Американский план «Большой Ближний Восток» и турецкая концепция «Стратегической глубины»: вызовы и возможности для российской внешней политики в Черноморско-средиземноморском регионе

1 1476



Точкой отсчета для оценки геополитических интересов России в Черноморско-Средиземноморском регионе является оценка завершения советского периода развития России. С точки зрения геополитической методологии после дезинтеграции СССР Россия утратила свою субъектность в Средиземноморском регионе и стремительно ее теряла в Черноморском бассейне. Исторической точкой поворота стали пятидневный российско-грузинский конфликт в августе 2008 года и возвращение Крыма в 2014 году Российские геополитические интересы в Черноморско-средиземноморском регионе формируются исходя из следующих возможностей и механизмов.

Во-первых, в Черноморском регионе современные интересы России базируются на недопущении экспансии нерегиональной державы (США) или экспансии и расширения враждебного военно-политического блока, что достигалось ранее и на современном этапе за счет раздела сфер влияния с Турецкой Республикой.

Во-вторых, в Средиземноморском регионе современные интересы России имеют более сложную задачу в силу ограниченности ресурсов и основаны на сохранении остаточного от СССР влияния с формированием благоприятного для себя баланса сил.

В обоих регионах региональным субъектом, который является одновременно конкурентом и партнером России является Турецкая Республика. Ключом для России в Средиземноморский регион является также Турция, и Турция одновременно может являться «пробкой», закрывающей Россию в Черном море. Конвенция Монтрё, заключенная еще 1936 году, и регламентирующая пропускной режим через Черноморские проливы, действует до сих пор. В 1994 году Турция дополнила ее экологическими статьями, которые на время создали трудности в экспорте российской нефти через Босфор и Дарданеллы, создав длинную очередь из российских танкеров. Параллельно Запад и Турция лишили Россию монополии на транспортировку углеводородов постсоветского пространства через трубопроводный проект «Баку-Джейхан». По сути, «конвенция Монтрё» оставляет под контролем проход из Средиземного моря в Черное и обратно в руках Турции или более сильной державы стоящей за ней.

Современная модель внешней политики Анкары представляет собой два уровня. Верхний этаж – глобальный, где Турция ориентируется на США и на свои союзнические обязательства. Анкара на этом уровне своей внешней политики полностью поддерживает мир «по-американски». Нижний – региональный, где Анкара пытается реализовать свои собственные региональные интересы и проекты, которые могут противоречить современным интересам Вашингтона. Даже на нижнем этаже своей внешней политики региональные интересы Анкары и Москвы сталкиваются практически по всем направлениям (турецкая концепция лидерства в суннитском исламском мире потенциально угрожает целостности России, интеграционная активность Турции в рамках Совета сотрудничества тюркоязычных стран противоречит российским интересам на Южном Кавказе и в Средней Азии, турецкая политика на Ближнем Востоке, а особенно по сирийской проблеме, не совместима с российскими внешнеполитическими подходами) за исключением совместного блокирования против экспансии США в Черноморско-Каспийском регионе. Таким образом, в геополитическом пространстве Россия и Турция имеют очень узкий сегмент совместных интересов, ограничивающийся как раз Черноморским регионом. Этим узким пространством совместных интересов можно пояснить «быстрые договорённости» двух элит по Крыму в 2014 году. Для Турции переход Крыма под юрисдикцию России – это существенно меньший ущерб, чем появление американских баз в бухтах Севастополя. Это же относится к вопросу интеграции Украины и Грузии в НАТО. Турция на эмоциональном уровне может поддерживать расширение Евроатлантического блока на Черноморский регион, но на уровне реальной политики и геополитических интересов Турции – это неприемлемый для Анкары сценарий. Анализ турецкой внешней политики позволяет выделить три направления экспансии: панисламистскую, пантюркистскую и европейскую. В первых двух Анкара может выступать субъектом, в последнем – исключительно объектом.

После разрушения Советского Союза и вплоть до второй половины 1990-х гг. США в своей внешней политике переживали период «неопределнности», однако уже в 1997 году Вашингтоном был сделан выбор в пользу реализации модели «однополярного мира» [1, С.174]. С этого времени начинают разрабатываться и апробироваться новый внешней политический подход по переформатированию Евразии – концепции «Больших пространств». «Большой Ближний Восток», «Большая Центральная Азия», «Большой Черноморский регион».

Выступая 6 ноября 2003 года в Вашингтоне, президент США Дж. Буш заявил, что установление демократии на Ближнем Востоке будет основным приоритетом внешней политики США на ближайшие десятилетия, «появление свободного Ирака в самом сердце Ближнего Востока станет переломным моментом в процессе глобальной демократической трансформации» [2, c. 62]. Администрация Дж. Буша выдвинула план создания нового геополитического пространства «Большой Ближний Восток», суть которого заключается в демократизации и модернизации пространства от Марокко до Пакистана, включительно территорию от Казахстана до острова Маврикий в Индийском океане.

Первым шагом Администрации США в содействии демократической трансформации в регионе была предложенная государственным секретарем К. Пауэлом 12 декабря 2002 года «Инициатива ближневосточного партнерства» (Middle East Partnership Initiative, MEPI). Основная задача данной инициативы заключалась в реализации проектов в поддержании образования, частного сектора производства, укрепления гражданского общества и обеспечение верховенства права в государствах Ближнего Востока. Функциональная структура проекта включает в себя четыре главных направления:

- в экономической сфере проект направлен на повышение уровня занятости населения, развития частного сектора, малого и среднего предпринимательства и т. д.;

- в политической сфере американцы декларируют необходимость развития и укрепление демократических традиций и гражданского общества, установление верховенства права, создание ответственных и эффективных государственных институтов, повышение роли свободной прессы и других СМИ;

- в проекте образовательное направление связано с обеспечением доступа к начальному и среднему образованию, особенно для девочек и женщин, внедрения новых систем обучения и компьютеризации данного процесса;

- защита прав женщин выделена в отдельный блок направлений, который должен интегрировать женский пол в политическую и социальную жизнь «современного общества».

Итак, по американской версии конечной целью предложенного США проекта «Большой Ближний Восток» являлось создание условий для демократического развития и преодоления значительного экономического и социального отставания государств региона в контексте борьбы с причинами нестабильности, экстремизма и терроризма.

Д. Чейни, выступая на мировом экономическом форуме в Давосе в январе 2004 года заявил: «Помочь людям на Ближнем Востоке заполнить дефицит свободы – это, в конечном итоге, ключевое задание в деле борьбы с терроризмом. Это великое строительство нашей эпохи и оно требует решимости и ресурсов как минимум целого поколения» [3].

Вместе с тем президент США в своем выступлении перед аудиторией Национального фонда за демократию 6 ноября 2003 года публично отрицал намерение насаждать демократию извне, напоминая, что потребность в демократии должна возникнуть внутри государств. Запад только должен будет оказать соответствующую поддержку, строя партнерские отношения со странами-реципиентами на равных началах. «Модернизация не отождествляется с вестернизацией, - отметил президент США Дж. Буш. Представительские правительства Ближнего Востока будут отображением собственной культуры стран региона. Они не будут и не смогут быть похожими на нас».

Реализация данных инициатив осуществляется с привлечением Соединенными Штатами Америки заинтересованных сторон в государствах Ближнего Востока (приватных частных структур, негосударственных организаций). По каждому направлению деятельности осуществлялось несколько проектов, финансируемых из федерального бюджета. В фискальном 2003 году финансирование программ составляло 100 млн. долларов США. Кроме того, США выделяли более 1 млрд. долларов в рамках проектов двусторонней экономической помощи арабским странам [4, С.67].

9 мая 2003 года президент США также заявил об идее реализации в течение следующих десяти лет проекта создания «Ближневосточной зоны свободной торговли».

Однако такая масштабная программа по замыслам Вашингтона должна была быть реализована при поддержке ЕС, России и Японии (стран «Большой восьмерки»), что и было озвучено американской администрацией. Данная инициатива была воспринята «развитым» сообществом без лишнего энтузиазма. Значительная часть политического истеблишмента стран «большой восьмерки» подвергла сомнению «добрую волю» Соединенных Штатов и высказалась в духе того, что американцы пытаются облагородить свои цели, заключающиеся в достижении контроля за углеводородными ресурсами региона, а также расширении гегемонии достижения контроля США в арабском мире, навязав абсолютную зависимость в экономической, политической и культурной сферах. Так, президент Египта заявил по поводу реализации данной программы, что «американцы стремятся размыть арабское единство и развалить лигу арабских держав». Такая реакция стран – потенциальных доноров проекта и государств - реципиентов заставляет на тот период администрацию Дж. Буша трансформировать идею «Большого Ближнего Востока». С этой целью Соединенные Штаты использовали ежегодные саммиты «большой восьмерки» (г. Саванна, 8 – 10 июля 2004 года), ЕС – США (г. Шанон, Ирландия, 26 июля 2004 года) и саммит НАТО (г. Стамбул, Турция, 28-29 июля 2004 года).

Саммит «Большой восьмерки» состоялся с участием лидеров государств Большого Ближнего Востока. В результате был принят компромиссный вариант инициативы США, которая была закреплена в декларации «Партнерство во имя прогресса и совместного будущего с регионом Большого Ближнего Востока и Северной Африки». Суть данной декларации заключалась в том, что Вашингтон признает каждое государство региона уникальным и то что реформы не должны насаждаться извне. В то же время, в декларации указывалось, что уникальность каждой нации региона не должна использоваться для препятствия проведения реформ. Был принят план поддержки реформ, который включал в себя реализацию политических, экономических, образовательных и социальных инициатив.

По итогам саммита, проект новой американской ближневосточной стратегии по распространению западных демократических ценностей и урегулированию конфликтов получил реальные очертания.

На саммите ЕС – США (26 июля 2004 года) была принята «Совместная декларация США и ЕС в отношении поддержки мира, прогресса и реформ на Большом Ближнем Востоке и в Средиземноморье» и были выявлены некоторые противоречия между ЕС и США, касающиеся, прежде всего, региональных интересов европейских государств в «третьем мире».

На саммите НАТО, проходившем в Турции, Соединенным Штатам удалось разделить ответственность в регионе со своими западными союзниками в контексте расширения деятельности НАТО в Афганистане и привлечения ресурсов альянса для подготовки сил безопасности Ирака. На саммите была принята Стамбульская инициатива, которая предполагала более тесное взаимодействие в сфере безопасности государств Ближнего и Среднего Востока с США и НАТО в борьбе с такими угрозами как терроризм, распространение оружия массового поражения.

После того, как проект «Большого Ближнего Востока» претерпел некоторую трансформацию с учетом позиций лидеров предполагаемых государств - доноров и стран – реципиентов, перед республиканской администрацией США стоял вопрос по его реализации. Американцам было необходимо обеспечить такие условия его реализации, чтобы проект не остался только теорией и в тоже время не вызвал его политического отторжения союзниками США (субъектами) и государствами - объектами проекта. По замыслам Вашингтона региональная политика Турции должна была быть тесно связанной с реализацией инициированного США проекта.

Премьер-министр Турции Р.Т. Эрдоган был приглашен на саммит «Большой восьмерки» в американский город Савана, где он высказал свое видение реализации американского проекта. В частности он отметил, что Турция не поддерживает насаждение извне демократии в государствах исламского мира. Анкара исходит из того, что в государствах региона имеется собственный демократический потенциал для проведения реформ. Турецкий представитель также предложил активизировать процесс урегулирования израильско-палестинского конфликта и нормализацию ситуации в Ираке, без чего процесс реализации проекта «Большой Ближний Восток» будет безрезультатным. Основные предложения турецкой стороны нашли отражение в декларации «Партнерство во имя прогресса и общего будущего с регионом Большого Ближнего Востока и Северной Африки».

Правящая в Турции с 2002 и до настоящего времени партия Справедливости и развития (АКР) происходит от исламских политических сил турецкой партии Благоденствия.

В 1995 году эта партия приходит к власти во главе с Неджеметтином Эрбаканом, который сформировал коалиционное правительство. В парламенте Турции исламисты получили 156 из 550 мест. На выборах 1995 года она выглядела новой политической силой, которая давала убедительные ответы на вопросы электората, выдвинув двух респектабельных харизматичных политиков - Н. Эрбакана и Р. Эрдогана. Два политика внутри партии представляли одновременно два течения: консервативное, приверженцем которого был Н. Эрбакан, и, соответственно, либеральное, которое олицетворял Р. Эрдоган. Партия обещала очистить государство от коррупции и бороться за «чистоту системы и справедливый порядок». В 1997 году турецкие военные провели «мягкий военный переворот» и отстранили эту политическую силу от власти. Впоследствии Р.Т. Эрдоган дистанцируется от своего политического соратника и организует новую политическую партию.

В 2002 году партия Справедливости и развития (АКР) уверенно победила на парламентских выборах, набрав 34,28 % голосов и заняв 363 из 550 мест в турецком парламенте. С этого момента и до сегодняшнего дня электоральные симпатии турецкого народа к этой партии стабильно увеличивались, что позволило её лидеру Р.Т. Эрдогану проводить реформы и преобразования турецкого государства, направленные на возвращение к исламским дореспубликанским ценностям развития, параллельно укрепляя свою власть. За эти годы была изменена конституция – Турция стала президентско-парламентской республикой, где в августе 2014 года Р.Т. Эрдоган стал президентом, а А. Давутоглу был наделен полномочиями премьер-министра.

В течение 2000-х гг., Турецкая Республика начинает реализовывать новую геостратегическую составляющую своей внешней политики. Новый подход умеренных исламистов был направлен на повышение регионального статуса Турции: от положения претендента на роль регионального лидера в действительно могущественную региональную державу и влиятельного глобального игрока (программа 61-го правительства, сформированного правящей партией Справедливости и развития в 2011 году). Это направление деятельности реализуется в рамках концепции «Стратегической глубины», которая была выдвинута в середине 2000-х тогда Министром иностранных дел Республики А. Давутоглу. Концепция направлена в первую очередь на формирование блока региональных союзников из числа стран ранее входивших в состав Османской империи – Египта, Ирака, Туниса, Алжира, Ливии, Азербайджана, а также Сирии (в турецком понимании только после возможного смещения Башара Аль Асада) и других государств, которые на современном этапе примут Турцию в качестве своего лидера. Турция формирует данный союз для противодействия антитурецкой коалиции в составе Республики Кипр, Греции, Сербии, Армении, Израиля и возможно России. Причем, с учетом ускорения политического процесса и внешнеполитической динамики набор союзников и противников Анкары будет варьироваться.

Ахмет Давутоглу – профессор и «турецкий Киссинджер», как его часто называют на Родине, в прошлом министр иностранных дел и премьер-министр Турции и в прошлом лидер правящей партии Справедливости и развития. Под «Стратегической глубиной» А. Давутоглу понимал вынесение вглубь турецкой территории стратегически важных центров развития государства за счет воссоздания османского пространства, то есть, по сути, речь идет о пересобирании новой усеченной Османской империи на основе новых смыслов [5]. А.Давутоглу также выдвинул тезис о том, что концепция «Стратегической глубины» включает «нулевые проблемы» с ближайшими соседями. Однако само содержание наступательной внешней политики Турции противоречит её естественному последствию - отсутствие разногласий с соседями. То есть, программа «нулевых проблем» должна рассматриваться не как процесс, сопровождающий турецкую экспансию, а как цель, которая будет достигнута после завершения реализации «Стратегической глубины». По сути, она означает смещение на неоосманском пространстве неугодных Турции политических режимов или отдельных государственных лидеров. В то же время, умеренные исламисты не снимали до недавнего времени тезиса кемалистской турецкой элиты о членстве Турции в ЕС.

Для реализации своих политических планов Турция ориентировалась в государствах постосманского пространства на развитие партийного сотрудничества с политическими силами умеренного ислама, близкими по духу к правящей турецкой парии Справедливости и развития. Такой политической силой в арабском мире является ассоциация «Братья мусульмане», которая значительно расширила свое влияние после революционных событий на Ближнем и Среднем Востоке в ходе «Арабской весны». На определенном этапе – 2011 -2014 гг., следствием указанной революционной волны в региональном масштабе было создание сетевой партийной структуры, которая способствовала продвижению турецких интересов в рамках «Стратегической глубины».

Геополитическая составляющая, которая ограничивает военно-политическую активность Анкары в регионе, основывается на тезисе генерального штаба Турции – «Республика должна избегать одновременного участия в двух с половиной войнах, то есть с Грецией и Сирией и внутри государства с курдами, соответственно» [6, C, 147].

При таком внешнеполитическом ограничении Турция может проводить активную внешнюю политику в южном направлении лишь при стабилизации и замораживании угроз с севера Евразийского континента. До сегодняшнего дня, выбрав явным приоритетом Ближний и Средний Восток, Турецкая Республика реализовала принцип по разделению сфер влияния с Россией.

Умеренные турецкие исламисты существенно трансформировали свои внешнеполитические приоритеты на Ближнем и Среднем Востоке, делая их центром своих геополитических интересов, в том числе за счет:

- формирования имиджа лидера мусульманского суннитского мира, за счет конфронтации с Израилем и отхода от кемалистской модели развития;

- углубления регионального альянса с Египтом (турецкие инвестиции в туристический сектор, военно-техническое и военно-политическое сотрудничество);

- сохранения активной роли турецких ВМС и общественных движений в квазиреволюционных событиях на Ближнем Востоке в ходе Арабской весны.

Одной из центральных проблем для турецкой внешней политики является сирийский вопрос. Москва традиционно настаивает на сохранении существующего политического режима в Сирии. В то же время, Анкара сделала ставку и поддерживает деятельность Национального совета Сирии, в которой господствующее положение занимает политическая сила «Братья мусульмане». Принципиальным вопросом для Турции является проблема Кипра, который раскрывает замороженные проблемы с Грецией. Греция, Кипр и Израиль привлекают американские добывающие кампании с целью добычи газа на морском шельфе Израиля и Кипра. На шельфе последнего проводятся работы по подготовке его добычи. Реагируя на это, Анкара выдвигает и артикулирует интересы Турецкой Республики Северного Кипра, часто для этого используя ВМС. Все эти действия ведут к обострению ситуации с Грецией и Израилем.

Выбрав явным приоритетом Ближний и Средний Восток, Турецкая Республика пошла на принцип разделения сфер влияния на северном и северо-восточном направлениях, то есть можно говорить о том, что в условиях экспансии США в Черноморский регион, между Москвой и Анкарой было заключено соглашение о противодействии экспансии Вашингтона в данном регионе. Когда же Вашингтон свернул свою экспансию в указанном регионе, заинтересованность в данном альянсе существенно ослабла.

Внешняя политика Турции в первое десятилетие ХХI века в Черноморском регионе имела следующие составляющие:

1) недопущение в регион третьего сильного игрока и раздел сфер влияния между Россией и Турцией. Функционирование военно-политического проекта «Черноморская гармония» в противовес американской операции в Средиземном море «Активные усилия»;

2) поддержание баланса отношений с НАТО и Россией. Турция не может себе позволить пойти на ухудшение отношений с Североатлантическим альянсом, поскольку это может привести к потере ее влияния на Балканах;

3) фактический отказ от активной внешней политики в тюркском мире (за исключением гуманитарной составляющей) в обмен на ресурсы и стабильность на северных границах. При этом, активная внешняя политика с использованием идеологии пантюркизма сворачивается из следующих причин: открытая и агрессивная политика Китая в Средней Азии, которой Турция противостоять не в состоянии (китаязация региона и экономическая экспансия по всей шкале рыночного спроса и предложений), недостаточная ресурсная обеспеченность данной политики, повышение роли новых сильных государств, например, Казахстана в тюркском регионе, что нивелирует в нем лидирующую роль Турецкой Республики;

4) активная поддержка отношений с Болгарией и Румынией (совместные маневры ВМС, другие виды военно-политических акций) в противовес оси Сербии – Греции;

5) активизация военно-политических и экономических отношений с политическим режимом Грузии при одновременной умеренной поддержке российской внешней политики в отношении Абхазии и Южной Осетии (такая политика отвечает интересам и России);

6) попытки урегулирования конфликта между Арменией и Азербайджаном и участие в решении проблемы Нагорного Карабаха, что повышает региональный статус Турции как региональной державы.

Российско-турецкое сближение в первое десятилетие ХХI основывалось на общих интересах двух государств в геоэкономической и геополитической плоскостях. Первые связаны с активной трубопроводной политикой России, которые позволили Республике стать энергетическим терминалом, однако Турция и здесь пытается формировать свою политику на основе сбалансированности и многовекторности.

Пытаясь активно играть на Ближнем и Среднем Востоке, Турция начинает активно избавляться от компонентов американского влияния в военной, экономической, военно-технической и образовательной сферах. Главной составляющей американской внешнеполитической стратегии, которая реализовывалась Вашингтоном на протяжении последних 65 лет, было влияние на вооруженные силы Турецкой Республики. В этом контексте турецкое руководство с 2002 года проводило в течение десятилетия переформатирование своей армии и флота. Данная кампания состояла из постепенного замещения на главных и средних командных должностях в армии и на флоте на лояльных АКР офицеров. Причем «чистка» армейских рядов проходила по следующему механизму – с мая по сентябрь каждого года под следствие попадало большое количество генералов и полковников и других мелких военных чинов (главный критерий – получение военного образования в США), в сентябре с данных военных снимались все обвинения. В то же время, в августе традиционно проходили назначения на вышестоящие должности. Таким образом, на ключевые военные должности назначались лояльно настроенные к АКР военные специалисты. Данный процесс имел и негативные стороны, которые заключаются в ослаблении армейского корпуса за счет «вымывания» ресурса профессиональных военных [7, С, 21].

Новую составляющую «ближневосточной игры» получил курдский фактор. Традиционный спектр сторон, которые его используют, сместился. В настоящее время курды получают существенную поддержку со стороны Тель-Авива, причем эта поддержка является системной: от поставки вооружений до финансирования обучения офицерами израильского спецназа курдских повстанцев. Логика Израиля в этом плане заключается в следующем: мы создаем проблемы в прилегающих и внутренних территориях Турции для того, чтобы отвлечь силы и средства Анкары для реализации антиизраильской политики.

В свою очередь, США в реализации своей внешней политики вынуждены опираться на курдский фактор в регионе, поэтому они тоже могут использовать его, однако с меньшим «усердием», чем Израиль. В этом вопросе появляются расхождения между интересами Вашингтона и Тель-Авива.

В случае успешной реализации своих ближневосточных планов с одновременным замыканием на себя трубопроводных потоков, Анкара уже в среднесрочной перспективе может поднять вопрос о пересмотре решения по принадлежности иракской нефтеносной территории Мосул, опираясь на следующую логику.

Во-первых, Турция до сих пор считает несправедливым решение вопроса в отношении данной провинции (по условиям Лозаннского мира окончательного решения по провинции принято не было).

Во-вторых, провинция позволит обеспечивать Турцию собственными сырьем и нефтепродуктами.

В-третьих, присоединение провинции позволит существенно подорвать, и фактически нейтрализовать фактор курдского сепаратизма, поскольку будет блокировано пространство, что связывает турецких, иранских и сирийских курдов.

Однако два последних фактора могут вызвать сильное противодействие со стороны США, Великобритании и Франции, которые традиционно разыгрывают свою стратегию в регионе, используя фактор нефти и курдского сепаратизма. Поэтому турецкие мозговые центры и МИД проводят многочисленные исследования, направленные на уточнение последствий данного шага по шкале затраты / дивиденды.

В случае успешной реализации турецкой ближневосточной политики и получения статуса лидера суннитского мира Турция вернется к внешнеполитической активности на северо-востоке Центральной Азии. Без данного поворота Турция не сможет достичь «Стратегической глубины», поскольку не будет решен вопрос ресурсной (углеводородной) достаточности пространственного проекта.

Для успешной реализации своей центрально-азиатской политики Турция должна будет учесть негативный опыт прежней своей активности в рамках проекта «Великий Туран» (активность Турции на основе пантюркистских идей в 1990-х гг.). В данном контексте во время нахождения у власти умеренных исламистов Турция перешла от реализации националистической внешней политики к политике, основанной на цивилизационной основе, которая и дает стратегическую глубину. С начала 2009 года проявляется второе издание пантюркистского проекта, где идеи пантюркизма были усилены цивилизационным измерением. В этот период был создан Совет сотрудничества тюркоязычних стран (ССТС), куда вошли Азербайджан, Казахстан, Киргизия и Турция, штаб-квартира которого находится в Стамбуле (а не в Анкаре, в чем проявляется косвенный намек на цивилизационное измерение данного проекта). Генеральным секретарем Совета был назначен Халил Акынджи - бывший посол Турции в России. Совет периодически собирается, главной его задачей является взаимодействие на уровне культуры и образования (в марте 2013 года Генеральный секретарь Совета учредил премию «Гордость тюркского мира», которая будет выдана представителю данного этнокультурного сообщества за достижения в области культуры и искусства в 2014 году).

В новом издании пантюркистского проекта нет понятий территорий, на которых проживают тюркские народы, акцент делается на государства Центральной Азии и Кавказа, ресурсы которых способны обеспечить потребности Турции в углеводородных ресурсах. Взамен турки предлагают свою территорию как транзитную, а также западные технологии в машиностроении, которые были освоены турецкой экономикой. То есть, Анкара не вкладывает «в пустую» финансовые средства, как в середине 1990-х. гг. и не строит чрезмерно амбициозные планы на данном пространстве, а пытается найти взаимовыгодные сферы сотрудничества, опираясь на культурную общность. При этом Анкара пытается привлечь на свою сторону центрально-азиатские элиты, путем создания схем по переработке ресурсов с сочетанием личного интереса руководства государств Центральной Азии и Кавказа.

В настоящее время принят флаг ССТС, который имеет четыре символа государственных флагов участников интеграционного проекта. Кроме того, подписано Соглашение по Финансовым правилам Совета, Соглашение об образовании Тюркской Академии, Соглашение по созданию Фонда поддержки тюркской культуры и тюркского наследия.

В потенциале ССТС заложена скрытая экспансия Турции в данном регионе с одновременным взаимодействием с российско-китайским проектом ШОС. По сути, речь идет о зондировании возможных сфер влияния между Турцией, Китаем и Россией в Центральной Азии и на Кавказе. В то же время, важным вопросом в деятельности ССТС является транспортная проблема, с учетом узкого, 10 км общей границы Турции со странами тюркского мира. В связи с этим, главным геополитическим достижением является соглашение в рамках Совета между министерствами транспорта и таможенными органами относительно подготовки и пуска в действие важной железнодорожной магистрали из Турции в Грузию и Азербайджан к Каспийскому морю в Казахстан и Китай. Значение Грузии в данном контексте является чрезвычайно важным для преодоления Турцией естественных препятствий для реализации латентной экспансии в регионе и возможного перехода ее в более агрессивные формы.

Однако в настоящее время экспансия Анкары на постсоветском пространстве проходит главным образом методами «мягкой силы» с применением культурно-информационных методов воздействия на объекты своей политики.

В случае успешной реализации концепции «Стратегической глубины» на Ближнем и Среднем Востоке, Анкара вновь активизирует свою внешнюю политику в «тюркском мире», куда входит и Крым.

Активная реализация турецких планов привела к переформированию российско-турецких отношений в сторону их ухудшения. Пессимистическая оценка динамики двусторонних отношений формулируется таким образом, что в период 2015-2020 годов между Россией и Турцией может произойти военный конфликт. Оптимистический вариант связан с тем, что развитие экономического сотрудничества перевесит политические, военно-политические и геополитические противоречия между Анкарой и Москвой. После сбитого российского самолета СУ-24 турецкими ВВС, двусторонние отношения существенно ухудшились. Однако осознание ограниченности турецких ресурсов, что отражено в парадигме Генерального штаба Республики по уклонению от участия в двух с половиной войнах (что является пародированием американских подходов и явным преувеличением возможностей Турции), будет заставлять турецкую элиту искать компромисс с Москвой на стадии реализации своей экспансии на Ближнем и Среднем Востоке. В то же время, если максимально обобщать явные и потенциальные угрозы России, заложенные в политике умеренных исламистов Турции, и, следовательно, будущие узлы российско-турецких конфликтов, то необходимо выделить следующие направления двусторонних столкновений:

1) турецкая политика на Ближнем Востоке в рамках доктрины «Стратегической глубины», а особенно по сирийской проблеме, не совместима с российскими внешнеполитическими подходами;

2) турецкая концепция лидерства в суннитском исламском мире потенциально угрожает целостности России;

3) интеграционная активность Турции в рамках Совета сотрудничества тюркоязычных стран противоречит российским интересам на Южном Кавказе и в Средней Азии.

Сопоставление «Большого Ближнего Востока» и «Стратегической глубины» дает основание сделать вывод, что турецкая «Стратегическая глубина» в значительной мере блокировала реализацию американского плана «Большой Ближний Восток», который вообще не учитывал российских региональных интересов и в целом турецкая внешняя политика и региональные амбиции турецких исламистов в данных рамках выгодны России при условии учета вышеперечисленных потенциальных российско-турецких противоречий.

Литература

1. Ірхін О. Російсько-американськи відносини в контексті формування нового світового порядку: етапи, протиріччя, перспективи // Історико-політични проблеми сучасного світу: збірник наук. статей. Чернівці: Чернівецький нац. Ун-т, 2011. – Т. 23-24. – 272 с.

2. Долгов І.О., Зварич В.Б. „Передова країна” у пошуку своєї ідентичності. Проект США „ширший близький схід”: перспективи для Туреччини // Політика і час. - 2004. - № 7-8. – С. 61-70.

3. Bilici A.H. Will America Bring Democracy to the Middle East // Zaman. – 2004. – Febr.19. – http://www. zaman.org.

4. Долгов І.О., Зварич В.Б. „Передова країна” у пошуку своєї ідентичності. Проект США „ширший близький схід”: перспективи для Туреччини // Політика і час. - 2004. - № 7-8. – С. 61-70.

5. Davutoğlu A. Stratejik derinlik. Türkiye’nin uluslararası konumu. – İstanbul, 2013. – 584 s.

6. Ирхин А.А. США т Турция: от сотрудничества к конкуренции в Черноморско-каспийском регионе // Науковий вісник. Одеський державний економічний університет. Всеукраїнська асоціація молодих науковців. – Науки: економіка, політологія, історія. – 2011. - № 20 (145). – 222 с.

7. Ирхин А.А. США и Турция: стратегический союз и тактические разногласия. Ретроспектива и прогноз/ А.А. Ирхин. – Севастополь.: «РИБЕСТ», 2016. – 208 с.

Публикация была размещена в Вестнике Томского государственного университета. 2018. № 432. С. 98-104.

Белоусов предотвратил крупное вторжение: До 3000 солдат оказались "замурованы". "Элитную" бригаду уничтожили "на полпути"

Буквально несколько часов назад в Сети появились кадры объективного контроля поражения крупного ПВД противника - ракеты, предварительно "Искандеры", прилетели по территории промышленного предприятия в...

Невоенный анализ-72.Штайнер не придёт.

Про Зеленского, бггг Традиционный дисклеймер: Я не военный, не анонимный телеграмщик, не Цицерон, тусовки от меня в истерике, не учу Генштаб воевать, генералов не увольняю, в «милитари по...

Эвакуация в США. Ведущий заплакал в эфире. "Это будет удар". Что известно об урагане "Милтон" и почему его жертвой стал Зеленский

Жители Соединённых Штатов ещё не успели прийти в себя после урагана "Хелен" - третьего по количеству жертв в нынешнем веке, а синоптики уже сообщают о новой, ещё более страшной угрозе.  ...

Обсудить
  • В предсказании сказано: “Но, уже к 2020 году в России сформируется новое государство. Эпоха революций уже прошла, и это будет сделано каким-то демократичным путем. Это будет новая форма правления. Я не знаю, как её назовут, но по сути это будет напоминать Ведическое устройство государства, которое было много тысячелетий назад. В памяти людей не сохранилось, что это такое. Сохранилось только в священных писаниях. И только Россия, имея опыт монархии, демократии и социализма, может сделать такой синтез, может сплавить это всё в одно и создать новое мироустройство». Точнее сказать в Руссии, а не в России, к 2020 г. сформируется новое государство, как неоднократно повторял Садху и записано в предсказании. Действительно, 21 декабря 2016 г. Президент Республики Беларусь объявил о начале политики обновления. Будем надеяться, что в 2020 г. сформируются основы нового государства, именно, демократическим путём, без революции, как и записано в предсказании. Президент Республики Беларусь А. Г. Лукашенко заявил, что СПРАВЕДЛИВОСТЬ будет главным критерием государства. А так как, Республика Беларусь является наследницей Великого княжества Литовского и Русского, а также духовного наследия СССР, то, именно, она имеет опыт прошлого и может сплавить это всё в одно, создав новое мироустройство. Именно это, также, предсказывали Нострадамус, Кейс, Ванга и другие ясновидящие, о чём говорилось в предыдущих статьях. Также, это становится ясно из анализа исторических циклов славяно руссов: https://cont.ws/@boninnv/1116846