех документов. Через месяц автор проекта Гуляев Э.Е., назначенный наблюдающим за постройкой, докладывал об изготовлении шаблонов металлических конструкций и окончании подготовки стапельного места. Две трети набора второго дна к началу ноября были склепаны… Далее вновь вмешался Попов А.А., добившийся высочайшего разрешения произвести в Англии отделку помещений яхты. Попов мотивировал это тем что «судно желательно испытать в законченном виде» а проведение подобных работ в Николаевском адмиралтействе обойдется слишком дорого. Дополнительный контракт был заключен 10 ноября: судостроители получили, не только дополнительной платы, но и реальную возможность для переноса, при необходимости, сроков готовности яхты. Несмотря на это работы продолжались по первоначальным планам.
5 января 1880 года яхту под названием «Ливадия» зачислили в списки судов флота, а через 10 дней был назначен командир — капитан 1 ранга Вогак И.К. (бывший первый командир и «Новгорода» и «Петра Великого»)… Официальная закладка судна состоялась 25 марта; в это время уже монтировали обшивку корпусов. Спустя четыре месяца — 25 июня, яхта была спущена на воду. На церемонию прибыл великий князь Алексей Александрович (ставший в дальнейшем генерал-адмиралом российского флота, последовательный недоброжелатель Попова А.А.).
Яхта «Ливадия», которая была спущена на воду в высокой степени готовности, с винто-рулевым комплексом и надстройками, имела настолько оригинальный вид, что «Тайме», которая традиционно не помещала на своих страницах рисунков отечественных кораблей, сделала исключение. Это двухкорпусное судно газетчиками образно описывалось как «бычок на палтусе».
Общее расположение яхты «Ливадия»: а — продольный разрез; б — план трюма; в — сечение по мидель-шпангоуту
Конструкция нижнего корпуса (моряки его именовали «блин») являлась уникальной. Разработанная с учетом опыта полученного при строительстве поповок, она обеспечивала невиданный уровень непотопляемости. Второе дно, отстоящее от обшивки на миделе на высоту 1,07 метра и в оконечностях 0,76 метра, простиралось на всю длину. Оно разделялось на 40 водонепроницаемых отделений; две продольные вертикальные переборки проходили вдоль всего борта, пространство между бортом и переборками также разделялось на 40 отделений. Накрытый выпуклой палубой, имеющей форму перевернутого блюдца, понтон служил кольцеобразным прочным основанием для верхней части судна, где располагались жилые помещения, а также царские апартаменты, а второе дно служило фундаментом для трех вертикальных паровых машин двойного расширения пара (проектная мощность каждой 3500 л. с.) и 10 цилиндрических котлов. В понтоне размещались угольные ямы, вспомогательные механизмы, судовые запасы…
Преодолеть значительные трудности пришлось и при определении местной и общей прочности стальных конструкций понтона, места соединения корпусов (кольцевой стрингер), что породило тех. проблемы их обеспечения. К чести английских и российских инженеров данные трудности, в основном, преодолеть удалось. Весь набор выполнили из «сименсоновской» мягкой стали, переборки и обшивка понтона — из железных листов; обшивка собственно яхты и палубы — сосновые. Высота яхты от килей до крыши верхних надстроек равнялась 14 метрам. Вопросу приложения движущей силы было уделено особое внимание. Во время постройки яхты «Ливадия», к концу 1879 года была собрана и до весны следующего года испытана самоходная стальная модель в масштабе 1:10. На масштабной модели отработали расположение винтов, размеры и шаг. Методика испытаний была разработана Тидеманом, а опыты вели и английские и русские инженеры. В результате дейдвуды валов вывели таким образом, что винты яхты большей частью диаметра находились ниже днища, а средний винт, как и на «Вице-адмирале Попове», установили на 760 мм далее от кормы и глубже боковых. Диаметр каждого винта имеющего четыре лопасти составлял 4,72 метра, шаг среднего — 3,81 метра, остальных — 6,25 метра; материалом для них послужила марганцевая бронза.
Фото 12.
Помещения освещались при помощи электрических «свечей Яблочкова»; электрооборудование было поставлено из России. По всей яхте имелся водопровод, 23 вспомогательных паровых механизма и привод руля. Аналогично поповкам, на мостике поставили устройство для маневрирования судном при помощи бортовых машин. В качестве рейдовых плавсредств «Ливадии» в Англии заказали три больших паровых катера красного дерева, длина которых составляла 8,5 м, 9,8 м и 11,9 м. Гребные суда использовались с погибшей «Ливадии». Общий объем залов, салонов и кают, предназначенных для царя и его свиты, составлял 3950 м3, что в 6,7 раза превышало таковой на предшественнице. Огромная «приемная» императора, имеющая высоту около 4 метров, напоминала комнаты Людовика XVI в Фонтенбло. В приемной так же размещался действующий фонтан и окружающие его цветочные клумбы…
Гостиную, расположенную на средней палубе, меблировали в крымскотатарском духе, а остальные помещения оформили в современном английском стиле. Отделка командных помещений и кают офицеров не вошла в контракты и должна была выполняться после прихода яхты на Черное море.
Несмотря на «оригинальную конструкцию», судно внешне выглядело великолепно, гладкий корпус был покрыт блестящим черным лаком, а светлосерый понтон практически сливался с поверхностью воды.
Достройка яхты на плаву заняла почти три месяца. В августе были погружены все котлы (8 трехтопочных котлов установили поперек понтона, еще два полукотла — по бортам за ними), а в начале сентября — главные машины, которые 10–19 августа опробовали на швартовых. В этих работах принимали участие, вызванные в Англию, генерал-майоры Соколов А.И. и Зарубин И.И. — опытнейшие инженер-механики флота.
24 сентября яхта «Ливадия», ведомая Пирсом и заводской командой, вышла из бассейна верфи и под средней машиной направилась в Гринок вниз по реке; ее на всякий случай одерживали три буксира. Судно в тот же день вышло в залив, и легко достигло скорости 12узловой.
Тидеман, главный консультант, отмечал, что судно отлично держался на курсе и как шлюпка слушался руля. На следующий день были проведены заводские испытания. На яхту пригласили несколько русских офицеров, а также 12 матросов из команды, назначенной на яхту. По данным Соколова А.И. удалось развить скорость в 15 узлов, при этом ветер был встречным!
26 числа прошла официальная шестичасовая проба на которую Пирс пригласил комиссию Морского министерства возглавляемую вице-адмиралом Лихачевым И.Ф. Средняя скорость «Ливадии» составила 14,88 узла при мощности 10,2 тыс. л. с.; из-за разницы шага винтов машины работали с различным числом оборотов: бортовые по 84, средняя 90 оборотов в минуту. Тидеман заметил, что во время работы радиус циркуляции всех трех машин «несколько великоват», однако признал это несущественным, поскольку имелась возможность разворотов с помощью боковых винтов «в гораздо меньшем пространстве». Испытания яхты на мерной миле состоялись 27 сентября: по усредненным данным 6 пробегов наибольшая скорость составляла 15,725 узла, а мощность — 12354 лошадиных сил. И это при условии, что за время достройки корпус судна несколько оброс и сидел несколько глубже, чем предполагалось, из-за более тяжелой внутренней отделки и надстройки. Осадка составляла 2,1 метра, а водоизмещение – 4420 тонн.
Фото 11.
Расчеты и опыты подтвердились. Были довольны все. Фирме выплатили 2,7 млн рублей, включая 414 тыс. рублей премий. Во всех европейских газетах писали о Попове А.А. и Гуляеве Э.В.
На «Ливадию» по завершению испытаний перешла русская команда, которая в августе прибыла с Балтийского флота (штат был превышен и насчитывал 24 офицера, 321 нижний чин). Яхту 30 сентября приняли от завода, и она сразу же, подняв гюйс и вымпел, начала свою кампанию.
Во время перегона на Черное море планировалось провести обучение экипажа.
Поход до полуночи 8 октября проходил со скоростью около 12 узлов при благоприятных условиях. Ветер поднявшийся ночью быстро окреп, появилась сильная встречная зыбь. С двух часов ночи волны начали ударять в носовую часть понтона — эти удары, сначала редкие, с увеличением высоты волн и усилением ветра участились. Ход были вынуждены уменьшить до 4 узлов, однако удары не прекращались. Рид, бывший в своих оценках весьма сдержанным, писал: «удары в плоское днище были ужасны по временам…» И.К. Вогак в рапорте сообщал о том же: «… один из ударов был особенно сильным, и на всех произвел впечатление как от удара твердым предметом…» В 10 часов утра выяснилось, что первое междудонное отделение затопило; срочно пришлось изменить курс и направиться в порт Ферроль (Испания).
Фото 14.
Высота волн, по сведениям очевидцев, достигала 6—7 метров, бортовая качка при этом не превышала 3,5 градусов на борт, а килевая — 9градусов в размахе 5,5 градус в нос и 3,5 градуса в корму. Винты не оголялись. «На судне ничего не падало» — говорилось в рапорте командира: высокие канделябры и сервировка стола оставались недвижимы как при штиле, ни вода в стаканах, ни суп в тарелках не пролились.
Как же «Ливадия», ведомая опытными моряками, угодила в самый центр шторма, и при этом шла против волны? Тем более непонятно, если учесть что на борту находились судостроители, которые еще на испытаниях намекали, что яхта хороша «при не слишком больших волнах». Как отмечал капитан второго ранга Верховский В.П., член приемной комиссии, «яхта для океанского плавания никогда не предназначалась, а потому для того чтобы судить о ее качествах достаточно и Черного моря… во всяком случае ее нет оснований подвергать суточным воздействиям тяжелого шторма даже на Черном море. Наибольший переход в Поти из Одессы… яхта легко сделает в 30 – 35 часов, причем не будет крайней необходимости в самый шторм выходить из порта…»
Рид ссылается на генерал-адмирала, который полагал, что не нужно упускать удобный случай и «произвести обстоятельное испытание и потому яхту и направили в самую пасть Бискайского шторма». Верховский также же пишет об этом, но более дипломатично: «были желающие встретить… шторм, желали, чтоб нас потрепало, чтобы волнение и ветер были посильней… а без этого… полное суждение о качествах судна невозможно…». Сам ли руководитель плавания решился на подобное «испытание» или ему посоветовали и помогли, осталось неизвестным.
Водолазы в Феррольской бухте обнаружили с левого борта в носовой части понтона, вмятину длиной 5 метров с трещинами и разрывами в листах обшивки, сломанными и погнутыми шпангоутами. Было затоплено одно междудонное и пять бортовых отделений. Причиной повреждений первоначально посчитали столкновение с обломками, о чем послали в «Правительственный вестник» сообщение, но, после более обстоятельного осмотра, и иностранные и русские специалисты пришли к мнению, что повреждения вызвали удары волн!
Ремонт пришлось выполнять силами команды на плаву под руководством судовых инженер-механиков: европейские доки не могли вместить «Ливадию», а Стандфильский только дооборудовался в Севастополе.
Только спустя семь с половиной месяцев яхта покинула испанский порт, продолжив свой переход 26 апреля 1881 года. Теперь походом руководил вице-адмирал Шестаков И.А. Шли осторожно и неторопливо, укрываясь от непогоды в портах или под берегом. В Севастопольскую бухту «Ливадия» вошла утром 27 мая. 3890 миль было преодолено за 381 ходовой час, при этом израсходовали более 2,9 тыс. тонн угля. Шестаков И.А. в специальной записке отметил легкость управления, прямолинейность хода, отсутствие качки и комфорт. Однако он констатировал, что даже при незначительной зыби, независимо от скорости, «от ударов в скулы блина подергивало», а при встречном волнении «были очень ощутимы удары в нос», при этом надстройки вибрировали. Несмотря на это адмирал считал тщательно и хорошо сделанную яхту «достойной на существование», однако… после испытаний «при различной погоде».
«Ливадия», пока определялась ее судьба, выполнила, как оказалось, свой единственный рейс по Черному морю. Яхта 29 мая, под флагом командира Черноморского флота, перешла в Ялту и, приняв генерал-адмирала и его брата, великого князя Михаила Николаевича, на борт направилась в Батум, откуда через три дня вернулась. Пассажирам не повезло: был шторм и от ударов в понтон волн тряслись надстройки.
В середине июня в Стандфильском доке яхту подняли. Там ее осмотрели члены комиссии, которую назначил великий князь Алексей Александрович, новый глава морского ведомства. Подтверждая мнение сложившееся еще в Ферроле, комиссия признала, что повреждения получены от ударов волн. Конструкцию корпуса понтона, в особенности в носовой части, посчитали неудовлетворительной для сопротивления подобным ударам. В морском техническом комитете с этими выводами согласились. Было предписано «для безопасного плавания» все поврежденные части заменить новыми с усилением в носовой оконечности набора.
За время стоянки в доке (три недели) подводную часть понтона только очистили от зелени и ракушек, а затем покрасили. Ремонтные работы не выполняли, на обнаруженные трещины листов обшивки наложили лишь три планки. Руководство министерства к этому времени приняло решение провести повторные ходовые испытания по специально разработанной инструкции.
3–12 августа яхта «Ливадия» 136 раз прошла под Севастополем мерную милю. В процессе было снято 312 диаграмм, дифферент и осадка тщательно поддерживались постоянными. До пробы на максимальный ход яхту подготавливали несколько дней, однако достичь скорости в15 узлов так и не удалось. При наибольшей развитой машинами мощности (9837 лошадиных сил) средняя скорость составляла 14,46 узла. Такой афронт вызвал в рядах комиссии смятение, и дело дошло до того что строителей обвинили в обмане. Но член комиссии капитан второго ранга Власьев Г.А. доказал неточность инструкции испытаний, а также отсутствие соответствующих навыков у машинной команды в поддержании максимальной паропроизводительности котлов. Морской технический комитет поддержал Власьева, также отметив, низкое качество использованного угля. Управляющий Морским министерством, обратил внимание на то, что разница величин мощностей при приведении испытаний в Англии и России, достигает 2,5 тыс. л. с., и раздраженно заметил, что данный факт «совершенно уничтожает любые технические соображения и расчеты при проектировании у новых кораблей с известным заданием».
В Николаев яхта ушла15 августа, где ее вскоре «разоружили». В сентябре ее команда была заменена черноморской и отправлена обратно на Балтику. Имущество и мебель потихоньку свозилось на склады порта; судно в прессе деликатно упоминали как «бывшая… яхта».
Официальный вывод о слабости корпуса в подводной части послужил новому типу судна приговором. Однако эта «слабость» была лишь следствием главного недостатка: тяжелых ударов корпуса яхты на волнении, отмеченных во время всех плаваний, но в Бискае проявившихся с наибольшей силой. Именно это явление, которое впоследствии получило название «слеминг», лишало яхту «Ливадия» мореходности.
Фото 15.
Сам изобретатель это осознал одним из первых. В мае, в ответе на записку адмирала Шестакова И.А., он честно признался: «о данном недостатке… я могу сказать, что малое углубление яхты, обусловленное ограниченным водоизмещением, составляет ошибку, которая не была мною предвидена в такой степени, в какой сказалась на практике…». В письме Попова А.А. генерал-адмиралу сказано было еще точнее: «килевая качка яхты, возникающая вследствие малого углубления и плоского дна, производит явление, которое на других кораблях не обнаруживают в таких размерах какими обладает конструкция яхты… во время килевой качки при углах более 3 1/4 градусов в корму, оголяется дно носовой части, от чего происходят: совершенное уничтожение плавучести, что порождает напряжение системы креплений корпуса яхты; удары дна о волны,.. такое сильные, что удобства и безопасность плавания нарушаются совершенно…»
Когда на престол взошел Александр III, эра круглых судов подошла к концу. Результатом реорганизации морского ведомства стало отстранение Попова от «округления отечественной корабельной архитектуры».
Несмотря на в целом неудачный эксперимент адмирала Попова, кораблестроение всего мира получило бесценный опыт, основанный на технических решениях этого конструктора. Например, была опробована защита корпуса судна при помощи водонепроницаемых отсеков, а также увеличение подводной части корабля, что в дальнейшем натолкнуло инженеров на мысль о создании булей – выступающих накладок на бортах.
Оценили 15 человек
15 кармы