Финансовый посткапитализм

Некоторое время назад я придумал термин, который на мой взгляд лучше и точнее всего описывает современную западную систему – «финансовый посткапитализм».
С тех пор его используют достаточно многие авторы. Ну и пусть себе используют, мне не жалко. Проблема в том, что иногда его используют, не понимая заложенного в него смысла.
Поэтому придётся ещё раз изложить всю последовательность моих тезисов и выводов, как я пришёл к подобной терминологии и что она реально обозначает.

Начать придётся с классики – Адама Смита и Макса Вебера.
Классический капитализм по Веберу – это накопление сбережений, которые затем инвестируются в производство физических товаров. Капиталист в данном случае выполняет полезную для общества функцию – создаёт производство, которого до него не было (действуя при этом на свой страх и риск, но об этом чуть позже).

В российских учебниках раньше (не знаю как сейчас, я учился двадцать лет назад) в качестве примера приводили выдержки из бухгалтерской книги одного купца. Который покупал коров, продавал их на бойню, покупал на той же бойне мясо и шкуры, мясо продавал на рынке, а шкуры продавал кожемякам, выделанные шкуры покупал у тех же кожемяк, затем продавал их шорникам, покупал у шорников готовую конскую сбрую – и, наконец, продавал эту сбрую конечным потребителям.
То есть купец не просто производил спекуляции, а выстраивал производственные цепочки от коровы до сбруи, обеспечивая ещё и логистику между всеми звеньями производства. Это ещё и в условиях, когда на дорогах было много грабителей, то есть кроме доставки товара там было ещё и обеспечение охраны (расходы на содержание «оружных людей» в бухгалтерии также присутствовали).

А иногда купцы были ещё и разведчиками, первопроходцами, дипломатами и так далее.
Согласитесь, это совершенно не похоже на спекулянта, торгующего фьючерсами на нефть или играющего на курсах валют на каком-нибудь «Форексе».

На заре капитализма купец или промышленник были созидателями, организаторами нового, предпринимателями в изначальном смысле слова.
Отправляя корабль за товарами в Африку, Индию или Америку, судовладелец рисковал, что его корабль может попасть в шторм и утонуть, быть ограблен пиратами или, что также случалось достаточно часто, матросы могли взбунтоваться и сами стать пиратами.
И их прибыль, согласно классической экономической теории, была «платой за риск».

Заметьте, я тут намеренно вообще не оперирую марксистской теорией (которая в этой части вполне себе совпадает с трактовками Смита и Вебера), а исключительно опираюсь на классическую западную экономическую теорию.

Рисковая теория прибыли содержит ещё множество подробностей, которые не уместить в одну статью и которые для нас в данном рассмотрении вторичны. Сосредоточимся на главном.

Поскольку некоторые виды деятельности (то же снаряжение торговых кораблей дальнего плавания) обладали очень высоким риском, то предприниматели стремились снизить эти риски или разделить их со сторонними лицами. Так появились первые страховые компании, которые за плату вступали в рискованные игры с вероятностями.

Но первые предприниматели создавали что-то за условно свои, накопленные (или награбленные) средства. Однако с развитием промышленности производства становились всё более крупными, и индивидуальных накоплений в большинстве случаев уже не хватало.
Тогда стали появляться акционерные общества и, соответственно, первые фондовые биржи (где, в отличие от товарно-сырьевых бирж, торговали этими самыми фондами).
И кроме private (частных) и family (семейных) компаний появились public (общественные, они же акционерные).

Другой формой привлечения дополнительных средств стали банки и, соответственно, кредиты.

Причём если в случае акционерного общества риски равномерно распределялись среди совладельцев пропорционально размеру их доли, то при получении кредитов банки брали на себя всё большую часть рисков.
Особенно по мере того, как, во-первых, изначально жёсткие правила по наличию залога ослабевали ввиду роста конкуренции между банками, а, во-вторых, появлялись сравнительно безответственные формы банкротства типа американского «чаптер элевен».
И, соответственно, чем больше рисков брали на себя банки, тем больше прибыли они забирали себе (что местами даже логично).

Со временем зависимость между кредитами и капитализацией росла (капитализация, в частности, определяла возможность брать кредиты, так как формально выступала гарантией их возврата).

На фондовых рынках вместо инвестирования становилось всё больше спекуляций, возникали пузыри, которые регулярно лопались. А раз стали доминировать спекуляции, то возникло такое явление, как торговля на заёмные деньги (левередж).

С другой стороны и для инвестирования и обеспечения деятельности компаний всё больше использовались кредитные деньги. Дошло до того, что некоторые школы современной экономической, кхм, «науки» считают, что кредит – это чуть ли не единственный источник инвестиций (про сбережения они напрочь забыли).

И уже достаточно давно во многих странах и отраслях спекуляции важнее и прибыльнее производства, поэтому фондовые рынки утратили свою изначальную роль привлечения средств в реальный сектор и, наоборот, теперь вытягивают деньги из реального сектора в финансовые пузыри. «А вы капитализацию Эппл видели?!»(с)

Появилась целая куча искусственных «страхующих» механизмов, призванных уменьшить риски – деривативы (CDO, CLO), фьючерсы, опционы и так далее. Но это лишь иллюзия уменьшения рынков, потому что сами деривативы и страховые бумаги оказались более рисковыми, чем многие думали. И в случае кризисов страховые компании просто разоряются, объявляют себя банкротами и не компенсируют рисков.

После появления ФРС и ЕЦБ, как основных эмиссионных центров, коммерческие банки всё больше превращаются в прокладки между ФРС и «сток эксчендж», фондовыми рынками и корпорациями.
При этом ФРС, получается, берёт на себя ВСЕ риски современной западной экономики. И поэтому забирает себе практически ВСЮ прибыль системы (немного достаётся прокладкам и посредникам).

Итого получается: тотальное доминирование финансового капитала, который душит и убивает промышленность, уничтожает остатки классического производительного капитала.
То есть «финансовый посткапитализм». Тупиковый и лишённый смысла (потому что смысл экономики – это обеспечение людей необходимыми им товарами/изделиями.

Я к чему веду…
Когда-то дворянство служило и выполняло общественно-полезную функцию – защищало свою страну от агрессоров. Потом оно служить перестало (в России в том числе), приняло вырожденную и превращённую форму (строго по Платону и Аристотелю), стало контрпродуктивным паразитом и было сметено.

Теперь мы видим, что капитализм, который когда-то был прогрессивной (по сравнению с рабовладением и феодализмом уж точно) и созидательной формацией, выродился, соответственно, в свою вырожденную и превращённую форму. И в текущем виде не только бесполезен и паразитарен, но и не способен продолжать своё существование.
А законы истории говорят нам, что всё, что становится контрпродуктивным – уничтожается. Освобождая место чему-то новому.

Параллельно продолжал действовать постулат Маркса о постоянном снижении нормы прибыли при капитализме. И теперь в ряде стран ЕС, Японии и отдельных отраслях США норма прибыли уже отрицательная (отрицательная доходность по некоторым ценным бумагам и вкладам). Это конец экономики, ориентированной на прибыль.

Заметьте очевидную закономерность: чем более развит в различных странах этот самый финансовый посткапитализм, тем хуже они справляются с кризисами. Не только с пандемией, но вообще с любыми.

На этом фоне особенно забавно наблюдать, как наши сектанты борются с мертвецом, повторяя бесполезные мантры про «капитализм убивает». С таким же успехом можно говорить «феодализм убивает», «рабство убивает» или «первобытнообщинный строй убивает». То есть вместо проектирования и созидания новой формации продолжать воевать с покойником.

Хватит константировать очевидное. Пора отвечать на вопрос «Что дальше, Дава?!».

Госкапитализм, госкорпорации, g2g – это всё эффективно и замечательно. Но должно развиваться.
У китайцев подобный план развития «от малого процветания к большому процветанию» и «сообщество общей судьбы» есть. А чем мы хуже?

Александр Роджерс