Спаситель Украины: зубами впившись в ее мясо, он признается ей в любви

Чем хуже дела на украинском фронте, чем дальше, за какой-то уже совсем незримый горизонт уходит суленая там победа – тем медоточивей речи главкома в адрес объекта его атак. Аж поневоле вспоминается другой Владимир Владимирович:

«Хотите – буду от мяса бешеный –

и, как небо, меняя тона –

хотите – буду безукоризненно нежный,

не мужчина, а – облако в штанах!»

Вот последнее признание в любви к украинскому народу от его спасителя, каким теперь предстает в своих речах наш главком:

«Ситуацию на Украине её так называемые друзья довели до той стадии, когда она стала смертоносной для России и самоубийственной для самого украинского народа. И мы видим это даже по характеру боевых действий: как будто украинцев не существует, бросают как в топку, и всё... В России же всё наоборот: мы всегда с уважением и теплотой относились и относимся к украинскому народу... Да, сейчас горько от того, что сражается друг с другом по сути дела один народ, так же, как это было после 1917 года, людей снова стравили. Тогда иностранные державы грели руки на трагедии нашего народа... И сегодня, поставляя оружие на Украину, перебрасывая туда наёмников, они абсолютно безжалостны к её гражданам...»

То есть никаких команд на вступление войск в чужую степь, на бомбежки городов и объектов жизнеобеспечения главком не отдавал, это они сами как-то отдались, те иностранные державы их отдали. А он фактически воюет на стороне украинского народа, к которому «мы всегда с уважением и теплотой относились и относимся». О том же, что «все хохломрази должны быть истреблены» и что «Украину надо затопить кровью хохлов» – пишут не патриоты-путинисты, а иностранные агенты-экстремисты, коих вот-вот уже у нас сажать начнут...

Но мне все это ужас как напоминает стихи другого классика – и я тут не могу удержаться от того, чтобы не привести изрядный их фрагмент:

«Мой Волк сидит, прижавшись в угол задом,

Зубами щелкая и ощетиня шерсть.

Глазами, кажется, хотел бы всех он съесть;

Но, видя, что приходит наконец

Ему расчесться за овец,

Пустился мой хитрец

В переговоры

И начал так: «Друзья! к чему весь этот шум?

Я, ваш старинный сват и кум,

Пришел мириться к вам, совсем не ради ссоры;

Забудем прошлое, уставим общий лад!

А я не только впредь не трону здешних стад,

Но сам за них с другими грызться рад,

Что волчьей клятвой утверждаю...»»

Но рано руки потирать тем, кто надеется на безболезненный самоотвод этого волка, кинувшегося напяливать на себя овечью шкуру. Само на свете не бывает ничего. Клыки его не делись никуда, как и притворная повадка, путем которых он вспорол сначала брюхо своему безрогому народу, сделав его самым вымирающим в Европе, потом напал на чужой. Там капает с зубов агрессия, еще вчера грозившая всему миру атомной войной – и с языка стекает волчье лицемерие.

Зачем? Кой бес его к тому влечет? Да никакой, сама природа волчья – а во власть всегда заходят одни волки – такова. Сможет народ, наученный всем опытом борьбы за свою человеческую жизнь, дать должный окорот – будет властная тварь служить ему, через врожденное не хочу. Как на том ненавистном нашим волкам и идиотам Западе, где жизнь трудовых людей куда богаче и длинней, чем у наших. А обратится подавляющее большинство в трусливый сброд, готовый выбирать из одного, а там и вовсе из никого и терпеть дикий произвол судов и полицаев – из властного волчонка вырастет клыкастое чудовище. И вся ненасытная страсть его, после пресыщения желудка и того, что ниже – станет драть с волчьей ненасытностью людей, крепя тем свою власть над ними.

А говорить при этом эта тварь может хоть что.