В условиях активной конкуренции интеграционных проектов на евразийском пространстве (Россия, США, страны ЕС, Турция), украинская элита оказалась перед лицом интеграционного выбора. Основной дилеммой этого выбора является сохранение политической власти и экономических ресурсов с минимальной потерей возможностей политического маневра.
С высокой степенью обобщения можно утверждать, что ни одна из региональных украинских элит, включая донецкую ФПГ, не стремилась к полной интеграции в российские интеграционные проекты. Если, классифицировать украинскую элиту по нерегиональному принципу, то можно, сославшись на украинского политолога Дмитрия Выдрина, разделить ее на «легкую» и «тяжелую» фракции. «Легкая фракция» - это полностью прозападная украинская элита, которая ориентируется на исключительно западные финансовые потоки, культурные и политические предпочтения. «Тяжелая фракция» - эта та часть украинской элиты, которая владеет и руководит крупным производственным бизнесом и имеет «откаты» со строительства дорог и мостов, другой социальной инфраструктуры. Она более разнообразна в своих политических и экономических предпочтениях, однако максимальный уровень её лояльности к российским интеграционным проектам - это политика многовекторности.
Несмотря на выдвигаемые интеграционные проекты Россией – от СНГ до Евразийского Союза, Москва за 23 года так и не смогла сформировать убедительную и безальтернативную логику интеграции для украинских элит и обществ. Все интеграционные проекты, предлагаемые Россией, обладают двумя фундаментальными недостатками. Первый – их периферийность в экономической сфере. Второй – периферийность российских интеграционных проектов в идеологической сфере и шире в пространстве смыслов. Первый недостаток российских интеграционных моделей связан с уязвимостью российской сырьевой экономики, что весьма наглядно проявилось в процессе украинского кризиса. Что касается второго, то поражение в холодной войне очень четко синхронизируется с принятием в качестве господствующей идеологии демократии западного образца. Идея «суверенной демократии» отражает российскую интерпретацию, а в геополитическом контексте означает частичный суверенитет России от держав Запада. Зачем украинской элите интеграция с вторичным субъектом, когда есть первоисточник в виде соседствующего Запада? Идея «русского мира» или евразийская идеология представляет из себя неравноценные западной идеологии попытки замещения. При этом, Россия на протяжении своей имперской истории выдвигала такие мироустроительные идеи не раз – например «Москва – третий Рим» или «некапиталистического развития и всеобщей социальной справедливости в «Красном проекте»». Отсюда возникает следующая фундаментальная проблема, отвечающая на вопрос в отношении низкой эффективности российской «мягкой силы» - насколько возможна эффективная деятельность государства в сфере «мягкой силы» без выдвижения такой стержневой мироустроительной идеи?
Анализ проблем российских интеграционных проектов показывает, что причинами медленных интеграционных процессов на постсоветском пространстве является ряд следующих факторов.
1) Ограничители существующей системы международных отношений «PactAmericana», которая поддается значительной эрозии, однако еще достаточно стабильной, чтобы позволить неконтролируемому усилению альтернативных Вашингтону центров силы.
2) Периферийность интеграционных проектов Москвы в отношении Запада. Этот фактор связан с мировым разделением труда и интеграции России в качестве полупериферии в мировую экономику. При этом остальные страны постсоветского пространства являются периферией мирового капитализма, тогда как Кремль за счет количества ресурсов (что позволяет влиять на ценообразование) и конкурентноспособного ВПК и силовых составляющих политики может обеспечить защиту данных ресурсов от внешних претензий, относится к полупериферии, однако это не улучшает «качества» выдвигаемых интеграционных проектов. Здесь также необходимо учитывать, что цены на поставляемое сырье из полупериферии и периферии формируются в США и для США.
3) Распределение финансовых глобальных потоков в долларовоцентричной экономике оставляет минимальное пространство решений для иных экономических игроков. Кроме того, данная система построена таким образом, что за счет эмиссионных технологий и привязки национальных валют к доллару США ежегодно вымывается неявными технологиями до 25 % бюджета государств, а национальные банковские банки государств постсоветского пространства являются, по сути, филиалами Федеральной резервной системы США.
4) В сфере «мягкой силы» (информационно-культурные факторы) Россия не выдвигает функциональной идеологии интеграции. Попытки имитировать различные виды западной демократии, в том числе, в ее «суверенном» исполнении показывают как раз периферийность российской науки и элиты в отношении победителей «холодной войны». Де факто, принимая за основу демократические взгляды западного происхождения, Россия автоматически попадает под культурно-информационное влияние западной цивилизации, ведущие державы которой уже на протяжении последних 500 лет создает мировой порядок исключительно под себя. Россия испытывает проблемы с определением идентичности внутри государства, соединяя ценности имперской России с достижениями советского периода (в основе которого была положена социальная справедливость и логика модернизационного скачка). Необходимо выдвижение новых автохтонных конкурентоспособных идей в пространстве смыслов, отвечающих на вопросы: Кто мы? Куда идем? Во имя чего? Видимые попытки дать ответы на эти вопросы в России на данном этапе не являются привлекательными и конкурентоспособными для обществ и элит постсоветского пространства.
«Украинский Майдан 2013» - это блестящая внешнеполитическая операция, в результате которой Белый дом получил веер американских положительных возможностей: от «Крымского гамбита», «Юго-восточного Цугцванга», подписания ассоциации Украины и ЕС, изменение настроений украинцев по вступлению в НАТО до системных экономических проблем в самой России. Торпедирована на неопределенное время идея евразийской интеграции с участием Киева. Вернуть даже часть Украины при такой модели развития России уже невозможно. В. Путин попал в геополитическую ситуацию, когда любой его любой ответ по Украине открывает новые положительные возможности для Вашингтона. Новым политическим явлением для Москвы становится украинский русскоязычный национализм на Юго - Востоке Украины, который приобретает характер массового явления.
В период развития капитализма Российская империя в экономическом разделении труда была периферией Запада. Исключением является «сталинский рывок» и как следствие наивысший уровень могущества. Последствия положения периферии сказываются сейчас на экономическом развитии, а продолжение западных санкций может обнулить внешнеполитические претензии Москвы. Выход в модернизации России, но она открывает целый комплекс новых проблем от селекции элиты, до необходимости завоза и внедрения новых технологий. Не думаю, что современная российская элита готова к модернизации, так как она об этом процессе рассуждает уже более десяти лет, но масштабных преобразований за этот период не произошло. Модернизация - это вопрос о формировании силы российского государства по четырем критериям: экономическому, военному, технологическому фактору и притягательности массовой культуры. Но любая модернизация это изменения, это социальные лифты, это необходимость мобилизации нового человеческого потенциала, внедрения новых технологий и методов социального управления – во всем этом не заинтересована правящая элита, так как все эти процессы объективно угрожают ее положению.
Однако существуют и другие исторические примеры, когда Россия расширялась и становилась полноправным участником концерта великих западных держав, находясь на периферии западной экономической системы, то есть, продавая сырье и закупая продукцию с высокой добавленной стоимостью. К примеру, Екатерина IIрешила три внешнеполитические задачи: возвращение украинских и белорусских земель, закрепление России на Черноморском побережье (Крым, Кубань) и на прибалтийских берегах (современные страны Балтии). Ее успех объясняется кроме прочего и тем, что в течение «долгого восемнадцатого столетия» с 1688 по 1815 годы Британия и Франция постоянно воевали между собой преимущественно за пределами Европы (разброс фронтов был от Западного полушария до Юго-восточной Азии). Они боролись за статус мировой державы номер один, который оставила за собой Британия. Континентальными же вопросами были заняты Пруссия, Австрия и Россия, именно они делили Польшу. Затем конкуренция переместилась в Европу, и Россия формировала Венскую систему международных отношений, которая просуществовала до Крымской войны.
Но в современных условиях Россия лишена возможности такой стратегии – Запад един, он по-прежнему концентрирует в своих руках самые совершенные военные, экономические и социальные (в сфере «мягкой силы») технологии. Москва пробовала играть на противоречиях Европы и США, однако это не принесло должных результатов, а в украинском кризисе США добились единой позиции с ЕС.
Интеграционная модель, в которой могут быть заинтересованы объекты и субъекты интеграции, в первую очередь Украина и Россия, состоит из двух компонентов – инструментально-прагматической и ценностно-смысловой. Первым условием данного проекта является отказ от двойной зависимости российской и украинской экономических систем и выхода их из положения полупериферии и периферии соответственно: отказ от экспортной зависимости исключительно в энергетической и сырьевой сферах и уменьшение зависимости от мирового финансового центра. Это условие в настоящее время разделяет постсоветские элиты и общества. Первые получают максимальные прибыли, а условия сырьевой специализации были основой интеграции экономических систем постсоветских государств в мировую экономику. Общим результатом такого сценария стало катастрофическое падение рождаемости и продолжительности жизни.
Такая зависимость постсоветских экономик делает практически невозможной евразийскую интеграцию, нивелируя субъектность интеграционного центра и делая справедливым следующий вывод – нельзя реализовать интеграционную модель, противоречащую интересам геополитического конкурента, будучи его экономической периферией. Положение полупериферии дает определенный шанс, однако и в этой парадигме интеграция может быть только контролируемой извне, что делает проект исключительно уязвимым. В данном контексте интеграция постсоветского пространства будет проходить исключительно, как внешний контролируемый проект, который в любой момент может быть разрушен, как ценами на сырье на мировых рынках, так и финансовыми манипуляциями. Таким образом, современная Россия, как интеграционный центр должна стать привлекательным государством для постсоветских обществ, прежде всего, в социальном аспекте.
Неизбежным в таком сценарии является проведение наиболее дорогого в стоимостном аспекте процесса инновационной и индустриальной модернизации. Экономические исследования показывают, что минимальная емкость рынка, оправдывающая технологические инвестиции составляет 200 млн. потребителей и, таким образом, Украина, Беларусь, Россия и Казахстан – это ядро, которое формирует указанное условие емкости рынка – 208 млн. потребителей. В случае сохранения положения полупериферии и периферии, в модернизации будет нуждаться энергетический сектор. Этот вариант дешевле, однако, он не предполагает продолжительных системных перспектив, и государственные системы будут и дальше сбрасывать социальные обязательства и терять демографический потенциал пространства.
Вторым элементом долговременной и успешной интеграции является всестороннее сотрудничество евразийских государств в военно-политической сфере.
Третьим условием является выдвижение конкурентоспособной идеи в пространстве смыслов, которая бы аргументировала для внешних центров необходимость существования интеграционного проекта, но основная её задача должна состоять в формировании наднациональной идентичности Евразийского союза. Мироустроительная идея должна в сущностном плане подходить под местные интересы, соединяя их с общеимперскими, то есть экзистенциально объяснять будущее объекта и субъекта интеграции.
Четвертой необходимой составляющей интеграционного проекта Большого евразийского пространства является внедрение механизмов по контролю над материальным потреблением элиты и выдвижение социального проекта. Россия и Украина, в сущности, небогатые страны. Их социально-экономическая система не в состоянии удовлетворять одновременно сверхпотребление олигархических слоев, обеспечивать социальные обязательства, развивать конкурентоспособный ВПК и армию, инвестировать в экономический и технологический комплексы. Причем такое положение относительной бедности России по сравнению с Западом воспроизводилось в исторической ретроспективе, как в положении полупериферии, так и в короткий период советского проекта. Однако последний, за счет ограниченности потребления элиты, обеспечивал более равномерное распределение экономических благ по всей вертикали социального потребления, инвестиции в ВПК, армию и научно-технологический сектор.
Пятый элемент интеграционной модели, неразрывно связанный с предыдущими, – разработка и реализация широкого социального проекта, который является стержневой идеей, способной дать мощнейший импульс реинтеграции постсоветского пространства «снизу». Сама по себе идея социальной справедливости всегда была популярной на евразийском пространстве, на этой концепции создавался СССР, который сам являлся воплощением конкурентоспособной идеи в пространстве смыслов – парадигмы социальной справедливости. Представляется, что в современных условиях идея социальной справедливости и работающие механизмы социальных лифтов, должны начать свою реализацию именно в России. Формы её воплощения могут быть разными – от реприватизации самых прибыльных и конкурентоспособных предприятий, которые были отторгнуты от государственной собственности в 1990-е гг., до внедрения системы более равномерного распределения капитала в стране.
Оценили 0 человек
0 кармы