...Он пришел к нам на один рейс. Просто подменить основного капитана на месяцок. Упросили его в отделе кадров подставить крепкое плечо, под непрерывный процесс добывания торговым флотом валюты для страны. Не отказал. Уважил. Александр Федорович Язько. Капитан с огромной буквы. С накатом зависти напишу, что капитан дальнего плавания в нем легко угадывался со спины и портфеля. Такие волнуют дам всех возрастов и в любое время суток. Рост, стать, умение себя подать, и, конечно же, щеголеватость в носке мундира, пошитом с иголочки. А добавить сюда научную степень и безукоризненное знание Шекспира в подлиннике — так и вообще, коня белого не требуется.
Но, как и у любой идеальной системы, был у Язько недостаточек. Пустяшный. Любил он выпить крепко. И постоянно был в глухой завязке по этому поводу. Внутри него было единство и борьба противоположностей. Баланс сил. Тонкий и хрустальный. А, как нам известно, внести хаос в систему ювелирно настроенную – раз плюнуть.
По всем морским законам, в приемной капитана находится холодильник с представительскими. Ну, не поить же всякие службы в портах из капитанского кармана? Не поить. Поэтому, капитану выделяется специальный фонд. Из которого и покупается нежнейшая лососинка, икорка черная, балычок белужий, колбаска крепкого копчения, деликатес заморский и наша, боже ж мой, как слеза, водочка. Коньячок с вискариком. И пивко. Все одно к одному ладное, с понятной любовью закупленное и разложенное по полочкам капитанского холодильника, согласно режимов температурного хранения.
И принял дела капитанские Федорович с недобрым предчувствием. Война ему предстояла тяжелая и затяжная. И враг стоял на пороге. В виде холодильника "Электролюкс" в его каюте. Нагло усмехающегося белыми боками и откровенно выставляющим на показ свои паха. Пока отход, пока бумаги, пока веревки отдали – Федорыч держал внутреннюю оборону, закусивши губу до крови. Кронштадт. Федорыч, было ушедший от холодильника на нос судна и, закопавшийся в якорных цепях – почему-то решил проверить, а закрыл ли он воду в капитанском гальюне. Открытая вода в гальюне – это же водотечность! Прямая и явная угроза безопасности. Думал орденоносец и ускорял обратный шаг. Приемный буй. Прощай родной город.
Мгновенно взлетев в свои капитанские апартаменты, и, тут же забыв про не существуюший открытый кран, Федорыч уперся тяжким взглядом в холодильник. Холодильник торжествовал и глумился над наукой и лингвистикой, пуская Федорычу зайчики в глаза, своими отполированными боками. На траверзе острова Гогланд, наш капитуся уже колбасу не резал, а водку не лил в рюмку. Он был близок к природе и просто отхлебывал из горлышка, а от батона с колбасой — элементарно косо откусывал, не жуя и привычно сглатывая здоровенные куски копченого дефицита . Жизнь была прекрасной, а день коротким. К Таллину, предводитель судовых команчей дрых праведным сном, обронив огромную голову на толстенную лоцию Балтийского моря.
Старпом его не забыл и понимающе перетащил в спальню, приставив к изголовью сторожа, в виде бутылки виски. К следующему ужину, папа не почтил экипаж своим присутствием. К обеду третьего дня – его так же, никто не видел. Старпом регулярно навещал изгоя, балуя того разнообразием пойла и субординационно поддерживая старшего по званию в сугубо горизонтальном положении.
А вот и Киль-канал, душечка, весь в огнях и вкусно пахнущих крепким табаком лоцманах. Старпом представился лоцману как капитан, второй штурман — старпомом, а трешка наш – благодаря холодильнику, выдвинулся во вторые штурмана. Склёписто так все. По-домашнему. Главный из своей трехкомнатной не вылезает. Занят. Думает во сне, как бы реванш взять у супостата со стеклянными полками и хромированной ручкой. Зреет хитрыми планами. Роет окопы и инструктирует диверсионные группы. Весь горит победой и возмездием за бесцельно прожитые годы.
А нам пора и в Эльбу поворачивать. Гамбург приветствует нас на русском и играет наш гимн. Ошвартовались. У старпома выбора нет. Придется тяжкую роль капитана тянуть на себе и дальше, раз уж так масть легла. Гения судоводительской науки и лингвистики, он призапер в спальне, в приемной капитанской разложил остатки закуси. Водочки достал из ухохатывающегося "Электролюкса", пнул того под копчик в назидание и с заверениями, что с ним, старпомом, такого никогда не будет, доведись ему быть капитаном. Проверил младенческий сон Федорыча и, завязав свой галстук модным широким узлом, стал ждать прихода властей немецких. Те себя ждать долго не заставили. Немцы все ж. Пунктуальность — прежде всего. Уселись полукругом вокруг стола с яствами, кофеек потягивают, водочку чуть-чуть, икоркой черной все полируют. Не чета нашим, которые, даже туалетную бумагу поношенную, с собой норовят забрать, не говоря уж о колбасе и коньяке. Беседа идет своим чередом, все бумаги оформили. Уже и прощаться вот-вот.
И тут…Федорыч, до того в туалет три дня не выходивший и работавший по замкнутому циклу как космическая станция, решил отлить. Приспичило трудяге. Все ж научный работник, все ж труды имеет, степени, звания и дипломы. Негоже под себя ходить, с таким-то грузом социальной ответственности. Спальня капитанская слева, приемная обширная с гостями по центру, а справа от приемной – аккурат, капитанский гальюн, святая святых на пароходе. Вышел наш удалец на центр в чем был. В одном носке, трусах под коленки и лицом, которым только впору давить клюкву. Завершала экскурсионный обзор здоровенная фуражка со смятой кокардой. Осмотрелся маститый капитан невидящим реальность левым глазом. Понял, что вокруг него туман непроглядный. И как любой уважающий себя пароход : однократно обозначился в тумане длинным гудком сзади — ранив смертельно представителя порта. Вдумчиво почесал себя в промежности. Деловито икнул. Выдвинулся в сторону гальюна, по пути сбил агентшу грузополучателя со стула. Добрел да гальюна, открыл там дверь нараспашку. Крепко держась за свое естество двумя руками, дабы его не выронить и не разбить вдребезги, да и самому, об палубу не убиться. Затем, Федорыч уверенно и мощно как Днепрогэс, помочился в раковину. Пристально посмотрел на себя в зеркало, оттянувши вниз нижнее веко на правом глазу. Не одобрил увиденного и, жалея сам себя покачиванием головы в фуражке, зачем-то тщательно смыл воду в унитазе.
Взял курс на спальню. По дороге остановился, вынул из омертвевших пальцев гамбургского врача рюмку с водкой и привычно всосал ее внешним пищеварением. На посошок, уже множественно и трубно, попрощался со всеми властными структурами Германии теми устами, которыми не говорят по-фламандски. И грациозно ушел в темень небытия, аккуратно прикрыв дверь в спальню. Если бы был занавес, Федорыча "на бис" — раз двадцать бы вызвали. Но, это был не театр, а правда жизни. Старпом хотел повеситься на модном галстуке тут же. А власти были против суицида. Ситуация накалялась. Но, старпом пригрозил танками генерала Рыбалко и генетическая память немцев, понесла их прочь. В вечерних газетах ничего не написали про капитана в тумане. Все же интеллигентные люди – язык за зубами держать умеют, эти немцы.
Выгрузились мы. Вышли на один порт Бельгии. А к Генту, мальчик наш, научно-защищенный, оклемался. Потому как спиртосодержащих жидкостей у него уже не было. Взбодрился. Смотрел на холодильник вызывающе-орлино и всячески отрицал проигрыш этой тупой железке. Первое, что он сделал увидев меня за обедом – так это отчитал за отсутствие на мне темных брюк и за присутствие рубашки с коротким рукавом. Нахал какой, а? Похоже, что о страшной холодильниковой тайне, ему никто так и не рассказал до самой его безбедной пенсии. Честно говоря, холодильников я с тех пор не то что бы боюсь — но, отношусь с уважением к ним.
---
Оценили 25 человек
36 кармы