Есть такое общеизвестное математическое понятие: экспонента. Простейшая экспонента (или экспоненциальная функция) описывает процесс, который сначала идет незаметно, затем делает резкий рывок, и переходит в другое качество. Возьмите, например, палку, и сгибайте ее, постепенно усиливая давление. Какое-то время ничего не будет, а потом - бабах! И палка сломается.
Вот и в СССР было так же.
Бытует точка зрения, что распад СССР произошел вследствие заговора, организованного частью партийного руководства. В какой-то мере это так. Тем не менее, заговор - не единственная, и, я бы сказал, даже не главная причина катастрофы.
Мы все больше и больше склонны романтизировать Советский Союз. Представлять его, как страну дружбы и братства, эпоху бесплатной медицины и социальных гарантий, времена, когда ни душа, ни совесть, ни честь не продавались за сдельную цену. Но все-же, на правах представителя поколения 80-х, "свидетеля перестройки", могу сказать, что эта сторона жизни - лишь фасад. Скрывающий за собой невидимые, незаметно протекающие глубинные процессы.
Патриотизм (социалистический) был в СССР государственной идеологией. Великая Отечественная - одним из ключевых пунктов этой идеологии. В школе примерами для нас были Талалихин и Покрышкин, Алексей Маресьев и Александр Матросов, Иван Кожедуб и Зоя Космодемьянская... Все эти имена мы знали наизусть. Не знать их было чем-то постыдым и немыслимым. Позором и компрометацией.
Но все это не работало.
Не работало потому, что мы шли в школу - и слышали одно. Возвращались домой, или выходили на улицу - и видели нечто совсем другое. Юмор ситуации заключался в том, что говорить об этом было нельзя. Например, в маленьком городе, где я жил, было много людей, прошедших (иногда даже несколько раз) "места не столь отдаленные". Традиция была такая: как-никак, тюремный острог с царских времен! :) Туда еще декабристов ссылали. Но стоило намекнуть властям о наличии криминальных субкультур - и можно было "схлопотать по шапке". Потому как организованная преступность в СССР ликвидирована! Такова была государственная догма.
Проблема номер один заключалась в том, что руководство страны напрочь потеряло обратную связь с собственным народом. Потеряло именно по причине догматизма КПСС. Партия жила по принципу: "Факты против нас - тем хуже для фактов". Чем больше народ хотел говорить о своих проблемах - тем сильнее становилось идеологическое давление. И связанное с этим чувство возмущения было одной из причин, которые, в конечном итоге, взорвали страну.
Проблема номер два - монополия на историю. В своей предыдущей статье я говорил, что идеологическая машина Голливуда стремится пожрать нашу историческую память, сделать ее частью своей собственной картины мира. Так вот: в СССР существовало нечто подобное. Там тоже была идеологическая машина, не столь эффективная и действенная, как Голливуд, но опиравшаяся на государственную власть, и потому не имевшая никаких конкурентов. Эта машина, система коммунистической пропаганды, тоже ассимилировала национальную историю. История была "там". По ту сторону экрана, в официальных, часто не принимаемых всерьез мероприятиях, в рассказах лекторов и партийных функционеров. А "здесь" было настоящее, никак не связанное с прошлым. Была мечта о "вареных" джинсах и кроссовках "Адидас", очереди, блат, меркантильные интересы и материальные потребности. Не спорю, существовали и те, кто искренне верил в догмы идеологии. Их даже было много - но это были представители, главным образом, старшего поколения, прошедшие войну, и видевшие ее тяготы. Люди же восьмидесятых мыслили совершенно иначе. Они слушали про подвиг Александра Матросова - а думали о кроссовках и жвачке. "Там", с той стороны экрана/кафедры, было "чуждое прошлое". "Здесь" - шмотки, деньги и бабль-гам.
История и память не были непосредственной частью жизни поколения 80-х. Читая книги, смотря фильмы про Курскую дугу, или Сталинградскую битву, мы относились к ним так же, как к Рамзесу Второму, или Александру Македонскому. Как к неким абстрактным фигурам, не имеющим никакого отношения к практической реальности.
Наше прошлое уже было однажды сожрано идеологической машиной. И ничего хорошего из этого не вышло.
Что же такое на самом деле "наша" история? Чем она отличается от "не нашей"? Ведь, вроде бы, события одни и те же, и страна одна, и даты, и люди? Ан нет - для кого-то это жизнь, а для кого-то - чистая теория. Есть известная буддийская притча. "Как объяснить, что такое огонь, тому, кто никогда не видел огня? Можно сказать ему, что огонь красив, как яркий цветок, яростен, как дикий зверь, текуч и гибок, как вода. Но пока он сам не увидит огня, он не поймет ваших объяснений". Человек искренне будет недоумевать: как это одна и та же вещь может быть одновременно похожа и на цветок, и на зверя, и на воду?
Слова - это только слова. Пока вы не имеете опыта сопричастности с прошлым - вы не поймете, что такое наша история. Если у вас нет внутренней связи с ней - именно опыта, переживания, что все это есть твое, что ты имеешь корни, которые будут держать тебя в любом урагане - это для вас что-то абстрактное. Вы можете знать все - теоретически. И не испытывать по этому поводу ничего. Ваша собственная, личная реальность будет ограничиваться исключительно сегодняшним днем. Миром, в котором "правят бал" джинсы, слаксы, "мафоны", кроссовки и бабль-гам. Они и будут тем значимым объектом, вокруг которого станет обращаться ваша жизнь. Остальное воспринимается по принципу: "Собака лает - ветер носит".
Безусловно, общая история связывает людей друг с другом, и превращает их в народ. Но какая история? Значимая! Та, которая переживается, как часть их "жизненного мира". Пробуждает ощущение деятельного, практического единства с героями прошлого. Та, про которую можно одновремено сказать: наша и моя. Общая и личная сразу. Повторюсь - это опыт сопричастности с историей. Ее переживание.
Так вот. У поколения позднего СССР ничего подобного не было. По крайней мере, у большей его части.
Именно потому, на мой взгляд, и распался Союз. Да, он был великой державой. Но мы хотели джинсы и мАфон. Да, он выступал за социальную справедливость, против совершенно реальной мировой олигархической верхушки. Но мы не верили ни в справедливость, ни в олигархию, мы смеялись над этим. И когда перед нашим носом, как у того ишака из басни, замаячила морковка "свободы" - как же мы рванулись к ней! К нашей свободе. К нашим шмоткам и кассетникам, к сорока сортам колбасы, группе "Лед Зеппелин", и фильму "Эммануэль".
Процесс распада пошел по экспоненте. Количество людей, отчужденных от прошлого, стало преобладающим. И случился качественный скачок.
Была ли в этом наша вина? Безусловно, да. Но только ли наша? Разве партийная и государственная элита, отделившая народ от его собственных предков, была менее виновата? Не одни лишь национал-предатели типа Гайдара с Чубайсом - их вина неоспорима - но и твердолобые идеологи, с упорством, достойным лучшего применения навязывающие народу устаревшие, неэффективные догматы. Все представители советской элиты оказались не теми, кто был нужен стране. Все они провалили экзамен.
Сегодня многие призывают создать единую государственную идеологию, и даже закрепить ее в Конституции. Но те, кто стремится к этому, должны вспомнить, с каким остервенением поколение восьмидесятых билось за отмену шестой статьи Конституции СССР. Мы, испытавшие, как говорится, "на своей шкуре", тяжкую руку идеологического прессинга и контроля, можем утверждать: это путь в никуда. Единство народа не обретается единством лозунгов. Оно обретается единством опыта исторической сопричастности. Опыта, который нельзя передать призывами и словами (а иначе поколение "свидетелей перестройки" было бы самым патриотичным. И не попалось бы на майданный развод). Его можно только ощутить. Ощутить непосредственно. А это процесс глубоко индивидуальный, и самое главное - совершенно добровольный.
Таково отличие между идеологией и сопричастностью. Идеология - это внешнее. Сопричастность - внутреннее. Идеологии приходят и уходят. Сопричастность остается. И именно она является основанием культурного кода и национальной идентичности.
А теперь я скажу, возможно, парадоксальную вещь. Возможно, ее сочтут спорной. Сразу предупреждаю - это моя личная точка зрения, которую я никому не навязываю. Но все же я полагаю, что нынешнее поколение сделало шаг прогресса по сравнению с жителями позднего СССР. Ведь сегодня люди имеют живую связь с прошлым. Для них это часть реальной, обыденной жизни. У нас такого не было.
И потому, думаю я, люди нашего времени все же продвинулись вперед на пути от массы к народу.
Оценили 4 человека
5 кармы