Когда разрушался Советский Союз, коммунистические элиты, которые с 1985 года занимались дискредитацией основ советского проекта, вовсю пропагандировали внедрение капиталистических отношений на постсоветском пространстве. К сожалению, качество поздней советской элиты, которая с каждым поколением подбиралась по принципу лояльности, уже не отвечало потребностям обществ и статусу второй сверхдержавы. Высшее руководство при осознанном, молчаливом согласии партийных секретарей средней руки и КГБ продавало советский проект за возможные социальные дивиденды. Произошло масштабное истребление хозяйственного комплекса, который обеспечивал социальные обязательства в коммунистическом проекте. Материальные потери в результате уничтожение предприятий, производящих продукцию с высоким коэффициентом добавленной стоимости, может быть сравнен с материальными потерями в военный период. Оценки данных потерь разные, однако, в целом исследователи сходятся на «сгорании» 2/3 национального богатства. Такие же потери, схожие с прямым военным столкновением, понесли государства постсоветского пространства в демографических ресурсах. И все эти процессы сопровождались масштабным перераспределением оставшихся материальных ресурсов.
По сути, постсоветская элита разрушала и продавала результаты последней модернизации данного пространства, которая втащила феодальное общество с фрагментарными элементами капитализма в современный мир.
В начале ХХ века перед Россией, требующей модернизации, стояли две ключевые проблемы:
1) социальная: противоречия между интересами социальных верхов, с одной стороны, модернизированных групп населения (начиная от профессиональной интеллигенции и заканчивая квалифицированным пролетариатом) — с другой стороны, и крестьянским большинством страны – с третьей (эти противоречия носили именно трехсторонний характер, что придавало им дополнительную сложность);
2) национальная: противоречия между русской культурной основой сформированных моделей социализации (российская модернизация, как и все успешные европейские модернизации Нового времени, имела выраженную национальную основу) и интересами крупных и многочисленных периферийных регионов империи, некоторые из которых (Финляндия, Польша) имели собственные национальные модели модернизации, другие же (Центральная Азия, Закавказье) не имели таковых вовсе; однако и те, и другие решительно противодействовали ассимиляции, которая была равнозначна модернизации в условиях Российской Империи последних десятилетий её существования.
А механизмы модернизации царской России сводились к осознанной реализации трех проектов.
Первый проект – монархический, заключался в модернизации в рамках традиционного общества. Его сторонники в лице монарха и монархических кругов пытались провести модернизацию, не ломая консервативной сословной системы. Однако представляется, что элементы российского общества переросли данный проект к моменту его реализации. Кроме того, и буржуазию, и крестьянство, и рабочих не устраивал тот факт, что бремя модернизации ложилось основным грузом именно на них, не трогая потребительских возможностей высшего сословия.
Второй, кадетский, либеральный проект. Он предполагал модернизацию через рыночную экономику и европеизацию. Этот проект провалился.
Третий, большевистский проект, который в кратчайшие сроки путем революционной модернизации, через мобилизацию ресурсов, втащил российское пространство в середину ХХ в.
Разрешать названные противоречия модернизационного процесса довелось уже большевикам, причем в разрешении первого противоречия они были куда более успешны, чем в разрешении второго. Руководители СССР, в значительной мере, продолжили модернизационную траекторию царской России. Они привнесли в опыт отечественной модернизации такие черты, как массированная индустриализация, урбанизация, система всеобщего социального обеспечения, всеобщего образования, развития научного знания, массовая идеология и массовая партия (как основа управления, социальной мобильности и социального контроля). В целом, советское общество было оригинальной версией развитого общества модерна, что вполне признавалось добросовестной частью его идеологических и геополитических оппонентов, в частности, авторами теории конвергенции Дж.Гэлбрейтом, Р.Ароном и др., прогнозировавшими (а отчасти констатировавшими) сближение двух самостоятельных версий современного индустриального общества – советско-социалистической и западно-капиталистической.
Политэкономический анализ развития постсоветских экономик позволяет сделать вывод о реализации после дезинтеграции СССР модели, о которой вначале 1980-х гг., писала М.Тэтчер. Рост экономики является следствием не мобилизации внутренних ресурсов, а производной внешних заимствований, спекуляций и расширения западного рынка на советское пространство. В этой системе постсоветские экономики — это несколько труб и дымящих предприятий, тянущихся с Востока на Запад и несколько десятков миллионов человек, обеспечивающих добычу и транспортировку этих видов ресурсов для нужд западных экономик. Такая система функционирования экономик не нуждается в модернизации, скорее комплексная модернизация противоречит интересам её лидеров. Представители последней в настоящее время находятся в структурах власти и сама постановка вопроса модернизации, будет встречать скрытое сопротивление.
Отказавшись от результатов последней модернизации, проходившей в течение 1930-х гг., элиты и общества оказались не в капитализме и социализме, а социально-экономический уклад приобрел все черты феодального строя: кормление с места, причем в самых различных областях и отраслях – от родильных домов и системы высшего образования до самых высоких инстанций государственной власти, назначение наместников сюзерена в регионы, повышение уровня авторитарности власти, огораживание и захват общинных земельных ресурсов, значительная социальная деградация и отказ от идеи среднего класса, который даже в сытные «независимые» годы не смог состояться. А ведь последний был результатом позднего модерна, как на Западе, так и внутри советского проекта. По сути, те проблемы, которые стояли перед российской элитой более 100 лет назад снова стали историческим призраком современного феодального уклада, но уже постсоветских обществ, а национализм и социальные противоречия будут и дальше разрушать российское пространство в случае бездействия элиты. Все признаки современного общества, такие как выборность законодательной и исполнительной власти, разделение властей, свобода СМИ и так далее, являются демократическим лоском в худшем исполнении. Являясь современным обществом по форме, постсоветские государства являются феодальными по своей сути.
При этом на вербальном уровне элиты постоянно и уже на протяжении более чем десяти лет говорят о необходимости модернизации. Но ведь И. Сталин провел модернизацию за 10 лет с гораздо более меньшими демографическими потерями, чем современная элита «прокутила» этот дорогой для наших предков модернизационный скачек. Может быть поэтому современные лидеры так не любят Сталина?
Анализ модернизационных процессов в условиях постсоветского пространства позволяет выявить её модели.
Во-первых, инновационная модернизация, связанная с восстановлением научно-технологического потенциала СССР и массовыми инвестициями в развитие техники и технологий, является самым трудноосуществимым процессом в современных условиях разрушения и целенаправленного разграбления советского научно-технического потенциала, ядро которого было создано в 30-е гг. ХХ в. Однако в случае её осуществления она будет иметь самый долгий положительный эффект из приведенных моделей.
Во-вторых, модернизация индустриального сектора, связанная с созданием конкурентоспособного производственного комплекса. Данный вариант модернизации требует как минимум двух составляющих: резкое увеличение инвестиций и сокращение производственных издержек, по крайней мере, сопоставимых с низкими издержками Юго-Восточной Азии. Однако данную проблему для Большого евразийского пространства комплексно раскрыл в своих работах А.Паршев. По его мнению, всё постсоветское пространство, за исключением узкой полосы территорий ЮБК и Черноморского побережья России, является неконкурентоспособным в плане производства и привлечения инвестиций, так как на нем преобладает холодный и суровый климат, что накладывает дополнительные производственные издержки, которые формируют такие экономические факторы, как дорогостоящие рабочая сила и капитальное строительство, дополнительные затраты на отопление производственных помещений и поддержание производственного цикла. При этом данный вариант модернизации является достаточно дорогостоящим.
В-третьих, модернизация главным образом сырьевого и тесно связанного с ним энергетического сектора с формированием технологического и индустриального потенциала по остаточному принципу. Данный тип модернизации является наиболее комфортным для политической и экономической элиты стран СНГ, однако он не меняет феодального уклада данного пространства. Как бы честно выглядел PR лозунг современной политической элиты. Наверное, примерно так – «Вперед господа, товарищи (в зависимости от возраста электората) – в развитый феодализм».
Оценили 0 человек
0 кармы