В ночь с 14 на 15 июля 1939 года в своей московской квартире по Брюсовому переулку, 12 была убита 45-летняя Зинаида Райх, известная актриса, жена театрального режиссера Всеволода Мейерхольда, в прошлом — супруга поэта Сергея Есенина. Пробравшись в квартиру через незапертую дверь балкона, преступники нанесли Зинаиде Николаевне множество ножевых ранений.
Дело об убийстве артистки вел Московский уголовный розыск. Злоумышленники, однако, так и не были найдены. Более того, по сей день отсутствует и единая общепринятая версия мотивов преступления.
«Их было двое, и их не нашли»
Спустя несколько дней после этого жуткого, поражающего своей жестокостью убийства Татьяна Есенина (21-летняя дочь Зинаиды Райх от ее брака с Есениным) писала о случившемся Мариэтте Шагинян: «Маму убили в ночь на 15-е июля. Ее уже похоронили на Ваганьковском кладбище недалеко от могилы Есенина. Почти никто не пришел, были родные и несколько посторонних почти людей; из тех, кто ходили всегда, никто не пришел… Они [убийцы]ничего не взяли, не ограбили, они пришли, чтобы убить, и ранили 7 раз около сердца и в шею, и она умерла через 2 часа, а Лидию Анисимовну [домработницу Мейерхольда и Райх]побили по голове, и она жива… Их было двое, и их не нашли…»
А вот – запись в дневнике поэтессы Ольги Берггольц, датированная 13 марта 1941 года: «Райх зверски, загадочно убили через несколько дней после ареста Мейерхольда и хоронили тишком, и за гробом её шел один человек».
ЧЕЛОВЕК БЕЗ ИМЕНИ
В конце 1980-х годов Татьяна Есенина — на тот момент ей было уже 70 лет — обратилась в Политбюро ЦК КПСС с просьбой провести тщательное расследование обстоятельств убийства матери. Среди прочего, она сообщала, что с конца июня 1939 года, то есть, примерно за три недели до трагедии, к Зинаиде Николаевне стал наведываться некий молодой человек, которого Татьяне не приходилось раньше видеть. Его будто бы интересовали какие-то материалы о театре, и поэтому он обратился к Зинаиде Райх. Несколько раз, навещая мать, Татьяна видела, как та вместе со своим гостем просматривает какие-то бумаги; однако ни имени, ни фамилии посетителя девушка не знала.
Надо сказать, что летом 1939-го Зинаида Райх почти ни с кем не общалась. Причина заключалась в том, что ее мужа, Всеволода Мейерхольда, 20 июня того же года арестовали в Ленинграде. С этого момента практически все коллеги и друзья режиссера, прежде часто бывавшие в его доме, в одночасье вдруг куда-то исчезли. И как раз в эти дни в квартире Зинаиды Николаевны впервые появился таинственный незнакомец.
ИСЧЕЗНУВШИЙ ВИЗИТЕР
По данным следствия, именно этот неизвестный посетитель оказался последним, кто видел актрису до появления убийц в роковую ночь с 14 на 15 июля. Татьяны Есениной в тот момент в Москве не было, она уехала в поселок Горенки, где Зинаида Райх ещё в 1926 году купила большой дом. Он использовался как дача, и дети Сергея Есенина, Татьяна и Константин, обычно проводили там лето.
Лидия Анисимовна Чарнецкая, домработница Мейерхольдов, утверждала, что вечером 14 июля к хозяйке в очередной раз приходил тот самый человек, «интересующийся театром». Ушел он после полуночи. При этом, по словам Татьяны Сергеевны, Зинаида Николаевна как-то раз обмолвилась, что попросила его продать некоторые свои ценные вещи, в частности, швейцарские золотые часы.
Однако после убийства актрисы загадочный визитер исчез навсегда; сотрудники МУРа так и не сумели выйти на его след. Вместе с ним пропали и несколько дорогих вещиц, переданных ему Зинаидой Райх с целью продажи. Вопрос о том, какую же роль сыграл в этой темной истории неведомый посетитель, появившийся в квартире в Брюсовом переулке именно тогда, когда был арестован Мейерхольд, остался без ответа.
Зинаида Райх
«Вышли сто, венчаюсь»
Семья, в которой появилась на свет Зинаида Райх, к артистической среде не имела никакого отношения: отец, обрусевший немец Николай (Август) Андреевич Райх, работал машинистом на железной дороге, а мать, Анна Ивановна Викторова, принадлежала к русскому обедневшему дворянскому роду. Зина родилась 21 июня (3 июля) 1894 года под Одессой, в местечке Ближние Мельницы, — сегодня это один из районов «жемчужины у моря». Николай Андреевич, убежденный социал-демократ, состоял в РСДРП, участвовал в революционных событиях 1905—1907 гг., — из-за этого его вместе с семьей отправили (фактически сослали) в 1907 году в Бендеры. Позднее Райхи перебрались в Киев, где Зина начала учиться на Высших женских курсах.
В 19-летнем возрасте девушка вступила в партию эсеров, сказывались, видимо, отцовские «революционные гены». Затем, уехав в Петроград, поступила там на Высшие женские курсы Николая Раева; родители её тем временем перебрались в Орел. Учась на курсах, Зинаида одновременно работала секретарем-машинисткой в редакции эсеровской газеты «Дело народа». Здесь она и познакомилась с Сергеем Есениным, публиковавшим в газете свои стихи.
30 июля 1917 года Есенин и Райх обвенчались («Вышли сто, венчаюсь» — такую телеграмму девушка отправила отцу). В мае 1918-го Зинаида родила девочку – Татьяну, а еще через два года — сына Константина.
«Поехали Зинке морду бить!»
Однако с Есениным в скором времени пришлось расстаться, точнее, он ушел от Зинаиды в конце 1919-го, когда она, с полуторагодовалой Танюшей на руках, была беременна Костей. Официально брак был расторгнут 5 октября 1921 года. Тогда же, в 1921-м, начался первый набор в Государственные высшие режиссерские мастерские, которыми руководил Мейерхольд. Рассказывали, что Всеволод Эмильевич, «положивший глаз» на Зинаиду, однажды якобы сказал Есенину:
- Знаешь, Сережа, я ведь в твою жену влюблен… если поженимся, сердиться на меня не будешь?
Всеволод Мейерхольд на фоне портрета Зинаиды Райх
А Есенин будто бы среагировал с сарказмом, отвесив Мейерхольду картинный поклон:
— Возьми ее, сделай милость… По гроб тебе благодарен буду.
Впрочем, рассказывали и другое. Когда Райх вышла замуж за Всеволода Эмильевича, Есенин с нескрываемым раздражением чехвостил режиссера: «Втерся ко мне в семью, изображал непризнанного гения… Жену увел…» Друзья поэта вспоминали, что разрыв с Зинаидой он, несмотря на наигранно-скоморошью внешнюю браваду, переживал очень тяжело, и в состоянии подпития нередко порывался идти к ней выяснять отношения, причем выяснять их он собирался как настоящий рязанский мужик, впадая в драчливый раж и запальчиво предлагая какому-нибудь очередному товарищу по застолью: «А ну, поехали Зинке морду бить!»
«Любимая! Меня вы не любили…»
Однако за этими эпатажными, задиристо-хулиганскими выходками крылись на самом деле отношения очень непростые и в высшей степени драматичные. У поэта есть несколько стихотворений, которые исследователи напрямую связывают с историей его взаимоотношений с Зинаидой Николаевной. Среди них – знаменитое «Письмо к женщине» (1924 г.), исполненное неподдельной искренности и какой-то острой, пронзительной горечи:
«Вы помните,
Вы все, конечно, помните,
Как я стоял,
Приблизившись к стене,
Взволнованно ходили вы по комнате
И что-то резкое
В лицо бросали мне.
Вы говорили:
Нам пора расстаться,
Что вас измучила
Моя шальная жизнь,
Что вам пора за дело приниматься,
А мой удел —
Катиться дальше, вниз.
Любимая!
Меня вы не любили.
Не знали вы, что в сонмище людском
Я был как лошадь, загнанная в мыле,
Пришпоренная смелым ездоком...»
Читая эти строки, вряд ли можно усомниться, что глубинное отношение Есенина к Зинаиде Николаевне, запрятанное куда-то в самый потаенный закоулок его души, было куда тоньше, умнее, трепетнее, трогательнее и человечнее, нежели внешние их отношения, нескладные и надрывные, нежели вот это разухабистое — «поехали Зинке морду бить»…
«О самом главном и самом страшном»
Несмотря на развод, Сергей Александрович и Зинаида Николаевна время от времени встречались. Многие из людей, близко знавших Есенина и Райх в те годы, сходятся во мнении, что Зинаида очень любила Сергея, — и продолжала любить, даже выйдя в 1922-м замуж за Мейерхольда (Всеволод Эмильевич был на 20 лет старше ее: когда он женился на Райх, ему было 48 лет).
Поэт, прозаик и мемуарист Матвей Ройзман, знакомый с Есениным по литературному объединению имажинистов, в своих мемуарах сообщает, что сын поэта, Константин Сергеевич, рассказывал ему, как Зинаида Николаевна встречалась с его отцом, будучи замужем за Мейерхольдом.
Сергей Есенин, Зинаида Райх, Всеволод Мейерхольд
«Константин, — вспоминает Ройзман, — сопровождал меня к старой подруге его матери — Зинаиде Вениаминовне Гейман. Престарелая любезная женщина рассказала, как в ее комнате бывали Сергей и Зинаида Николаевна. Гейман сказала, что Зинаида Николаевна говорила об Есенине: «Моя сказка, моя жизнь»...»
А в 1935-м, накануне десятой годовщины смерти Сергея Александровича (погиб он, напомним, 28 декабря 1925 года), Райх подарила Гейман свою фотографию, написав на ней несколько строк: «Накануне печальной годовщины (1925 — 1935) мои печальные глаза — тебе, Зинуша, как воспоминание о самом главном и самом страшном в моей жизни — о Сергее. Твоя Зинаида, 1935, 13 дек.».
Мейерхольд, несомненно, был человеком чутким и наблюдательным. По словам Гейман, он, узнав об этих встречах, очень разволновался и завел с 3инаидой Вениаминовной серьезный разговор, под конец которого сказал:
— Знаете, чем все это кончится? Сергей Александрович и 3инаида Николаевна снова сойдутся, и это будет новым несчастьем для нее...
Присутствуя на похоронах Есенина, Зинаида Райх повторяла: «Ушло мое солнце…» Главный вопрос относительно смерти поэта в течение многих десятилетий так и оставался до конца непроясненным: что это было, самоубийство или все-таки убийство? Никто, конечно, не мог предположить тогда, в 1925-м, что трагическая гибель Сергея — лишь первая в инфернальной череде смертей. Спустя несколько лет оборвутся жизни и Зинаиды Николаевны, и Всеволода Эмильевича. Причем смерть они примут самую что ни на есть лютую…
«Театр одной актрисы»
Но в 1922 году никто из них о смерти не помышлял. Выйдя замуж за Мейерхольда, Зинаида переехала к нему на Новинский бульвар. Позднее супруги перебрались в новую четырехкомнатную квартиру режиссера в Брюсовом переулке. Это был первый кооперативный дом, возведенный в столице в советские годы, — добротный, импозантный, с просторными квартирами.
Всеволод Эмильевич, по единодушным свидетельствам его друзей, в Зинаиде души не чаял. Ради нее он расстался с прежней женой, Ольгой Мундт, с которой прожил более 20 лет, вырастив трех дочерей. Введя Райх в труппу своего театра, он сразу же стал давать ей первые роли. Неудивительно, что коллеги по актерскому цеху, мягко говоря, не питали симпатий к новоявленной «приме» и даже называли её «дьяволицей» (за глаза, разумеется), но зато сам Всеволод Эмильевич безоговорочно верил в талант своей пассии. Как-то раз он задал вопрос Анатолию Мариенгофу:
- Как вы думаете, Зинаида будет великой актрисой?
Тот в ответ съязвил:
- А почему не изобретателем электричества?
Вскоре злые языки стали именовать театр Мейерхольда «театром одной актрисы». Но, с другой стороны, стоит упомянуть и о таком факте. Мария Осиповна Кнебель – народная артистка РСФСР, доктор искусствоведения, педагог, воспитавшая несколько поколений замечательных советских режиссеров, – не раз говорила, что за всю её долгую творческую жизнь наиболее сильное впечатление на нее произвела мейерхольдовская «Дама с камелиями» с Зинаидой Райх в роли Маргерит Готье.
«Пятнадцать порций городничихи»
В 1926 году Мейерхольд поставил один из наиболее нашумевших своих спектаклей — «Ревизор» (по Гоголю). Мнения критиков разделились: одни инкриминировали режиссеру «издевательство над классикой», другие возмущались, что он, потакая амбициям Райх, сделал чуть ли не центральной роль Анны Андреевны, супруги городничего (ее играла Зинаида Николаевна). С особым ехидством на эту тему «проехался» литературовед Виктор Шкловский, давший своей рецензии на постановку убойное название — «Пятнадцать порций городничихи», поскольку Райх в спектакле выходила на сцену именно 15 раз.
Однако было и множество критиков, встретивших авангардистскую постановку с восторгом, к примеру, к ней очень положительно отнесся нарком просвещения А.В. Луначарский. В целом же театр Мейерхольда в те годы считали одним из наиболее новаторских, «продвинутых» и успешных в стране. Хотя ладили с Всеволодом Эмильевичем далеко не все: характер у него был достаточно тяжелый. Музыковед Петр Меркурьев (внук Мейерхольда и его первой жены Ольги Мундт) вспоминал, как воспринимали знаменитого режиссера его друзья:
— Подлым он не был. Не был жадным. Тем, кого дед любил, он мог отдать все. И вместе с тем он был страшно категоричен и безумно ревнив. Это относилось и к любви, и к творчеству. На своем пути он мог смести все... Обладал немыслимым темпераментом и фантастическим артистизмом, обожал быть центром внимания. И если вдруг появлялась хотя бы тень соперника, он был готов стереть его в порошок. Сегодня мог кем-то восторгаться, завтра охладевал. Равных ему по дару и эрудиции не было, и, если человек делался ему скучен, он вычеркивал его из своей жизни...
Вернуться «из честности»
Когда весной 1930-го театр Мейерхольда выехал на гастроли в Европу, публика принимала его там прекрасно; Зинаиду Райх западные критики сравнивали со всемирно прославленными актрисами Элеонорой Дузе и Сарой Бернар. В Берлине Всеволод Эмильевич встретился с Михаилом Чеховым – актером и режиссером, до недавнего времени возглавлявшим один из московских театров; но в 1928-м Чехов стал «невозвращенцем», уехав в Европу и оставшись там. Позднее Михаил Александрович рассказывал, что во время этой встречи с Мейерхольдом выступил, так сказать, в роли вещей Кассандры, предостерегая режиссера, что его дальнейшая судьба в СССР сложится, скорее всего, очень трагично:
«…Я старался передать ему мои… предчувствия о его страшном конце, если он вернется в Советский Союз. Он слушал молча, спокойно и грустно ответил мне так (точных слов я не помню): с гимназических лет в душе моей я носил Революцию -и всегда в крайних, максималистских её формах. Я знаю, что вы правы, — мой конец действительно будет таким, как вы говорите. Но в Советский Союз я вернусь. На вопрос мой — зачем? — он ответил: из честности».
Разгром театра
К середине 1930-х над Мейерхольдом стали сгущаться тучи. В январе 1936-го в «Правде» появилась редакционная статья «Сумбур вместо музыки». И, хотя публикация посвящалась опере Дмитрия Шостаковича «Леди Макбет Мценского уезда», — в ней в негативном ключе упоминалась и «мейерхольдовщина» как образчик «формалистического» и «антинародного» искусства.
17 декабря 1937-го в той же «Правде» была помещена разгромная статья «Чужой театр» за подписью Платона Керженцева — председателя ВКИ (Всесоюзного комитета по делам искусств). Этой публикацией, собственно, подготавливалось уничтожение ГосТиМа – театра Мейерхольда. А 7 января 1938 года Керженцев подписал приказ и о «ликвидации» этого театра. В документе говорилось, что ГосТиМ впал в «формализм и натурализм», занимает «чуждые советскому искусству позиции», практикует «левацкое трюкачество и формалистические выверты», дает «извращенное, клеветническое представление о советской действительности».
Телефон в доме Всеволода Эмильевича вдруг резко замолчал. Друзья и приятели режиссера словно внезапно все разом сгинули. Помощь пришла от Станиславского, возглавлявшего Государственную Оперно-драматическую студию, — Константин Сергеевич пригласил опального, оставшегося без работы Мейерхольда к себе на должность режиссера. Через некоторое время (в августе 1938-го) Станиславский умер, и Всеволод Эмильевич стал главным режиссером Оперной студии.
15 июня 1939 года Мейерхольд отправился по делам в Ленинград. Остановился он как обычно в своей ленинградской квартире, в доме на Набережной реки Карповки, 13. Там его и арестовали ранним утром 20 июня. В тот же день обыски прошли в московской квартире режиссера, где сотрудники НКВД изъяли ряд бумаг и документов, в его рабочем кабинете в Оперной студии и на даче в Горенках.
Убийцы в квартире
Менее чем через месяц, в ночь на 15 июля 1939 года, двое преступников через балкон проникли в квартиру в Брюсовом переулке. Злоумышленники вошли в кабинет, перерыли шкафы (сыщики МУРа впоследствии найдут там множество отпечатков пальцев), затем через коридор направились в комнату Зинаиды Николаевны. Она за несколько минут до этого вышла из ванной, но еще не спала, а сидела за столиком с какими-то бумагами. Убийцы набросились на нее. Райх, по всей видимости, оказала яростное сопротивление. Мебель в комнате была раскидана, стулья перевернуты, в разных местах остались следы крови.
Дом в Брюсовом переулке, 12. Москва
От криков хозяйки домработница Чарнецкая проснулась и кинулась в комнату Зинаиды Николаевны. Бросившийся навстречу Лидии Анисимовне мужчина с силой ударил её по голове, метнулся к входной двери, провернул ручку французского замка и выскочил на лестничную площадку. На стенах подъезда остались следы его ладоней, вымазанных в крови. Злоумышленник несся, перескакивая сразу через несколько ступенек и отталкиваясь от стен руками. Второй убийца сбежал из квартиры через балкон.
Подоспевший дворник вызвал «скорую», однако медики не успели оказать актрисе серьезной помощи, — она скончалась по дороге в больницу. Рана на голове Лидии Анисимовны оказалась неопасной. Позднее домработницу несколько раз допрашивали в МУРе, но существенных результатов это не принесло: Чарнецкая не запомнила лиц преступников.
Николай Андреевич Райх, отец актрисы, высказывал предположение, что убийство было совершено с мародерской целью — завладеть великолепной квартирой. Следователи, занимавшиеся убийством Зинаиды Николаевны уже в перестроечные годы, тоже считали вполне вероятными и бытовую, и уголовную версии преступления.
ОБВИНЕНИЕ
А Всеволоду Эмильевичу, находившемуся в лубянской тюрьме (он, судя по всему, даже не знал о страшной гибели жены), тем временем предъявили несколько тяжелейших политических обвинений. Вот выдержка из его дела: «…Мейерхольд В.Э. изобличается как троцкист и подозрителен по шпионажу в пользу японской разведки... В течение ряда лет состоял в близких связях с руководителями контрреволюционных организаций Бухариным и Рыковым… Японский шпион Иошида Иошимасу ещё в Токио получил директиву связаться в Москве с Мейерхольдом. Установлена также связь Мейерхольда с британским подданным по фамилии Грей, высланным в 1935 году из Советского Союза за шпионаж…»
Первую неделю допросов режиссер держался, но потом стал давать показания против себя, «признаваясь» в том, что «состоял в антисоветской троцкистской организации», вел в театре «вредительскую работу» (в частности, посвятил спектакль «Земля дыбом» Льву Троцкому), сотрудничал с британским подданным Фредом Греем, который привлек его к «шпионской работе», и т.п.
Обвинительное заключение по делу режиссера гласило, что он «вел активную шпионскую работу против СССР», работал на английскую и японскую разведки, являлся «кадровым троцкистом». Основываясь на этом, Военная коллегия Верховного суда СССР 1 февраля 1940 года на закрытом судебном заседании приговорила Мейерхольда к расстрелу.
ИСПОВЕДЬ ЗА СЕКУНДУ ДО СМЕРТИ
В последние дни своего пребывания в тюрьме Всеволод Эмильевич успел написать заявление на имя председателя Совнаркома Вячеслава Молотова. Все его признательные показания, сделанные ранее, этим посланием напрочь опрокидываются:
«...Вот моя исповедь, краткая, как полагается за секунду до смерти. Я никогда не был шпионом. Я никогда не входил ни в одну из троцкистских организаций (я вместе с партией проклял Иуду Троцкого). Я никогда не занимался контрреволюционной деятельностью... Меня здесь били — больного 66-летнего старика, клали на пол лицом вниз, резиновым жгутом били по пяткам и по спине, когда сидел на стуле, той же резиной били по ногам… И в следующие дни, когда эти места ног были залиты обильным внутренним кровоизлиянием, то по этим красно-синим-желтым кровоподтекам снова били этим жгутом, и боль была такая, что, казалось, на больные чувствительные места ног лили крутой кипяток…»
Ни малейших проволочек с приведением приговора в исполнение не было. Уже 2 февраля 1940 года, на следующий день после вынесения приговора, Мейерхольда расстреляли. Тело его захоронили в одной из трех общих могил на московском Донском кладбище. Через полтора десятилетия, в 1955-м, Военная Коллегия Верховного суда СССР посмертно реабилитировала режиссера. А проверка заявления Татьяны Есениной, проведенная в конце 1980-х, по сути, ни к чему не привела: в заключение по ней говорилось, что установить лиц, виновных в убийстве Зинаиды Райх, «в настоящее время… не представляется возможным».
* * *
«Убили зверски, загадочно» — эти слова как будто сказаны обо всех участниках «треугольника», чьи судьбы переплелись столь неразрывным и роковым образом, — о Сергее Есенине, Зинаиде Райх, Всеволоде Мейерхольде…
Оценили 7 человек
19 кармы